В поисках четверки

Tony Flame

В поисках четверки

Глава 1

Туман напоминал густо замешанный раствор извести, стелился у корней исполинских деревьев, скрывая влажную, прогнившую хвою и плавно отступал, едва первые лучи солнца пробивались сквозь плотные кроны на фоне звучания хора птиц.

Деревья смыкались, образуя купол, пропуская свет в редких местах. Прохладный ветер и шелест листвы оживляли бесконечную тишину. Уханье усталого филина, порождения ночи, готовящегося ко сну, уступая эстафету тварям дневным. Восточная часть леса изгибом уходила в низину, где протекал быстрый и холодный ручей, затерянный среди хвощей, отражаясь эхом. Не известно водились ли в данной местности змеи, но несомненно все так или иначе располагало к тому, равно как и то, что трава в некоторых местах была примята образом, напоминающим их тропы.

Валежник, разбросанный вдоль двух берегов, застрявший в зарослях малины и терновника, оплетенный нитями паутины в каплях росы.

Глухой всплеск, разбежались круги на воде от ступившего в русло тяжелого сапога. Сидевшая на суку белка прервала трапезу, и с интересом наблюдала за путником. Люди здесь были редкостью, и она, вероятно, не видела их раньше. Путник же не обратил на неё внимания. Загорелое изможденное лицо, усталые глаза, излучающие решимость и волю. Обнаженные предплечья украшали бронзовые браслеты, переплетающиеся в форме змей, с янтарными камнями на месте глаз. Железная броня на груди носила следы многих боев, но оставалась пригодной. На поясе висели ножны, серебряный эфес меча украшала гранатовая отделка.

В этих местах ходили слухи о волках, что не показывались днем. Некоторые виды были агрессивны и нападали на людей при свете, но боялись лишь огня, что становился им единственной угрозой. Самый безопасный отдых— высоко на ветвях. И одно такое дерево было совсем неподалеку. Расположившись настолько, насколько позволяло столь незатейливое удобство, его веки сомкнулись под тяжестью усталости, и он предался объятиям столь вожделенного и долгожданного сна…

Путь на север был не только испытанием, но и моментом перемен: преодолев эти суровые земли, человек начинал понимать, что мир и он сам – не одно и то же. Пустота и холод, бескрайняя снежная пустошь и ледяная гладь становились не только физическим препятствием, но и внутренним зеркалом, в котором он видел свои страхи, ошибки и выбор. Лед, его зеркальная чистая гладь, была столь же хрупкой и изменчивой, как те решения, что он принимал когда-то.

Путник взглянул в холодную гладь увидел не только свое отражение, но и тень, что следовала за ним. Взгляд внутрь себя, на то, что уже успел забыть, скрытое от него самим подсознанием, как те вопросы, ответы на которые он, возможно, не хотел бы знать вовсе.

Вспоминая, как шагал по льду, ощущая, как холод пронизывал до костей, он все больше убеждался: в этом путешествии нет места для сожалений. Только вперед, в бескрайнюю пустоту, где можно найти или потерять всё.

Твой путь – это лишь твой путь, ведь твой путь именно ты, ты формируешь его и формируешь себя. Хотел он быть тем, кем стал или нет, это уже давно не важно потому, что он тот каким стал. Снег продолжает падать. В небе взошла луна, он еще немного постоял, ему хотелось, как северному волку выть на луну … Он развернулся и направился к горам, решив вернуться домой к изумрудным холмам. Он не знал, что его ждет там, не знал, что делать и, а снег продолжал падать… Он проснулся …

Солнце склонялось к западу, а проходящий меж ветвей ветерок обдувал лицо, своей девственной и первозданной свежестью. Спать на ветвях было не то, что те удобства убранства постоялых дворов его родины, но в то же время и не холода северных скал, либо же темниц нижнего города, в который добропорядочные люди старались заходить лишь по неотвратимой нужде.

Путь на север… Это было его первым заданием, обрядом посвящения. Он выполнил его, пусть и не считал это чем-то достойным, потому как суровый климат и дикая природа не особо пугали, а из всех ужасов, о которых ему говорили наставники и учили им противостоять, он не встретился ни с одним. Даже те странные волки, которые существуют и вполне себе несут опасность, каких, и сам он видел когда-то, будучи подростком, обошли в дороге туда и обратно стороной. Будто над ним был какой-то неведомый ему покровитель.

Деревья редели, уступая место поросли и кустарникам, сквозь которые уже проступали далёкие силуэты гор, покрытых альпийскими лугами со снежными шапками, блестящими в лучах солнца, скрывающими пики.

Перед ним распахнулась воистину сказочная долина, где изумрудные травы нежно покрывали луга, заставляя сердце замирать, как в миг вожделения, а душа наполнялась благодатью и внутренним умиротворением. Белоснежные цветы пробивались сквозь траву, словно фонари во мгле ночных переулков тесных, каменных улиц, освещая дорогу и напоминая о чистоте, красоте и неповторимость природы этого дивного чудесного края. Позади находился все тот же неприветливый лес, но выглядящий отсюда не таким мрачным и злым. Высокие деревья кидали тень на спуск в долину.

Вдали возвышались каменные стены города, и река, протекающая справа, огибала их, подчеркивая красоту камня. Город был настолько прекрасен, что казалось, он витал в воздухе, как облако. Каждый дом украшали флаги, а стены обвивали розы, создавая неповторимые узоры, яркие и насыщенные, словно живые.

Солнце почти закатилось за горизонт, ноги орошала вечерняя роса, а долину заполнял теплый, густой туман. Дышалось как-то особенно свободно, если бы только мошкара не была столь назойливой. Тяжелый стук сапог с ровным присущем строю тактом, выдавал свой незатейливый ритм. Вот уже совсем немного и северные ворота предстанут пред ним. Виднеются мелькающие факелы, и пока что еще не закрывшиеся их бронзовые створы.

Караванов на пути не встретилось, хотя обычно их было предостаточно вблизи этих мест. Заброшенные дома вдали от полей вызывали подозрения – их было слишком много, и это внушало необузданный страх. Разум отказывался воспринимать увиденное. Чем ближе он подходил к Дольх-Динасу, тем меньше оставалось поврежденных и не заброшенных зданий, сам город на холме выглядел нетронутым и благоухающим, таким каким он запомнил его, как и в прежние времена.

За эти полгода, что он скитался по северным землям, многое могло измениться. Но не настолько, чтобы оправдать его страхи. Идя в мерзлую мглу и неизвестность, опасаясь волков, что следят за ним, и прочего зверья, ожидающего момент, когда он ослабнет или получит травму, он не испытывал таких тревожных ощущений. Хотя встречал трупы животных, почти обратившиеся в прах скелеты людей, мертвые и полуживые деревья на границе чёрных скал и снегов, жуткий вой вервольфов и, как ему казалось, ледяных духов, круживших над пустотой тундры.

Погода гораздо лучше, чем в северных пустошах или лесных топях, где время, казалось, стояло на месте. Здесь, правда, из-за тумана не было видно ни туч, ни звёзд, а возможно, и небеса уже низвергались в ад. Холодный ветер с севера настойчиво дул в спину, напоминая о худших днях последних месяцев. Временами казалось, что он бил, как хлыст, коим избивают преступников на площадях нашего славного города в полдень.

Мощенная серым булыжником, обросшим частично мхом, дорога, без ста шагов упиралась в крепостную стену, а по бокам виднелись хозяйственные постройки, хлева и конюшни, со стороны которых доносились звуки рогатого скота, ржание лошадей, блеяние не то коз, не то баранов и ехидное похрюкивание свиней.

Распредвал упёрся в холодные бронзовые ворота. Заперты. Сквозь слуховые окна мерцал огонь, дым от грубой печи из обломков стены вился к небу, неся запах жарящейся речной рыбы. Несколько фигур маячили у костра, их тени плясали на камне. Закрытые ворота до заката? Странно. Он сжал чугунное кольцо и ударил по створкам. Глухой звон разнёсся в тишине. Ответа нет. Ещё удар, сильнее. Хриплый, пропитой голос рявкнул из-за стены:

– Закрыто! Ярл запретил вход до полудня, или ты выше закона?

– Я паладин Лунной Воды, – отрезал Распредвал, сарказм в голосе резал, как клинок. – Открывай, страж, я не для того тащился через пустоши, чтобы выслушивать твой бред! Хочешь монету? Не твой день.

– Боги мне свидетели, плевать, кто ты! – прорычал голос. – Воняешь, как падаль, и тряпьё твоё – тлен.

– Наглость? – Распредвал прищурился, рука легла на эфес. – Открывай, или я вышибу ворота и засуну твой язык тебе в глотку.

– Лучники! Прорыв! Целься! Огонь! – завопил стражник.

– Отставить! – громыхнул капитан из мрака. – Открыть ворота! Это Распредвал, паладин с севера.

– Но, капитан, вы же велели… – промямлил стражник.

– Я сказал – открыть! – рявкнул капитан. – Или ваше пойло выжгло последние мозги?

Скрип, лязг, облако пыли. Ворота дрогнули, открывая проход. Стражники с факелами косились на Распредвала, их взгляды сочились недоверием. Масляный дым щипал глаза, свет отражался на стальных познавших битвы доспехах капитана, отбрасывая зловещие тени.

Распредвал кивнул, скрывая тяжесть в груди.

– Благодарю, – выдавил он. – Пустоши выжгли терпение. Прости за резкость.

Капитан взглянул с усталым пониманием.

– Идём, – махнул он. – В таверне расскажешь. И поешь, а то выглядишь, как призрак.

Они двинулись по центральной улице к таверне, чья вывеска скрипела под ветром. Город затих, его былую жизнь пожрали тени. Башни и колонны, увитые плющом, хранили величавую скорбь, но в трещинах стен читался упадок. Пустоши изменили Распредвала, но Дольх-Динас, его дом, выглядел чужим, словно мир, который он знал, рассыпался в прах.

Таверна «Любопытный кабанчик» встретила тусклым светом масляных светильников, свисавших с почерневших балок. Запах жареного мяса и хлеба смешивался с дымом камина. Хозяин, тощий, с лицом, изрезанным временем, кивнул на столик у огня, его взгляд, ясный и цепкий, будто читал душу.

– Присаживайтесь, паладин, – буркнул он.

– Чего будете? – Валерика возникла из тени, её мелодичный голос, нарушил тишину.

Бледная кожа, каштановые косы, томные глаза – она излучала опасную притягательность, как змея перед броском. Подтянутая фигура, обтянутая платьем, манила, но за её красотой скрывалась тень, которую Распредвал чувствовал нутром.

– Всё, что дашь, – бросил он, сбрасывая сумку и падая в кресло. – Слишком долго я жрал снег и слушал волков.

Капитан сел напротив, его лицо, скрытое маской долга, хранило усталость и тлеющую надежду. Распредвал уставился в камин, тени плясали в его глазах, отражая пустоши, что выжгли в нём всё человеческое.

– Не вини стражу, – начал капитан. – Многие полегли, гоняясь за тварями. Без толку.

– Твари? – Распредвал прищурился, сарказм в голосе был острым, как клинок. – Те, которыми старухи пугают детей? Байки старых рыцарей, приправленные элем?

– Ты паладин, а веришь в сказки? – капитан хмыкнул. – Зачем тогда вступал в орден?

– Не за тварями, – отрезал Распредвал. – Запад, Восток – я знаю их города. Север – ледяной ад. Но юг… он манит, как бездна. Жажда пути, а не геройство, вела меня.

Капитан покачал головой.

– Всё началось три месяца назад, после твоего ухода. Скот пропадал, птица исчезла. Лисы, волки – они сами бежали, будто от смерти. Потом люди начали пропадать. Целые семьи – без следов. Ярла мучают сны: пустошь без снега, красная глина, белый песок, горы хлама. В центре – железный истукан, как человек, но мёртвый. Вихри, призраки… Мы думали, бойцы спятили от жары или пойла.

– Призраки? – Распредвал нахмурился. – Ты сам их видел?

– Их не всегда видно, – капитан понизил голос. – Ледяные когти хватают в ночи, тащат в преисподнюю. Иногда – белесые тени без глаз, воют, как содранная кожа. Но хуже – мелкие, зелёные. Демоны.

– Зелёные демоны? – Распредвал сжал кружку, сарказм сменился тревогой. – Рассказывай.

– Вылетают из воронок в земле, – продолжал капитан, глаза потемнели. – Тишина, как перед бурей, потом – гром, ядовитая вспышка, дым. Из него – они. Маленькие, с тупыми рожами и оскалом. Беззвучны, пока не атакуют. Визжат, как свинья под ножом. Стая налетает – и всё. Человек, скот – только кости. Хохочут, сливаются в рой и исчезают со вспышкой. Жуть.

– И никто не нашёл, как их остановить? – Распредвал откинулся, фатализм сквозил в его взгляде. – Почему город ещё стоит?

– Они не каждый день, – капитан указал в окно. – Видишь звёзды? Чисто. Но когда с юга бьёт столб света – жди беды. Всё оттуда. Орден знает больше.

Валерика принесла еду: жареную рыбу, хлеб, мясной суп. Аромат заполнил ноздри. Распредвал кивнул в благодарность, ложка в руке казалась тяжёлой, как меч.

– Столб света… – пробормотал он. – Только ночью?

– В любое время, – капитан пожал плечами. – Призраки любят ночь, потому ворота и закрыты.

– Надеюсь, сегодня тихо, – Распредвал вздохнул, усталость ломила кости. – Мне нужен кров и очаг. Утром – к магистру.

– Иного не ждал, – капитан встал. По старому обычаю воинов, их руки легли друг другу на плечи, эфесы мечей звякнули, отдавшись эхом. – Удачи, паладин.

Валерика, всё ещё у стола, скрестила руки. – Поладил с капитаном? – в голосе присутствовала игривая насмешка. – Север тебя не сломал, а?

– Не трынди, – огрызнулся Распредвал, но уголки губ дрогнули. – Пустоши жрут душу, но я ещё дышу. Дай покой, женщина.

Её глаза сверкнули, как кинжалы. – Покой? – усмехнулась она, придвинувшись ближе. Её дыхание, горячее, пахло вином. – Здесь его нет. Твари, демоны, свет с юга – всё реально. Ты на краю, паладин. Ищешь ответы? Они не нужны тебе.

– А ты, Валерика? – он прищурился. – Что ищешь ты?

Улыбка угасла, взгляд ушёл в огонь. – День за днём, – тихо сказала она, и в голосе сквозила безнадёжность. – Мы все сгинем, Распредвал. Вопрос – как скоро.

Она отошла, оставив его с едой и мыслями, тяжёлыми, как тени пустошей.

Потрескивание поленьев в камине успокаивало, запах жареного мяса и пива, такой земной, резал контрастом с ужасами, что капитан вбил в разум Распредвала. Тени пустошей, зелёные демоны, столб света – всё это казалось сном, но горькая правда жгла душу.

Валерика скользнула к столу, её улыбка, смесь насмешки и любопытства, ловила свет камина. Глаза, острые, как кинжалы, изучали паладина.

– Поладил с капитаном? – голос дразнил. – Его байки правдивы? Ты и впрямь был на краю света, паладин. Такие, как ты, в цене – те, кто слышит то, что другим лучше забыть.

Распредвал скинул плащ, обнажая исцарапанные доспехи, провёл рукой по бороде, на миг забыв о мире.

– Пустоши оставляют шрамы, – буркнул он, укор в глазах смешался с усталостью. – Мне нужен очаг, чтобы не сойти с ума.

Таверна дышала грубой простотой: потёртые столы, скрипучие стулья. Старик в углу, с бородой, как пепел, глушил эль, не поднимая глаз. Картежники в другом конце спорили, их голоса тонули в заботах, далёких от хтоничной тьмы, что знал Распредвал.

– Что расскажешь, паладин? – Валерика наклонилась, её взгляд рыскал по его лицу, будто искала трещины в маске. – Что таишь?

Он уставился в кружку, в пене отражался огонь.

– Я человек, потерянный в этом аду, – голос был тих, пропитан фатализмом. – Ищу ответы, но чем больше знаю, тем меньше верю. Твари, демоны, призраки… Это слишком жутко для правды. А я чувствую – мы на краю бездны.

– Знаю, – она кивнула, тень легла на её лицо. – Всё сплелось. Мы все теряли. Ответы? Их нет, пока не смиришься: мир – хаос. Решай, паладин: искать или жить с пустотой.

Её слова, как нож, резали душу. Распредвал молчал, глядя в огонь. Орден ждал, но тьма юга, о которой шептал капитан, пугала сильнее пустошей. Он сомневался, найдутся ли там ответы.

– А ты, Валерика? – он поднял взгляд. – Что для тебя важно?

Улыбка угасла, её глаза ушли в пламя. – День за днём, – голос стал тише, перейдя на шепот. – Я знаю, мы не вечны. Многие, кто видел тьму, сгинули. Ты, может, найдёшь ответ… Но он может сломать тебя.

Она отошла к полке, схватила бутылку и вернулась, откупорив её с лёгким хлопком.

– Один путь – пройти через ад самому, – бросила она, разливая вино.

Распредвал кивнул, тепло таверны ненадолго прогнало тени. Но слова Валерики, как сажа, оседали в груди, усиливая чувство неотвратимости.

Она повела его в баню. Пар обволакивал, пахло кедром, сливой, хвоей – запахи, что смывали тревоги. Холодные камни пола жгли босые ноги. Здесь, в полумраке, пустоши отступали, давая миг покоя.

Валерика замерла у двери, её силуэт в пару был манящим и опасным. – Это место… – начал Распредвал, – не ждал такого в Дольх-Динасе.

– Особенное, – её улыбка, змеиная, дразнила. – Не каждый сюда дойдёт. Но ты ведь не каждый?

Она ушла, но вскоре вернулась. Дверь скрипнула, каблуки стучали по кафелю. Сквозь пар проступил её силуэт – Валерика. Её тело, изящное, как у пантеры, нельзя было спутать. Она приблизилась, пальцы скользнули по его груди, ниже, к прессу, пробуждая пожар в венах. Напряжение сжигало нервы. Её дыхание, горячее, близкое, пахло вином и запретным. Губы коснулись шрамов, кожа горела под её касаниями.

Распредвал сжал её плечи, борясь с собой – долг против желания. Она шептала, дразня: «Мы сгинем, паладин. Но не сегодня». Её тело извивалось, как змея, влекущая и смертельная. Глаза, полные страсти, пожирали его. Он поддался, утопая в её тепле, в безумстве момента. Их тела сплелись, влажные от пара, горячие от вожделения. Пышная грудь, алые губы, запах волос – всё было ядом и спасением. Вечность длилась секунды.

Упав на постель, он укутался одеялом, вдыхая сосновый аромат. Кровать была раем после ветвей, скал и снега. Сон накрыл, глубокий, без видений – впервые за месяцы.

Утром он собрался, ночь с Валерикой дала сил. Она стояла у двери, провожая.

«– Спасибо за покой», – сказал он, голос был твёрд, но искренен.

– Возвращайся, – ответила она, глаза хранили тень. – Ты не один.

Распредвал покинул таверну. Он шагал к цитадели, готовясь к встрече с Орденом, где, возможно, ждали ответы – или новая бездна.

Рыночная площадь, раскинувшаяся у стен Цитадели, гудела, как улей. Лавки, шатры, палатки бурлили жизнью: купцы, странники, проходимцы сплетались в хаосе дневной рутины. Запахи восточных специй, жареного мяса, свежей рыбы и хлеба смешивались с вонью пота и гниющих отбросов. Монеты звенели, голоса торгашей и вопли покупателей сливались в рёв, от которого звенело в ушах. Это был центр Дольх-Динаса – живой, алчный, но с привкусом тлена, что Распредвал чуял нутром.

Над площадью царил культ Ахулуя, бога торговли, чья тень падала на каждый медяк. Его храм, с золотыми куполами и статуями, высился неподалёку, но главная святыня стояла здесь – колоссальная фигура Ахулуя. Вдвое выше домов, с мускулистым торсом, отточенным с пафосной детализацией, бог взирал на толпу. Золотые весы в одной руке, мешок монет в другой – символы баланса между правдой и ложью, богатством и нищетой. Пронзительный взгляд, строгие черты лица сочились презрением и милостью. Ахулуй был стражем и палачом, суля благоденствие верным и кару обманщикам.

Культ не входил в пантеон великих богов, но его жрецы, тучные и хитроумные, утопали в роскоши. Их багровые мантии мелькали в толпе, гимны сливались с рыночным гамом. У подножия статуи дымились алтари: монеты, вино, а порой – гниющие куски мяса, чей смрад смешивался с благовониями. Язвы на руках жрецов, слизь на камнях, безумные глаза молящихся – гротеск ритуалов бил в ноздри. Ахулуй, мастер игры, где сделки и ложь сплетались в танце, внушал трепет и страх, словно следил за каждым шагом.

– Славься, Ахулуй, источник богатства! – вопили верующие, бросая дары к статуе. Их голоса, полные жадности и веры, звучали как мольба перед бездной.

Рынок жил своей алчной жизнью. Клинки, кольчуги, латы сверкали на прилавках, маня воинов и караванщиков. Рядом громоздились горы крабов, омаров, креветок, чей запах перебивал смрад алтарей. Ковры, скатерти, подушки, сотканные в дальних землях, пестрели красками, но пыль веков оседала на их узорах. Площадь оживала каждое утро, но в четверг, день молитв и отдыха, толпа становилась морем, где каждый искал добычу.

Распредвал пробирался сквозь хаос, игнорируя зазывал. Их крики – «Лучший клинок, паладин!», «Рак свежий, как утренний бриз!» – отскакивали от него, как стрелы от брони. Его взгляд был прикован к цитадели Лунной Воды, чьи чёрно-белые стены, поросшие мхом, хранили память Эрона Дона. Орден, древнейший в этих землях, был сердцем Дольх-Динаса. Когда-то его рыцари изгнали тварей на край мира, дав жизнь городу. Но теперь, шагая по рынку, Распредвал чувствовал: тьма вернулась, и даже Ахулуй, со своими весами, не уравновесит грядущий хаос.

Цитадель Лунной Воды, древняя, как сама земля, возвышалась над Дольх-Динасом тысячу лет. Её стены, сложенные из чёрного и белого камня, хранили шрамы сражений и память Эрона Дона – израненного воина, чья судьба легла в основу ордена. Его происхождение тонуло в легендах: одни видели в нём выходца с Востока, другие – пришельца с мифического материка за Океаном Севера. Но никто не знал правды. Льды океана пожирали всех, кто искал тот берег, и экспедиции давно канули в забвение. Лишь традиция осталась: каждый послушник ордена должен был пройти испытание у границы ледяной бездны.

Эрон Дон, основатель ордена, родился в богатой семье восточных землевладельцев. С малых лет его учили наукам, искусству, этикету. Но в тринадцать лет гражданская война разорвала его мир. Отец и верные воины пали, мать с сыном бежали морем. Пиратский корабль перехватил их: мать продали в рабство, Эрона оставили невольником. Она исчезла навсегда, а он, скованный цепями, выживал среди вони, крови и саркастических ухмылок корсаров. Некоторые из них, редкие, почти человечные, бросали ему крохи сочувствия, рискуя собственной шкурой. Но жажда мести – за мать, за украденную жизнь – горела в нём, как уголь в печи, заставляя ждать.

В девятнадцать лет случай явился. Пиратский капитан, хитрый, как змея, задумал захватить форт соперников в гавани Южного моря. Сил для осады не хватало, и план родился подлый: Эрон с другими рабами, под видом торговцев, должен был войти в крепость, предложить отравленное вино, открыть ворота и подать сигнал. Но Эрон переиграл крысу. Бочки с вином вылили в песок, остатки разбавили водой. В крепости они подсунули дар, обезвредили стражу и открыли ворота. Битва вспыхнула, но не по сценарию. Эрон освободил рабов из подвалов, вооружил их и повёл на стены. Сверху они косили лучниками обе стороны, пока кровь не залила камни. Выживших добили. Форт пал, море окрасилось алым, и невольники окрестили его Скалой Алой Свободы.

Годы ушли на укрепление Скалы. Торговля, оружие, союзники – всё готовилось для возвращения Эрона на родину, где ждал престол. Корабль построили, но пираты кишели в южных морях. Северный океан казался безопаснее. Ошибка. Льды раздавили судно, как скорлупу. Половина команды погибла в хрусте костей и криках, другие утонули в ледяной воде. Уцелевшие, дрожа от холода, без еды и огня, отбивались от диких тварей, чьи глаза горели во мраке.

Собрав обломки, они двинулись на юго-восток через пустоши и чёрные скалы. Холмы и река привели их к долине, где позже вырос Дольх-Динас. Но первая ночь открыла ужасы, от которых разум трещал по швам. Хтоничные твари, не поддающиеся описанию, выползали из тьмы. Их когти, слизь, вопли были кошмаром, от которого живые завидовали мёртвым. Эрон, увидев это, забыл о престоле. Дойдя до родины, он не требовал короны – он молил о помощи против зла, что грозило миру. В доказательство – головы и трупы чудовищ, чья плоть воняла серой.

С войском, оружием и провизией они вернулись в долину. Недели ушли на зачистку земель, пока не нашли источник – где-то на юге, в бездне, чьи тайны не сохранили свитки. Зло отступило, но не исчезло. Израненный Эрон Дон с горсткой воинов осел в долине, основав цитадель – форпост против тьмы, щит цивилизации. Он знал: зло вернётся. И оно ждало своего часа.

Спустя года место становилось все более заселенным, услышав о его изобилии и богатстве флоры и фауны, сюда переселялись знатные дома Востока и Запада. Город расстраивался, развивалась торговля. Предания тех лет стали забывать, а потом и вовсе причисляли к бабушкиным сказкам. Орден, конечно, уважали, но считали странными фанатиками, да и история города для большинства ограничивалась лишь тем, что наиболее продвинутые дома Запада и Востока, устав от взаимно порицаний, переселились сюда, дабы забыть о распрях и их происхождении, дабы зажить обществом наиболее свободным, а главное свободным от ярма традиций и навязанных ненужных стереотипов. И верно, ведь так, это все и было … до последнего дня, и начала тех страшных событий…

Рыночная площадь осталась далеко позади, а с ней тот гам толпы и разномастные незнакомые люди. Распредвал находился в паре сотен шагов от ядра заселения этих земель, великом сооружении и его альма-матера – бастиона ордена Лунной Воды. У стен располагался декоративный ров, к нему вела дорога из жёлтого кирпича. Раньше, в былые времена, он нес фортификационную нагрузку, но с того момента, как напасть с юга снизошла на нет, а город разрастался появился замок ярла, а в последствии и городские стены, его роль сошла на нет.