Книжный магазин в Мейфэре

Женщина, пристроившаяся на деревянной лестнице, стирала пыль с книги, которую держала в руках. Она улыбнулась Люси. Сколько же томов она способна почистить за день? Учитывая, что здесь их примерно тридцать пять тысяч, эта работа должна быть бесконечной: заканчивая с последней книгой, начинаешь все заново.

– Это просто чудо, – прошептала Люси, окидывая взглядом мириады книжных шкафов. В связи с работой она побывала в нескольких замечательных библиотеках Соединенных Штатов, но никогда не видела ничего подобного.

– Как вы думаете, сколько этих книг прочитал нынешний герцог? – осведомилась она.

– За свою жизнь? Понятия не имею, – Оливер пожал плечами. – Если бы я жил здесь, то никогда не выходил бы из этой комнаты, даже ради сна.

Люси понимающе улыбнулась, соглашаясь с собратом-библиофилом. Положив сумку на мягкий стул, она спросила:

– Можно мне сделать фото?

Оливер кивнул.

Ей хотелось запечатлеть все: панораму зала, камин и, конечно, массивные книжные полки.

– А где же потайная лестница? – вдруг вспомнила она.

Оливер подвел ее к одному из стеллажей.

– Некоторые из этих томов фальшивые, – сказал он. – Например, вот этот.

– Иниго «О потайных входах», – с улыбкой прочитала Люси. – Тот, кто сделал эту потайную дверь, обладал чудесным чувством юмора.

Другие фальшивые корешки были столь же комичными: Абель Н. Уиллинг «Снисходительные взрослые», Эйгуд-Мауссер «Мелкие грызуны». Люси рассмеялась, а затем переключилась на поиск названий и авторов, где могла бы упоминаться Айрис. Она не забыла о своей личной цели, но ей не повезло.

– Готовы? – спросил Оливер.

Люси кивнула. Он повернул старинный ключ, торчавший между двумя книгами, и шкаф распахнулся, открыв винтовую каменную лестницу. Оливер знаком предложил Люси идти первой, и она заторопилась вверх по ступеням с таким же нетерпением, с каким ребенок спешит в кондитерскую. В конце концов она очутилась на галерее над библиотекой. Сделав несколько снимков, она принялась рассматривать тома в кожаных переплетах с позолоченными буквами. Диккенс, Остин, Шекспир, Вольтер – были здесь и великие авторы, и менее известные. Издания на латыни, французском, итальянском. Поэтические и художественные произведения существенно превосходили по количеству труды по политике, истории, математике, ботанике. Настоящая университетская сокровищница, где можно найти литературу о чем угодно!

Дальше размещалось собрание книг Митфордов. По-видимому, большинство Митфордов пробовали писать. Сестра Нэнси, Дебора (покойная герцогиня Девонширская), написала книгу о Чатсуорте, а также поваренную книгу и два тома мемуаров. Также здесь стояли книги Джессики и Дианы, а еще сочинение их дедушки со стороны отца под названием «Рассказы о Японии». Переплетенные экземпляры журналов «Леди» и «Вэнити фэйр», для которых писала Нэнси, соседствовали на полке с ее романами. Люси брала в руки каждый по очереди, мечтая найти автографы, но ничего не обнаружила.

Следующие несколько часов они посвятили исключительно книгам. Сначала Люси сосредоточилась на своем библиотечном проекте, но время от времени ловила себя на том, что задумывается об Айрис. В конце концов она заключила с собой сделку и через каждые двадцать минут работы вознаграждала себя, просматривая собрание Митфордов в поисках подсказок. Ей удалось выяснить, что у Нэнси была тетя по имени Айрис. Однако Люси не сомневалась: это не тот человек, ведь в дарственной надписи Нэнси говорилось о «друге»…

Оторвавшись от увесистой книги о птицах, Оливер предложил:

– Пообедаем в кафе?

Люси согласилась, и они направились на конный двор, где в бывшем каретном сарае расположилось кафе. Там вкусно пахло, и Люси выбрала пирог с цыпленком и грибами.

Когда они потом вернулись в библиотеку, Оливер спросил:

– Хотите увидеть нечто особенное?

– Да! – пылко откликнулась Люси.

Оливер провел ее в вестибюль, находившийся рядом с главной библиотекой, и там указал на стол со стеклянной витриной, полной рукописных книг и отдельных листов.

– Это подлинные письма? – зачарованно спросила Люси.

Кивнув, Оливер отпер витрину, а также шкафчик с двумя дверцами.

Следующие два часа Люси просматривала записки, которыми обменивались сестры Митфорд. На нее нахлынула тоска по сестре, которую она редко видела: та жила на другом конце США. Вздохнув, девушка углубилась в повседневные перипетии и взаимоотношения сестер Митфорд.

Они живо описывали подробности своей жизни, и Люси начала привыкать к языку того времени. С годами сестры Митфорд взрослели, и это прочитывалось в переписке. Каждая из них вставала перед Люси будто живая.

Однако по-прежнему не упоминался никто по имени Айрис.

Прервав чтение, Люси обратилась к фотоальбомам. Они охватывали многие годы – от неуклюжих детишек до гламурных взрослых. Шесть невероятно красивых сестер и их удалой брат Том. Серьезный или высокомерный вид не мог скрыть смех, таившийся в глазах. У Люси сложилось впечатление, что на официальных фотографиях они старались соответствовать ожиданиям и приличиям, при этом с трудом сдерживали темперамент, который обнаруживался в письмах. Иногда на снимках появлялись их родители – Дэвид и Сидни, все еще эффектные, хотя и с присущими возрасту зрелостью и сдержанностью. Перелистывая альбомы, Люси стала понимать, почему все семейство Митфорд не сходило со страниц светской хроники. Прессу привлекали их достижения, красота и скандалы.

Нэнси, с темными локонами и чудесными глазами (которые были зелеными, согласно описаниям, и сияли даже на черно-белых фотографиях), выделялась среди своих светловолосых сестер и брата.

Вот бы очутиться рядом с ними! Узнать их секреты! Подружиться с Нэнси! Говорили, будто Митфорды изрядно шокировали общество, но Люси почему-то казалось, что она оставалась бы на их стороне. Во всяком случае, на стороне Нэнси.

Люси вспомнилось одно из первых прочитанных писем старшей сестры. В нем упоминался Хэмиш… Нэнси с уверенностью писала об их грядущей помолвке. Но замуж вышла за другого. Люси перебрала еще одну пачку листов в поисках нужного имени. Вот то письмо! Диана Митфорд отпускала в нем довольно язвительные комментарии в адрес возлюбленного сестры – по-видимому, вполне заслуженные. Хэмиш Сен-Клер-Эрскин. Люси усмехнулась: он был ее двоюродным прадедом. Мама не раз упоминала об этом родстве. Но когда видишь имя на бумаге, его владелец становится реальнее.

Однако Люси все так же ничего не нашла относительно Айрис.

– Я очень не хотел бы напоминать вам о времени… – Голос Оливера, раздавшийся у Люси за спиной, заставил ее подскочить.

Покраснев, она ответила:

– Все в порядке.

– Пора заканчивать и отправляться в гостиницу. Не волнуйтесь, Босуэлл гостеприимно встретит нас рано утром, и вы сможете вернуться к этим бумагам. Но, увы, в Лондон нам придется уехать сразу после ланча.

– Спасибо вам за организацию экскурсии, это действительно изумительно.

– Всегда счастлив помочь коллеге-библиофилу.

Люси аккуратно вернула письма на место, запомнив, с чего следует начать утром.

Несколько часов спустя девушка упала в мягкую гостиничную постель. Прислушиваясь к шелесту дождя, она размышляла о сестрах Митфорд: как им удавалось оставаться близкими при всех их разногласиях, недопонимании и презрении к взглядам друг друга?

Люси вытащила из пакета, прихваченного с собой, письмо. Это стало ее ежевечерним ритуалом перед сном. Она провела пальцем по адресу Дианы, сестры Нэнси, и уловила слабый аромат лилий. Присутствует ли ее мама незримо рядом с ней, терпеливо ожидая, пока она развернет лист?

Дорогая Диана!

Ты готова познакомиться с ЕВГЕНИЕЙ? А с Капитаном Джеком? Возможно, ты влюбишься в него, особенно учитывая ту роль, которую я отвела Лидеру. Бедный Лидер, что же он будет делать, если ты покинешь его ради персонажа в «Потасовке» [21]? Прилагаю несколько глав и умираю от желания узнать твое мнение.

Наш брат Том шутит, что мог бы жениться на Тилли, если она разведется. У них будет совместное венчание с лицами королевской крови. Можешь себе такое представить?

Спасибо за прелестный подарок. Ты слишком добра.

С любовью,Нэнси

Глава 5

Нэнси

Май 1934 года

Дорогая Диана!

Шмель, опьяненный нектаром, полз по розовому лепестку цветка магнолии, которая растет за окном Роуз-коттеджа. После недели дождей тучи разошлись и засияло солнце. Цветы начали распускаться в знак благодарности, радостно приветствуя весну.

Я постучала кончиком карандаша по чистому листу бумаги, лежавшему на моем письменном шератоновском [22] столе. Справа стояла тарелка с холодной яичницей-болтуньей, забытая несколько часов назад. За большими окнами гостиной бурлила жизнь. Мои французские бульдоги, Милли и Лотти, лениво развалились на купленном мной с рук (с помощью Марка) обюссоновском ковре [23] – в ожидании той минуты, когда я наконец поведу их на прогулку. Слева лежала стопка листов и их копий – первые пятнадцать тысяч слов моей новой книги. Но этот пустой лист… Я должна ответить Диане на ее лаконичное послание.

Однако шмель гораздо интереснее.

Я сунула письмо Дианы в ящик письменного стола, не желая видеть ее гневные слова. Она винила меня и настаивала на том, чтобы я бросила писать эту книгу. В знак протеста я положила перед собой последний исписанный лист. Когда прибыла почта, я остановилась на середине сцены, которую намеревалась закончить сегодня днем.

Ветерок с Темзы врывался в открытое окно, шевеля красные складки портьеры. Трава, ветки и цветы колыхались, призывая меня покинуть письменный стол. Чтобы отправиться на прогулку. И чтобы притвориться, будто я не занимаюсь тем, чем непременно должна заниматься.

Мы с Питером разорены.

Я отказывалась в это верить. Финансовое положение лишало нас принадлежности к аристократии, хотя мы оба – выходцы из знатных семей. Мысль о том, что мы работаем, ужасала наших друзей и семью, однако мы нуждались в каждом фунте.

Я подумывала о том, чтобы наполовину урезать часы Глэдис, но боялась потерять ее. Поэтому устроила ее к подруге, которой требовалась экономка на неполный день. Глэдис любезно согласилась делить свое время между двумя домами. Теперь она приходила по утрам, убирала, стирала, гладила, бегала по поручениям, а после помогала мне приготовить ужин. Однако в этом деле я была скверной ученицей. Она уходила в полдень, и я усаживалась писать. Именно в это время звонил дверной звонок, словно незваные гости ждали, когда я останусь одна. Слава богу, это происходило в отсутствие Глэдис.

В любой момент я ожидала визита судебных приставов, приходящих взимать долги Питера. Может быть, сегодня вместо этого они примут от меня чашку чая?

Я просто обязана написать эту книгу. Однако мои родные протестовали, опасаясь, что я подставлю их под удар. Каждый день я пыталась писать, и эта работа стала тяжким испытанием. Слова то вырывались бешеными залпами, то текли медленно и вяло. Так Милли неспешно перекатывается на спинку, чтобы ей почесали животик.

Мне вспомнилось письмо Дианы. «Ты не должна писать эту книгу, если не хочешь навредить Лидеру и мне. Она сильно отличается от “Двух старых леди с Итон-сквер”».

Лидер, то есть Мосли (или Людоед, как я предпочитала его называть), продолжал держать мою сестру на привязи в качестве любовницы. Ради него Диана отказалась бы от всего, рискнула бы всем. Чем ей не угодила моя книга? Она же смеялась, когда я мягко подтрунивала над Мосли в «Двух старых леди с Итон-сквер»: Маленького Лидера я изобразила вооруженным клистиром и шоколадным слабительным. Эту историю с продолжением я писала для нас двоих, когда в прошлом году мы жили вместе.

Что же изменилось? Или страсть к Мосли все возрастала? Как ему удалось полностью завладеть блестящим умом Дианы?

Любовь – абсолютная иллюзия.

Я убедилась в этом за прошедшие десять лет. Сначала – любовь к Хэмишу, потом – к Питеру. Романы Джейн Остин и сестер Бронте, которые я читала, стихи поэтов – все выдумка. Да и я плету истории, рассказывающие читателям о чувствах в действительности иллюзорных.

Само определение «художественная проза» подразумевает это. Писательское воображение вплетает в ткань повествования события и персонажей – и неважно, что я пишу в основном о людях, которых знала, и о событиях, в которых принимала участие. Мне платят за то, чтобы я ткала новые истории, вызывала эмоции. А любовь – это в самом деле заблуждение, как и счастье.

В художественной литературе, в полете фантазии есть что-то раскрепощающее. Это совсем не то же самое, что писать статьи. Я наслаждалась, сочиняя романы. В любом случае это гораздо приятнее, чем вести домашнее хозяйство.

Я откинулась на спинку стула, грызя кончик карандаша.

Звук мотора донесся из-за стены сада и стих. Кто-то прибыл. Лотти проснулась и затявкала – значит, это Питер. Почему он вернулся так рано?

Муж ворвался в дом, хлопнув дверью. Выйдя в холл, я увидела, как он швырнул на пол свой портфель и пиджак из твида. Я подняла пиджак, отряхнула и поместила на вешалку. Он сильно пах табаком.

– Что случилось? – я не стала утруждать себя нежными приветствиями, Питер явно был расстроен.

– Мне обещали повышение, но теперь босс отрицает это. Он заслуживает пощечины. Однако я уйду, не доводя дело до потасовки. В этом проклятом здании одни слабаки, так что некому будет оттащить меня от старого козла. Не хотелось бы схлопотать штраф за дурное поведение.

У меня вертелся на языке вопрос: он правда поскандалил с боссом? В таком случае его не примут на работу ни в один банк Лондона. Но Питер вдруг опустился на колени и, погладив Лотти, похлопал ее по носу.

– Тебе нужно заключить контракт еще на одну книгу, – Питер даже не соизволил посмотреть в мою сторону. – Я не могу продолжать искать работу, раз мне не платят то, чего я стою. Разве они не знают, кто я?

Боюсь, проблема именно в этом: они слишком хорошо его знают.

Удивительно, однако он настаивал на том, чтобы я расплачивалась за его расхлябанность и безделье. Почему мой муж считает, что может увиливать от своих обязанностей? Питера все еще держали в банке, и это было чудом. Интересно, какую роль в этом играл его отец? Какие усилия прилагал лорд Реннелл, чтобы его сына не увольняли?

Я гнала горькие мысли с момента, когда спрятала в стол письмо Дианы. Мне хотелось задать Питеру аналогичный вопрос: разве он не знает, кто я?

Отогнать мысли гораздо сложнее, чем убрать с глаз долой слова, написанные на бумаге. Должна ли женщина расплачиваться за праздность мужа и его беспомощность в финансовых делах? У Па бывали финансовые проблемы, и Ма всегда приходила на помощь, она даже продавала яйца и цыплят в деревне, чтобы платить нашим гувернанткам. Я нахмурилась. В таком случае книги – это мои цыплята?

Это откровение помогло мне проглотить обиду.

Вместо того чтобы упрекать Питера, я попыталась улыбнуться и спросила, не налить ли ему выпить.

– Нет. Я собираюсь в клуб, – отмахнулся он и направился в заднюю часть дома.

В дверь постучали. Обернувшись, Питер взглянул на меня с недовольным видом, словно спрашивая, кто бы это мог быть.

– Наверное, твои поклонники – судебные приставы, – съязвила я.

Моего мужа никогда не интересовала стопка неоплаченных квитанций, растущая на столике в холле. Наплевать ему и на унижение, которое я испытывала, когда приставы, сняв шляпы, смотрели на меня с жалостью.

Каким образом он надеется заплатить за очередную пьянку? Хороший вопрос. В последний раз я отделалась от неприятных визитеров, попросив несколько фунтов у отца Питера. Порой лорд Реннелл выручал нас, но он же не вечен. А после его кончины состояние перейдет к старшему брату Питера, Фрэнсису. И тогда, вероятно, придет конец выплачиваемому сейчас пособию Питера, которого и так едва хватало на бензин для автомобиля и лампы в доме.

– Роль зануды тебя не красит, – не остался в долгу Питер.

– Как и муж, неспособный позаботиться о своей жене!

И, оставив его наедине с необходимостью открывать дверь, я проследовала на кухню, чтобы поставить чайник.

Увы, долг жены – скрывать недостатки мужа и представлять миру его более привлекательный образ.

Когда я наполняла чайник водой, мне вспомнилось слово, оброненное Питером. «Потасовка». Чудесное название для книги, над которой я работаю. Питер – прототип персонажа по имени Джаспер…

Мой дорогой Марк!

Я никогда не представляла себе, сколько денег требуется для ведения собственного хозяйства. У меня прежде не было подобных обязанностей, и теперь я испытываю глубокое уважение к Ма – о чем, разумеется, никогда ей не скажу.

Нам с Питером пришлось экономить и урезывать себя во всем, чтобы устроить вечеринку с бриджем. Я наслаждаюсь ролью хозяйки дома и предвкушаю момент, когда соберу всех друзей под нашей крышей. Ты, конечно, придешь, не так ли?

Я рассчитываю на вечер веселья и отдохновения – без пререканий между мужем и женой по поводу денег. Впрочем, не стану утомлять тебя этими неприятными деталями.

Давай лучше вспомним прежние времена, когда мы носились по улицам Лондона, а потом проводили остаток ночи в доме одного из друзей. Иногда вереница наших автомобилей отправлялась за город, где чьи-нибудь родители с неохотой позволяли нам весело провести выходные.

Сейчас я мечтаю о тех днях – как когда-то мечтала о замужестве.

С любовью,Нэнси

Из граммофона лилась ритмичная мелодия, оглашая Роуз-коттедж, в котором собралась настоящая толпа. Столы и стулья, одолженные у гостей, поставили в холле, гостиной и спальнях. Звенели бокалы, и отовсюду слышался смех.

Продемонстрировав превосходный фокус с картами, я направилась вниз по лестнице. И вдруг Питер загнал меня в угол на лестничной площадке. На его лице играла многозначительная ухмылка, которую я редко видела после венчания. Она предвещала секс. Интересно, сколько стаканов бренди он выпил?

Питер был хорош: взъерошенные белокурые волосы, призывный взгляд, уверенная улыбка. Я залюбовалась его стройной фигурой, одетой повседневно и одновременно элегантно. Ни на ком так идеально не сидели брюки и пуловер.

– У меня есть для тебя анекдот, моя дорогая жена. Его только что рассказал мне один из парней.

Его пальцы гладили мою руку, и лед в сердце начал таять.

– Я люблю хорошие анекдоты, – сказала я и невольно ответила улыбкой, ощутив какое-то девическое волнение.

Питер прислонился к стенке, скрестив ноги.

– Вот почему мне нужно было немедленно тебя найти. Ты готова посмеяться?

Я кивнула, молясь, чтобы никто сюда не зашел. Пусть эта минута длится вечно.

– Я всегда готова посмеяться.

– Тогда я расскажу тебе о мужчине, которого задержала полиция.

– Это был ты?

Питер притворно надулся.

– Я неправильно рассказываю. Начнем сначала, – язык у него слегка заплетался, но он был в ударе, и мне это очень нравилось.

– Ты знаешь анекдот о мужчине, которого задержала полиция? – спросил он.

– Нет, – ответила я. – Расскажи мне.

– Они объявили ему: «Все, что вы скажете, может быть обращено против вас». – Питер прижал палец к моим губам, чтобы я молчала. – Мужчина спросил: «Все, что я скажу, может быть обращено против меня?» Полиция ответила: «Да». – Питер приблизился, и смех замер на его устах, а взгляд сделался таким, что я затрепетала. – И мужчина сказал: «Хорошо, сэр», а затем добавил: «Миссис Нэнси Родд».

Я рассмеялась. Подумать только, мужчина хочет, чтобы меня, Нэнси Родд, «обратили против него»! Но Питер заглушил мой смех поцелуем в губы.

О, как я хотела, чтобы это никогда не кончалось! Близость в нашем браке случалась урывками, и наш секс часто ставил меня в тупик: может, я что-то упустила? Должно же быть что-то еще – такое, что обещал поцелуй, но не давал Питер. Впрочем, так происходило всегда. Он постоянно начинал проекты и не заканчивал. Лишь один раз…

Шаги на лестнице заставили нас отпрянуть друг от друга. Ни к чему, чтобы меня видели в подобной позе, даже если он мой муж. Спускаясь, мы прошли мимо друзей, и при нашем появлении в гостиной раздались аплодисменты.

– Твой Питер обчистил меня до нитки, – заявил Марк, вставая из-за стола.

Я взглянула на Питера:

– Ты играл на деньги?

Он ответил виноватой улыбкой, словно я застала его в момент, когда он запустил руку в кассу. С таким же выражением он вытаскивал деньги из моего кошелька.

– Высокие ставки делают игру более увлекательной.

Слава богу, он выиграл, а то нам пришлось бы побираться в Ратленд-Гейт – лондонском доме моих родителей.

– Потанцуй со мной, как в старые добрые времена, – предложил Марк, когда Питер уселся за следующую партию.

Я очутилась в его объятиях, и граммофон заиграл очередную заводную мелодию. Несколько гостей присоединились к нам, и меня окутало знакомое ощущение комфорта, которое я всегда испытывала рядом со своим дорогим другом. Марк помог мне обставить Роуз-коттедж, сообразуясь с моим вкусом. А еще он успокаивал меня всегда, когда казалось, что все вокруг вот-вот запылает ярким пламенем и обратится в пепел.

Моя решимость сделать наш брак сносным стоила мне труда, но это было важно для меня.

– Как дела? – прошептал Марк.

– Знаешь, старина, я нашла вексель на блаженство, который намерена обналичить (как только вспомню, куда его засунула). Полагаю, я прекрасная хозяйка – но лишь когда рядом находится наша экономка.

Марк усмехнулся.

– Моя дорогая, ты, несомненно, воплощение абсолютного счастья.

– Значит, я преуспела.

– Какими новыми выходками отличился Прод? – поддразнил он, вспомнив прозвище, которое дала Питеру моя семья: Питер плюс Родд. – Не могу дождаться, чтобы прочитать об этом, – Марк многозначительно подмигнул, заметив мое недовольство.

– Скоро прочитаешь.

Когда мелодия закончилась, к нам подошли Диана и Мосли вместе с Питером.

– Нэн, дорогая, вы с Роддом непременно должны пойти на митинг. Это кульминация движения Британского союза фашистов. Мы ожидаем около десяти тысяч.

Я хотела было отказаться, но Питер вдруг сказал:

– Похоже, там будет весело, как в прежние времена.

Диана смерила его холодным взглядом, а Мосли дружески похлопал по спине и увлек к столу, за которым играли в карты.

Почему Питер согласился? Когда-то мы обсуждали наши идеалы, и они не имели ничего общего с фашизмом.

Я подумала, что мне полезно увидеть фашизм воочию – для работы над «Потасовкой». Я не ходила на митинги с прошлого года; тогда мы с Питером посетили один, и это укрепило наши политические взгляды, далекие от фанатизма и находящиеся в оппозиции к фашизму. Я подозревала, что Мосли надеется однажды стать британским Гитлером. Ну уж нет, спасибо, одного такого уже слишком много! Какое-то время казалось, что большинство англичан придерживаются того же мнения. Но за последние несколько месяцев произошли неуловимые изменения не только в стране, но и в моей семье.

Юнити жила в Германии вместе с несколькими молодыми леди – они изучали язык в надежде встретиться с Гитлером и дружили с его соратниками. Диана по-прежнему была любовницей Мосли. Все наше окружение это приняло, и их уже приглашали вместе на вечеринки. Даже мой брат Том симпатизировал фашизму. И Ма. Па стойко держался. Он упрекал Диану за то, что та свозила Юнити в Германию, на митинг. Он испытывал ярость – и однако же, как ни странно, разрешил Юнити жить в этой ужасной стране.

– Я куплю вам черные рубашки, – сказала Диана, целуя меня в щеку перед уходом. Она имела в виду форму членов Британского союза фашистов.

Идея носить черное казалась мне странной: черный цвет для меня означает траур. Но если мы не наденем эти рубашки, то будем выделяться на митинге, а это совершенно ни к чему.

– Но, Диана, мы можем сделать это сами.

– Подарок, – возразила она.

Я натянуто улыбнулась, вспомнив, что Диана получает от Брайана две тысячи в год в качестве алиментов. Это в четыре раза превышает наши с Питером доходы. И потому ответила:

– Спасибо.

Сестра оказалась верна своему слову, и на следующее утро я получила пакет с двумя черными рубашками и двумя булавками с символикой Британского союза фашистов. Положив пакет на туалетный столик, я очень долго смотрела на него. После вечеринки мы с Питером лишь мимолетно упомянули о предстоящем митинге, и он счел все это забавным. Полагаю, я могла бы смотреть на это так же. Черные рубашки ужасны, и воспринимать их можно лишь в контексте всей этой нелепости.

Когда в тот вечер Питер вернулся домой с работы, я встретила его в черной рубашке, с шутливой улыбкой протянув ему стакан бренди.

– Ну, как тебе? – я медленно покрутилась перед ним. – У меня достаточно аморальный вид?