В главной роли Адель Астер

Когда она передвинулась к следующему столику, уборщик одарил ее улыбкой – он вытирал с пола разлитый напиток. Он был старше Вайолет на год, темные волосы всегда взлохмачены, падают прямо на глаза. Ей все хотелось принести на работу ножницы и откромсать эти лохмы. Он встряхнул головой, отбрасывая волосы на место и не отрываясь от дела – и его серые глаза встретились с ее глазами.

Вайолет ухмыльнулась, потом улыбка сбежала с ее лица. Мимо прошло несколько танцоров, которые тоже приходили на пробы, – они смотрели на нее, узнавая. В центре шагала блондинка с коротким бобом, и она глянула на Вайолет с непередаваемым ехидством.

Вайолет так и подмывало ответить жестом, который уборщик иногда делал за спиной у невоспитанных клиентов. Но вляпаться ей не хотелось, поэтому она посмотрела на ведьму с дружелюбной улыбкой, а потом, не дожидаясь ее реакции, отвернулась. Лучше уж сразу дать понять, что издеваться над собой она не позволит. При этом Вайолет знала, что ссориться с этой дамой не стоит: она явно получила роль, а значит, будет часто появляться в театре.

– А оно тебе надо – быть таковской, как энти? – Вайолет вздрогнула, услышав рядом голос уборщика, говорившего на чистом кокни.

Вайолет нахмурилась.

– Такой, как они, я быть не хочу.

– Танцоркой-то хочешь.

– Быть танцовщицей – не значит быть стервозой. – Вайолет закатила глаза и пошла за очередной порцией коктейлей, которые нужно было отнести в абонированные ложи.

Уборщик ухмыльнулся и ускорил шаг, чтобы не отстать от нее.

– Танцорки слов-то таких не говорят – «стервоза».

Вайолет дернула плечом, перешла на двухтактный тэп.

– Я ж говорю: я не хочу быть такой, как они. Просто хочу танцевать.

И стать звездой…

Глава третья

Адель

«Рампа»

Хотя мы пока еще и не видели их выступлений по эту сторону океана, похоже, двум нашим американским звездам вообще не нужно никакого таланта, чтобы оказаться в центре внимания. Наша героиня успела потанцевать во всех высокопоставленных клубах города – неудивительно, что она носит прозвание «Плюшка-Веселушка». Страшно подумать, как называют ее брата… Будем надеяться, что эти корифеи степа и шафла хорошенько выспятся перед премьерой. Ведь нам всем не терпится увидеть, чем именно так долго дразнили наш аппетит!

После непродолжительного флирта с Лондоном и посещения нескольких спектаклей, например «Дюжего дворецкого» с Джеком Бьюкененом в главной роли, Фредди все-таки добился своего: мы бросили развлекаться и надели танцевальные туфли. Вставали до зари и танцевали, пока ступни мои не начинали молить о пощаде, а кости ныть. После этого я снимала разорванные шелковые чулки, надевала свежую пару – и мы продолжали танцевать.

Несколько недель мы репетировали непрерывно: поел, поспал, снова за работу. Я ощущала себя марионеткой на ниточке, единственный способ освободиться – уговорить кого-нибудь протащить на сцену гигантские ножницы и перерезать эти завязки. Но перерезать никто ничего не собирался. Хуже того, чем ближе к премьере, тем короче делались перерывы. Я даже перестала надевать панталончики, чтобы побыстрее управляться в уборной. Да уж, какой из этого вышел скандал, когда однажды вечером я побежала за братом, а тут налетел порыв ветра!

– Давай-ка возьмем такси, а то сейчас весь Вест-Энд будет знать, что там у меня между ног, Фредди! – крикнула я ему вслед.

После этого пешком мы уже в гостиницу не ходили. Как мама ни настаивала, мне нравилась эта свобода – ходить, оголив неудобосказуемые части. А может, из-за того, что почти все решения за меня принимали другие, мне нравилось, что я могу хоть в чем-то сама покомандовать. Небольшая, но победа.

– Когда вернемся в гостиницу, я хочу еще раз повторить «Лестницу в рай». – После длинного репетиционного дня Фредди каждый вечер шлифовал свои движения.

Но мне хотелось другого – по-настоящему прочувствовать этот дивный город, насладиться им. А вдруг другой возможности не представится? Не могу я упустить шанс посетить лондонские клубы.

– Давай, конечно. Не собираюсь тебя останавливать. – У меня же были собственные планы, а именно – выйти в свет вместе с Мими Кроуфорд, танцовщицей из нашей труппы. Мими пообещала познакомить меня с несколькими аристократами, а я ведь из Нью-Йорка, у нас там аристократов негусто. Ну, если, конечно, не считать Вандербильтов и прочих фу-ты ну-ты.

– Сегодня – в «Чиро», – объявила Мими, бросив взгляд на Фредди, который был занят: наставлял какую-то девицу из кордебалета. Светлые волосы Мими были аккуратно заправлены за уши, она улыбалась, голубые глаза светились озорством. – Там прекрасный оркестр, можем танцевать хоть всю ночь.

У Мими были совершенно ошеломительные друзья. Сами они называли себя «золотой молодежью», танцевали ночи напролет, пили шампанское, буянили на весь Лондон. Все как один – любители удовольствий. Пьянящее зрелище. После долгих лет жизни в жестком режиме, репетиций с самого утра, Запрета в США, в рамках которого было табуировано примерно все, Лондон приносил ощущение свободы, даже при том что мама требовала строжайшего соблюдения комендантского часа: в полночь – спать. Я решила, что сегодня впервые удеру тишком, если она меня не отпустит, – прискорбно, учитывая тот факт, что мне уже двадцать шесть лет.

И ведь не то чтобы я отказывалась трудиться – просто я хотела еще и жить. Разве нельзя совмещать оба этих занятия?

– Фредди тоже с нами пойдет. – Я ухмыльнулась, глядя на брата, дожидаясь, когда он сообразит, что я втянула его в наши планы.

– Отлично. Встретимся в лобби вашей гостиницы. Мой друг нас отвезет. – И Мими упорхнула.

Я рухнула на сцену, скрывая свою радость, – твердые доски приятно холодили уставшие мышцы. Я сняла танцевальные туфли, пошевелила пальцами ног. Треск эхом отдался в зрительном зале. От спавшего напряжения по жилам хлынула эйфория.

– Это вы о чем? – Фредди сел со мной рядом, расшнуровывая туфли и глядя туда, где только что исчезла Мими.

– Нас пригласили поразвлекаться. – Я старалась говорить игриво и загадочно.

Фредди нахмурился, чего я и ждала. Да уж, умел он испортить хорошее настроение, когда был занят своими танцами. Тем не менее ему нужно было расслабиться, оставалось найти предлог.

– Будет буйственно, – сказала я, вытягивая ноги и наклоняясь к одному колену, чтобы растянуть мышцы спины, ягодиц и бедер. Ухватила себя за ступню, напряжение в икре пошло на убыль. Мизинец на ноге шевелился в дырочке – очередная пара шелковых чулок насмарку.

Болело все, и я совершенно вымоталась. Физически и душевно. Держать лицо перед всем миром – тяжелая работа. И еще заставлять тело, которое трудится уже второй десяток лет, трудиться и дальше.

Фредди нахмурился сильнее прежнего, я так и не поняла, то ли он пытается подавить желание пойти повеселиться, то ли сильно на меня зол за мою настойчивость.

– Большая радость развлекаться с пьяницами и хулиганами.

Я качнула головой, хихикнула.

– Слишком ты серьезно к себе относишься, братишка. Настанет день, когда ты оглянешься назад и пожалеешь, что так мало развлекался.

Между бровями у Фредди пролегла глубокая борозда, и я приготовилась выслушивать тираду о том, как важно стремиться к цели и серьезно относиться к своему делу, но вместо этого услышала:

– Только сегодня.

Кажется, ресницы у меня взмыли до самых волос, так я была шокирована. Я ведь готовилась к препирательствам.

– То есть ты пойдешь?

– Один раз, не больше.

– Отлично. – Я опустила голову ему на плечо, похлопала по спине. Хлопковая рубашка мокрая от пота, пахло от него мылом и потом. Знакомый, домашний запах.

– Надеюсь, я об этом не пожалею, – пробормотал он.

Я отстранилась, заглянула ему в глаза.

– С какой радости ты должен жалеть о том, что после тяжелого дня решил отдохнуть?

Фредди с преувеличенной опаской вздохнул.

– Ты прямо как наш отец.

– Я что, предлагаю тебе кутить и дурачиться? – Я усмехнулась, дабы сгладить неприятное напоминание о том, что нашему отцу случалось злоупотреблять спиртным.

– И не допоздна, – продолжал торговаться Фредди – у него был вид дедушки, который велит ребенку не пить слишком много газировки.

Я широким жестом перекрестила сердце.

– Клянусь доставить тебя домой прежде, чем карета превратится в тыкву. – Я и сама не собиралась плясать до рассвета, потому что репетировать с недосыпу – сущий ад.

– Ты тоже, Делли. – Фредди поднял брови и посмотрел на меня так, что мне захотелось его треснуть.

Демонстративно закатив глаза, я ответила:

– Как скажешь, Плакса-Вакса.

Фредди пробормотал:

– Опять Плюшка-Веселушка меня воспитывает.

А потом побежал собирать свои вещи, я же поспешила в гримерную – поскорее стянуть рваные чулки и растереть мизинчик, на котором от порванного шелка осталась красная полоса. Танцовщицы из кордебалета шли к выходу, махали нам на прощание; я засунула туфли в сумку.

– Ах, чтоб тебя, – пробормотала я, заметив, как полегчало запястье – пропал браслет, который мама подарила мне в прошлом году на день рождения. Видимо, свалился во время репетиции.

Оставалось надеяться, что звенышки из белого золота заблестят в свете прожекторов. Занавес я отдернуть не успела – замерла, услышав дивные мелодичные звуки, сопровождавшиеся стуком каблуков по дереву. Точно попадая во все ноты, кто-то пел «Лестницу в рай» братьев Гершвин, изначально написанную для «Скандалов» Джорджа Уайта, но мы решили включить эту мелодию в «Хватит флиртовать». Кроме того, мы добавили еще две песни, место действия перенесли в Бурн-Лодж рядом с Мейденхедом и убрали некоторые американские идиомы, которые сложно было перевести. Не хотелось повторить историю «Анны Кристи», для понимания которой британцам едва ли не приходилось пользоваться словарем.

Мы с Фредди должны были петь «Лестницу» в первом действии, вместе почти со всей труппой и кордебалетом – я уже привыкла к их голосам. А вот этого сопрано еще не слышала.

«Я построю лестницу в рай / По ступенечке каждый день!» Каблуки топали в углу сцены, будто поднимаясь по лестнице, голос не умолкал. Тэп-тэп-слайд – я представила себе твирл точно в нужном месте, пока незнакомка пела про счастье. Темп все убыстрялся, я представляла, как она исполняет сложную комбинацию, которую без конца репетировал Фредди в такт строчкам о том, что он построит лестницу в рай. Заглянула за плотный занавес из бордового бархата – очень любопытно было узнать, кто это распевает на нашей сцене слова песни, которую мы с Фредди довели до совершенства.

В тени, подальше от света софитов, стояла девушка, которую я тогда встретила в уборной, – она вложила в танец всю душу, но ее не взяли. Я бы узнала ее где угодно. Моя копия, только повыше. Она, похоже, не отчаялась. Все движения и тексты выучила наизусть. Каждый шаг идеально совпадал с воображаемыми нотами, с музыкой, которую слышали лишь мы с нею – она звучала у нас в головах.

– Вайолет? – Я шагнула на сцену.

Она умолкла и развернулась так резко, что потеряла равновесие. Руки-ноги то попадали в свет прожектора, то нет, и это напоминало один комический номер из нашего водевиля.

– Поосторожнее! Еще не хватало, чтобы вы ногу сломали! – Я бросилась к ней, хотя и не успела бы подхватить, если бы она упала.

Вайолет встала прямо, с легкой улыбкой на губах.

– А это ж к удаче?

Я поняла, почему она мне так нравится.

– Да. Говорят, что началось все еще в Древней Греции: зрители так крепко топали от восхищения, что иногда ломали ноги.

Глаза у Вайолет расширились.

– Ну, я уж вряд ли чем так восхищусь, что сломаю ногу.

– Даже нашими с Фредди танцами? – поддразнила я ее.

Тут Вайолет явно смутилась – вспомнила, где она и с кем разговаривает. Я попыталась сглотнуть разочарование, ведь я лишилась подруги прежде, чем успела ею обзавестись.

– Простите, что помешала. – Вайолет потерла ладонями предплечья, явно собираясь сбежать. – Пойду дальше работать.

– Подождите. – Я протянула ей руку. – Вы за нами наблюдали?

– Простите. Это нехорошо, – ответила она тревожно.

Я волей-неволей вспомнила тот день, когда за нами с Фредди гонялись агенты Джерри, чтобы запретить нам выступать на сцене. А кто гоняется за Вайолет? Было в ней что-то такое… что именно, я никак не могла сообразить. Мне хотелось не просто ей помочь, хотелось еще и подружиться. Спросить, как она умудрилась выучить все тексты и движения, хотя и не репетировала со всей труппой. Вайолет обладала врожденным талантом – этим, видимо, она мне и напомнила меня саму.

Я сделала шажок вперед, пытаясь улыбнуться как можно более одобряюще.

– Чего ж тут нехорошего? Вы отлично справляетесь. Прекрасно подходите в кордебалет.

Вайолет повела плечами, лицо обмякло, руки опустились. Кажется, уже не так боится. По крайней мере, не думает, что я ее сейчас возьму за ухо и вышвырну вон.

– Я приходила на пробы, но, к сожалению, чем-то продюсерам не понравилась.

– Я помню. – Вайолет тогда старалась сильнее всех остальных, меня изумило, что ее не взяли.

Глаза у нее вспыхнули.

– Правда помните?

Я кивнула.

– Вы выступили ошеломительно. Я поговорю с директором, спрошу, не найдется ли для вас места. Если бы он услышал, как вы поете, и увидел то, что только что видела я, он с радостью взял бы вас в труппу.

Руки Вайолет взлетели к груди, ладонь к ладони.

– Огромное вам спасибо!

– Не за что. Надеюсь, вы любите трудиться. – Нужно уж сразу сказать ей правду. Это занятие не для слабаков. Да и те, кто не слабаки – и талантом не обделены, – порой жалеют, что не выбрали что-то другое.

– Я всю жизнь тружусь.

Я склонила голову набок, вгляделась в нее.

– Я тоже. – Я не стала распространяться о том, что порой мне хочется чего-то совершенно противоположного тому, к чему подталкивали меня мама, отец и даже Фредди.

Вы ничего не подумайте, я очень люблю танцевать. В танец я вкладываю сердце и душу – все, что во мне есть, я выражаю через пластику и движение. Но если в жизни тебе дано только выражать, а не действовать…

Тут Вайолет вернула меня в настоящее: она кубарем скатилась со сцены, будто боясь свалиться с ног, – как водевильные актеры после очень длинного представления.

– А вот таким пугливым на сцене не место! – крикнула я ей вслед, но она уже протиснулась в фойе, двери скрипнули, затворились.

Браслет я отыскала на краю сцены – сломалась застежка. Я, надо сказать, расстроилась. Браслет этот я любила. Засунув сломанное украшение в сумочку, я побрела за кулисы, миновав по дороге девицу из кордебалета – она скованно мне кивнула. Гладкий бронзовый лоб нахмурен, губы сжаты в тонкую ниточку. Только совсем вблизи я заметила слезы в ее темных глазах. Я ее окликнула, но она не ответила.

Она вышла из кабинета мистера Мура – дверь туда была плотно закрыта.

– Мистер Мур? – Я постучала.

Без ответа. Внутри, однако, кто-то двигался.

– Мистер Мур? Это мисс Астер.

Я постучала еще трижды, только после этого он ответил: волосы в беспорядке, рубашка наполовину расстегнута. В большом кресле у него за спиной лежала еще одна девица из кордебалета – распластанная, как индейка, которую мама готовила на День благодарения. Господи боже.

– Вам, полагаю, надо быть дома и отдыхать? – спросила я, в уверенности, что возразить она не посмеет.

Девица села, кивнула, стремительно обогнула нас обоих и помчалась по коридору, оставив за собой шлейф из запаха пота и духов.

– Кого изволите? – пробормотал он, от смущения явно перепутав слова. Он слегка покраснел – то ли потому, что его застукали, то ли потому, что я спровадила восвояси его игрушку.

– Я-то никого, – ответила я с усмешкой. – А вам предлагаю взять в кордебалет еще одну танцовщицу. Зовут Вайолет.

– Нет. – Мистер Мур покачал головой и отвернулся.

Я не собиралась сдаваться.

– Почему?

Он скрестил руки на груди, выставляя напоказ обнаженную плоть. Я старалась не морщиться.

– Боюсь, что вынужден вам отказать, мисс Астер. Танцовщиц у нас достаточно.

Решил, значит, повредничать?

– В таком случае я, пожалуй, сообщу мистеру Батту, что вы сделали мне неподобающее предложение. – Я вскинула подбородок и бросила на него высокомерный взгляд.

Он фыркнул.

– Да мне от того ни жарко, ни холодно.

Всяких мерзавцев я в своей жизни навидалась немало. Уж за двадцать лет жизни в театре возможностей было хоть отбавляй. Но этот превзошел всех прочих, включая одного нью-йоркского хореографа, который любил давать волю рукам.

– В этом случае вас уволят, мистер Мур.

Он покраснел сильнее прежнего и бросил на меня такой злобный взгляд, что я подумала: кожа у него в середине лба сейчас лопнет по линии морщины.

– С чего вы это взяли? – рявкнул он.

– Ну, я не могу выступать в состоянии нервного напряжения, а уж петь и танцевать и подавно. – Я похлопала ресницами, отработанно изображая невинность.

Мистер Мур уронил руки и сжал кулаки.

– Вы угрожаете тем, что уйдете из труппы?

Я решила не сдаваться – пусть гневается, сколько хочет.

– Вы по-прежнему отказываетесь взять Вайолет? – Не могу сказать точно, почему я вступилась за Вайолет, вот разве что это был мелкий бунт в защиту более юной версии меня самой, которую я в ней разглядела: я тоже терпеть не могла, когда мне отказывали. А также в защиту женщин, которых он зазывал к себе в кабинет – ведь они были уверены, что у них нет выбора.

– Это шантаж, – прошипел он.

– Так вы сами только что шантажировали эту девушку. – Я указала в пустой коридор.

– Ничего подобного. – Щеки его сделались багровыми.

– А как, по-вашему, называется ситуация, в которой директор просит артистку кордебалета о благосклонности? – Слава богу, меня всегда охранял Фредди. Далеко не у каждой девушки есть собственный защитник. Порой для них оставался только один путь – упасть в нежеланные объятия.

Мистер Мур нахмурился, явно не желая отвечать.

– Я хочу видеть Вайолет на сцене. – Я щелкнула каблуками, подчеркивая серьезность своей просьбы.

Мистер Мур целый такт стоял молча. Но если он думал, что молчанием заставит меня отступить, то прискорбно ошибался.

– Нет.

– Тогда вам конец. У меня совершенно случайно сегодня назначен ужин с мистером Баттом, – солгала я. – Я сообщу ему, что больше не выступаю.

Я повернулась и двинулась прочь, в надежде, что он не понял, что я блефую.

Наконец он окликнул меня:

– Надеюсь, она хоть что-то может, раз вы так за нее заступаетесь.

– Может, причем не просто что-то.

Я была совершенно уверена в этих словах, брошенных через плечо. Вайолет еще себя покажет.

– Я сам посмотрю.

Пусть смотрит, куда хочет, главное – заручиться для нее местом в труппе.

– Вот завтра и посмотрите.

– Обсужу это с Феликсом, – оскалился он.

Еще не совсем ангажемент, но знак хороший.

– Благодарю вас.

– Не стану отвечать: «Рад стараться».

Ну он и бука. Я мило ему улыбнулась из коридора – улыбкой, которая говорила: «А мне плевать. Вы для меня ничего не значите».

– А я и не ждала.

До этого момента ему приходилось терпеть только капризы и требования Фредди. Пусть теперь знает, что я тоже не сахар.

Мама с удовольствием отпустила меня в ночной клуб «Чиро» в сопровождении Фредди. Как и было обещано, Мими, одетая в сногсшибательное, моднейшего силуэта платье из изумрудно-зеленого шелка, ждала нас в холле со своим знакомым, который во фраке и цилиндре выглядел этаким щеголем королевской крови.

По счастью, сразу же после приезда Фредди настоял на том, чтобы мы прошлись по магазинам – в противном случае мы выглядели бы как недотепы, безнадежно отставшие от моды.

– Ах, милочка, ты обворожительна! – Мими нагнулась поцеловать меня в щеку, запах ее дорогих духов мешался с цветочными ароматами холла. – А это Пол Рейд.

– Очень рад с вами обоими познакомиться. – Пол поцеловал меня в щеку, потом крепко пожал Фредди руку.

Мы двинулись к выходу, с видом важных особ шагнули за двери из меди и стекла. Снаружи стоял ярко-голубой «фиат» с дивным салоном из бежевой кожи, открытым всем ночным стихиям, поскольку крыша была опущена. Уж на каких автомобилях мы только не ездили, но этот превзошел их все. Фредди присвистнул.

– «501-С»? – Фредди провел рукой по капоту – так ковбои оглаживают бок лошади.

– Да. Двадцать семь лошадиных сил. – Пол присоединился к Фредди, и они принялись оглаживать машину так, будто ее нужно было разогреть перед поездкой.

Я едва сдерживалась, думая о том, как они ласкают эту машину – прямо как паренек свою первую девушку.

– Я бы все отдала за то, чтобы мною так восхищался мужчина, – пробормотала я, вызвав громкий хохот Мими.

– Хотите сесть за руль? – спросил Пол.

– Нет-нет, не надо. – Фредди покачал головой, одновременно ощупывая эмблему «фиата» на капоте.

– А я настаиваю. – Пол бросил ему ключи.

– Только не убей нас, Фредди, – сказала я, засмеявшись, и вместе с Мими уселась на заднее сиденье. Мой брат и на велосипеде-то ездит кое-как, однако тут он завел мотор прямо как настоящий профи, и мы двинулись в путь.

Мы с Мими держались за шляпы, ахали и взвизгивали, когда Фредди проносился через перекрестки.

Пол указывал, куда ехать, пока наконец мы не пришвартовались – точнее, припарковались – у клуба. Мы с Мими наперегонки полезли наружу – спасаться.

– Даже не знаю, чему я больше радуюсь: что выжила или что не заблевала машину, – обратилась я к брату.

– Недурно для начинающего, а? – подмигнул мне Фредди.

Пол расхохотался так, что на него начали оборачиваться.

– Предлагаю вам в июле месяце поучаствовать со мной в Гран-при в Туре.

– Во Франции? – переспросила я, тут же загоревшись.

– Oui, mademoiselle, во Франции. – Пол приподнял брови.

Одна моя мечта уже сбылась, я в Лондоне, но ведь отсюда до Франции всего несколько часов морем… Я умоляюще взглянула на Фредди.

– Ну, если мы не будем заняты, – сказал он.

И как сказал – с легким налетом сомнения, как будто сам думал, что мы тогда уже будем за морем, дома в Нью-Йорке, танцевать на Бродвее. Но я решила не оставлять надежды, что «Хватит флиртовать» проживет дольше, чем несчастный «Банч и Джуди».

– Изумительно. – Я взяла Мими под руку. – Ну, кто хочет потанцевать?

Пол и Мими пошли вперед; миновав элегантные двери «Чиро», мы оказались в великолепной танцевальной зале, где на сцене пели музыканты, а по паркету кружились щеголи и щеголихи. Пахло джином и дорогим одеколоном, лбы блестели от пота, щеки раскраснелись от усилий.

– Ах, как я люблю звуки джаза! – восхитились Мими. – Большой оркестр! Просто божественно! – Она бросила сумочку и шляпку в кресло, а Пол принял ее пальто.

Я ухмыльнулась Фредди, он принял мое, а я произнесла чуть слышно:

– Покажем этим лондонским задавакам, что такое настоящий танец?

Фредди хмыкнул.

– Мы ж пришли развлекаться.

– Как по мне, это и есть развлечение. – Я повела плечами, как в шимми, уже пьянея от предвкушения.

– Ладно. – Фредди взял мою руку, сделал подкрутку, Мими взвизгнула, уговаривая Пола повторить вслед за нами.

– Ого, Фредди, смотри-ка! Это же Ноэл! – воскликнула я.

Фредди бросил взгляд в другой конец зала – там наш друг Ноэл Кауард отплясывал с симпатичной брюнеткой в нежно-голубом платье, расшитом жемчугом по корсажу. Он как-то приходил к нам на представление в Нью-Йорке, побывал за кулисами, и с тех пор нас связывала крепкая дружба. Был он уморителен, и отчасти с его подачи мы и получили лондонский ангажемент – он предсказал нам сногсшибательный успех.

Кружась в танце, мы приблизились к Ноэлу, а он так удивился, что от его вопля на миг умолк саксофон.

– Господи, а я-то все ждал, когда вы появитесь! – Он облапил нас обоих одновременно.

Вечер превратился в круговорот шампанского, танцев и непрерывной болтовни с другими актерами и с литераторами, которые приходили в «Чиро» выпустить пар. Я одного за другим меняла галантных партнеров – и от этого мне лишь сильнее хотелось чего-то большего. Более тесных отношений. Возможности опустить голову кому-то на плечо, как Мими опускала ее на плечо Пола.

Часы еще не пробили полночь – казалось, вечеринка только обретает второе дыхание, – а Фредди объявил, что время для развлечений вышло. Я надулась, но ненадолго, потому что, если честно, от мысли, что можно будет рухнуть в постель, по усталым ногам пробежала волна предвкушения.

Поцеловав напоследок Мими в щечку, мы выскочили из клуба в вечернюю прохладу. Пока Фредди давал закурить какой-то сомнительной дамочке, я повернулась вокруг своей оси, глядя в угольное небо, где звезды были скрыты пеленой облаков. В такси Фредди сидел задумчиво, глядя в открытое окно, выставив локоть наружу и подперев кулаком подбородок.