Книжный магазин в Мейфэре

Элиза Найт

Книжный магазин в Мейфэре

Моему папе, который пробудил во мне любовь к чтению с ранних лет и никогда не отказывался возить меня в самое волшебное из всех мест на свете – в книжный магазин

© 2022 by Eliza Knight All rights reserved

This edition published by arrangement with Taryn Fagerness Agency and Synopsis Literary Agency.

Перевод с английского Елены Фрадкиной

© Элиза Найт, 2023

© Елена Фрадкина, перевод на русский язык, 2023 Издание на русском языке, оформление. Строки, 2023

Глава 1

Нэнси Митфорд

Середина марта 1931 года

Дорогой Ивлин!

Куда еще надеть восхитительную коралловую тиару, как не на презентацию собственной книги? Особенно если хозяйка шумного сборища – моя знаменитая младшая сестра Диана, леди Гиннесс.

Конечно, я предпочла бы пить вино из бутылки, бегая по улицам в костюме одного из персонажей собственного романа. Но сестра – ты же знаешь, какая она, – настояла на том, чтобы устроить вечеринку, и, без сомнения, превзойдет саму себя. Я с радостью согласилась: родители всегда смотрели свысока на мою прозу. Не то что ты, мой дорогой друг.

До скорого…

С любовью,

Нэнси

В доме на Букингем-стрит, расположенном в двух шагах от королевского дворца, из хрустальных люстр лился золотистый свет. Повсюду стояли вазы с гардениями, розами и лилиями. Маленький джазовый оркестр играл попурри из последних хитов и старых любимых мелодий, способных завлечь на танцпол даже старшее поколение.

Роскошный четырехэтажный особняк был буквально набит гостями. Многие из них пришли ради дарового шампанского – башня из хрустальных бокалов никого не оставляла равнодушным – и изысканных канапе, которые разносили лакеи в ливреях семьи Гиннесс. Как аристократично! Другие же заявились, чтобы попасть в объектив фотокамеры и оказаться в светской хронике.

У входа лежали стопки «Горского флинга» [1] в твердом переплете, на котором красовалось мое имя. Каждый приглашенный унесет домой экземпляр моего первого романа с автографом, нацарапанным внутри, и блестящей подписью, которую я придумала сама: «Мечтателю, живущему в каждом из нас. С любовью, Нэнси Митфорд». Из сотни знакомых, пришедших на мероприятие, лишь несколько человек понимали истинное значение этих слов – я видела это по их лукавым дьявольским ухмылкам.

Жизнерадостная атмосфера вечера была наполнена joie de vivre [2], свойственной моей сестре и ее мужу. Однако меблировка в доме отличалась чопорностью, как и дюжина престарелых горничных, – и здесь уже чувствовалась рука свекрови. О, моя бедная сестра!

Лишь одна деталь диссонировала с обстановкой: абстрактное произведение искусства. Этой мистификацией наша компания дурачила общество два года назад. Сейчас шедевр красовался на стене гостиной, на самом видном месте. Мы до сих пор потешались над творением анонимного талантливого художника Бруно Хэта, вспоминая «выставку» и «аукцион», где наши друзья торговались за эту уникальную и жуткую доску из пробкового дерева в веревочной раме.

На торжестве кое-кого не хватало – моего любимого Хэмиша Сен-Клер-Эрскина, который иногда был моим женихом, а иногда – нет. В данный момент – второй вариант. И все же я страстно желала, чтобы он вернулся ко мне. Я хотела снова смеяться так, как смеялась только с ним! Но из-за его последней выходки родители отправили Хэмиша в Нью-Йорк. О господи, зачем они губят этого удивительного человека?

Поставив последний автограф, я улыбнулась гостям, собравшимся около мраморного столика, на котором я подписывала книги. Я мечтала о бокале шампанского, а может быть, и чего-нибудь покрепче – например, подошел бы коктейль с шерри.

Протиснувшись сквозь толпу, я направилась к башне из шампанского, но меня перехватил один из моих дорогих друзей.

– Как, неужели это блистательный Ивлин Во [3]? – воскликнула я, заключая его в объятия. Загорелый и бодрый после недавнего кругосветного путешествия, он, по-видимому, пребывал в прекрасном настроении. Его явно не расстроило расторжение брака с той ужасной коровой, которая жестоко с ним обращалась.

– А это, вероятно, Нэнси Митфорд – столь же талантливая, как я, и такая же привлекательная?

Я рассмеялась – впервые искренне за весь вечер. На протяжении нескольких месяцев мы поддерживали связь посредством писем. Ивлин поощрял мое стремление писать колонки для «Леди [4]» и желание стать писательницей.

– Ты уже выкинула нас из своей жизни, отныне полной роскоши и успеха? – поддразнил он.

– Никогда! Это дурацкая книга. На самом деле, дорогой, я написала ее только потому, что нуждалась в сотне фунтов.

Я весело похлопала его по руке, которую держала в своей. Звук еще одной открываемой бутылки шампанского вызвал шумные возгласы собравшихся.

– Полагаю, ты заработаешь гораздо больше ста фунтов и все мы будем безумно завидовать, – пошутил Ивлин.

В это время к нам присоединилась наша подруга Нина Сифилд с бокалом мартини, в котором плескалась оливка.

– Пока я имею возможность хорошо одеваться, чего еще мне желать? – я изобразила игривую улыбку.

Это была правда, но не вся. Работа над «Горским флингом» доставила мне море удовольствия; и, хотя я хотела бы, чтобы книга имела такой же успех, как «Мерзкая плоть» [5] Ивлина, наконец-то появившиеся деньги меня очень радовали.

Принадлежность к высшему классу не обязательно означает, что у тебя есть средства на булавки. Да, Диана жила в восхитительной роскоши со своим богатым мужем – наследником состояния Гиннессов. Однако наши родители всегда строго контролировали скудные доходы, которые получали благодаря своим титулам. Нам никогда не хватало наличных, и маме даже приходилось продавать яйца от наших деревенских кур.

– В самом деле, – задумчиво произнесла Нина. – Ты станешь литературной звездой, дорогая. Несравненной. А теперь, Ивлин, потанцуй со мной, потому что мне чертовски скучно.

– Я следующая, Ивлин. Хочу услышать о твоих подвигах в Африке, – крикнула я им вслед.

Ивлин взял почти пустой бокал Нины и жадно допил последние капли.

Нина подмигнула мне и потащила друга на танцпол, где оркестр как раз заиграл зажигательную мелодию, полную звуков тромбонов, саксофонов и барабанного боя. Этот зал выглядел как иллюстрация к справочнику «Кто есть кто» – здесь собрался весь «Цвет нашей молодежи» [6], как нас называли старые ворчуны. Мы, рожденные в семьях аристократов и светских львиц, совершенно не беспокоились о том, что за нами следят фотографы из хроники.

Ворчуны считали нас испорченными – мы нарушали все правила старшего поколения: устраивали экстравагантные вечеринки, чересчур вульгарно смеялись, шлялись по Лондону в каком-то тряпье, пили слишком много шампанского и выставляли напоказ ноги. Короче говоря, война закончилась и мы были исполнены решимости наслаждаться жизнью.

Желая подышать свежим воздухом, я стала искать выход и неожиданно увидела еще одного друга – иллюстратора «Горского флинга» Марка Огилви-Гранта. Он махнул в сторону танцпола, где лихо отплясывала вся наша компания.

Я отвернулась, сделав вид, что не заметила Марка. Мне не хотелось встретить его понимающий, полный сочувствия взгляд. Он единственный знал о том, что в прошлом месяце я сунула голову в духовку, желая уйти из мира, в котором так несчастна. Мне не хватило мужества поделиться этим даже с Ивлином.

Глаза защипало от слез, я осушила бокал и тут же потянулась за следующим – с ослепительной улыбкой, которую совершенствую с самого рождения.

– Милая Нэнси! – произнес хриплый мужской голос за моей спиной. – Потанцуй со мной, восхитительное создание.

Изобразив радость, я бросилась в распростертые объятия невыносимо скучного красавчика Хью Смайли. Очаровательный и богатый – чего еще нужно женщине от мужчины? Я чуть не согласилась, когда он сделал мне предложение. Но я никогда не смогла бы выйти ни за кого, кроме Хэмиша. Перед глазами стояла такая картинка: я пишу новый роман, а он развлекает нашу разрастающуюся семью рассказами об охоте.

– Ладно. Но только потому, что ты выглядишь ослепительно в новом смокинге.

Я залпом выпила шампанское и подала руку Хью.

– Ты чертовски гламурна.

Хью поцеловал мои пальцы и положил их на свое плечо – более мускулистое, чем я запомнила со времен его гвардейского прошлого. Мы завертелись в чарльстоне – этому танцу нас научила Адель Астер [7] на одной из светских вечеринок.

– Гламур – это всего лишь иллюзия, дорогой, – возразила я. – Разве ты не читаешь газеты?

Хью рассмеялся, хотя по его лицу пробежала тень растерянности, – остроумная болтовня всегда тормозила неповоротливые шестеренки в его голове.

– Ты хочешь сказать, что просыпаться с головной болью и волдырями на ногах – не шикарно?

– Гораздо веселее играть в бридж до тех пор, пока не свалимся под стол, будучи мертвецки пьяными, или носиться по Пикадилли, вырядившись в королевские костюмы…

– Или продувать в карты наши состояния, – улыбнулся Хью, сверкнув безупречными зубами.

Я расхохоталась: у меня не было состояния, а Хью хватало ума, чтобы не проиграть свое. Бедняга так старался доказать всем, что он не тупица. Большой светловолосый дурень, у которого денег куры не клюют. Если бы я вышла за него замуж, то могла бы блистать в свете, одеваться по последней моде, разъезжать в шикарных автомобилях и каждый вечер ужинать в «Ритце» [8]. Но мне важно, чтобы мой разум трепетал от восторга перед чьим-то интеллектом, а не перед туго набитым кошельком.

– Могу ли я разбить вашу пару? – с усмешкой осведомился Марк. В его умных синих глазах сквозило что-то порочное, белокурые волосы слегка растрепались.

Сделай он мне предложение, я, пожалуй, дала бы отставку Хэмишу. Остроумный и лихой, Марк был другом, на которого я всегда могла рассчитывать, – он с равной готовностью поддерживал меня в беззаботном веселье и выслушивал мои мрачные откровения.

– Мы не… – раздраженно начал Хью, но я сняла руку с его плеча и протянула ее Марку.

– Ну-ну, ребята, Нэнси хватит на всех, – утешила я.

Ложь, горькая ложь: меня и на саму себя не хватало.

– Я спас тебя от этого дурака, – прошептал Марк с заговорщицким видом.

– Мы всего лишь стайка красивых бабочек.

Внезапно Марк оглянулся, затем с озорной ухмылкой произнес:

– Извини, мне показалось, что в комнату вошел твой отец.

– О, Марк, ты один из любимчиков Па, не то что другие ребята.

– А теперь вопрос к остроумному автору. Скажи мне, дорогая, кто является прообразом твоего героя в «Горском флинге»? – Марк окинул взглядом оживленный зал. – Или его здесь нет?

Неужели это так очевидно? Хэмиш всегда умел собрать вокруг себя толпу. Настоящий герой – яркий, шумный и очаровательный. Он мог залпом выпить пять стаканов бренди и после предложить поиграть в шарады; либо объявить, что все немедленно отправляются на охоту в его фамильный замок в Шотландии.

О, как я скучала по нему!

– Почему ты решил, что у моего героя есть прообраз? – я смущенно пожала плечами. – Все мои персонажи уникальны, разве это не ясно? Среди наших друзей нет никого столь яркого или проказливого.

Марк рассмеялся. Музыка стихла, ее сменила более спокойная мелодия, и он утащил меня с танцпола, чтобы отправиться на поиски новых бокалов с «Дом Периньон».

– Вот почему я всегда буду любить тебя, моя милая Леди, – сказал он, упомянув мое прозвище. – Ты искренняя – и в то же время нет.

Дорогой Марк!

Мой последний роман, «Рождественский пудинг», – беспорядочное нагромождение слов, в котором вряд ли найдется хоть одно связное предложение. Ему недостает юмора и легкости первого романа – впрочем, не получившего за истекшие шесть месяцев признания публики. А я так надеялась!

Я прикусила губу, сильно нажав на ручку. На бумаге расплылась большая клякса.

С досады скомкав листок, я швырнула его в огонь. Он вспыхнул в камине дрожащим ярким пламенем вместе с другими пятью вариантами этого же письма.

Положив ручку, я потерла виски.

Как трудно оставаться остроумной и веселой, работая над этой второй книгой! Единственное, чего я хотела, – это свернуться клубочком под письменным столом и никогда оттуда не вылезать. Я была безумно несчастна и одинока и часто думала о той ночи, когда сунула голову в духовку. Жаль, что я не дошла тогда до конца!

Я постоянно окружена людьми, но никто из них не делал меня счастливой. И сейчас я строчила очередное тоскливое письмо Марку, который, казалось, один во всем мире понимал, что я чувствовала.

Красивая Нэнси Митфорд. Правда, не совсем такая же красивая и умная, как ее сестра Диана.

Не совсем такая же счастливая.

Не совсем такая же замужняя.

Не совсем.

О, как я любила Диану и одновременно презирала! Она имела все, чего я желала в жизни, и тем не менее как я могла завидовать ее счастью?

Раздался резкий телефонный звонок, и я поспешила в холл Ратленд-Гейт – нашего фамильного дома, выходящего окнами на Гайд-парк.

– Резиденция Митфордов.

– Вызывают достопочтенную [9] Нэнси Митфорд.

– У телефона.

Послышались какие-то помехи и приглушенный голос:

– Соединяю вас, сэр.

– Дорогая, – из трубки донесся голос Хэмиша, и я вздохнула от облегчения.

– Хэмиш, это ты?

Мои руки задрожали, и я, ослабев, присела на краешек одного из викторианских дубовых кресел, стоящих по обе стороны консольного столика.

– Единственный и неповторимый.

– Возвращайся в Лондон. Без тебя ужасно тоскливо.

– Но, видите ли, очаровательная леди, я уже вернулся.

Мое сердце замерло, и я крепче сжала трубку.

– Как?

– Нью-Йорк такой мерзкий! Лондон – единственный город для меня.

– Никогда больше не уезжай, – с улыбкой произнесла я.

– До конца моих дней.

Мы оба знали, что это неправда. Как только он рассердит своего отца, его снова отошлют в Америку или в Канаду.

– Лондон кажется еще более унылым, чем был до моего отъезда. А ведь и года не прошло.

Нахмурившись, я взглянула на потрепанный ковер, даже более древний, чем Ратленд-Гейт.

– В любом случае в Нью-Йорке дикая тоска, – продолжал Хэмиш, растягивая слова. – И ни капли спиртного, если не знаешь нужных людей. Можешь себе представить – быть арестованным за то, что выпил бренди?!

– Именно это, конечно, с тобой и случилось?

– Конечно. Я имею в виду бренди, а не арест. Скажи-ка мне, дорогая, где все? Я ожидал получить с полдюжины приглашений в тот момент, когда переступил порог.

Интересно, когда он переступил порог?

– «Ритц». «Кафе де Пари». Балет. Сейчас в моде частные вечеринки, Хэм. Единственное, что требуется, – это прихватить бутылку их любимого спиртного.

Я и сама постоянно пила на вечеринках до двух-трех часов утра. Выжить – вот что главное.

– Давай сходим в «Кафе де Пари» на ланч. Я заеду за тобой. Мне пригласить всех, как обычно?

«Как обычно» значило, что весь «Цвет нашей молодежи» соберется в этом кафе и высосет немало шампанского и бренди. Расходы не заботили нас – в том числе и меня. Хэмиш вернулся, и я отчаянно хотела его видеть.

– Чудесно. Все будут рады тебе.

– Но не так рады, как ты, – заметил он.

Тон был насмешливым, и это поразило меня так, как ничто из того, что он говорил прежде. Его самоуверенность раздражала. Он ведь даже не подозревал, что ради него я отвергла всех поклонников. Кажется, я слишком любила его.

Справившись со своими сомнениями, я призналась:

– В общем, да.

Когда зазвонил дверной звонок, я с нетерпением ждала наверху, давая возможность дворецкому встретить гостя. Я провела весь последний час, примеряя один наряд за другим, завивая щипцами волосы и освежая помаду алого цвета. Лак на ногтях был того же оттенка – потому что мне он нравился, а Па терпеть его не мог. Пудра скрыла темные круги под глазами, а легкий румянец на щеках придал мне здоровый вид. Золотые кольца в ушах, золотые браслеты на запястье и жемчужное ожерелье с золотой подвеской в форме буквы N – ее Хэмиш подарил мне на последнее Рождество.

Его голос прогремел в холле:

– Нэнси, дорогая! Спускайся со своего насеста!

Я стояла на верхней площадке лестницы, ожидая, когда он меня заметит. Его темные волосы были идеально причесаны; фланелевые брюки, синяя рубашка и черный свитер – небрежный и в то же время элегантный.

– Вот и ты! – его взгляд оживился. Хэмиш с улыбкой разглядывал мое платье из темно-синего крепа. – Ты неотразима. Я так скучал по тебе! Ты представить себе не можешь, каково это – находиться через океан от всего, что любишь.

Он любит меня. Мое сердце затрепетало, но я смогла сохранить безразличный вид, спускаясь по лестнице на ослабевших ногах. Однако внизу я перестала притворяться, бросилась в объятия Хэмиша и вдохнула его аромат (сандаловое дерево, пряности и немного лаванды), напомнивший мне о Франции.

– Ты восхитительно пахнешь! – заметила я.

Хэмиш усмехнулся.

– Я знал, что тебе понравится, запах очень французский. Одеколон «Криглер».

Он запечатлел на моих губах целомудренный поцелуй. Слава богу, рядом не было моих родителей.

Несмотря на целомудренность, по всему моему телу побежали мурашки. Как же я люблю его!

– Le parfum est céleste tout comme votre retour [10].

– Oui, ma chérie [11]. Я словно вознесся на небеса, ступив на британскую землю. И у меня есть для тебя подарок, – он вытащил из кармана маленькую белую коробочку, перевязанную голубой лентой.

Я задохнулась от волнения. Он собирался снова сделать мне предложение? Дрожащими руками я взяла коробочку, и наши пальцы соприкоснулись. Я потянула за ленточку.

Кольцо его матери? Или он выбрал для меня нечто особенное – то, что подчеркнуло бы мою уникальность, те мои черты, которые он обожал?

Ленточка упала на пол, и я улыбнулась Хэмишу, ожидая, что он опустится на одно колено. Однако он продолжал стоять, не сводя с меня озорного взгляда темных глаз.

Еще только поднимая крышку, я поняла, что там не кольцо. До чего же я глупа! О, какое разочарование! Получалось, он вернулся из Америки не потому, что скучал по мне и отчаянно желал сделать меня своей навсегда.

Внутри коробочки я обнаружила медную фигурку статуи Свободы.

Я выдавила улыбку, глядя на этот безликий подарок – такой же, какой когда-то Франция сделала Америке. Значило ли это, что Хэмиш освобождал меня? Хотел навсегда разорвать наши узы?

– О, какая… прелесть!

Я поставила фигурку на столик рядом с телефоном. Затем, прихватив сумочку, накинула макинтош и оперлась на руку Хэмиша.

– Я рад, что тебе нравится.

Я уже ненавидела эту статуэтку.

– Так мило с твоей стороны подумать обо мне!

Всю дорогу от моего дома в Найтсбридже до Пикадилли Хэмиш болтал о подпольных джазовых клубах Нью-Йорка, в которые ему удалось проникнуть, и о том, как однажды ночью сбежал от полицейских (они устроили облаву на притон, торговавший виски).

– Вот тогда-то я и решил покинуть этот мерзкий город. Разве спиртное может быть незаконным? Какая нелепость!

– В самом деле, – согласилась я. Неужели Хэмиш не помнил, что именно из-за пристрастия к алкоголю его отправили за океан? Правда, не мне читать ему нотации насчет неумеренной выпивки, ведь я собиралась надраться в кафе. Необходимо стереть из памяти унизительный эпизод с «открытием» статуи Свободы. – Пожалуй, я никогда не захочу туда поехать.

Хэмиш резко остановил свой автомобиль перед «Кафе де Пари». Проходившая мимо мамочка с коляской испуганно вскрикнула. Извиняться пришлось мне, а Хэмиш тем временем перекатился по капоту на другую сторону, чтобы открыть мою дверцу. Я ступила на мокрый блестящий асфальт, и дождевые капли усеяли мои туфли.

Я взглянула на него, выразительно приподняв брови. Хэмиш усмехнулся:

– Научился этому в Америке.

– Тебе повезло, что ты не порвал брюки, – я оперлась на его руку, и мы шагнули в промозглую серость Лондона. – Но они, конечно, уже промокли.

– Постарайся не расстраиваться по пустякам, Леди, иначе на твоем прекрасном челе появятся морщины.

Я приготовилась дать достойный ответ, но он быстро поцеловал меня в губы и втащил внутрь. Нас сразу же окружили друзья, однако оживленную беседу вскоре прервали звуки музыки и восторженные возгласы. Публика приветствовала вышедших на низкую сцену фигуристов на роликах – двоих мужчин в черных брюках и белых пиджаках и женщину в белом атласе и кружевах.

– Садись! – Мэри, сестра Хэмиша, похлопала по стулу рядом с собой.

Я села, а место с другой стороны от меня занял Хэмиш. Круглые столики были сдвинуты, нас окружала обычная компания. Все приветствовали Хэмиша и засыпали его вопросами. Он принялся рассказывать о незаконной игре в карты и распитии спиртного в подпольных клубах, где, по его мнению, заправляла американская мафия. Я еще не решила, отнестись к этому как к вздору или как к весьма убедительному аргументу против того, чтобы когда-либо туда соваться.

– Кто-нибудь завладел вниманием беспутного Хэмиша? – осведомился вдруг один из друзей.

Я сделала большой глоток шампанского, пытаясь обнаружить хоть что-то забавное в этом идиотском вопросе. Разве не понятно, что Хэмиш тосковал по мне?

Хэмиш обнял меня за плечи и притянул к себе. У меня закружилась голова от аромата его одеколона.

– Нэнси – единственная женщина, к которой я неравнодушен.

Хотя мне не хотелось признаваться в этом себе самой, его слова можно было понять буквально. Мой брат и Ивлин уверяли меня, что Хэмиш склонен к разного рода связям. Но я отказывалась им верить. Неужели мы не поженились по этой причине?

Один из мужчин на роликах спустился со сцены и приблизился к нашему столику. Он кивнул мне, но я отрицательно помотала головой. Зато Мэри с энтузиазмом замахала ему:

– Меня, выберите меня!

Конькобежец ухмыльнулся:

– Вы, мисс.

– Замечательно! – Под общий смех Мэри, перебравшись через наши колени, вышла из-за стола.

Снова наполнив бокалы шампанским, мы подняли их за Мэри. Оркестр заиграл зажигательную мелодию, когда наша подруга появилась на сцене на роликах. Подражая фигуристам, она пыталась изобразить чарльстон и несколько раз чуть не потеряла равновесие.

Хэмиш заказал бренди. Интересно, у него есть деньги, или он, как обычно, попросит меня заплатить?

Раздавшийся со сцены пронзительный крик заставил нас обернуться. Мэри была высоко в воздухе. Схватив девушку одной рукой за запястье, а второй за лодыжку, фигурист вертел ее над головой с огромной скоростью.

– Потрясающе! – прошептал кто-то за столом.

Хэмиш выглядел встревоженным, а кавалер Мэри воскликнул:

– Боже милостивый!

Сначала Мэри, казалось, получала удовольствие от этого кружения и радостно взвизгивала, но вскоре смех сменился завываниями. Хэмиш и ее спутник перепрыгнули через стол и бросились к сцене.

Длинноногий поклонник Мэри добежал до нее раньше брата – и как раз вовремя! Потеряв равновесие, фигурист выпустил девушку из рук, и она полетела в зал. Со всех сторон закричали, и наши друзья, опрокинув стол, ринулись на помощь. Но отважный кавалер успел подхватить Мэри, прежде чем она разбила голову о ближайший столик.

Я перевела дух. Выпитый «Дом Периньон» грозил вырваться наружу.

– Господи, какое безумие! – вздохнула рядом со мной Нина, схватившая себя за горло.

– Ужасно, – пробормотала я, разжимая пальцы, вцепившиеся в стол. – Никогда не доверяй фигуристу, который вылакал спиртного больше, чем все мы, вместе взятые.

Несколько друзей удерживали Хэмиша, который рвался избить злосчастного артиста. Правда, не знаю, что из этого вышло бы: последний очевидно был крепче худощавого Хэмиша. И с каких это пор он готов портить развлечение? Америка явно не пошла ему на пользу.

Питер Родд, сидевший за столом напротив меня, закатил глаза:

– Только нарвался бы, как в Итоне, когда полез драться со мной.

Я поджала губы:

– Ты вертелся рядом с его сестрой?

Питер хмыкнул:

– Нет.

– Собирался причинить вред какой-то другой женщине?

Питер покачал головой с многозначительной усмешкой, которую я не совсем поняла.

– Я не вправе рассказывать, почему он получил самую сильную в своей жизни взбучку. Достаточно упомянуть, что мы с ним не самые близкие друзья.

Я с вызовом приподняла бровь.

– Жаль.

Питер, который редко бывал серьезным, слыл всезнайкой. Я находила, что высокомерие портило его красивое лицо. Кавалер Мэри выводил рыдающую девушку на воздух, покровительственно обнимая ее за плечи.