Стена и Молот

Но, то ли судьба была к Коле милостива, то ли это был всегдашний закон подлости, но Коле так никто подходящий не встретился. Идти в центр города, туда, где можно было встретить сокурсников, он не хотел. Он кружил по окраинам, блуждал по местам, в которых до этого ни разу не был, заходил в переулки и тупики. Двое похмельных ханыг сидели на лавочке в тени кустов сирени и по очереди пили пиво из трёхлитровой банки. Коля сбился с шага, раздумывая, не сорвать ли злость на них. Но те, оглянувшись, и истолковав Колин взгляд по-своему, вдруг приветливо помахали рукой и предложили ему глотнуть пивка вместе с ними из банки. Смутившись от такого дружелюбия, Коля Молот, словно бы очнулся. Он потряс головой, очухиваясь от наваждения. Никто не был виноват в его беде. Никто ему ничего не обещал, никто не собирался хранить ему верность и выходить за него замуж. Это были его персональные мысли, сугубо личные тараканы,дислоцированные в Колиной конкретной голове. Никто ни в чём не виноват. Только вот боль никуда не делась. Ему вдруг стало пронзительно стыдно за свои глупые грёзы. Это была боль. Но и боль тоже была его личная. Персональная. Ему её и терпеть. Он круто развернулся на каблуках и направился к себе в Училище, в казарму.

А весна, как подбитый немецкий танк, катилась под откос, разгораясь жарким летом. А следом, словно бомбардировщики на цель, летели выпускные экзамены. Коля готовился, хоть нутро и застыло замёрзшим комом. «За всё придётся платить» – эта фраза Рокота периодически всплывала в голове. Коля избегал общения, боялся, что смёрзшийся ком в душе треснет и прольётся слезами или яростной агрессией. Он сидел, зубрил конспекты, отрабатывал приёмы, работал в парах, когда было надо, и всем своим видом как-бы показывал – занят, мол, готовлюсь, не мешай. К нему особо и не лезли, остальные тоже готовились к последнему броску, и лишь иногда Коля ловил на себе заинтересованные взгляды ребят с немым вопросом. Ну и пусть – было и было, теперь – ша! Всё, расплатился.

Однако расплата на этом не закончилась. Для Коли-Молота она только начиналась. Разгар июня, жара и контрольный марш-бросок с полной выкладкой. На маршруте были все офицеры-наставники. Прибежав в очередную точку, Коля увидел ребят, которые стояли в тени деревьев, перед последним рывком. Впереди была полоса препятствий, которой оканчивался марш-бросок. Как в песне, ещё немного, ещё чуть-чуть. Здесь можно было чуток отдышаться, самую малость. Пот заливал глаза. Коля встал в тень рядом с Иброй и Петькой-два, поправляя автомат, и подтягивая ремни бронежилета. Как раз подбегали Шурик и Нареман, сзади неслись Петька-раз и Васёк-«Мэйд ин Раша». Только Зима и, конечно, Лёшка-Рокот были впереди, уже брали этот последний рубеж. Ну, на то он и Лёшка-Рокот, чтобы быть впереди всех…

– Подушечки-одеяльца! – вдруг раздался рядом резкий окрик. Это, откуда ни возьмись, вынырнул из кустов Абарин Клим Тимофеевич. Майор. Рукопашник. Тот самый.

Ребята резво рванули с места, всем своим видом показывая, что их здесь вообще не стояло. Шурик и Нареман пронеслись следом, так и не остановившись и не глотнув спокойно воздуха, и только Коля-Молот вдруг затоптался на месте. «Что ты делаешь!?» – взвыл рассудок где-то глубоко в голове. Взвыл и заткнулся. Другие мысли вдруг затопили Колино сознание. Почему это никто не виноват в Колиной боли? Он виноват. Лютая ярость всколыхнула Колю. Он замер, как перед прыжком. Мимо пролетели Петька-раз и Васёк.

– Ножка болит? – с насмешливым участием спросил Клим Тимофеевич. Он тоже был в камуфляже, в бронике с полной выкладкой. Он бежал вместе с курсантами, немного сбоку. Он легонько шлёпнул Колю по плечу, подталкивая вперёд. И в тот же миг Коля резко развернулся к нему, напружинясь и изготовясь для атаки.

– Так. – С неопределенной интонацией, уясняя новую ситуацию, произнёс рукопашник, и в ту же секунду, посмотрев в Колины глаза, он понял всё. Это увидел и Коля, увидел по его чуть изменившемуся взгляду, увидел тем волчьим чутьем, которое просыпается, когда в лютой схватке сходятся два соперника. Сходятся и бьются насмерть,… и Коля бросился вперёд.

Майор на вид был лет тридцати семи. Сухощавый и поджарый, он на пару сантиметров был выше Коли, но легче и уже в плечах. Легко уйдя от Колиного удара, он крутанулся, пропуская его вперёд, и локтём влепил ему по затылку. Коля клюнул головой вперёд и чуть не полетел на землю. Резко развернувшись, он снова бросился на противника. Тот уже стоял наизготовку, ожидая следующей атаки. Тело всё знало само: заученная связка пошла автоматически. Сильный удар ногой в живот, левый кулак бьёт в лицо, локоть правой добивает в падении… Коля бил со всей силой, но удары, раз за разом встречали пустоту, как будто в самый последний миг, не долетая до цели. Ещё яростная связка, ещё. Подбивка под колено. Опять мимо. Ответный удар ногой в живот. Коля отлетел, но устоял на ногах. Если бы не тяжеленный броник, распределивший силу удара, он бы уже валялся на земле и хрипел. Он, напружинив ноги, снова сгруппировался для броска. Они кружили вокруг, истаптывая траву. Коля яростно прикидывал возможность пробить оборону майора. Глаза рукопашника оставались холодными и спокойными. Он работал как в зале, чётко и размеренно. Когда Коля снова попытался провести одну из базовых связок, майор насмешливо хмыкнул, мол, «дурак, я ж тебя и учил». Снова уйдя от Колиной атаки, он подсёк его в полёте и добавил ладонью по затылку. Коля, лицом вперёд, улетел в кусты.

Давясь злобой и ненавистью, вылетая из зарослей, Коля выхватил сапёрную лопатку. Майор только прищурился и чуть подался назад. Коля, нанося рубящий удар, и уже понимая, что противник уйдёт, неожиданно для того, в конце броска сделал скрутку корпусом и резко ударил вдогонку уклоняющемуся майору левым кулаком. Удар в ухо получился слабым, но неожиданным. Он, чуть не сшиб рукопашника на траву, и закончить встречный удар тот так и не успел. Но, пока Коля разворачивался, он с похвальной быстротой перегруппировался и встретил Колю прямым ударом ноги в корпус, откинув назад.

– Ну, поигрались, и будет. – Сказал Клим Тимофеевич, давая понять Коле, что до сих пор он «игрался». Он совершенно не запыхался в отличие от Коли, который дышал как паровоз.

Злоба застилала глаза. Зарычав, Коля снова бросился вперёд. Обманный удар ногой, подскок, и лезвие лопатки летит в лицо майору. Тот лишь уклонился в последний момент, пропуская чёрное железо мимо лица, и хватая кисть Коли в жёсткий захват. Наваливаясь всем телом, Коля был вынужден отпустить лопатку, вырывая руку из клещей. Тело майора, казалось было отлито из чугуна. Снова удар, жёсткий блок, и уже майор пошёл в наступление и вдруг… он споткнулся, на секунду потеряв равновесие. Коле этого было достаточно – оттолкнувшись опорной ногой, он всем телом полетел вперёд, поднимая колено для своего коронного удара. Удар всей массой стопой вперёд, так Коля выносил с петель двери на тренировках. Этим ударом он выкидывал спарринг-партнеров в стену спортзала. Его именно поэтому так прозвали: «Коля-Молот». Сейчас и майор совершит полёт в кусты, и после такого удара он встанет уже нескоро. Но майор, гибко уклоняясь, подался вперёд, и, пропуская Колину ногу впритирку к корпусу, влепил плашмя лопаткой Коле прямо в лоб.

Когда Колян очнулся, рядом никого не было. Дико болела голова, на лбу наливалась здоровенная гематома, глаза стремительно заплывали и на окружающий мир смотрели с трудом. Он, кряхтя, поднялся на ноги. Его качало из стороны в сторону. Коля пошарил взглядом по сторонам. Рядом валялась его лопатка, а автомата не было. Коля, мыча от головной боли, принялся обшаривать кусты. Потом его вырвало. Подобрав лопатку, он, пошатываясь, побрёл в сторону полосы препятствий. Неожиданно его окликнули. Сбоку от кромки леса появился его друг Зима.

– Как ты, Колян? – с виноватым видом, спросил он.

– Пойдёт. – Пробормотал Коля, чувствуя, как подкатывает очередной приступ тошноты.

– Вот… – Зима протянул Колин автомат. – Передать тебе сказали. – Зима отводил глаза.

Они немного прошли, молча обходя препятствия. Колю пошатнуло на кочке.

– Помочь? – попытался подставить плечо Зима.

– Не надо. – Коля оттолкнул его руку и чуть не упал. – Не надо. – Сжав зубы, повторил он.

Они вместе вышли к финишу. Там с журналом в руках стоял только один офицер из экзаменационной комиссии.

– А, явились, наконец, товарищ курсант. – Будничным тоном, словно бы ничего и не случилось, произнёс он. – Ну, вот, носитесь как лоси, а под ноги не смотрите… Споткнулись, да? Ну, что ж, бывает.

– Так точно. Споткнулся. – Ответил Коля. – Виноват, буду внимательней.

– Ну и хорошо. – С ноткой облегчения, сказал офицер, что-то записывая.

Экзамен тот ему засчитали. Автомат тихонько вернули, то есть официально, вроде бы как ничего и не произошло. Марш-бросок, значит, Коля прошёл; автомата своего не терял; ни с кем не дрался, и вообще ничего не было. До Коли, потом дошло, что рукопашник его ещё, по своему, пожалел. Автомат он забрал просто потому, что оружие не должно валяться безнадзорно, пока хозяин отдыхает на траве. Тихонько передал Зиме, а Зима вернул ему. И Коля с трудом переживал свой позор. Не дёрнись он тогда на майора, никто ничего бы и не узнал. А он дёрнулся, он напал. Сам. Получил по соплям, как щенок… а потом его ещё и «пожалели». Фиолетовый синяк окружил оба глаза – «идиот и дурак» – словно бы было написано на его лице. И теперь все всё знали. Молчали, отводили глаза, но знали. Вот тебе и заплатил.

Коля догадывался, что всё хотят спустить на тормозах, быстренько выпустить, распределить куда-нибудь подальше, и дело с концом. И возможно, всё бы так и произошло, не реши вдруг Колымский-Львов, начальник училища, не старый ещё генерал-майор, провести с Колей профилактическую беседу…

*****

– Разрешите. – Коля толкнул дверь. Генерал отложил какие-то бумажки, снял с носа плюсовые очки и воззрел на Колю.

– А, ты… – вдруг тыкнул он Коле. – Ну, заходи, светофор.

Колян тихо вдохнул через сжатые зубы. Предстояла выволочка, тут и гадать было нечего. Его лицо и вправду чем-то напоминало светофор. Один глаз был уже жёлтым, второй ещё отдавал синевой, а на лбу была подёрнувшаяся коричневой корочкой ссадина.

– Садись. – Генерал кивнул на стул. Коля молча сел и упёрся глазами в стол.

– Ну? – продолжил генерал. – Из-за бабы, да?

– Никак нет.

– А из-за чего? – насмешливо спросил тот.

– Упал…

–… очнулся – гипс? – издевательски прищурясь, продолжил генерал.

– Так точно. – Коля не отводил взгляда от стола.

– Так это не майор тебя приложил? – голос генерала стал вкрадчивым.

– Никак нет. – Коля продолжал сверлить глазами поверхность стола.

– Мда… ну, молодец… молодец. – Колымский-Львов, стоял, покачиваясь с пятки на носок. – Молодец, – добродушно бубнил он. И вдруг резко наклонившись к Коле, он спросил.

– Ты какого хрена, сопляк, к замужним бабам лезешь? Тебе, чё, в городе дур свободных мало? А?

Коля остолбенело оторвал взгляд от стола.

– К как-каак-ким «замужним»? – он снизу вверх смотрел на генерала.

– К обычным! – крикнул генерал ему в лицо. – Муж её, барыга Кароян, делец местный, владелец ресторана «Арарат». Чего, не знал, что ли?

– А-а? – только и смог выдавить Коля.

– Аг-а-а! Дурак! – и генерал с размаху влепил Коле оплеуху.

Нет, правда, Коля совсем не помнил, как ударил в ответ. Он только, как в замедленной съёмке, видел как Колымский-Львов взмахивая руками, падает, сшибая папки со стола. Помнил, как летел маленький бюстик Ленина, рассыпались по полу ручки и карандаши. Потом, кажется, генерал полез в сейф за пистолетом. Он орал так, что стены тряслись. В кабинет сначала забежал его секретарь и завертел головой пытаясь понять, что произошло. Коля как сидел на стуле, так и продолжал сидеть, а Колымский-Львов носился вокруг размахивал пистолетом и грозил всеми земными карами. Всё, вот теперь, был точно «полный амбец».Прям как в анекдоте.

Потом набежали другие офицеры и Колю вывели в коридор. Он стоял соляным столпом, ничего не чувствуя и не соображая. Вокруг ходили преподаватели, заходя и выходя из кабинета, откуда продолжали доноситься возмущённые вопли начальника училища, а с лестницы даже выглядывали курсанты. Он один раз рассеянно поднял глаза, когда мимо процокали каблучки. «Дебил» – прошипела Галка, проходя мимо.

Ту ночь он провёл на «губе» – гауптвахте. То есть, в маленькой каморке, под надзором дежурного офицера. Формально, гауптвахты в училище не было. Он ждал, что его отвезут в следственный изолятор, чтобы дать делу официальный ход, но его не отвезли. Его дважды выводили в туалет тем днём, а на ночь дали стакан компота и бутерброд с маслом. Коля всё проглотил, не чувствуя вкуса, а потом лёг на скамейку и пролежал на ней в оцепенении до рассвета. А утром открылась дверь, и к нему вошёл один из офицеров. «Следуйте за мной» – сказал он, обращаясь к Коле. В руке у офицера были ключи от машины.

Во дворе стоял УАЗик-буханка. Офицер открыл заднюю дверь и мотнул головой: туда, мол. Коля повиновался. На выцветшем линолеуме, на полу машины стояла большая спортивная сумка. Кажется, Коля видел подобную у Васька. Офицер завёл мотор, и они куда-то поехали. Коля не смотрел в окно, он ничего хорошего от судьбы не ждал. Наконец машина остановилась, и офицер открыл заднюю дверь. Коля медленно вылез из машины. Они были где-то в городе.

– Вот, забирай. – Он кивнул сумку на полу. – Тут вещи твои… Ребята собрали. Документы в боковом кармане. И чтобы через час духу твоего не было в городе.

– В смысле? – Коля стоял и тупо хлопал глазами. – А куда мне теперь?

Офицер ответил матерно.

– В смысле? – ещё раз пробормотал Коля.

– На все четыре стороны. – Уточнил тот, захлопывая дверь и отъезжая.

Коля завертел головой, озираясь: он стоял рядом с автовокзалом.

Вот так пришлось заплатить. Что и говорить, дела были и вправду кислые. За окном уже стемнело. Пора было спать. Коля Молот зевнул и полез на вторую полку.

Ночью на станции Шимановской, а затем в Свободном снова навалил народ. Мужики, женщины с детьми. Кто-то плакал, кто-то просил пить. Кто-то долго и нудно выяснял, где его место. Вагон снова было полным. Коля посмотрел на часы, и опять закрыл глаза, отворачиваясь к стенке. Завтра будет Хабаровск, а послезавтра Находка.

Глава 2. Станция Находка.

Коля едва успел с Московского поезда на Находкинский. Пока узнавал в здании вокзала куда идти, пока купил перекусить, пока вышел на четвёртый путь, прошло время. В итоге успел, но в последнюю минуту – поезд тронулся почти сразу. В этот раз, как будто отвечая на его пожелания, был плацкарт. Опять верхняя полка. Ну что ж, тем лучше – меньше беспокойства и себе и людям. Ехать опять надо было до конечной, так что, свою «Куэнгу» он не пропустит. Коля бросил сумку на третью полку и полууселся-полуулёгся на своё место, пододвинув валик матраса под спину.

Внизу сидела супружеская пара: пузатый мужик с лысиной и полная тётка с химией на голове, обоим лет под сорок с хвостиком и девчонка лет двадцати. В соседнем отсеке копошилась стайка молодёжи, судя по звукам, почти все девчонки. Колина соседка то и дело вскакивала и бегала к ним. Видимо, они ехали вместе.

– Спасёнкина, ты мне доширак купила? – доносилось из их отсека. Колина попутчица хихикала и заглядывала за перегородку.

– Только тебе и купила. Никому больше. – Отвечал чей-то молодой женский голос. Кто-то засмеялся в ответ. Шелест пакетов и вошканье не прекращались. Видимо тамошняя компания собиралась ужинать, и раскладывали припасы на столе. До Колиного носа донесся аппетитный запах жареной курицы.

– Спасёнкина, а ты соль взяла? – опять возопил чей-то голос.

– Отстань, Клеёнкина! – послышалось в ответ. Грохнул дружный хохот. Девчонка с нижней полки шмыгнула за перегородку. На минуту вошканье в соседнем отсеке утихло. Коля полез в свой пакет: белая пластиковая бутыль с квасом. На этикетке одобрительно лыбилась русская красавица в кокошнике; минералка и нарезанный хлеб в пакетике. Какая-то колбаска в вакуумной упаковке, ну и доширак, этот спутник всех путешественников. Коля не был любителем быстрой лапши, но за время поездки он столько раз видел, как её заваривают самые разные люди, что в итоге не удержался и купил. Ладно, пускай будет. Денег, вон, ребята не пожалели…

За перегородкой что-то сказали хором и опять загомонили. Мужик-сосед хмуро покосился, мотнул головой и что-то пробурчал жене. А Коля, зацепившись мыслью за деньги, снова вернулся в свои воспоминания. Благо всё было свежо в памяти. И перестать посыпать солью раны и остановиться у Коли не получалось.

…В здании автовокзала Коля сел на обитое облезлым дерматином сидение и раскрыл сумку. Все его вещи были аккуратно уложены в полном порядке. Чувствовалась рука ЛёхиРокота. Свитер, джинсы. Два комплекта пятнистой формы – старый и новый. Два его ремня. Тельняшки с длинным рукавом и без рукавов. Кроме них было несколько пар новых носков с этикетками, и даже набор новых трусов в тонкой пластиковой коробочке. Две новые футболки. – Это ребята своё отдали. – Коля с трудом проглотил подступивший к горлу ком. Вещи, которые Коля не успел постирать, были сложены в чёрный пакет и лежали на дне сумки. Коля открыл боковой карман: с одной стороны лежали его «мыльно-рыльные»; зубная щётка тоже была новой, видимо ребята собиравшие сумку, впопыхах не стали выяснять, какая щётка в ванной комнате была Колина, и просто положили новую. Тоже кто-то пожертвовал. Рядом лежал его паспорт, водительские права, удостоверение шофёра всех категорий, свидетельство о рождении и военный билет. В паспорт были вложены деньги и короткая записка: «держись, брат!». Почерк был Пашки Зимина – «Зимы». Коля закрыл лицо руками, чувствуя сквозь пальцы, как из глаз предательски поползли слёзы.

Он купил билет на автобус до Брянска. Ближайший отходил через сорок минут. Ну вот, как раз через час здесь не будет Колиного духа, как ему и пожелал на прощание тот офицер. Пять лет, значит, здесь был дом и ребята, преподаватели, экзамены, а теперь раз, и всё! И только тельняшки в сумке на память, да записка – держись, брат! Коля избегал смотреть в окно, пока автобус ехал по городу. Смотреть – значит прощаться, а прощаться Коля не хотел. Не мог, не был согласен. Он совсем не думал, что выйдет вот так. Расплата, вроде бы и закончилась, но платить предстояло ещё долго. Только когда автобус дёрнулся и остановился на светофоре, где-то в городе, он, забывшись, взглянул в окно. Ресторан «Арарат» смеялся ему в лицо цветастой вывеской. Да, платить придётся ещё долго.

В вагоне было жарко, кондиционер не работал. Колина тельняшка намокла от пота. Он выгнул спину, разминая мышцы. Внизу с красного лица вытирал пот мужик-сосед.

– О, жара, а? – сказал Коля спускаясь.

– После Волочаевки кондиционеры включат. Сейчас уже подъедем. – Ответил тот. – И сортиры откроют. Санитарная зона.

– Ну, сортир, я ещё понимаю, а кондиционер-то при чём? – искренне удивился Коля. Он как раз собрался в туалет.

– Не знаю. – Мужик, достал пакет с семечками. – У них, наверное, один рубильник на всё сразу.

– Понятно. – Коля присел напротив. Девчонка-соседка отсутствовала, и Коля сел к окну, прикидывая, не заварить ли ему пока лапшу.

– В Находку? – спросил мужик.

– Ага.

– Мы каждый год с женой ездим. На море. В прошлом году дожди шли – жуть. Мы в домике сидели всю неделю. Последний день было солнышко. Искупались разок и обратно в Хабаровск. А в Хабаровске опять дожди. В этот раз прогноз смотрели-смотрели, да разве угадаешь… Ну, вроде ближайшие дни будет ясно. А ты, чё? Тоже на море?

– Да не, по работе. – Нехотя ответил Коля.

– А-а. А сам-то Хабаровский?

– Не.

– А откуда? – мужик не отставал.

– Да… я с Брянской области.

– А-а, с Запада, значит. Понятно. – Сосед кивнул и опять вытер лоб салфеткой. – А я думал Хабаровский, – никак не замолкал он, – сейчас вон пол Хабаровска в Находку едет. Все на море. На пляжах везде на машины посмотришь – все номера хабаровские. Во Владивосток ещё вон можно съездить…

– Да ну, зачем этот Владивосток? – раздался голос. Это вернулась тётка, жена мужика-соседа. В руках она держала залитую кипятком лапшу. – Чё там делать? Город-дрянь. Хуже Москвы.

– Да, да – кивал мужик, щёлкая семечки.

– Вы лучше в Ливадию съездите. – Сказала она, садясь за столик. – Или в Южно-Морское. Там побережье просто сказка: и скалы и песок. Нырять там интересно. И рапаныи трепанги и мидии…

Коля рассеянно кивал.

– Там туалет открыли. – Сказала тетка, обращаясь к мужу.

– О! Значит, сейчас кондюшку включат.

– Хорошо бы. Жарко. – Тётка откинулась назад, обмахивая себя полотенцем, а Коля встал в проходе и посмотрел вправо, к титану. Там уже толпились люди, и Коля пошёл влево, там ведь тоже был туалет. Проходя мимо соседнего отсека, он посмотрел на тамошних пассажиров. Четыре девушки, включая Колину соседку снизу, все молодые, и с ними парень, тоже лет двадцати-двадцати двух, не больше. Что-то зацепило глаз, Коля сразу не сообразил. Он двигался дальше вдоль прохода, торопясь успеть, чтобы не стоять в очереди в душном коридоре. В последнем отделении перед туалетом сидели какие-то мужики, и, уже видать, успев принять по маленькой, тихонько тянули – «штурмовые ночи Спа-а-асска, Волочаевские дни-и-и…». А, точно, это ж из песни. Вот эту самую Волочаевку и проехали, похоже. В училище пели, да… «партизанские отряды занимали города». Мда, в училище…

…До Брянска автобус ехал почти восемь часов. Потом до Фокино на маршрутке. Когда Коля добрался до дома, произошла картина из цикла «не ждали». Мать мыла посуду после ужина и болтала с соседкой, заглянувшей на чай. Тяжелее всего было глядеть в удивлённые глаза матери. Коля что-то бормотал, объясняя свой неожиданный приезд. Соседка, извинившись, ушла, а Колю мать усадила ужинать. В воздухе висели вопросы, на которые он так и не придумал, что отвечать. В итоге, коротко сказал, что его отчислили. Признался, что ударил старшего офицера, не уточняя, кого именно. Сейчас сидя дома Коля начал понимать, что он, всё-таки дёшево отделался, и всё могло выйти гораздо хуже. Но другая мысль, что всего этого, если бы не Колина глупость, просто могло бы и не быть, тоже никуда не девалась. Она жгла сознание, и Коле от этого было невыносимо.

В ту же ночь он напился. Оставив мать, которая, то замолкала, то снова начинала плакать, он вышел из дома в темноту и пошёл бродить по городу. Родной город совсем не выглядел родным. Колю под утро привёз милицейский бобик. Дежуривший в отделении милиционер, дядя Гриша, знакомый их семьи, не стал оформлять протокол, а просто продержал задержанного за пьяный дебош, Колю до утра, и по окончании дежурства привёз его, злого и не выспавшегося, домой. Хорошо, что никто не пострадал. Точнее никто не пожаловался. Пока.

– Ну… теперь в тюрьму только сесть осталось? – раздражённо бросила мать. По её виду и красным глазам Коля понял, что спать она тоже не ложилась.

– Всё мама, всё. –Тихо проговорил Коля. – Всё уже. Сегодня спим, а завтра пойду устраиваться на работу. Всё.

Однако такое легче было сказать, чем сделать. На следующий день, проспавшись, Коля всерьёз призадумался – а что же делать дальше? Он не знал. Слишком резко поменялась жизнь. Пойти работать на завод? После пяти лет, когда ты готовил себя к службе, учил премудрости боевого слаживания, брал штурмом укрепления, пусть и учебные, прыгал с парашютом, зато с настоящим… Когда бил из автомата и лёжа и на бегу, пусть по деревянным мишеням, зато боевыми патронами, и бил хорошо и метко! А рядом бежали лучшие ребята на свете и били по мишеням не хуже тебя… Когда ты прыгал из открытого зева Ил-72 и летел в пустоту, сжимая в руках автомат и кричал от восторга и страха, а под тобой распахивалась необъятная синяя ширь лесов и полей… Когда дёргал кольцо, замерев на мгновение от мысли, что парашют в этот раз не раскроется и кричал от непередаваемого ощущения, когда он всё-таки раскрылся, и тебя рвануло вверх, и ты заболтался на стропах между землей и небом, счастливый до жути и радостный до обморока … и на завод? К пьющим работягам? Которые никогда не смогут понять, какое это чувство, когда над тобой распахивается купол-крыло «Арбалета» и ты правишь им, то застывая в небе, то стремительно пикируя вниз. «Арбалет», а не дрянной «Д-10». С ума сойти. Вот он и сходил с ума. А что ещё оставалось делать?

Выручил всё тот же дядя Гриша, друг семьи, да что там… семьи. Бывший папин друг. Это он раздобыл где-то эту вакансию инструктором в лагерь для подростков. Он, и данные Колины отправил, он, и билеты на руки получил. Как уж там всё это вышло, вникать не хотелось. И Коля согласился, и уехал с облегчением. Не потому что он сильно хотел стать наставником для подростков, совсем нет, просто ему была необходима передышка. Нужно было чем-то себя отвлечь, чтобы не натворить новых бед. Ну и понять, конечноже, что делать дальше.