Книжный магазин в Мейфэре

Питер тихонько присвистнул и закружил меня в танце.

– У тебя определенно криминальный вид.

– Примерь свою. Глэдис ее выгладила.

Когда он появился в черной рубашке, я тоже одобрительно присвистнула.

– Мистер Родд, вы неотразимы в черном! Должно быть, мне стоит обыскать вас, вдруг вы носите в заднем кармане оружие или портрет Гитлера с его автографом?

– Неужели я выгляжу таким же самонадеянным, как Лидер? – шутливо осведомился Питер, назвав Мосли придуманным мной прозвищем.

– Ты в сто раз красивее. Но, честно говоря, я предпочла бы, чтобы ты снял эту рубашку.

– Ты покинула бы своего мужа ради меня? – спросил он.

– Слава богу, мне не придется делать такой выбор, ведь я счастливица, уже обвенчанная с тобой.

Мы переоделись в обычную одежду. Я посмотрела на широкую спину мужа, прежде чем она скрылась под хлопчатобумажной тканью. Мне хотелось пробежаться пальцами по его коже, поцеловать ложбинку у позвоночника, вдохнуть знакомый запах. Когда Питер лежал рядом со мной, это было невероятно сладко, но слишком мимолетно и всегда быстро заканчивалось.

Мы женаты уже полгода, а результатов никаких. Пожалуй, это к лучшему: ребенок – это еще один рот, который пришлось бы кормить. К тому же мы не могли позволить себе няню.

Я отвернулась и принялась затягивать пояс на талии.

– Ужин готов.

– Я умираю от голода, – с энтузиазмом ответил Питер. Интересно, как такое может быть? Счета за ланч из его клуба приходят почти ежедневно.

Напомнив себе о том, что счастливой домохозяйке не следует замечать проступки мужа, я с улыбкой подала ужин, приготовленный с помощью Глэдис: суп из лука-порея и пастуший пирог.

Питер налил мне бокал вина и, когда я уселась, взял мою руку в свои ладони, поднес к губам и поцеловал.

– У нас все будет в порядке, – сказал он, словно отвечая на вопрос, который я постоянно задавала себе, но никогда не высказывала вслух.

В самом деле, как может быть иначе?

Дорогой Ивлин!

Ты просил рассказать о митинге, так что приготовься к ужасам, о которых я поведаю…

Толпа в «Олимпии» состояла из представителей всех слоев общества. Большинство были облачены в те самые черные рубашки, насчет которых мы с Питером подтрунивали друг над другом. Фанатизм так промыл мозги умным людям, что они присоединились к этому абсурду. Признайся, ты с удовольствием прокомментировал бы эту банальную моду.

Я с удивлением обнаружила, что даже Питер не чужд этого, и слегка встревожилась. Он смотрел на Мосли чуть ли не с восхищением. У меня возникло искушение стукнуть его сумкой по голове. Более того, он стал подпевать фашистской песне: «Британия, проснись!» Я не могла решить, Питер так дурачится или же действительно подпал под обаяние Мосли. Впрочем, обаяние – качество, которое несовместимо с Людоедом.

Итак, под звуки фанфар и радостные возгласы толпа приветствовала своего Лидера. Люди были буквально загипнотизированы – так человек не способен оторвать взгляд от несчастного случая или ссоры, разгорающейся на улице. Десятки знаменосцев в черных рубашках прошли маршем к трибуне. За ними следовал Мосли – с горделивой осанкой, махая толпе, словно король. На месте Дианы я сгорела бы со стыда, но она улыбалась, глядя на Людоеда влюбленными глазами.

Стадион в «Олимпии» был заполнен невероятным количеством влиятельных персон, а также тысячами рядовых членов Союза. Дипломаты, бизнесмены, аристократы, журналисты стояли бок о бок с фермерами, торговцами, чернорабочими.

Говорю тебе, это был настоящий кошмар. Если ты мне не веришь, сходи на митинг сам – однако предупреждаю: не надевай красное.

С любовью,Нэнси

Диана стояла рядом со мной, не сводя широко распахнутых глаз с любовника. Тот приближался к трибуне, а его последователи громко клялись ему в верности.

Когда шум затих, Мосли заговорил.

Какой-то мужчина в толпе вдруг выкрикнул:

– Фашизм – это убийство! Долой фашизм! Долой Мосли!

– Проклятые жиды-коммунисты пришли, чтобы сорвать митинг. Но им это не сойдет с рук! – сказал какой-то мужчина, стоявший рядом с Питером.

Мне не следовало бы удивляться этому антисемитскому высказыванию, но я все равно удивилась. Услышать такое совсем рядом! Я открыла было рот, но Питер покачал головой. Толпа взорвалась выкриками членов Британского союза фашистов в ответ на слова: «Долой Мосли!» Массовая дискуссия в море черного и красного…

Мосли пытался вернуться к своей речи, призывая к порядку, но его опять прервали. Это случалось снова и снова, и каждый раз он замолкал, глядя на Диану, и ждал – как терпеливый отец ждет, пока утихомирят его капризного отпрыска. Чернорубашечники быстро хватали протестующих, но другие люди тут же подхватывали их мантру, провоцируя новые беспорядки. Стражи в черных рубашках кидались на возмутителей спокойствия со всех сторон; толпа качнулась, чей-то локоть угодил Питеру под ребра, и он ответил тем же. Я опасалась массовой драки.

Чернорубашечники действовали быстро и слаженно. Некоторых протестующих, обмякших и окровавленных, уже тащили со стадиона, другие отважно сами прокладывали себе путь. Все это время Мосли стоял почти с радостным блеском в глазах, словно именно этого он и ждал. Он желал, чтобы протестующих затоптали, – жаждал показать свою силу, свою власть.

Я широко открытыми глазами смотрела на Питера. Увидеть такое насилие на политическом митинге?! Мое внимание привлек орущий Эсмонд Ромилли, мой юный наивный троюродный брат, коммунист. Он находился близко к трибуне и кричал Мосли: «Свинья!» Диана и Мосли делали вид, будто ничего не замечают. Словно жестокость по отношению к тем, кто выступает против их политики, нормальна.

Мой желудок скрутило, каждая моя частичка порывалась сбежать. Однако исчезновение поставило бы крест на наших с Дианой отношениях и к тому же вызвало бы агрессию в мой адрес со стороны этих негодяев с кастетами.

Я украдкой потянулась к руке Питера, сжала ее и обрадовалась, почувствовав, что он не отстранился, а, наоборот, крепко сжал мою в ответ.

Со стадиона выводили сотни окровавленных протестующих, но ни один из них не удостоился взгляда Дианы. Неужели она так привыкла к насилию? Как же она может мириться с подобным?

Если я напишу об этом в своей книге, последствия обязательно будут. А каковы будут последствия, если не напишу?

Против фашизма выступали коммунисты – так, по крайней мере, утверждал член Британской фашистской партии, стоявший возле нас. Кричать о своем неприятии фашизма – их право, так же как право каждого фашиста – кричать о вреде социализма. Но проливать кровь – это уж слишком.

Если люди опустятся столь низко, то палата лордов превратится в сумасшедший дом. Всех, кто не приемлет какой-нибудь билль, станут избивать до крови. С голов членов парламента полетят парики, а их самих стащат с зеленых скамей на зеленый ковер. Таким образом, название моей книги «Потасовка» [24] приобрело еще одно значение – чисто политическое.

У меня пересохло во рту. Я боялась, что Англия станет еще одной Германией. Пойти на этот кошмарный митинг – ужасная идея.

Я содрогнулась, и Питер крепче стиснул мою руку.

– Мы победим! – орал Мосли с трибуны. – Или, по крайней мере, вернемся на щитах [25].

Мы отклонили предложение Дианы и Лидера выпить с ними за победу, сославшись на мою головную боль. Добравшись до своего тихого, мирного коттеджа, сорвали с себя черные рубашки и швырнули их в угол. А затем занялись любовью. Я льнула к Питеру, отчаянно ища нежности, нуждаясь в его прикосновениях и в уверенности в том, что находиться рядом с человеком – безопасно. Впервые за все время нашего брака я действительно почувствовала, что мы едины разумом, телом и духом.

Лежа в постели, я глядела в потолок. Затем повернулась к Питеру и сказала:

– Я беспокоюсь о своей сестре.

– А я беспокоюсь о каждом, кто пойдет против нее.

– Может быть, мне следует сказать издателю, что я не смогу закончить эту книгу?

– Тогда тебе придется вернуть аванс, который мы уже потратили.

Я кивнула. У нас действительно не было денег, и мы очень рассчитывали на авторский гонорар, который должно принести издание.

На следующий день, сделав разворот на сто восемьдесят градусов, «Дэйли мейл» опубликовала язвительную редакционную статью о митинге в «Олимпии». В письме, адресованном Мосли, лорд Ротермир, основатель этой газеты, отказывал в поддержке Британскому союзу фашистов: «Я недвусмысленно разъяснил в наших с вами беседах, что никогда не стану поддерживать ни одну партию с антисемитским уклоном, ни одно движение, которое в число своих целей включает диктатуру…»

Все еще потрясенная тем, чему мы явились свидетелями, я сбежала из дома с Лотти и Милли – на энергичную прогулку по берегу Темзы. Собачки сопели, обнюхивая траву и цветы, а я обдумывала увиденное вчера.

Две мои сестры влюбились в мужчин, стремящихся к диктатуре. Две мои сестры влюбились в мужчин, которые ненавидят некоторых представителей человеческой расы просто за их этническую принадлежность.

Вернувшись в коттедж, я начала письмо к Диане, испытывая потребность изложить на бумаге свои мысли и тревоги. Нужно, чтобы она прислушалась ко мне и задумалась над выбранным путем. Она в опасности. Мы все в опасности.

Дорогая!

Я чувствую себя обязанной поделиться с тобой моими опасениями. Я боюсь за тебя, за твоих милых малышей. Насилие на этом митинге…

Я разорвала письмо и швырнула его в мусорную корзину.

Около трех часов дня в дверь постучал курьер. Я ожидала, что принесли очередную долговую расписку, и удивилась, увидев на конверте печать лорда Реннелла, отца Питера.

Письмо было адресовано мне и написано явно второпях. Каким-то образом он обнаружил, что мы с Питером присутствовали на митинге в «Олимпии».

Не могли бы вы убедить его заниматься своими делами и не выставлять себя на всеобщее обозрение на этих фашистских демонстрациях? Ситуация принимает очевидно плохой оборот…

Я с трудом сглотнула, соглашаясь со всем, что написал лорд Реннелл. Мы оба все понимали. Но кто может хоть что-то втолковать Питеру? Питер делает все, что ему заблагорассудится.

Пока муж не пришел домой, я отправилась в нашу спальню, чтобы привести себя в порядок, – и увидела, что черные рубашки, которые мы швырнули в угол, Глэдис выгладила и повесила в шкаф. Я поспешно закрыла дверцу.

По окончании ужина с треской и картофелем я вручила Питеру письмо от отца.

У него заходили желваки.

– Я не собираюсь идти еще на один митинг, – сказал он раздраженно. – Но и не нуждаюсь в разрешении отца, если захочу это сделать. А также в твоем.

– Но ты же не пойдешь назло отцу?

– Нет, даже ради того, чтобы рассердить этого старикана.

Я с облегчением кивнула.

– Глэдис погладила наши рубашки.

– Я больше не надену эту гадость.

Слава богу!

– Давай бросим их в Темзу?

– У меня есть идея получше.

Мы сидели в гостиной, прихлебывая бренди и наблюдая, как наши рубашки горят в старинном камине.

– Тебе следует закончить свою книгу, – сказал Питер.

Я немедленно ощетинилась:

– А может быть, это тебе следует найти службу получше?

С многострадальным видом он глубоко вздохнул.

– Это не из-за денег, хотя они нам действительно нужны. И что плохого в том, что жена содержит своего мужа?

Я проигнорировала этот вопрос.

– Тогда почему?

– Потому что люди должны увидеть нелепость фашизма. Ты умеешь писать истории, которые кажутся легкими. Твои сестры не смогут обидеться на сатиру.

Судя по этим словам, Питер ничего не знал о моей семье. Мы обижаемся на всё. Однако кое в чем он прав: в конце концов сестры меня простят.

Спустя три недели в середине ночи Гитлер приказал приспешникам из СС убить нацистских лидеров СА [26] и сотни своих оппонентов. Таким образом он очистил партию от всех, кто возражал против его руководства. Людей вытаскивали из постелей и расстреливали. В газетах это назвали die Nacht der langen Mеsser – «ночью длинных ножей».

Юнити написала об этом длинное письмо, где выразила радость по поводу убийства Эрнста Рёма [27]. Очевидно, она помчалась в Коричневый дом [28], к своему возлюбленному, коричневорубашечнику, чтобы узнать новости. Ма и сестра Джессика во время этих событий находились в Германии. Полагаю, Па пребывал в ужасе. Я не находила внутри себя ни слов, ни мужества, чтобы приступить к следующей главе книги. Не теперь, когда в мире столько насилия. Не теперь, когда моя сестра стремится быть в центре событий. Вместо этого я сочинила статью для «Вангард», в которой осудила разлагающуюся демократию Британии, высмеяла Мосли и его фашизм и стала ждать, когда чернорубашечники постучат в мою дверь.

За чаем на Итон-сквер Диана показала мне письмо Юнити о «ночи длинных ножей». С какой легкомысленностью она описывала те события, называя их одновременно волнующими, потрясающими и ужасающими. Юнити выражала свою тревогу за Гитлера. И писала, что, по слухам, несколько членов СА покончили с собой, хотя на самом деле их убили. О, как же основательно промыли мозги моей сестрице!

Затем пришло письмо от Юнити, адресованное мне. Начала сестра безобидно: могу ли я устроить для нее вечеринку, когда она вернется в этом месяце в Свайнбрук? А еще нужно переделать ее платье. Но вскоре младшая сестренка перешла к опасной теме.

«А теперь серьезно – об этой книге… Я предупреждаю тебя: ты не должна ее публиковать, так что лучше не трать время впустую. Потому что, если ты все-таки опубликуешь ее, я никогда больше не смогу с тобой разговаривать…»

Далее последовали яростные нападки на мою статью в «Вангард». Юнити сообщила также, что у нее более трех сотен открыток с изображением Гитлера, которые она должна мне показать, и она не сомневается, что я приду в восторг. Закончила письмо сестра словами: «Heil Hitler!» А в постскриптуме рассказала, как дала отставку одному из эсэсовцев, потому что, как выяснилось, тот предпочитает мужчин.

Кто эта девушка?

И я в самом деле должна устраивать для нее вечеринку?

К горлу подступила тошнота.

Усугублял ситуацию Питер… С тех пор как мы побывали на митинге, он каждый вечер возвращался домой все позднее, пропахший спиртным и духами. Он бродил по коттеджу в какой-то прострации, много пил, а наутро звонил на работу и говорил, что не придет, поскольку слег с инфлюэнцей. Разве он не понимает, что похмелье не имеет ничего общего с инфлюэнцей?

И разве он не понимает, что я чувствую запах ее духов?

Я опасалась за судьбу своего брака.

В следующем месяце Гитлер захватил полную власть в Германии, победив на выборах. И отныне я опасалась за судьбу Европы.

Глава 6

Люси

После долгой поездки из Чатема в Лондон Оливер не пошел на работу, но Люси направилась прямо в книжный магазин. После визита в великолепный Чатсуорт-хаус она уже знала, чем хочет пополнить библиотеку Мастерс. Была только середина дня, и в магазине толпились покупатели.

За время ее отсутствия интерьер преобразился – шла подготовка к Хеллоуину. В витрине, на шелковой паутине, расположился большой паук – он призывал запастись леденящим кровь чтением к кануну Дня Всех Святых. Среди сверкающих тыкв и миниатюрных скелетов, обедающих за столом, пристроились детские ужастики, а также бестселлеры и классика жанра хоррор: «Франкенштейн» Мэри Шелли, «Призрак дома на холме» Ширли Джексон, «Сердце-обличитель» Эдгара Аллана По и «Ребенок Розмари» Айры Левина.

Люси нравилась такая атмосфера, еще и поддержанная мрачноватой музыкой. Жаль, что ее здесь не будет в Хеллоуин! Объявление на кассе гласило, что каждый ребенок, пришедший в магазин в маскарадном костюме, бесплатно получит книгу.

Хеллоуин был любимым праздником Люси. Они с сестрой обожали наряжаться в «парные» костюмы, предпочитая образы литературных героев – например, Глинды и Дороти из «Удивительного волшебника из страны Оз», Коралины и Другой Коралины из романа Нила Геймана, а когда подросли – служанок из «Рассказа служанки» Маргарет Этвуд [29]. Но самые запомнившиеся герои – Пеннивайз и одна его жертва из «Оно» Стивена Кинга: тогда Вивьен в облике клоуна гоняла Люси от дома к дому.

Нэнси в своих письмах упоминала, как любит наряжаться в маскарадные костюмы и гулять по Лондону. Люси отдала бы что угодно ради шанса переместиться в те времена и порезвиться вместе с Нэнси.

Отогнав ностальгические мысли, Люси спустилась по лестнице в офис и уселась за свой стол. Ей предстояло сделать множество заказов на книги из чатсуортского списка. Час спустя, после работы с базой данных и нескольких телефонных звонков, она откинулась на спинку стула и потерла глаза. Люси вымоталась, однако причиной была не только смена временных поясов. Она надрывалась, стараясь доказать мистеру Слоану, что достойна повышения, и не сомневалась: ей удается идти к этой цели с развевающимися знаменами.

– Как вам Чатсуорт? – спросила Эш, усевшись за соседний стол.

– Изумительное место. Я хотела бы остаться там на целую неделю.

Люси сделала пометку: добавить в список кое-что из классики хоррора.

– За такую библиотеку, как в Чатсуорте, можно умереть. – Эш придвинулась к столу Люси. – А что было выставлено?

– Три роскошных первых издания Джейн Остин в кожаном переплете. Я не отказалась бы иметь такие в своей личной библиотеке.

– Да уж, – Эш издала смешок. – Я тоже не отказалась бы… А что, кроме Остин, понравилось вам больше всего?

Барбара и Луиза, вернувшиеся в офис, раздали всем картонные стаканчики с чаем.

– Спасибо, – поблагодарила Люси, вдыхая аромат яблок в карамели. – Я пришла в восторг от потайной лестницы. И еще кое-что личное: я прочла там письма, связанные с бывшим женихом Нэнси Митфорд. Дело в том, что он мой дальний родственник.

– Хэмиш? – Эш отхлебнула чай.

Люси удивленно приподняла брови.

– Вы слышали о нем?

Эш рассмеялась:

– Невозможно работать в «Хейвуд Хилле» и не знать историю этих ваших Митфордов. Кроме того, я пламенная поклонница Нэнси.

– Я тоже. – До чего приятно встречать людей, которые так же, как и она, одержимы всем, что касается литературы и жизни авторов! – Кстати, о Нэнси… Вы знаете что-нибудь об экземпляре «В поисках любви», который она могла здесь оставить для своей подруги?

Эш наморщила лоб.

– Не думаю. Вы имеете в виду что-то такое, что и сейчас находится здесь? В таком случае вы можете поискать на полках. Но вряд ли у нас в хранилище есть какие-нибудь первые издания Митфордов. Они все выставлены.

– Нет, я знаю, где сейчас эта книга: моя мама купила ее двадцать лет назад. С тех пор она хранится у нас дома. Но, судя по всему, Нэнси оставила ее здесь для своей подруги.

Эш и Луиза покачали головами.

– Вы могли бы спросить Оливера, – посоветовала Барбара. – Уж если кто и знает об этом, то только он. По крайней мере, он способен подсказать направление поисков.

Люси привстала со стула, но в этот момент зазвонил ее сотовый. Босс хотел узнать, как идут дела с библиотекой клиентки.

– Вы молодец, миз Сен-Клер, – похвалил мистер Слоан, завершая длительный разговор.

Отключив телефон, Люси издала удовлетворенный вздох и улыбнулась.

– Мы направляемся обедать в паб. Хотите с нами? – спросила Луиза, подняв взгляд от монитора.

– С удовольствием.

Люси перекинула ремешок сумки через плечо и последовала за своими новыми друзьями – книжными червями – на бодрящий осенний воздух.

На следующее утро, придя в магазин пораньше, Люси поискала Оливера. Заметив, что он таскает коробки с новыми поступлениями, она подняла одну.

– Итак, Оливер, – начала она, следуя за ним вниз по узким ступеням, – известно ли вам что-нибудь об экземпляре «В поисках любви», который Нэнси Митфорд когда-то оставила здесь для подруги? Моя мама купила его много лет назад. Нас всегда интриговала дарственная надпись, адресованная женщине по имени Айрис.

Оливер вытер пот со лба.

– Давным-давно ходили слухи о книге, которую Митфорд оставила для кого-то и которую никто не забрал. Но я всегда полагал, что речь идет о читательнице. Почему вы думаете, что это ее подруга?

– Надпись очень интимная.

– Ах, вот как.

Оливер кивнул и, открыв первую коробку, передал Люси стопку книг. Затем сделал ей знак следовать за ним к компьютеру – названия следовало внести в каталог.

– Я не слышал об Айрис, но, по-видимому, Нэнси годами оставляла здесь экземпляры своих произведений – для разных друзей и фанатов. Она была своим человеком в этом магазине еще до того, как начала в нем работать.

Люси кивнула, даже не скрывая разочарования.

– Эту загадку я давно пытаюсь разгадать. Поэтому буду благодарна за любую помощь. Я уже просмотрела письма и статьи в поисках подсказок, но пока мне не везет.

– Рад буду помочь. Нэнси всегда была и остается несколько таинственной, согласитесь?

– Да. – Люси немного помолчала. – Она рассказывает столько подробностей о себе в своих письмах и романах, но нет ли у вас ощущения, что все это фасад? Будто она что-то скрывает? Или, возможно, прячется от чего-то? У нее было так много друзей – я даже не могу запомнить всех по имени. Она словно ни на минуту не хотела остаться одна, проводила все свое свободное время с разными знакомыми, выглядела веселой и беззаботной – но, может быть, она намеренно старалась лишить себя покоя?

– Находиться в покое – наедине со своими мыслями – бывает очень непросто. Разве можно винить ее за это? – спросил Оливер и вернулся к коробке за новыми книгами. – А вам с такой семьей, как у Нэнси, захотелось бы уединения? Один на один со своими тягостными думами и разочарованиями?

– Убедительный довод.

Люси помогла Оливеру с остальными книгами – и, кроме того, обнаружила, что одна из коробок заполнена изданиями, заказанными ею для библиотеки Мастерс. Затем она вернулась к своему столу, решив отправить сестре имейл или даже позвонить. Чем глубже она зарывалась в прошлое Нэнси – одинокой посреди толпы знакомых, – тем сильнее ощущала, как важно для нее поддерживать связь с сестрой.

– Я нашел то, что вас, вероятно, заинтересует, – Оливер держал в руках стопку потрепанных конторских книг. – Они хранились в дальней кладовке. Здесь записи тех лет, когда Нэнси работала в магазине. Она подробно описывала почти все происходящее, включая книжные салоны, на которых выступала в роли хозяйки. Вдруг вы узнаете что-нибудь об Айрис.

– Потрясающе! Большое спасибо.

Приняв книги от Оливера, Люси положила их на стол и медленно раскрыла первую. Знакомый небрежный почерк Нэнси заполнял страницы. Записи об изданиях, которые нужно заказать для определенных клиентов, пометки о проданных томах и других товарах. Вопросы к владельцам «Хейвуд Хилла»: например, не могли бы они сократить часы работы в воскресенье или увеличить количество французских произведений. Списки посетителей различных салонов, включающие имена литературных знаменитостей. Указания, какие книги следует послать солдатам за море.

И вдруг взгляд Люси зацепился за напоминание в самом конце одной из записей: «Нужно нанять продавца. Айрис?»

Однако в дальнейшем больше ничего не говорилось ни об Айрис, ни о том, наняли ее на работу или нет.

У Люси возникло ощущение, будто она совершила открытие. Да, пока что она оставалась с пустыми руками, но все-таки это шаг в правильном направлении. Айрис реальна.

Глава 7

Нэнси

Март 1935 года

Дорогой Марк,

был ли ты когда-нибудь так несчастен, что собственное горе, казалось, вот-вот раздавит тебя своей тяжестью?

Весна – пора возрождения. Земля пробуждается после ледяного сна и большими глотками вдыхает теплый воздух. Трава сменяет коричневый цвет на зеленый, а из почек появляются ослепительные лепестки.

Великое пробуждение природы было прекрасным, чего я не сказала бы о своем…

Перед Рождеством мы с Продом отмечали нашу первую годовщину. На чопорном ужине в «Ритце» присутствовали Диана с Мосли и несколько наших друзей. За дорогущей, но унылой трапезой последовало слишком много шампанского. Я испытала облегчение, узнав, что счет загадочным образом оплачен каким-то неведомым благодетелем. Мы заночевали в Ратленд-Гейт, чтобы не тащиться в наш Роуз-коттедж. Проснулась я с головной болью и поняла Прода, упорно называвшего это утренней инфлюэнцей.

Разница между нами заключалась в том, что я могла излечиться с помощью чудотворного эликсира моей мамы: сырые яйца, вустерский соус [30] и щепотка перца, тогда как Питер предпочитал изнывать от жалости к самому себе.

Когда наш бесплодный брак вступил в свою вторую весну, в моем сознании пышным цветом расцвели кое-какие догадки (зиму я провела в счастливом неведении). Я поняла, что мой муж – не только сплошное разочарование, но и бабник.