bannerbanner
В поисках четверки
В поисках четверки

Полная версия

В поисках четверки

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
7 из 9

Круглый стол в центре приемной заставленный пачками документов, старые кресла с изношенной кожей сгибались под тяжестью ненужных бумаг. Рабочие станции, папки, бланки, заметки, клиенты, которые не интересовали ни её, ни коллег – всё это сливалось в одно бесконечное, монотонное течение. Эхо шагов, стуки клавиш, звонки телефонов – всё это звучало в её голове как один и тот же, невыносимо тупой звук, похожий на жужжание мухи, оседающей на ухо.

Она прошла мимо столов с уже знакомыми лицами, не успевшими её заметить. Здесь было много людей, но все они были чуждыми. Все поглощены своими задачами, своим постоянным движением по кругу, не дающему ни малейшего отклонения от маршрута. Ада чувствовала, как всё больше растворяется в этом офисе, как её личность становится всё меньше. Документы, клиенты, бумажки – всё сливалось в одно большое ничто. Люди приходят, заполняют формы, подписывают договоры, а она сидит за своим столом, соревнуясь с пыльными шкафами и почтовыми пакетами. Вся её роль сводилась к тому, чтобы ставить печати, заполнять отчёты, отсылать письма. Это был её мир. И чем дольше она находилась здесь, тем меньше помнила, что было до того.

Её стол был тем же, что и год назад, и два года назад. Старая клавиатура, чашка с застывшими следами кофе, разбросанные бумаги, которые она перетасовывала бездумно. Трудно было понять, что важно, а что – нет. Всё было важным. Всё было таким же, как и вчера, и завтра будет таким же. День за днём, как бесконечная вереница однообразных действий, которые обрабатывали её, как механическую деталь, приводя в движение и тут же забывая.

Ада зевнула, открыв очередной документ. Она приняла его в руки, но ощущение было пустым, механическим, как от пустой коробки, которую нужно заполнить. Печатать, подписывать, отправить – и всё снова повторится. Руки, когда-то уверенные, теперь стали дрожащими и неуклюжими. Пальцы замирали на клавишах, как будто не хватало силы закончить одно предложение. Каждое слово, каждая строка на этих бумагах становились всё менее важными. В какой-то момент она перестала понимать, зачем здесь вообще. Зачем этот бесконечный поток контрактов, судебных дел, несчастных клиентов, которые никогда не улыбаются, которые всегда хотят одного – решения их проблемы, которая, как оказалось, не решалась.

– Ада, перенеси эти документы на следующий стол. И посмотри на дело по обвинению в мошенничестве – нам нужно завершить его к вечеру.

Она кивнула, не поднимая взгляд. От этих слов не возникло никаких чувств. Всё сливалось в одно. Внешний мир больше не казался настоящим. Это было слишком далеко, слишком абстрактно, слишком чуждо.

Пока она переносила очередную стопку бумаг с одного стола на другой, было трудно вспомнить, как это было раньше – когда она приходила сюда с мыслью, что работает в юридической фирме, помогает людям, делает что-то важное. Теперь эти слова звучали, как пыль, как что-то выветрившееся и исчезнувшее.

Шум за окном был одинаковым, как и везде: машины, спешащие по своим делам, люди, шагающие по тротуару, не замечающие друг друга, не замечающие ничего важного. Всё в этом городе было таким же пустым, как её работа. Ада чувствовала, как её жизнь снова растворяется в этой пустоте, в этом ежедневном повторении. Никакой перспективы, никакого выхода.

Она подняла взгляд, оглядывая офис. Множество столов, компьютеров, экранов – всё работало, но не было жизни. Всё двигалось, но движения не имели смысла. Всё сливалось в одно большое, безликое ничто. И Ада ощущала, как её существование также растворяется в этом мире.

Ада пришла домой поздним вечером, когда небо было уже темным, а уличные огни тускло отражались в лужах на асфальте. Вокруг всё было смутным, размытым, как в старом фильме. Легкий ветер гонял по улицам бумажки и мусор, и только свет ее квартиры, когда она встала перед дверью, был знакомым и успокаивающим. Здесь всё было на своих местах. Здесь было тихо.

Она стояла у двери, вдыхая знакомый запах – чистоты и пустоты. Почтовый ящик был полон, и Ада, не обращая внимания, вытащила пачку писем. Среди стандартных реклам и банковских уведомлений оказался конверт с её фамилией, написанный чьей-то неуклюжей рукой. Она даже не сразу поняла, что это письмо. Оно не привлекло внимания, пока она не развернула его и не увидела первые строки: «С глубоким сожалением сообщаем…» – эти слова не имели смысла, как будто не относились к ней. Она продолжала читать, не пытаясь осмыслить, как если бы это было что-то чуждое, не касающееся её. С каждым новым предложением всё становилось пустым, отстраненным. И когда она дошла до последней строки, где говорилось о смерти тети, время будто остановилось.

Она стояла с письмом в руках, и разум, похоже, отказывался воспринимать происходящее. Не было ни боли, ни горечи, ни удивления – лишь пустота. Не зная, сколько времени прошло, Ада осознала, что всё это время стояла неподвижно. Она не плакала. В её теле было только тяжелое, невыносимое ощущение.

Пошла на кухню. Мельчайшие движения – включение плиты, нарезка овощей – казались такими далекими, лишенными всякого смысла. Никаких эмоций. Ничего вокруг. Только она, кухня и молчание. Когда ужин был готов, она села за стол и начала есть. Вкус стал плоским, пустым, как всегда, когда ешь, не чувствуя пищи. Она пыталась сосредоточиться на том, что было в ее тарелке, и это помогало, но только спустя время. Она избегала мыслей о письме, не давала себе возможности обдумывать слова, которые она так и не смогла осмыслить.

Когда ужин был окончен, она убрала тарелку в раковину, вымыла руки и вернулась в свою комнату. Взяла письмо снова, взглянула на него. На секунду ей показалось, что это письмо – не для неё. Что кто-то ошибся, и она откроет его, найдёт там имя другого человека, не её тёти. Но ничего такого не случилось. Она снова прочитала те же строки и, наконец, поняла: ничего не изменится. Всё это больше не имеет значения. Это просто слова.

Письмо оставалось на столе, она оставила его там, как нечто чуждое. Тетя умерла, и она не знала, что с этим делать.

Поступь стала медленной, почти механической. Комната встретила холодом и тишиной, как будто сама не могла поверить, что снова заполнилась ее присутствием. Занавешенные окна, и только свет от настольной лампы рисовал тени на стенах, создавая странные, удлиненные силуэты.

Ада подошла к барному столику, открыла бутылку коньяка и плеснула в стакан. Стекло тяжелое, холодное на ощупь. Коньяк разлился по телу, наполняя его теплотой, но в сердце все так же пусто, все так же холод. Боль словно туман, который не давал четко осознать, что именно она чувствует. Она снова сделала глоток, и этот момент, жар коньяка пересиливает холод внутри, ты ощущаешь, как его сила перебивает все остальное, являясь единственным, что осталось важным.

Пламя зажигалки сверкнуло в темноте комнаты, и Ада вдыхала дым, позволяя ему заполнять лёгкие. Он был резким, раздражающим, но в этом была какая-то невысказанная истина. Она потянулась за ещё одним глотком, но больше не чувствовала в этом ничего, кроме ощущения, что это просто продолжение какого-то механического действия.

Сознание вернулось в детство, в тот последний день перед трагедией перед тем, как всё изменилось. Воспоминания не были яркими и четкими – скорее, как тени, развевающиеся на закате, не имеющие четких очертаний. Всё, что она помнила, было нереальным, как плохо зафиксированный кадр, который теряет свою резкость со временем.

Ада сделала ещё один глоток, и горькое тепло расползалось внутри. Она повторяла это снова и снова – как застывшую картину, которая двигалась только для того, чтобы заново стать частью её боли. И всё же она не могла вырваться из этого, не могла сказать себе, что всё будет иначе.

Она снова закрыла глаза, и всё на мгновение затуманилось. Стук сердца, приглушенный шум в ушах, и больше не было ничего, только она и тень, которая плавно опускалась по стене. И в этой тени она почувствовала, как исчезает, как растворяется в том, что осталось от её жизни.

Когда она открыла глаза, в комнате стало немного светлее, а стакан в её руке оказался пустым. Но пустота не только в нем – она была внутри нее.

Ада замерла у угла, шаги затихли, отдавшись эхом в пустом коридоре. Она прислонилась к стене, холод которой проникал сквозь кожу, будто отражение её смятения. Всё казалось обыденным, но в воздухе витала зловещая тишина, словно коридор был не школой, а проходом в иную реальность, где её шаги звучали чужими.

Школьный день тек, но Ада не принадлежала этому миру. Знакомые стены, лица, звуки – всё было не её, словно она скользила по воспоминаниям чужой жизни. Коридор расплывался, как в тумане, и каждый шаг был тяжёлым, будто ноги вязли в невидимой смоле.

В конце коридора стояла преподавательница, её силуэт казался вырезанным из теней. Она говорила с коллегами, но голоса их затихли, когда Ада приблизилась. Мир замер, словно ждал неизбежного.

– Пойдём со мной, – сказала женщина, её голос был тихим, почти потусторонним, лишённым тепла. Она не спросила, почему Ада пропустила урок, не упрекнула. В её тоне была холодная дистанция, как у вестника дурных новостей.

Кровь отхлынула от лица Ады, грудь сжало, словно невидимый кулак сдавил сердце. Тревога, как червь, зашевелилась внутри, пробираясь к сознанию. Пульс стучал в висках, предвещая нечто, на что она не могла повлиять.

– Что случилось? – выдохнула Ада, голос дрожал, выдавая страх.

Преподавательница посмотрела на неё, её взгляд был тяжёлым, будто она несла бремя чужой судьбы.

– Ты должна быть сильной, Ада, – сказала она, коснувшись её плеча. Но прикосновение было холодным, как стена за спиной.

«Сильной?» – слово эхом отозвалось в голове Ады, губы задрожали, тело застыло, словно влитое в лёд. Школа растворилась в сером тумане, звуки и лица исчезли. Остались только эти слова, впивающиеся в разум, как руны на её коже – знаки, чей смысл она потеряла.

– Твои родители… погибли. Взрыв газа в доме, – голос женщины стал едва слышным, как шёпот ветра над руинами.

Ада хотела оттолкнуть её, но руки не слушались. Мир треснул, как зеркало, и в этом разломе она увидела тень дома – того самого, что ждал её, затаившись в глубине памяти. Шрам на запястье пульсировал, словно напоминая о забытой боли, связанной с этим местом. Реальность распадалась, и холод в груди стал невыносимым, будто дом сам звал её в свои тёмные объятия.

Ада не могла поверить. Мысли путались, цепляясь за пустоту. Она подняла руку, чтобы оттолкнуть преподавательницу, но пальцы замерли в воздухе, не коснувшись её. Внутри что-то оборвалось – не боль, не слёзы, а невесомость, как будто земля исчезла под ногами. Ничего не исправить. Никогда.

Её лицо побледнело, стало чужим, словно отражение в треснувшем зеркале. Зрение потемнело, мир распался на осколки. В этот миг Ада поняла: она уже не та, кем была. Шрам на запястье пульсировал, будто пробуждая забытую боль, связанную с домом, который теперь был лишь пеплом.

Она застыла в коридоре, холод сковал грудь – не снаружи, а внутри, как дыхание призрака. Ада хотела шагнуть, но тело не слушалось. Она знала, что должна что-то сделать, но стояла, словно влитая в тень.

– Ты можешь идти домой, Ада, – сказала преподавательница, её голос был мягким, но пустым, как эхо в заброшенном доме. Слова «иди домой» ударили, словно приговор. Дом? Он стал пустым звуком, лишённым смысла. Родители. Всё, что она знала, обратилось в пыль.

Грудь сжало, дыхание спёрло. Ада думала, что упадёт, но вместо этого отступила – шаг, другой, третий. Она шла по коридору, не чувствуя себя. Шаги стучали по паркету, резкие, как тиканье будильника в мёртвой тишине. В ушах звучал шёпот: «Дом ждёт тебя», – будто тень дома затаилась в её сознании, манила в свои тёмные глубины.

– Ада, ты можешь попросить кого-то забрать тебя, – донеслось эхом от преподавательницы.

Ада не ответила. Слова застряли в горле. Она вышла из школы, тёплый воздух утра теперь резал кожу, как насмешка. Мир стал фоном – серым, бессмысленным, как кадры чужого фильма. Мысли рвались, обрывки слов и лиц рассыпались, как песок сквозь пальцы. Всё, что было её жизнью, исчезло.

Она шла, но это было не её тело, не её шаги. Внутри – пустота. Жизнь раскололась на «до» и «после». Мир вокруг был мёртв, и Ада, словно тень, скользила по его краю, не в силах вернуться. Дом, тот самый, что горел в её кошмарах, звал её, и шрам на запястье отзывался, как ключ к забытой тайне.

Тётя вела автомобиль, с лицом сосредоточенным, но с улыбкой, которая, так и не смогла согреть племянницу. Тётя Ады являлась приятной женщиной – не слишком строгой, не слишком мягкой. Имея привычку говорить что-то успокаивающее, когда как ей казалось, что всё не на своём месте. Но для Ады это было раздражающе. Слова, пустые и незначительные, бесконечно пролетали мимо.

Ада смотрела в окно, как улицы постепенно сменялись, и, кажется, чем дальше они уезжали от школы, тем сильнее душила странная, неприязненная тишина. Ее поглотила неопределённость, словно она ехала не по знакомым улицам, а в неведомое место, куда её влекло что-то неизвестное и пугающее. Всё вокруг было чуждым, как сцена из фильма, который она не выбирала и не хотела смотреть.

Сквозь поток мыслей улавливались фразы тёти, что не имели смысла. Про «новую жизнь», про «всё наладится», про «время лечит». Все эти слова, настолько формальные и так неуместные в её состоянии, превращались в шум, в пустоту, которая не могла ничего изменить.

Когда они наконец подъехали к дому тёти, Ада почувствовала, как холод охватывает её всё сильнее. Дом был большим, старым, с облупившимися стенами и длинным, затененном садом. Тётя всегда любила такие дома – тихие, уютные, от которых веет какой-то безвременной атмосферой. Ада вряд ли когда-то могла бы назвать его своим домом. Даже когда её собственный дом ещё был… Был. Это место оставалась чужим. Её новые стены не становились её, они не обещали ей ничего. Здесь не было её прошлого.

Тётя пыталась создать хотя бы какую-то видимость уюта: убирала ее комнату, накрывала на стол, делала всё, чтобы сделать пребывание Ады комфортным. Но Ада ощущала, что что-то в этом доме было не так. Он был слишком тихим, слишком правильным, и даже стены здесь казались болезненно белыми, как страницы, на которых не написано ничего. Ее душа словно белый лист, на котором никто не оставил следа.

Она почти не говорила с тетей. И если бы не её тёплый голос, который периодически доносился с первого этажа, Ада бы вовсе перестала выходить из своей комнаты.

Она закрывалась в четырёх стенах, прокручивая в голове те несколько фраз, которые успела запомнить за день. В голове её продолжали звучать слова учительницы, а их тяжесть будто не отпускала её. «Ты должна быть сильной», – и вот теперь, в этом доме, эта фраза звучала еще более абсурдно. Какая сила была у неё, если её жизнь обрушилась в одно мгновение?

Ада не могла избавиться от мысли, что жизнь окончена. Она не могла быть здесь. Это не её дом. В этом месте не было ни одного предмета, который бы напомнил ей о прошлом. Всё было чуждо и беспокойно. Но больше всего Аду тяготила мысль, что здесь она никогда не станет другой, что она никогда не будет прежней. И каждый день в этом доме становился частью какого-то чуждого, неведомого существования, где её никто не ждал и не знал.

С каждым новым днём Ада чувствовала, как теряет себя, как ее собственная личность растворяется в чуждом мире. Она всё время пыталась бороться с этим чувством – как если бы её жизненные границы сжимались, а пространство вокруг становилось тесным и нереальным. Привычка возвращаться в мир своих мыслей, своих тёмных уголков, становилась обыденностью.

Ада вытаскивала сигареты из пачки, и зажигая одну за другой, поглощала дым, как будто он был единственным, что могла она ощущать в этом пустом месте. Каждая затяжка как маленькая победа – на мгновение она забывала, что всё стало не так, как было. Сигареты давали ей хоть какую-то иллюзию контроля. А если тетя пыталась заглянуть к ней в комнату, она в ответ закрывала дверь так быстро, как только могла. И вновь – одиночество.

Она смотрела через окно на улицы, на людей, которые шли мимо, и чувствовала, как будто они все принадлежат другому миру. Все эти люди, их улыбающиеся лица – они казались ей пустыми. Они были частью жизни, которая для неё уже не существовала. В её голове продолжал звучать преподавательницы в тот день, когда она услышала о родителях, и этот фрагмент продолжал вращаться, как сломанная пластинка.

В школе дела шли не лучше. Ада отставала в учебе, вела себя часто асоциально, совсем не заботясь о том, что думают другие. Она просто не могла вписаться в эту систему. Школьные учителя говорили ей, что она должна стараться, что она могла бы быть прилежной ученицей. Но Ада не могла. Это было так же бессмысленно, как и всё остальное в ее жизни. Как будто её разум был закрыт для всего, что касалось будущего. Она не могла сосредоточиться на том, чтобы быть хорошей. Она не хотела быть хорошей.

Её друзья, готичные и отрешенные, как и она предпочитали одеваться во все черное, могли понять. Тётя всё время пыталась её поддержать, но Ада понимала, что ничего не изменится. Она была как сломанный механизм, который никто не знал, как починить.

Она продолжала курить, затягивая сигареты одну за другой, как только чувствовала, что мысли становятся слишком тяжёлыми. Она знала, что нужно искать какой-то выход, но не могла найти его. Даже попытки найти смысл заранее обречены на провал. И в какой-то момент Ада поняла: она больше не могла контролировать свою жизнь. Эта жизнь была уже не её.

Однажды, поздним вечером, тётя снова пришла к ней в комнату. Она зашла так, как обычно, с улыбкой, которую Ада всё больше не могла воспринимать. И спросила, как у неё дела. Вопрос был такой обычный, такой знакомый, но именно он заставил Аду почувствовать себя как будто в клетке.

– Всё в порядке, – ответила она, это звучало автоматически, отработанная фраза, чтобы не показывать, как разрывает изнутри на части.

Тетя попыталась продолжить беседу, но Ада, не глядя в ее сторону заслонилась ладонью, словно чтобы отгородиться.

– Я устала, – тихо произнесла она.

Тетя остановилась у порога, Ада смотрела на её лицо, и ее посетила мысль, что она не хочет больше находиться здесь. Не хочет жить в этом доме, не хочет жить в этом городе, который так отчетливо потерял свои краски, некогда яркой палитры.

– Ты всё время куришь, – сделала замечание тётя, голос звучал не столько с упреком, сколько с беспокойством. – Это не помогает, Ада. Ты же знаешь.

Ада отвела взгляд в окно. Тень на улице была длинной, туманной, как её собственные мысли. Она знала, что тетя хочет, чтобы она изменилась, чтобы перестала задыхаться в этой пустоте. Но Ада понимала, что она не изменится. Она была поглощена этим пространством, поглощена тем, что произошло. Она потеряла своих родителей, потеряла дом, а теперь теряла себя. Её жизнь была как книга, страницы которой уже начали выцветать.

– Я не знаю, как здесь быть, – сказала она, не в силах больше держать в себе это чувство.

Тётя подошла ближе и положила руку на её плечо. Этот жест был тёплым, но он не мог пробить её барьер.

– Ты не одна, Ада, – тихо сказала тётя. – Я буду рядом.

Однажды утром, когда тётя вышла в магазин, Ада просто ушла. Без каких-либо громких слов или решений, она тихо закрыла дверь своей комнаты, осторожно взяла сумку и покинула дом. Не было ни планов, ни четкой цели. Она шла просто потому, что не могла больше оставаться в этом месте. Дом, который не был её домом. Тётя, которая была ей чуждой, несмотря на всю её заботу и доброту. Всё казалось чужим, ненастоящим.

Она не шла куда-то конкретно. Не знала, что делать, куда идти, но её ноги сами вели ее по улице, вдоль зашторенных домов, мимо людей, которые не замечали ее. Всё было как в тумане – тихое, пустое и бессмысленное. Она не чувствовала ни облегчения, ни волнения, просто тихую пустоту, которая заполнила её внутренний мир.

Шли дни, но она не возвращалась. Она не звонила. Всё, что было раньше, осталось в том доме, где больше не было её места. Каждый день был как попытка отдалиться от всего, что её тяготило. Всё было не важно – и тётя, и её слова, и даже её собственные мысли.

Однако, спустя некоторое время, Ада начала осознавать, что ей нужно вернуться. Она не могла забрать назад то, что было потеряно, но всё, что оставалось – это попытаться найти хоть какой-то смысл в этом возвращении. Может быть, она ошибалась. Может быть, стоило попытаться снова.

Она вернулась в тот дом, в который когда-то вошла как в убежище, но теперь он казался ей ещё более пустым и чужим. Тётя была дома, сидела на диване с усталым спокойным лицом. Она ничего не сказала, но Ада почувствовала, как тяжело было вернуться после всего, что произошло.

Тетя смотрела на неё, и во взоре было что-то, что Ада не могла понять. В нём не было укора или осуждения, он говорил, что она сопереживает ее боль, но не может помочь. Они молчали. Слов не было. Тетя вернулась к своим делам.

Ада поняла, что она не могла вернуть то, что потеряла. Всё оставалось позади, и Ада знала, что не может вернуться в ту жизнь, что была до. Осознала, что замкнутость и молчание стали тем самым барьером, что оградил её от жизни. Она больше не хотела быть тенью, скрывающейся в углу.

Поглощённая переживаниями, она прошла через болезненный процесс внутренней трансформации, и в какой-то момент стало ясно: она должна бороться. Не только за свою жизнь, но и за возможность обрести ту жизнь, которую могла бы построить, если пытаться бежать от себя.

Ада вернулась к учёбе, поглощенная миром, который раньше казался чуждым и далеким – миром цифр, фактов и четких правил. Она села за стол, открыла учебники и начала писать. Это было тяжело. Каждое задание вызывало ощущение, что оно невероятно сложно, но Ада продолжала, не позволяя себе сдаться. Чем больше она углублялась в эти страницы, чем больше учила, тем легче становилось в дальнейшем. В процессе она словно стирала с себя невидимую пыль, которая покрыла её за эти годы.

Школу Ада закончила с отличием, хотя в прошлом даже мысль о достижениях казалась ей абсурдной. Но, держа диплом в руках, она почувствовала, как пустота начинает отступать. Теперь, оглядываясь на свой путь, Ада осознавала, что её жизнь уже не была просто историей о беде и утрате. Она могла стать кем-то. И это ощущение силы, что зародилось в душе, было гораздо сильнее страха перед будущим. Оно было живым и настоящим.

Поступив на юридический факультет, Ада поняла, что преодолела не только свои сомнения и страхи, но и свой внутренний барьер. Экзамены, которые раньше казались ей почти невозможными, теперь стали для неё не преградой, а очередным шагом вперед. Она больше не видела себя как потерянного подростка, чьи мечты никогда не сбудутся. Теперь она думала о будущем с уверенностью, будто оно лежало в её руках, и каждый новый день был её шансом.

Вскоре Ада стала работать помощником адвоката в юридической фирме. Работа была неинтересной, скучной и порой утомительной, но теперь она не обращала на это внимания. Она научилась выживать в этом мире, с его строгими правилами и бесконечной рутиной. Она делала то, что нужно было делать, не задумываясь о том, нравится ли ей это. Это стало её новой реальностью, и она принимала её.

Сидя в этом офисе, среди стеллажей с документами, среди людей, которые были такими же, как она – частью большого механизма, – Ада ощущала в себе силу. Не потому, что она справлялась с работой, а потому, что научилась существовать в этом мире, где все просто делают своё дело, не задумываясь о смысле. Она сделала свою жизнь чем-то большим, чем просто набором случайных событий, и теперь чувствовала, как она управляет своим существованием.

Мир вокруг становился всё более понятным, а собственные цели – всё яснее. Ада знала, что впереди будет много испытаний, разочарований и трудных моментов. Но её внутренний мир уже не был пустым. Она больше не была той девочкой, которая сбежала от своих проблем, пытаясь забыться и спрятаться на холодных городских улицах. Теперь она понимала, что её путь – это её собственная ответственность, и она готова была его пройти.

Теперь Ада видела, что её жизнь уже не была той серой тенью, которая преследовала ее в прошлом. С каждым новым шагом, с каждым решенным делом она ощущала, как восстанавливает контроль над собой. Её мир перестал быть пустым. Каждый день теперь приносил ей не только скучную рутину, но и возможности. Возможности для роста, для изменения, для того чтобы не возвращаться к старым ошибкам и не позволять боли заново овладеть ею.

Однажды, сидя за столом среди кипы документов и толстых файлов, Ада поняла, что её жизнь уже не была похожа на ту, что была несколько лет назад. Каждый день, от встречи к встрече, от документа к документу, она продолжала двигаться вперёд. Она научилась не реагировать на пустые разговоры и шёпот, которые доносились из-за кабинетов. Она больше не была частью той роли – той готичной девушки с унылым взглядом, как все вокруг. Она больше не могла быть чужой в своем собственном мире.

На страницу:
7 из 9