В поисках четверки

Иногда, в моменты одиночества, когда она оставалась в своём небольшом одноместном кабинете и тихо перебирала документы, ее охватывало странное чувство. Вроде бы всё на своём месте: она успешна, она строит карьеру, она делает шаги вперед. Но она не могла избавиться от мысли, что её жизни чего-то не хватает. Её окружал мир, который она создала, но в этом мире не было того дома, который когда-то был у неё в воспоминаниях. Того дома, где тетя сидела в кресле с чашкой чая, где стены были согреты теплым светом и звуками уютных разговоров. Всё это исчезло, и Ада не могла найти в своей новой жизни ни тепла, ни безопасности, которые когда-то давали ей эти простые, обыденные моменты.

Каждое утро, приходя в офис, она не могла избавиться от ощущения, что что-то остаётся за дверью ее маленькой жизни. Она как будто потеряла не только родителей, но и что-то более важное – чувство дома, которое, несмотря на его потерю, всё ещё было ей нужно. Ада прекрасно понимала, что не может вернуться назад, что ее жизнь изменилась, но в её сердце всё ещё было место для той утраченной гармонии, для того, чего не хватало в её жизни с каждым днём.

Она пыталась заглушить эти чувства работой, разговорами с коллегами, проведением вечерних встреч с друзьями, но… пустота, которая оставалась внутри, никак не уходила. Каждый вечер, возвращаясь в свою небольшую квартиру в самом центре города, Ада чувствовала, как что-то остаётся за дверью, на пороге, что-то важное и нужное.

Теперь она должна была вернуться. Вернуться туда, где тетя уже не сидела в кресле, где не было того тепла, которое она искала. Похороны. Прощание. Всё казалось таким неподъемным, таким чуждым. И вот, с этим тяжёлым грузом внутри, Ада вновь готовилась сделать шаг в реальность, в которой не было её дома, не было тепла, не было той родной руки, которая когда-то её поддерживала.

Несмотря на майское тепло, кладбище окутывала холодная, влажная мгла, от которой хотелось бежать, но некуда. Несколько человек – коллеги, смутно знакомые родственники – стояли рядом, их голоса сливались в невнятный гул. Ада не вслушивалась. Всё казалось чужим, как сцена из чужого сна, где она была лишь тенью. Речи, ритуалы – пустые, как её мысли. Зачем она здесь? Этот обряд не имел смысла.

Похороны закончились быстрее, чем она ждала. Люди расходились, но Ада осталась у могилы. Пронизывающий ветер хлестал по лицу, заставляя вздрогнуть. Она ждала боли, слёз, но в груди зияла пустота – не утрата, а холодный дискомфорт, будто она не принадлежала этому моменту. Страх потери, всегда живший в ней, теперь стал призрачной тенью, растворяющейся при взгляде. Что она должна чувствовать? Горе? Или лишь бессмысленность?

Шрам на запястье пульсировал, словно эхо забытой раны. Ада невольно коснулась его, и в этот миг ей почудился шёпот – далёкий, но настойчивый, как зов дома, что ждал её за гранью реальности. Земля под ногами казалась зыбкой, будто кладбище и дом были связаны невидимой нитью, тянущей её в прошлое. Тень тёти, казалось, наблюдала из мглы, и Ада вздрогнула, не в силах понять, реален ли этот взгляд, но ее прервал голос адвоката.

– Это для вас, – тихо сказал адвокат, протягивая конверт. Его голос дрожал, будто он вручал не бумагу, а ключ к чему-то запретному.

Ада взяла конверт, не поднимая глаз. Её пальцы, холодные, задели его руку, и в этот момент ей почудился шёпот, едва уловимый, как ветер в пустых комнатах. Это было не начало, а продолжение истории, которую она боялась завершить. Что она могла чувствовать, когда всё уже свершилось? Грудь сжалась, но ответа не было.

Она стояла в тумане, слова из письма повисли перед ней, словно призраки: «Дом… передаётся вам, Аде…» Они звучали нелепо, чуждо. Дом? Зачем ей дом? Его образ в памяти был тенью – пустотой, пропитанной утратой. Он давно перестал быть её убежищем, превратившись в эхо кошмаров. Почему тётя оставила его ей? Ада не могла понять. Шрам на запястье пульсировал, будто дом звал её через кожу, пробуждая забытую боль.

– Это ошибка, – прошептала она, но голос утонул в тишине. Пустота вокруг поглощала всё, даже её слова.

Адвокат шагнул ближе, его лицо выражало сочувствие, которое Ада отвергла. – Это неожиданно, – начал он, – но всё оформлено. Вам нужно разобраться с документами. Мы поможем.

Ада отступила, мысли путались. Дом. Он будет давить, напоминать о родителях, о тёте, о потерях, которые она пыталась стереть. Ей не нужны были ни его стены, ни деньги. Она хотела бежать, но ноги словно приросли к земле, будто дом уже поймал её в свои сети.

– Решать сейчас не надо, – продолжал адвокат. – Дом ценен. Ваша тётя хотела, чтобы он был ваш.

Ада не слушала. Её взгляд упал на конверт, бумага казалась тяжёлой, живой. – Хорошо, я свяжусь, – бросила она, голос дрожал, как струна перед разрывом. Она повернулась, но шёпот дома, зловещий и настойчивый, звучал в ушах, обещая, что он не отпустит.

Адвокат ушел, оставив её стоять среди разрозненных людей. Похороны завершились, но она не могла понять, что теперь делать с этим домом. В голове – пустота, в груди – боль.

Ада подняла взгляд на небо – оно было таким же серым и бескрайним, как всегда. Ветер рвал её волосы, и она инстинктивно убрала их, будто пытаясь скрыться от мира, который продолжал ей казаться чужим.

Села в машину, но не поехала. Двигаться в пустоту – это ощущение было невыносимо тяжёлым, как странная обреченность, которая не отпускала. Она посмотрела на конверт в сумке. Бумага, всё ещё сжимаемая в руке, казалась ей чем-то нелепым, чем-то, что не имело права быть частью её жизни. Это не могло быть настоящим.

Сигарета в руке – единственный знак ее присутствия в этот момент. Каждый вдох приносил новый страх. Мир как будто подсовывал ей роль, в которую она не была готова влезть. Роль наследницы, не зная, что делать с тем, что ей оставили.

Ада стояла у окна, наблюдая за пустыми улицами, где весна не могла окончательно победить осень. Листья всё ещё лежали на земле, как забытые письма, не дошедшие до адресата. У неё была странная привычка – задерживаться в таких моментах, когда мир казался незавершенным, а перешедшим в неопределённый промежуток. Время между былым и настоящим. Точно так же она чувствовала себя сейчас. Не могла найти себе места, не могла понять, чего не хватает. Всё, что оставалось, – холодный экран телефона, на котором мелькали номера риелторов, как незавершенные фразы.

Высветился номер Даррена. Пальцы сами по себе замедлились, остановились на клавишах. Она не знала, почему именно его номер появился первым. Он не был лучшим выбором, но всё равно она набрала его. Да, у него был опыт, обещал хороший сервис, но это не имело значения. Слишком многое связывало её с этим домом, чтобы всё сводить к сделке. Но она всё равно нажала на кнопку вызова.

– Алло, Даррен? Это Ада. Мы договаривались встретиться, – её голос звучал твёрдо, но внутри всё сжималось, будто она говорила с тенью.

– Ада, конечно, помню. Когда удобно встретиться? Я свободен, – ответил Даррен, его вежливость казалась фальшивой, как маска. В его тоне скользило что-то неуловимое, словно он знал больше, чем говорил.

– Завтра, – вздохнула она, не понимая, почему выбрала именно этот день. Ей нужно было разорвать оцепенение, цепи дома.

– Отлично, в десять утра. «Пришлю адрес», —ответил он.

Разговор оборвался, и Ада, положив телефон, уставилась в окно. Рассвет ещё не наступил, её тень, длинная и зыбкая, тянулась к прошлому, как эхо дома, что не отпускал. Шрам на запястье пульсировал, будто дом шептал сквозь кожу: «Ты вернёшься».

Она всегда думала, что сможет забыть его. Но дом, памятник её боли, держал её, как магнит. Его стены хранили детство, страхи, потери. Сердце сжалось, дыхание спёрло. Ада не хотела туда. Но отменить встречу было невозможно. Не для продажи – чтобы вырвать дом из своей жизни. Навсегда.

Что знал Даррен о её ранах? О воспоминаниях, что шли за ней, как тени? Она закрыла глаза, сидя на диване. Почему дом, давно изгнанный из памяти, снова поймал её? Он был привидением, затаившимся в тишине её существования. Завтра она войдёт в его двери, и, возможно, поймет, что он ей чужд. Но это понимание будет ранить. Дом – не просто стены, а мир, который она потеряла. И если он вернётся, то тянет её в бездну прошлого.

Утро пришло, серое и неподвижное. Свет, пробивавшийся сквозь жалюзи, колебался, словно не решался коснуться мира. Ада сидела за кухонным столом, глядя на остывший кофе. В её руке дрожал телефон, а в ушах звучал шепот дома, зловещий и неизбежный, обещающий, что она не сможет уйти.

Глава 5

Голова неистово кружилась, выпитое ранее давило на желудок, и с огромным усилием воли Даррену удавалось сдерживать подступающую к горлу рвоту. Его засосало, в, казалось бы, бесконечную воронку, он падал вниз, пролетая мимо причудливых существ и винтообразных коридоров, стремясь в самое не то, что пекло, а низшие холодные круги ада, откуда он не смог бы выбраться никогда.

Падая с неимоверной высоты, что бездна пред ней всего лишь дверная ручка, до которой не может дотянуться ребенок, ему суждено разбиться плашмя, раскидав вокруг свои бренные человеческие останки, оставив лужу крови, стекающую из-под умершего тела, однако приземлился он мягко, как на десяток уложенных друг на друга адаптивных матрасов.

Спустя некоторое время, подняв голову с холодного плесневого каменного пола, он увидел, как к нему приближается какое-то анатомически неправильное существо, отвергающее одним лишь своим видом, и обращается к нему:

– Пойдём со мной, ты должен стать моим другом, – с интонацией не менее мерзкой.

Даррен следовал за ним, не сопротивляясь. Оно было похоже на человека, но с крысиной головой и хвостом. Когда они пришли, оно показало ему свою комнату. На столе находилось множество мониторов, транслирующих изображение с сотен, а вероятно и тысяч камер. Даррен спросил существо, как он может находиться тут на протяжении десятков тысяч лет, не контактируя ни с кем кроме как своих воображаемых друзей, и почему оно сидит тут в одиночестве, и главное зачем подглядывает за частной жизнью людей?

Существо ехидно хмыкнуло и ответило, что это ему сложно, но как иначе быть – тут так скучно, и ударив больно чешуйчатым хвостом по руке Даррена, указало, что он должен внимательно смотреть в один из мониторов, где развивались уже какие-то активные события.

Даррен не сопротивлялся, да и вряд ли это принесло хоть какой-то положительный результат – он является заложником этого существа и ни на что не влияет. Воспротивится, оно и вовсе его убьет. Существо истекало слюной и копошилось своими мерзкими лапками, уставив взгляд мелких красных глазок на Даррена, в то время как на экране продолжался ход событий.

На мониторе он увидел статного и накаченного мужчину, выглядящего опытным бойцом и ловко использовавшим кастеты, чья жизнь до этого резко перевернулась, ведь он стал замечать, что его команде больше не интересны их истинные идеалы, а лишь коммерческий успех. Они стали марионетками в руках пассивной группы лиц, которые только и думали о прибыли.

Мужчина осознал, что не может больше участвовать в жестокой игре. Без перспективы идеалов, которые возлагал на себя, каждый и ему не оставалось иного, как покинуть старых друзей, проклиная свою судьбу.

Дабы избавить себя от болезненных воспоминаний он переехал в маленький захолустный городок, решив навестить своих старых приятелей, но мало кто хотел идти с ним на контакт, а потому он целыми днями пялился в телевизор, в надежде посмотреть, что происходит в мире. Нашлись среди эфиров интересные для него программы, умелые ведущие, образованные и серьезные.

Но через некоторое время он понял, что все это – всего лишь химеры, далекие от реальности бытия. Он начал забывать о своих старых ценностях, которые были связаны с гедонизмом и наслаждениями, что привык получать он раньше. Оказалось, что он был на пути к их осуществлению более социалистически-ориентированными ценностями, и мнил себя Фиделем, Марксом и Че Геварой в одном лице.

Он стремился к миру неизмеримых идеалов, что казались достойными: гражданские демонстрации, коммунистические крестовые походы, собственное правительство на улицах – все это представляло содержимое его новой жизни без чего он уже не видел смысла существования.

Но, похоже, он был тут не сам для себя. Его новые друзья начали постепенно пропагандировать культ непозволительных праворадикальных организаций. Они убеждали его, что были ненадежными предателями капитализма, и чуть подует ветер, маятник качнется по ту сторону баррикад.

В их планы входили создание религиозной секты, которая увлекла бы их на большое поле, не гнушались они использовать чипирование, опыляя потенциальных жертв химтрейлами для управления разумом широких масс. Человека на мониторе уже не удивляло, что коммунистические идеалы оказались достаточно слабыми и нестойкими для того, чтобы противостоять капиталистическим зверям.

Здравый смысл пришел на помощь, и Даррен хотел знать, что ожидает этого мужчину дальше, но мерзкая скотоподобная тварь переключила монитор, на котором уже мелькало изображение человека похожего на безумного ученого в белом халате и с защитными очками, пребывающим в экстазе от ожидания успешного завершения безумного эксперимента.

Как только доктор узнал о том, что может построить устройство, способное перемещать объекты в пространстве и менять ход временных событий, он ощущал себя властелином Вселенной – не таким гомосексуальным, как герои супер геройских мультфильмов семидесятых, но весьма сильным человеком, удрученным от того, что для осуществления задуманного ему требовались огромные финансы, которые он не мог дождаться, а собрать необходимые средства самостоятельно не было возможности – ему нужны были деньги, и быстро.

Вскоре доктор задумался о том, как можно заработать необходимую сумму. Ему пришла в голову идея – идти на охоту за гоблинами. Доктор знал, что гоблины – богатые и могут заплатить огромные деньги. И вот он отправился на охоту, вооруженный странным кубом из своей лаборатории. Доктор уверенно шел по лесу, ожидая, когда ему повстречается первый гоблин…

Но далее изображение прервалось помехами, мерзкая тварь стучала когтистыми лапами по клавиатуре похрюкивая и отрыгивая комки шерсти, то поворачиваясь, то снова отворачиваясь от Даррена, как маятник или камертон. Изображение становилось четче, и Даррену открылась уже другая картина.

Он видел дорого одетого мужчину, который как прояснилось позднее являлся мультимиллиардером и гением робототехники, но ему наскучила такая жизнь: он хотел большего, он хотел перемен, и в этом его поддержала новая секретарша по имени Мелисса, которая не только обзавелась маниакальной привязанностью к клею, но и оказалась чрезмерно сексуально озабоченной, голодной до плотских утех любительницей необычайных извращений, что подвалы принимающие знатоков необычных услад покажутся легкой шалостью.

Разделив с ней все ее увлечения, она помогла ему собрать армию из бывших социалистов-повстанцев и террористов, которые с радостью присоединились к его миссии построения коммунизма на территории всего мира.

Но так как любое начинание – это не только свобода, но и ответственность, их команда столкнулась с различными препятствиями на своем пути. Они не могли контролировать своих участников, которые стали слишком громкими и вызывали беспорядки в городе. Не помогли и магические способности озерных и горных магов, которых удалось найти в секретных тюрьмах правительства и девственных лесах Амазонки.

Как оказалось, маги обладали уникальными суперспособностями, которые помогали им контролировать распоясавшихся коммунистов. Они воспользовались древними знаниями, чтобы вызвать духов и войти в телепорт, благодаря чему стало возможно переместиться в любую точку пространства по желанию своей воли, но как только они попытались применить свои сверх возможности, монитор с треском погас, а крысиная тварь яростно теребила кабели, ворча и брызгала желтой пенистой слюной в сторону Даррена. Он не мог ничего сказать, а ведь вопросов было очень много, он испытывал лишь омерзения и старался не смотреть в сторону твари, не то, чтобы с ней говорить.

Изображение переключилось на несколько других мониторов, разбивая общий план на несколько зон, как камеры наблюдения службы охраны, а затем начало мелькать и переместилось на один средних размеров монитор. «Смотри», – прошипела тварь и кинуло в Даррена чем-то твердым похожим на книгу.

Теперь Даррен видел лес, где обитают одни лишь антропоморфные медведи. Он видел маленького медвежонка, который играя с огнем подпалил лапку, но огонь не обжег его, наоборот, мишка почувствовал, как тепло начало проникать в его организм, наполняя силой и энергией.

Бернард, так звали медведя, знал о своих способностях с детства. Как только он понял, что умеет управлять огнем, то начал обучаться магическим искусствам и заниматься самообразованием. Он стал не только умелым пловцом и ловцом рыбы, но и опытным охотником.

Однажды, когда Бернард шел по лесу, он услышал крики на помощь. Он побежал и увидел небольшую группу киборгов, которые напали на беззащитную медведицу. Бернард понял, что ему необходимо вмешаться и спасти ее. Он выжигал своим пламенем киборгов, но они не желали отступить.

В конце концов, киборги осознали, что они не смогут победить медведя-воителя стандартным вооружением, и один из них при помощи телепорта материализовал неизвестное Даррену оружие, которое произвело луч лилового цвета и испепелило Бернарда, оставив от него абсолютно ничего, а сами киборги растворились в воздухе, как туман весенним утром у воды.

Даррен ощущал себя под действием сильных наркотиков, либо же напрочь сошедшим с ума. Он не хотел воспринимать ту реальность, где мерзкая тварь заставляет смотреть его различные сюжеты не менее психоделические. Монитор переключился вновь, что для него уже не было неожиданностью, с тем лишь отличием, что мерзкая тварь не издала ни одного звука.

Даррен видел человека, который вероятно очень любил проводить время на своей даче, особенно после тяжелой и напряженной рабочей недели. В этот раз он решил не нарушать своих традиций, и сделав небольшой запас водки, собирался провести вечер в тишине и покое на свежем воздухе. Однако заготовленных припасов ему показалось критически мало, и пока позволяло время, решил он совершить «марш-бросок» до ближайшего от дачного кооператива магазина.

На пол пути он заметил довольно странное здание – оно было слишком высоким, чтобы там могло находиться обычное жилое помещение или офисное здание. Впрочем, он не стал обращать на него внимание и поспешил к магазину, так как это сейчас не важно, но как здание возникло на этом месте за столь короткий срок, человек объяснить себе не мог, да и не хотел – цель, то ведь намечена и требует реализации.

Закупившись водкой, человек как можно быстрее намеревался вернуться домой. Но тут на его пути снова возникло странное здание, и на этот раз оно притягивало, словно мощный магнит небольшую скрепку, затерявшеюся в ворсе ковра. Человек решил к нему подойти. Когда он приблизился ко входу, небо внезапно заполонила мгла, молнии ударяли, словно здание служило огромным громоотводом, наполняя себя всей мощью грозы.

Не испугавшись, человек решил зайти внутрь. но как же опрометчиво стало скоропостижное решение, продиктованное чрезмерным любопытством. Внутри здание являлось пустым, лишь массивная винтовая лестница стремилась вверх, ведя на чердак. Человек поднялся, с чердака доносились дикие вопли. Открыв дверь, человек оцепенел от ужаса: на чердаке проходила вечеринка демонов. Придавались они своим бесовским утехам в неистовой пляске. Человек стоял неподвижно, наблюдая за происходящим. К нему подошла мертвая девушка в синем платье, плоть ее частично разложилась, остатки мертвой кожи отваливались от лица, руки, почерневшие все покрытые струпьями, тянулись к человеку. «Ты пойдешь со мной», холодно, но властно произнесла она, схватив человека за предплечье, притягивая к себе, оскалив рот…

Алистер, как предположил Даррен, звалось существо, снова переключило изображение, но в этот раз с продолжительным запозданием. Оставив черный экран, оно носилось по помещению, заглядывая по всем углам, а потом прижавшись вплотную уродливой мордой к лицу Даррена, обрызгало его слюной, и прошипело:

– Смотришь? Смотри! Смотри! Тут все показывают! Я все про всех знаю! И про тебя знаю. Не делай вид, что мы не знакомы! Мы друзья, мы самые лучшие друзья…

– Заткнись! Мне омерзительна твоя кампания, и я не хочу тут больше находиться!

– Ыыы! – не то посмеялось, не то давился свой слюной Алистер. – Ну попробуй, уйди. Ха-ха! Ты всегда сам ко мне приходишь, и снова придешь.

Даррен попытался развернуться, но, к своему ужасу, оказался полностью парализован. Его тело не слушалось сигналов, порождаемых мозгом, он не мог шевельнуть пальцем, не мог отвернуться, и все что оставалось ему, это лишь смотреть в омерзительную морду с ехидным оскалом и кариозными клыками, пастью, источающей зловоние разложившейся плоти с примесью городской канализации.

– Я тут интересное нашел! Очень интересное! – повизгивал Алистер, тыча своими культяпками лап в мониторы. – Смотри внимательно и не отвлекайся, мой юный друг.

– Заткнись уже тварь! – крикнул Даррен в ответ, однако дальше не продолжил, потому что новое изображение на экране привлекло внимание, так как в этот раз там было не что-то странное и неизвестное, а он сам, только моложе, много-много лет назад, такой юный и еще не разочарованный в жизни.

Весенний вечер, природа оживает и наполняется красками. Голубое небо, но уже с хрустальной луной, которая светит на землю с высоты. Ветерок нежно дует, а звезды постепенно начинают ярко светить в ночном небе. Пение птиц, шелест листвы и бурлящий ручей где-то рядом, что наполняет не только плотину внизу изумрудного луга, но наполняет душу и раскрывает сердце. Вечер удивляет нас своими новыми открытиями, рубиновое небо, сменяется янтарным оттенком, темнеет и заключает мир в объятия ночи.

В такой момент кажется, что весь мир останавливается, чтобы насладиться столь красивым и притягательным зрелищем, и в тот момент распахиваются двери гармонии, а мы начинаем слышать то, что находилось рядом с нами, но о чем мы забыли.

Даррен и двое его друзей, шутя, даря друг другу улыбки шли вдоль берега ручья по мокрой от вечерней росы траве. Им не более шестнадцати. Впереди справа возвышался подъем, на вершине которого, оазисом среди степи стояли заросли орешника, Бутылка портвейна была уже почти пуста наполовину, но это никак не мешало им получать удовольствие от жизни и дружеской беседы. Они были романтиками в своей душе, и верили, что будущее принесет им много радости и счастья. Они уверены в своих силах и способностях, и ничто не могло помешать им воплотить свои мечты в жизнь.

Они добрались до зарослей орешника, где решили остановиться и пожарить сосиски. Кулинарными изысками они были не искушены, и готовить особо не умели, но это было неважно. Важно было то, что они вместе, в кругу друзей, и эта встреча стала для них настоящим праздником, праздником что Даррен осознает спустя много лет, так как эта встреча стала для них последней.

Огонь разгорелся ярко, распространяя тепло и уют. Они сидели, обсуждали свои планы на будущее, делились горестями и радостями. Они всегда были поддержкой друг для друга, и это было очень важно для каждого из них.

Под звуки природы и речного шума, они вели беседы обо всем, веря в лучшее. Они были счастливы в тот момент, и никакая беда не могла омрачить момент этой искренней и беззаботной дружбы.

Вечер теплый и звездный завлекал остаться до рассвета, но им все же надо было возвращаться в город. Даррен помнил тот вечер в подробностях. Как веселые шли они по лугу, а вдали виднелся город, как рвал он цветы черемухи, что хотел подарить возлюбленной девушке, но дверь ему открыла ее психически неуравновешенная мачеха, которая отхлестала Даррена по лицу букетом, и с чувством исполненного долга, явно получая удовольствие от сказанного, сообщила, что Камилла отправлена жить и обучаться в интернат для сложных подростков.

Ее он тоже больше никогда не видел. Знал лишь только, что она познакомилась по переписке с уголовником, который пристрастил ее к алкоголю, а потом ушел к другой, оставив Камиллу с долгами. Ее засосала в себя уличная проституция со всеми прелестями данной профессиональной деятельности. Один раз подрезали весьма сильно – врачам пришлось потрудиться.

Но смерть нашла Камиллу по другой причине, и спустя семь месяцев. Познакомившись с более сильными веществами, печень устала фильтровать всю ту дрянь, что она в себя заталкивала, и дав сбой, в одно утро просто перестала работать, а бездыханное тело Камиллы обнаружили спустя несколько недель, когда службы вскрыли дверь по заявке соседей, изнемогающих от сладко-приторной тленной вони трупа на лестничной клетке.