Книжный магазин в Мейфэре

Интересно, что я поделывала бы сейчас, если бы приняла предложение руки и сердца Улыбчивого Хью [31]? Несомненно, нянчила бы малыша: у них с моей подругой Нэнси Битон, на которой он женился, уже родился ребенок. И конечно, не сидела бы сейчас за бриджем в лондонском доме родителей, наблюдая за тем, как мой супруг похотливо пялится на другую женщину. Женщину, которую я считала своей подругой. Я метала гневные взгляды на эту особу, одетую так, словно она явилась сюда прямо с барахолки.

Мэри Сьюэлл – жена биржевого маклера, еще более скучного, чем Прод, – спит с моим мужем уже несколько недель, а то и месяцев.

Мы предпочли организовать вечеринку с бриджем в Ратленд-Гейт, чтобы не тащить всю компанию в Роуз-коттедж. По крайней мере, так я это объясняла, хотя причина отчасти заключалась в другом: Сьюэллы живут по соседству.

Проду явно не хватает такта. Мероприятие проходит в удобной близости к дому его любовницы, но этого ему показалось мало: он еще устроил так, чтобы мы с ним не играли за одним столом. Хорёк! Он уже забыл, как вчера разбудил меня в четыре часа утра – мертвецки пьяный, стучал в дверь с тремя друзьями, требуя яичницу-болтунью. Я сделала ее с улыбкой, не желая демонстрировать его приятелям ворчливую, угрюмую особу, каковой стала. Сейчас, когда я смотрела на него, он не удостаивал меня даже притворной улыбки.

Внутри меня все сжалось, когда Прод посмотрел на свои карты и понял, что снова проиграл. Пьяный, он в такие моменты громко кричал, что его грабят. Игроки встали из-за стола и отошли подальше, чтобы не связываться с ним, – за исключением Мэри, которая принялась ворковать над его уязвленным самолюбием. Теперь они, конечно, в любую минуту ускользнут в сад на любовное свидание.

Единственным светлым моментом в моем браке была служба Прода. Мне уже несколько недель не приходилось общаться с судебными приставами – правда, не за горами наша очередная встреча с этими сборщиками долгов, обладающими хорошими манерами.

Откашлявшись, я взглянула на свои карты. Из-за подступивших слез черная масть сливалась перед глазами с красной. Сделав глубокий вдох, я сдержалась и не заплакала. Все ждали, когда я сделаю ход – как в игре, так и в жизни.

– Я пас, – положив карты, я взглянула на Энтони, мужа Мэри, сидевшего за моим столом. – Налить вам выпить?

Господи, как жаль нас обоих!

Энтони посмотрел на меня, наморщив лоб. По-видимому, он собирался отказаться, но, переведя взгляд на флиртующую парочку, кивнул. Бедняга выглядел столь же подавленно, как и я.

Я старалась казаться бесстрастной, наблюдая за нежностями моего мужа и его любовницы, однако даже для меня это было слишком. Я не Диана, чья выдержка при встрече с любовницами Мосли заслуживала премии «Оскар». Как ей это удается?

Я встала и, пригладив платье на животе, направилась к поставцу. Этот плоский живот – еще один бесконечный источник моих мучений. Как новая жизнь может зародиться во мне, если Прод сажает свое семя в другом саду?

Моя рука дрожала, когда я наливала напитки. Однако мне хватило хладнокровия, чтобы намеренно не предложить выпивку мужу. Все мои неудачи вместе со льдом высыпались в бокал. Бонус! Прошло чуть больше года с тех пор, как меня переполняли наивные мечты. Тогда я ожидала, что к этому моменту уже стану матерью. Вместо того чтобы наливать виски, мне следовало бы качать ребенка.

Вместо того чтобы ухаживать за Мэри, Проду следовало бы ухаживать за мной.

Ну что в ней такого, чего нет у меня? Деньги. Ребенок. Книга, которая лучше продается. Прекрасные манеры.

Возвратившись за свой стол, я подала Энтони напиток, который он жадно проглотил. Я потягивала виски, притворяясь, будто интересуюсь игрой. Но мой взгляд постоянно устремлялся к Проду и его любовнице.

Мое терпение кончилось, и я медленно поднялась. Покачнувшись, я схватилась за стол. А что произойдет, если я сейчас упаду в обморок? Прод забеспокоится? Оттолкнет Мэри и бросится ко мне? Идея нелепая, по-детски наивная – я это знала. Но мне было все равно. Я хотела упасть, хотела, чтобы Прод обратил на меня внимание.

Тяжесть, лежащая на моем сердце, тянула вниз, а приличествующая мне сдержанность ослабла под воздействием большого количества виски. Так что я решилась. И с тихим вздохом осторожно сползла на турецкий ковер в притворном обмороке.

Лежа на полу, я слышала, как Энтони звал Прода и как тот пренебрежительно ответил:

– Нет повода волноваться. Она лишь старается привлечь внимание.

Он поднял меня и понес из гостиной. Год назад мой муж точно так же подхватил меня на руки, когда я вышла из кэба, и перенес через порог нашего дома. Тогда он был внимательным, страстным, веселым. А сейчас без всяких церемоний положил меня на кровать и повернулся к выходу.

– Не уходи, дорогой, – кротко произнесла я, но голос мой дрожал. Я оперлась на локоть, стараясь выглядеть так же соблазнительно, как Мэри.

Питер прищурился и сделал шаг к двери.

– Постарайся больше не позорить себя. И меня.

Я села прямо.

– Так это я тебя позорю? Это я флиртую на глазах у наших друзей и всего Лондона? Ты, по крайней мере, мог бы встречаться с любовницей за закрытыми дверями, как подобает джентльмену. Или тебе настолько трудно скрывать свою истинную натуру?

– Не пытайся притворяться, будто тебе не все равно, Нэн, – насмешливо возразил Питер. – Никто не поверит, что у Ледяной Королевы, у этого Каменного Сердца, есть хоть какие-то чувства.

Да, есть! И я уже привязалась к мысли, что влюблена в него. Как это несправедливо – назвать меня Каменным Сердцем! Это имя я дала своей сестре Юнити из-за ее нацистских пристрастий. Но услышать его в свой адрес, да еще от Прода… Пока я раздумывала, не швырнуть ли в него лампу, он повернулся ко мне спиной и направился к двери.

– Ты ублюдок, – на глазах закипели сердитые слезы, а руки сжались в кулаки. – Ты бросаешь меня здесь ради нее.

Питер медленно повернулся.

– Назови хотя бы одну причину, по которой я должен остаться.

– Ты мой муж. Я твоя жена. У нас есть долг друг перед другом.

– Этого недостаточно.

Я заскрежетала зубами, стараясь не разразиться гневной тирадой. Но слова, долгое время запертые в моей душе, вырвались наружу. Слова, которые я хранила только для себя. Слова, которые я кричала каждый месяц, обнаруживая, что надежды тщетны.

– Я хочу ребенка.

– Проблема не во мне, – заявил Питер, стукнув себя в грудь.

Как надменно он это произнес! Интересно, почему он так уверен?

– Ты определенно не соответствуешь ничьим представлениям об идеальном отце. И все же я не могу зачать одна.

Мой голос дрогнул. Мне стало стыдно за то, что я открыла перед ним свои необузданные эмоции.

– Тогда задирай юбку.

Он приблизился. Руки у него были сжаты в кулаки, как и мои.

– Что? – я задохнулась.

– Ты же хочешь ребенка, – произнес он тихо и сердито, теребя пряжку своего ремня. – Задирай свою чертову юбку.

Я помотала головой, поджав под себя ноги. Казалось, мою грудь придавили булыжником.

– Нет, только не так.

– Тогда вообще никак.

Питер бросился вон из комнаты, а я осталась плакать в подушку. О, как я хотела бы переписать историю своей жизни!

Сбежать.

Сбежать от Лондона. От Прода. От неудач.

Оставить все это позади… Даже мое детство, полное соперничества, обид, разногласий, когда я чего-то желала, но никогда не получала, – даже оно и близко не походило на тот ад, в котором я оказалась сейчас!

Дорогой Марк!

Я тоскую по дням нашей юности, когда мы собирались в Свайнбруке и доводили Па до безумия. Из всех наших друзей он больше всего любил тебя, потому что ты рано вставал и отправлялся с ним на охоту. Всякий раз, снимая крышку с серебряного блюда за завтраком, я слышу голос Па, который говорит тебе, что на завтрак – мозги. О, как мы тогда хохотали!

Здесь, в Свайнбруке, мы с сестрами и братом, а также с няней Блор постоянно затевали разные шалости. Я так скучаю по тем временам! Особенно когда прохожу по комнатам и вижу старый шкаф, в котором мы устраивали девичники.

Скоро я вернусь в Роуз-коттедж. Пэм снова уедет за город, где управляет фермой Брайана Гиннесса. Правда, она подумывает об отставке. Лично я сделала бы это сто лет назад. Не могу себе даже представить, насколько это неловко – ухаживать за животными Брайана, когда наша сестра бросила его.

Джессика неохотно готовится к своему дебюту, и бедная Дебора останется совсем одна. Она будет предоставлена самой себе – если только Ма не позволит ей следовать за Джессикой по пятам.

Тома нет, он занят тем, чем обычно занимаются молодые люди. Для меня это тайна за семью печатями.

Юнити остается в Германии – стоит ли удивляться? Ничто не способно оторвать ее от любимого фюрера. Скажу тебе, Марк, очень странную вещь. Прошлой зимой, ненадолго приехав домой, она привезла портрет Гитлера с автографом и поставила на свой ночной столик. Несомненно, она целовала его каждую ночь перед сном. Я с трудом преодолела сильное искушение украсть портрет и спалить в камине.

Диана часто навещает Юнити в Германии и якшается с окружением Гитлера, чтобы продвинуть Мосли. Не понимаю – неужели им не противно? Юнити постоянно просит меня приехать и познакомиться с ее усатым «очаровательным» фашистом. Я вынуждена изображать восторг по поводу будущего визита, хотя предпочла бы сжечь бумагу, на которой писала тот ответ. На прошлой неделе я отправила Юнити письмо, к которому приложила карикатуру на нее. Костяная голова. Каменное сердце. Как думаешь, я слишком резка? Ну просто не смогла сдержаться.

К счастью для меня, Юнити слишком самодовольна и потому сочла мой пассаж безобидной шуткой.

С любовью,

Нэнси

– Ты полагаешь, Бобо познакомила Гитлера со своей крысой? – спросила я свою сестру Джессику насчет Юнити.

Джессика стояла на табурете в своей спальне, пока наша портниха втыкала булавки в ткань. Скоро Джессику представят ко двору, и пришло время для последней примерки платья.

Мама все еще находилась в Германии, но планировала вернуться домой в срок, чтобы увидеть, как Джессика делает реверанс перед королевой. После этого сестра вихрем закружится по Лондону, как это обычно бывает у дебютанток. Я с радостью составляла компанию Джессике и участвовала в примерке, лишь бы находиться подальше от Прода. Мы почти не разговаривали после той вечеринки с бриджем, состоявшейся неделю назад. А вчера я получила счет из маленького итальянского ресторана, где он, должно быть, угощал Мэри вином и ужином, – три бутылки кьянти вылакала точно не я!

– Как ты думаешь, крыса заберется на фюрера? – слова Пэм отвлекли меня от невеселых размышлений.

– Ма это не одобрила бы, – вставила Джессика.

– А как все прошло бы, если бы она одобрила? – мечтательно произнесла я. – «Фюрер, старина! Рада познакомиться с вами в этот чудесный денек! В остерии подают луковый суп. Может быть, сходим туда?»

Джессика согнулась пополам от смеха, сломав булавки, воткнутые в платье, и заработав выговор от портнихи.

– Осторожно, Декка, ты уколешься. Ты же не хочешь, чтобы на этом хорошеньком платье расплылось красное коммунистическое пятно?

– О, я несчастная! Ведь ему положено быть непорочно белым.

Новый взрыв смеха привлек внимание самой милой из девочек Митфорд – младшей сестрички Деборы. Она заглянула в комнату, желая знать, что здесь происходит. Вместе с ней вошли две собаки Па. Милли и Лотти, лежавшие возле меня, подняли головы, угрожающе засопев, как это свойственно французским бульдогам. Точно так же веду себя и я, когда Прод глазеет на какую-нибудь шлюху, виляющую бедрами.

– Тсс! – сказала я, погладив собачек, и указала Деборе на место рядом со мной. – Скоро ты тоже будешь стоять на этом табурете, стойко перенося подготовку к представлению ко двору.

– Я не намного младше Джессики, – она одарила меня улыбкой херувима, не ведающего обо всех мерзостях, которые преподносит жизнь…

– Конечно, – я с трудом улыбнулась в ответ, стараясь прогнать мрачные мысли. Подняв с пола лоскут тюля, я накинула его на голову и сделала пируэт.

– Похожа на нашу дорогую Хонкс? – Я захлопала ресницами и изящно изогнулась, подражая Диане, которая несколько месяцев назад позировала в образе Венеры для серии фотографий мадам Йевонд.

– О, Леди, будь добрее, – сказала Пэм. – Эти портреты просто потрясающие.

– В самом деле потрясающие, – вторила ей Дебора.

Как это трудно – быть младшей из семи детей Митфордов, да еще иметь и пятерых старших бесконечно самоуверенных сестер! Бедная Дебо! Лишь наш брат Том обладает сомнительным даром двуличия: он абсолютный хамелеон и подстраивается под любую компанию. С Дианой Том обеими руками голосует за фашизм, но за ее спиной называет Мосли Людоедом, а Гитлера – истеричным ребенком.

Джессика молча изучала меня в зеркале. Встретившись взглядом с ее прекрасными, сияющими голубыми глазами, я подумала: только бы ее радость не отравил мужчина, как это случилось со мной. Теперь уже дважды – сначала Хэмиш, затем Прод.

– Дорогая Декка, – сказала я, – ты будешь первой красавицей среди дебютанток в Букингемском дворце. И конечно, мечтой каждого холостяка.

Мои сестры согласились, прекрасные портреты Дианы были позабыты, и Джессика широко заулыбалась, глядя на белый атлас платья, в котором ей предстояло приветствовать королеву.

Я отбросила тюлевый лоскут, вспоминая декабрь и тот последний раз, когда семеро отпрысков Митфордов собрались на балу в Ратленд-Гейт. Среди гостей присутствовали важные шишки, в том числе Черчилль, но, слава богу, обошлось без Сьюэллов. А когда бал закончился, мы все разошлись в разные стороны.

Я снова попыталась отогнать унылые мысли. Может быть, выйти на воздух? Я поднялась:

– Пойду погуляю с собаками, прежде чем нас позовут ужинать.

– Я с тобой, – Пэм всегда была рада пройтись, хотя ее нога так и не пришла в норму после полиомиелита, перенесенного в детстве.

– Буду рада компании.

С самого рождения Пэм я шутливо укоряла ее в том, что она разбила мою жизнь единственного ребенка в семье. Однако сейчас я радовалась ее обществу. Трудно оставаться наедине с мрачными безднами моего разума.

Во дворе одна из служанок перевернула корыто для мытья посуды, выливая его содержимое.

– Помнишь, как Юнити в детстве забиралась на корыто и выкрикивала приказания, словно была королевой Свайнбрука? – со смехом спросила Пэм.

– Да.

Я тоже рассмеялась – да так, что на глазах выступили слезы. Пэм еще не знает, но из этого воспоминания только что родилась удачная идея для начальных глав «Потасовки». В них мой персонаж Евгения, двойник Юнити, выкрикивает оскорбления в адрес народа и восхваляет Союз джекорубашечников и их лидера, Джека. Я водружу Евгению на корыто! О, пародия будет очень комичной, и, конечно, сестры сочтут ее забавной. Чтобы они наверняка распознали мой шарж, я могу добавить няню, которая дергает Евгению за юбку и велит той слезть с корыта. Именно так делала няня Блор, когда Юнити была маленькой.

Дорогой Ивлин!

Вот и наступил этот день – двадцать пятое июня. Вершина моей карьеры? Думаю, нет. «Потасовка» получила несколько хороших рецензий. Другие, не столь доброжелательные, я предпочитаю игнорировать, следуя твоему доброму совету. В момент выхода собственной книги всегда испытываешь тревогу и радостное волнение одновременно. Как ты с этим справляешься?

Этот роман, над которым я трудилась много месяцев, выжал из меня немало пота, крови и слез; благодаря ему подушечки моих пальцев покрыты мозолями, а глаза слипаются от бессонных ночей. И теперь, положив законченную книгу к ногам читающей публики, я ощущаю облегчение и дискомфорт. Увы, такова судьба писателей.

И конечно, следом начинают мучить вопросы. Будет ли книга продаваться? Или она провалится? Мы, писатели, хотим, чтобы каждое наше следующее издание имело больший успех, нежели предыдущее. Если этого не происходит, вся карьера может быть загублена. Пожалей меня, старина, потому что я вся на нервах.

С любовью,Нэнси

Головокружительный водоворот летнего сезона замечательно отвлек меня от моего неудачного брака.

В день выхода «Потасовки» я прошлась по книжным магазинам Лондона. Я указывала на обложку покупателям, которые меня не узнавали, и пряталась за полками, пританцовывая, когда они оплачивали покупку. Понравится ли книга читателям? Посоветуют ли они своим друзьям прочитать ее? Воспримут ли меня всерьез, или над романом будут насмехаться, как над полной галиматьей? Я хотела бы, чтобы читатели поняли политические намеки и юмор, задумались о состоянии наших дел, о возвышении фашизма и о том, как он влияет на все аспекты нашего общества. Может быть, я ожидаю слишком многого? Конечно, я понимала, что «Потасовка» понравится не всем. Даже те, кто пришел в восторг от «Рождественского пудинга», могут счесть новый роман слишком резким и неприятным.

Несмотря на натянутые отношения с Дианой и Юнити, усугубившиеся из-за книги, я надеялась на их поддержку. Рассчитывала, что они увидят в «Потасовке» философскую сатиру и даже предсказание.

Диана, однако, не отвечала на мои телефонные звонки и письма. Ма, выступавшая посредницей между нами, доложила, что Людоед, крайне недовольный книгой, не разрешил сестре общаться со мной. Ну что же, выходит, я правильно дала ему кличку.

На одном из экземпляров я сделала дарственную надпись для Юнити «Моему дорогому Каменному Сердцу» и попросила Тома передать его – он собирался навестить сестру в Мюнхене. Я молилась, чтобы она не рассердилась так же, как Диана. Правда, надежды на это было мало. Уж если я ошиблась насчет менее фанатичной сестры, то пламенная Юнити и вовсе будет вне себя от ярости.

Через несколько дней после выхода книги я отправилась на домашний прием к лорду Бивербруку. Я хотела хорошо провести время, но имелась и другая цель. Его светлости принадлежало несколько газет, и в одной из них я планировала увидеть рецензию на «Потасовку» – возможно, даже хвалебную, если я пообщаюсь с бароном в неофициальной обстановке.

В окна утренней комнаты его светлости проникали солнечные лучи. На буфете были разложены лепешки и тосты, вареные яйца и бекон. Кажется, все шло хорошо: мне явно удалось произвести приятное впечатление. Рядом со мной за столом сидели другие гости, как и я, оставшиеся ночевать после вечеринки. Я поднесла к губам чашку чая и вдруг замерла: мой взгляд упал на лежавший возле тарелки Прода свежий номер «Дэйли экспресс» (издания хозяина дома), который любезно предложили гостям для чтения за завтраком. С первой страницы на меня смотрело знакомое лицо.

Юнити.

Я прочитала заголовок: «Дочь пэра, приглашенная Штрейхером [32] в качестве гостя, произносит речь на нацистском митинге в Гессельберге [33]».

О господи… Что, если лорд Бивербрук снабдил нас этими газетами не из любезности, а чтобы унизить меня? Да, после такого заголовка, выставляющего мою сестру в ужасном свете, мой сатирический роман «Потасовка» обречен. А ведь до этой минуты я считала, будто мы с лордом поладили.

Обведя взглядом стол, я увидела газету в руках у большинства присутствующих. Краска прилила к моим щекам. Итак, все читают за завтраком о моей сестре, которая восхваляла Гитлера и его нацистов перед двухсоттысячной толпой. Я снова посмотрела на снимок, и мне стало дурно. Юнити стояла на трибуне, вытянув руку в нацистском приветствии. Это не просто влюбленная девушка, следующая за мальчиком, от которого она без ума. Это… Я не находила слов…

– О, дорогая, разве вы не знали? – леди Диана Купер, любовница Бивербрука и близкая подруга моей сестры Дианы, видимо, заметила, как я покраснела. Она покачала головой, и в ее глазах я увидела жалость. Интересно, это искреннее сочувствие или намеренная жестокость?

– Конечно. – Я тихо натужно засмеялась и взялась за свой тост, надеясь, что с этой темой покончено.

– Вы читали ее письмо к Юлиусу Штрейхеру в «Штурмовике»? – осведомилась леди Купер с потрясенным видом.

– Нет.

Я узнала об этом послании Юнити из письма Джессики, но не смогла заставить себя прочесть его. Однако Джессика передала мне суть… Юнити заявила, что ненавидит евреев и во всем поддерживает нацистскую партию.

Диана Купер расплылась в вежливой улыбке:

– Ну что же, передайте мой привет Юнити, когда увидите ее в следующий раз.

Я кивнула, чуть не подавившись тостом, который показался мне сухим и безвкусным.

В Роуз-коттедж мы возвращались в молчании – лишь поскрипывал наш автомобиль, знававший лучшие дни.

Я удалилась от общества, спряталась от мира, и мне было все равно, как это воспримут. Всю следующую неделю я много раз начинала письмо к Юнити. В конце концов мне удалось написать нечто сносное. Единственное, что я могла сделать, – это обратить все в шутку.

Затем мы сбежали на континент. Я надеялась, что каникулы с Продом в Амстердаме и Италии смягчат душевную боль. Однако это не помогло.

Мы сидели за ланчем с друзьями под тентом, на фоне сверкающих вод Адриатики (в палаццо отца Прода). После трапезы я удобно устроилась с книгой в шезлонге, но тут ко мне обратился муж.

– Это от твоей матери, – наморщив лоб, он протянул мне желтую телеграмму.

Телеграммы часто приносят плохие вести. Схватив ее, я быстро прочитала: «ДИАНА ПОСТРАДАЛА В АВТОКАТАСТРОФЕ. В БОЛЬНИЦЕ. С НЕЙ ВСЕ В ПОРЯДКЕ. МА»

Но если Диана так сильно пострадала в автомобильной катастрофе, что очутилась в больнице, как же с ней может быть все в порядке?

– О боже!

Хотя мы с сестрой и не разговаривали, я беспокоилась о ней. В конце концов, кровь – не вода.

– Давай пригласим Диану пожить в палаццо, пока она будет выздоравливать?

Прод предложил это с радушным видом – и я подумала, что это не его идея, а моего свекра. Ну что же, в любом случае за ней стоит не только человеческая душевность, но и чувство долга передо мной. Ведь если Диана и приедет, то не одна: она отправлялась на встречу с Мосли, с которым собиралась провести каникулы.

– Это возможно. – Я сложила телеграмму и сунула ее в карман.

– Ты не хочешь позвонить?

– Нет.

Прод подал мне бокал шерри.

– Увидев телеграмму, я подумал, что тебе, вероятно, захочется выпить.

С этими словами он похлопал меня по плечу – редкое проявление нежности.

Медленно прихлебывая шерри, я благодарно улыбнулась Питеру. После моего бегства в Свайнбрук и возвращения в коттедж мой муж стал больше внимания уделять работе. Он проводил меньше времени с Мэри – по крайней мере на виду у всех – и ограничивал себя в выпивке. Несколько раз мы даже занимались любовью в надежде зачать ребенка. Это слегка напоминало ранние дни нашего брака.

– Жизнь так мимолетна, – задумчиво сказал Прод.

Я приготовилась выслушать длинную лекцию, сотканную из теологии, религии и мирских мотивов. Да, в этом отношении Прод не изменился. Но он в кои-то веки молча сел рядом и обнял меня за плечи.

Тепло его тела, вкус шерри, эмоции от плохих новостей заставили меня забыть, что в Лондоне любовница Прода ждет его возвращения. Сейчас, здесь, он был моим.

Ноябрь 1935 года

Дорогой Марк!

Я убегаю из дома – и от Питера, – чтобы провести несколько мирных недель в Париже с Ма, Джессикой и Деборой. Собираюсь побаловать себя каникулами вдали от моих проблем. Ты можешь спросить, что за проблемы могут быть у чуда в перьях вроде меня? Ну что же, я расскажу. Только обещай сжечь это письмо по прочтении. Помнишь, я писала тебе перед свадьбой о своем счастье? Беру свои слова обратно. Счастье – это иллюзия.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Горский флинг – быстрый шотландский мужской танец. Здесь и далее, если не указано иное, примечания переводчика.

2

Радость жизни (фр.).

3

Ивлин Во (1903–1966) – английский писатель-романист, автор беллетризованных биографий и путевых заметок, журналист, литературный критик.

4

Еженедельный английский журнал для женщин, основанный в 1885 году.

5

Роман Ивлина Во, опубликованный в 1930 г.