Твид и кровь

Затем ее взгляд нашел Хиро, и выражение лица несколько смягчилось.

– Извини, что я так долго. Помогала Мэтти найти туфли.

– Ничего, – отозвался Хиро.

Когда Лима приблизилась, он обхватил ее за талию. Она повернула голову и чмокнула его в губы. Поднимая голову, Хиро посмотрел на Эдит выжидательно, почти с надеждой. Судя по всему, ему ужасно хотелось, чтобы она скорчилась от мук ревности прямо на пороге общежития. Эдит была почти уверена, что ради ее ревности он это все и затеял.

– Я пойду, – неловко сказала она, запоздало отворачиваясь. – Увидимся.

– Пока, – сказал Хиро.

Эдит спешно протиснулась в дверь. Она казалась самой себе ребенком, которого рано посвящать в таинства отношений между мужчиной и женщиной, и не сомневалась, что Хиро и Лима сейчас насмешливо переглядываются за ее спиной. Выпрямившись, Эдит с гордо задранным подбородком прошествовала через холл первого этажа, взяла у приветливой матроны ключ от своей комнаты и потащилась наверх.

Ей плевать, чем там занимаются Хиро и Лима, это вообще не ее дело. Но она бы предпочла не становиться этому свидетелем.

Но по-настоящему выдохнуть ей удалось только в их с Робин комнате. Ученики старшего шестого класса перемещались в сдвоенные спальни из комнат на четырех человек, и Эдит ни секунды не сомневалась в том, кого хочет себе в соседки. Конечно, Робин никогда не убиралась, слушала магнитофон на полной громкости, настаивала на том, чтобы окна были открыты даже зимой, и бессовестно скатывала домашнее задание – то есть в целом была неважной соседкой, – но Эдит не знала лучшей подруги. Робин отвешивала подзатыльники первоклассникам, которые оттягивали пальцами уголки глаз, изображая Эдит, и первой поднимала руку, голосуя за нее на выборах старосты класса.

В их комнате друг напротив друга стояли две узкие металлические кровати (со своей Эдит сняла полог, потому что тот только зря собирал пыль), письменный стол с одним стулом у окна, общий шкаф и изразцовая печка. Они жили на западной стороне, и в редкие солнечные вечера вся комнатка освещалась теплым золотистым светом, рассеченным на квадраты оконной решеткой. Впрочем, даже солнце и печь не спасали от холода, вечно царящего в старых, плохо отапливаемых зданиях. Половина Эдит была аккуратной и чистой: коврик из короткого ворса перед кроватью, ровная стопка книг на тумбочке, пришпиленная к стене вырезка со стихотворением Мурасаки Сикибу. Половина Робин была завалена вывернутой наизнанку одеждой, на тумбочке громоздились кипы журналов, шкатулки с украшениями и тюбики красных помад, стена была завешана плакатами с Кейт Буш, Стиви Никс, Куртом Кобейном, «Основным инстинктом» и футболисткой Мишель Экерс. Но начало семестра было одним из редких моментов, когда к постели Робин можно было приблизиться, не наступив при этом на футболку, зажигалку или хрустящую упаковку из-под чипсов. Опустившись на свою кровать, застеленную клетчатым покрывалом, Эдит позволила сумкам с мягким стуком опуститься на пол и обвела комнату взглядом, со спокойной обреченностью осознавая, что с прибытием Робин она приобретет свой обычный вид.

По четвергам и выходным девочкам разрешалось носить брюки, но Робин этой свободы было мало. В дни, свободные от школьной формы, она всегда наряжалась так, что, если бы ей вздумалось заглянуть в учительскую, у всех там массово остановилось бы сердце. Поверх цветных колготок она натягивала сетчатые, втискивалась в обтягивающие платья и снимала часы и браслеты, под которыми прятала татуировки в виде цветочных лоз, обвивающих запястья.

Робин опоздала на заселение и ввалилась в комнату, когда уже стемнело. На наманикюренном пальце покачивалось кольцо с ключом – наверняка оно досталось Робин с боем. Увидев Эдит, она отшвырнула ключ, уронила на пол чемодан и с воплем бросилась на шею подруге. Смеясь, Эдит крепко обняла ее и отодвинулась, невольно морща нос. От Робин несло сигаретами и дешевыми духами с запахом розы.

– Я уж думала, ты не приедешь, – сказала Эдит вместо приветствия.

Робин перекатилась на спину, вытянув ноги в заляпанных грязью армейских ботинках на чистеньком покрывале.

– Были кое-какие дела, – лаконично ответила она и задрала подбородок, с улыбкой уставившись на Эдит. – Ты что, уже успела поцапаться с Уэлчем?

Застонав, Эдит потянулась к тумбочке за стаканом воды, хотя ей не хотелось пить.

– Это единственное, что тебя интересует?

– Готова поставить десятку, что он подкараулил тебя у входа, а потом заявил, что ждал Ветивер. Ну? Я права?

– У меня нет десятки, – хмуро заметила Эдит, и Робин просияла.

Ее вьющиеся светлые волосы были собраны в причудливую прическу с пучком и косичками, и эти косички щекотали Эдит ноги.

– Ему не нравится Ветивер, – убежденно произнесла она, и Эдит шикнула, кивая на стену, прямо за которой находилась комната Лимы. – Уж не знаю, решил он подлечить свое израненное эго или просто хочет добиться от тебя реакции, но так просто это…

– Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? – сердито перебила подругу Эдит. – В этой школе как будто нет других тем для разговора. Учеба еще не началась, а меня уже от всего тошнит.

– Интересно, как скоро они расстанутся? – продолжала Робин, не обратив на слова Эдит ни малейшего внимания. – Они ведь начали встречаться прямо перед каникулами. Конечно, легко сохранить отношения, когда вы не видите друг друга всего две недели, но теперь…

– Достала, – коротко заключила Эдит, спихнула голову Робин с колен и спустила ноги с кровати в поисках туфель. – Даю тебе время до своего возвращения подумать над поведением.

Робин сунула в рот сигарету и что-то неразборчиво промычала. Эдит выдернула ее и положила на стол, но рука Робин тут же снова ее стянула.

– Если ты не хочешь обсуждать со мной Уэлча, я найду для этой цели кого-нибудь другого, – пригрозила она, щелкая колесиком зажигалки.

– Не смей! – сурово предупредила Эдит, застегивая пуговицы на кардигане. – И не кури на моей кровати.

– Не на своей же мне курить, – рассудительно заметила Робин. – Сегодня на крыше вечеринка – тебя ждать?

– Нет, – отказалась Эдит, пальцами взбивая челку. – Я не хочу, чтобы матрона объявила мне выговор за ночную попойку.

– Да брось! Как ты думаешь, чья дочь проносит в школу алкоголь?

Эдит помедлила, но ее отражение в овальном зеркале шкафа все равно покачало головой.

– Не хочу. Завтра вставать рано.

Робин не стала разочарованно цокать языком или называть ее занудой, а просто пожала плечами и снова чиркнула зажигалкой.

– Ладно. Если что, зови – помогу тебе забраться.

Эти слова заставили Эдит проникнуться к Робин еще большей нежностью. Они всегда принимали друг друга такими, какими были на самом деле, не пытались подавить или изменить друг друга. Колледж Святой Анны потерял бы в глазах Эдит половину своего очарования, не учись здесь Робин.

Обменявшись любезностями с матроной, Эдит выскользнула из общежития и торопливо зашагала в сторону здания школы. Легкий дневной ветерок, который едва менял направление дождевых капель, превратился в хлесткие порывы, запускающие свои цепкие руки под одежду. От холода Эдит перестала различать свежий сосновый запах леса и травы после дождя. Дорогу освещали фонари, установленные вокруг спортивной площадки. Их сияние разливалось по дорожке к главному корпусу, но стоило Эдит преодолеть арку, как ее окружила густая непроницаемая темнота. К счастью, дорога была хорошо ей знакома. Занятия начинались с завтрашнего дня, и в школе было пусто. Хотя и в любой другой день никто ничего не заподозрил бы – у положения старосты есть свои плюсы. Эдит пожалела, что не накинула пиджак – как и общежития, старое здание плохо отапливалось, и от каменных стен веяло вековым холодом. Она сложила руки на груди и быстро пересекла галерею, выходящую в парк. Колонны отбрасывали длинные тени на красноватые стены и дрожали, искажая свои очертания, когда она проходила мимо.

Нырнув в проем, служивший входом во внутреннюю часть школы, Эдит пробежала по коридору и приблизилась к двери учительской. Из щели под ней на каменный пол струился желтый свет.

Эдит постучала и прислушалась. До нее донеслись шорох бумаг, скрип стула, а затем знакомый мужской голос тихо произнес:

– Дита? Заходи.

Тогда она повернула ручку и открыла дверь.

Глава 2

Милая Дита

Для неподготовленных школа-интернат могла казаться суровым местом, но Эдит привыкла к ее нехитрому строгому распорядку и даже научилась им наслаждаться. Когда дежурная по общежитию в первый раз пробегала мимо их двери со звонком в руке, Эдит в полусне сползала с постели и шла в душ. Ко второму звонку она натягивала школьную юбку, аккуратно расчесывала влажную челку и пробегала взглядом домашнее задание. К тому времени, как дежурная делала по общежитию третий круг, Эдит уже расталкивала Робин. Та успевала только натянуть форму прямо на пижамные штаны, сунуть в карман пиджака пачку сигарет и хмуро поглядеть на свое отражение перед выходом.

– Ну и красавица, – обычно мрачно резюмировала она.

Вместе они – посвежевшая Эдит и еще не успевшая до конца проснуться Робин – отправлялись на утреннюю пробежку. Их футбольная команда и мужская команда по регби обычно бежали впереди. Открывал процессию, разумеется, Хиро, которому для поддержания жизнедеятельности необходимо было перед кем-нибудь красоваться. Затем все, потирая озябшие руки и выпуская пар изо рта, выстраивались в шеренгу на футбольном поле для переклички и гуськом следовали в часовню на утреннюю службу. К этому времени школьники просыпались достаточно, чтобы за завтраком не шлепнуться лицом в миску со вторничными хлопьями «Витабикс». Уроки, обед, футбольная тренировка, снова уроки, ужин, час домашних заданий, вечерний чай, отбой. Эдит нравилось, что все в школе работает как часы.

После отбоя Робин обычно поднимала оконную раму и выскальзывала на крышу, чтобы стрельнуть сигареты у соседок по общежитию или выпросить у дежурной бутылку персикового шнапса. Эдит оставалась в комнате – заканчивала домашнее задание, читала или ложилась спать пораньше. Она не закрывала окно, чтобы Робин могла залезть обратно, и через щель до нее доносились негромкие голоса, взрывы смеха, щелканье зажигалок и скрип металлического настила. Иногда она слышала и голоса парней, перебравшихся на крышу женского общежития. Тогда Эдит раздраженно поджимала губы, накрывала голову подушкой Робин и уговаривала себя поскорее провалиться в сон.

В начале семестра, когда количество домашних заданий и грядущих контрольных еще не превышает критический уровень, сборища на крыше случались почти каждый день. Эдит не понимала, как возможно несколько часов просидеть на ветру, прихлебывая ледяное пиво, а утром прийти на уроки без всяких признаков менингита и даже умудриться время от времени выдавать что-то осмысленное.

Этим утром Робин выглядела слегка помятой, но, скорее, потому, что Эдит забрала ее подушку и ей пришлось подложить под голову рюкзак. На виске даже отпечаталась пряжка от ремня. Время от времени Робин едва не роняла голову, но успевала проснуться за миг до соприкосновения с партой. На ее листе теста остаточных знаний пока что красовалось только имя, а карандаш скатился в углубление в парте.

Эдит скосила глаза на соседний ряд. Винс выглядел и вполовину не так плачевно. За завтраком он всыпал в свой кофе два пакетика средства от простуды (основной валюты колледжа Святой Анны) и теперь пришел в себя достаточно, чтобы усердно скатывать ответы у своего соседа. Воротник невыглаженной рубашки Хиро торчал над зеленым пиджаком, почти полностью скрывая курчавый затылок.

Эдит уставилась в свой лист, не видя ни цифр, ни букв. Большая часть строчек была уже заполнена, но ей никак не удавалось вписать ответы в оставшиеся.

С прошлой ночи, с того самого момента, как в три часа (она проверила время!) ее разбудил хохот, Эдит грызло странное чувство разочарования. У нее не было никакого желания появляться на крыше, участвовать в обрядах посвящения или выпивать. Но неприятно было внезапно почувствовать себя исключенной из общего веселья, даже если она исключила себя сама – вернее, сознательно не включила. Шесть лет в школе, а в ее жизни не было ничего, кроме ученических советов, тренировок и математических конкурсов.

– Мисс Спейд! – воскликнул мистер Морелл, и голова Робин медленно, как на шарнире, отклонилась влево. – Еще раз поймаю на списывании – и вы получите ноль баллов за задание!

– Простите, – буркнула Робин, – больше никогда в жизни.

Эдит поймала себя на том, что сунула в рот кончик ручки, поспешно вытащила его и вытерла рукой губы. Она не стала поднимать голову, чтобы посмотреть, увидел ли это кто-то, но, когда мистер Морелл проходил вдоль ее ряда, он остановился рядом с Эдит и на пару секунд опустил свою ладонь ей на плечо. Она почувствовала ее тепло даже через толстую шерстяную ткань форменного пиджака.

Как назывался первый известный правовой кодекс, созданный в Месопотамии? «Законы Ур-Намму», конечно. Какая древнеиндийская империя под властью царя Ашоки сыграла ключевую роль в распространении буддизма? Империя Маурьев, современная Патна. Как звали первую древнеегипетскую женщину-фараона?

Эдит невольно покосилась на Хиро, который перевернул свой лист и что-то с увлечением строчил, игнорируя озадаченный взгляд Винса. Уэлч с детства сходил с ума по Древнему Египту. Он мог наизусть перечислить правителей Верхнего и Нижнего царств, боготворил Арсиною, сестру Клеопатры, и знал про построенную Имхотепом пирамиду больше самого Имхотепа. История Древнего мира была единственным предметом, который он действительно учил, и единственным предметом, в котором Эдит пока не могла его обойти. Но только пока.

Едва не протыкая карандашом бумагу, она жирно вывела на тесте ответ «Хатшепсут» и придвинула лист к Робин.

– Быстрее, пока он не смотрит.

Ее не пришлось долго уговаривать. Когда мистер Морелл собирал листы, Робин вручила ему свой с такой ослепительной улыбкой, что он заявил:

– Если ваши ответы полностью совпадут с ответами мисс Данлоп, мне придется аннулировать вашу работу.

– Как скажете, – безмятежно отозвалась она, отлично зная, что мистер Морелл больше лает, чем кусает.

Он вообще не пользовался уважением учеников, между собой они его прозвали Чик-чик. Эдит ужаснулась, узнав, что кличка родилась из-за слухов о сделанной им вазектомии, а вовсе не потому, что он напоминает школьникам птичку.

Лима откинула стул на задние ножки и облокотилась на парту Хиро и Винса.

– Что было в последнем, про царицу Египта? Я так и не вспомнила.

Тешить самолюбие Хиро было опасно, на его лице тут же расцвела широченная улыбка.

– А ты что, не знаешь? Брось! Это же такая легкотня!

– Ну же, просвети меня.

– Нет, правда…

Хиро обвел класс таким самодовольным взглядом, что Эдит подивилась, почему у нее одной возникает желание его придушить.

– Никто не знает?

– Данлоп знает, – предположил Винс, прячущий под партой тетрис. – Готов проставить хоть свой…

– Мистер Экблом-Финнеран! – перебил его мистер Морелл тоном, который у любого другого учителя вышел бы угрожающим.

Он сидел за столом, не поднимая головы от тестов, и, кажется, капельку покраснел.

– Пожалуйста, подумайте о том, что именно хотите сказать.

Винс невинно заулыбался, для полного эффекта недоставало только нимба над головой.

– Готов проставить хоть свой диск с Линзи Дрю.

Робин фыркнула и покачала головой, и Эдит убедилась, что знать не желает, кто такая эта Линзи Дрю.

Винс и Хиро пожали друг другу руки под партой и одновременно повернулись к Эдит. Помрачневшая Лима поставила свой стул обратно на четыре ножки.

– Ну? – поторопил Эдит Винс.

И вдруг все в классе, включая мистера Морелла, уставились на нее. Даже копия бюста хеттского царя Суппилулимы I вытаращила на нее свои огромные гипсовые глаза. Она почувствовала, как начинают гореть щеки.

– Что «ну»?

– Знаешь ведь, как звали ту египетскую принцессу?

– Царицу, – поправил его Хиро. – Первую женщину-фараона. Не подведи меня, Данлоп, мне очень нужен этот диск.

Он смотрел то на Эдит, то куда-то чуть выше ее плеча. Нахмурившись, Эдит сложила руки на груди. Раздражение почти моментально избавило ее от смущения.

– Хатшепсут.

Издав победный вопль, Хиро дал щелбан покорно подставившему лоб Винсу, и тот мрачно покачал головой.

– Данлоп, ты серьезно? Я же верил в тебя!

– Но я права. Хатшепсут – первая женщина-фараон.

– Не первая, – возразил Хиро, не скрывая удовольствия от собственного превосходства. – До нее еще была Себекнеферу.

– Она была регентшей!

– Не-а. Регентши у сыновей-фараонов были и до нее, но только Себекнеферу первой села на трон.

Он склонил голову набок и лукаво прищурился.

– Боже мой, Данлоп! Ты что, не прочла дополнительную литературу?

Как только в его тупой башке помещаются все эти имена? Учитывая, сколько раз в нее прилетал мяч для регби, это настоящее чудо. Выжидательно поджав губы, Эдит уставилась на мистера Морелла, но тот с извиняющимся видом развел руками.

– Себекнеферу, она же Нефрусебек, правила недолго…

– Три года и десять месяцев, – перебил его Хиро с важным кивком.

– Спасибо, мистер Уэлч. Да, правление было кратким, но правила она на целых шесть династий раньше Хатшепсут. Боюсь, тут я обязан присудить очко в пользу мистера Уэлча.

Совершенно раззадоренный класс зааплодировал и заулюлюкал, Хиро вскочил на свой стул и принялся отвешивать поклоны налево и направо. Особым вниманием он одарил Эдит, едва не согнувшись пополам. Она нахохлилась, недовольно наблюдая за тем, как мистер Морелл безуспешно пытается уговорить его сесть. Он был не из тех учителей, которые умеют держать дисциплину в классе силой одного только своего авторитета, но, к счастью, Хиро нечасто переходил черту. Раскланявшись, он скользнул обратно на свое место, все еще посмеиваясь, но остальные, взбудораженные его вольностью, продолжали галдеть, окончательно потеряв к мистеру Мореллу интерес. Он с силой постучал мелом по доске, чтобы призвать их к порядку, но, похоже, заметила это только Эдит. Она могла бы воспользоваться своим положением старосты и разок прикрикнуть на одноклассников, но большего унижения для мистера Морелла и вообразить нельзя. Что ты из себя представляешь, если тебе приходится призывать на помощь школьницу, чтобы восстановить порядок в классе?

Хмурясь, Эдит чуть сползла под парту. В свете недавно пришедшего из Оксфорда результата собеседования – ее занесли в позорный лист ожидания – этот маленький проигрыш ударил по ней сильнее, чем следовало.

Снова принявшись балансировать на ножках стула, Лима повернулась к Хиро. Мистер Морелл уставился на ее спину и негромко позвал:

– Мисс Ветивер…

Откинув голову и прикрывая ладонью рот, Лима громко засмеялась какой-то шутке Хиро. Встревоженная Мэтти выпрямилась на стуле и подергала Лиму за юбку, но та отмахнулась.

– Мисс Ветивер, будьте добры… повернитесь лицом к учителю.

Голоса в классе понемногу стихли, даже Хиро осекся. Все с любопытством прислушивались, гадая, чем все закончится – может, Чик-чик в первый раз в жизни оставит ученика на отработку?

В этот раз Лима определенно услышала учителя, ее голова дернулась в сторону. Дернулась, но не повернулась. На смуглой коже мистера Морелла проступил едва заметный, но знакомый Эдит румянец, и ей захотелось оттаскать Лиму за волосы.

– Мисс Ветивер?

– Что? – бросила она, разворачиваясь на месте.

Теперь и Хиро смотрел на нее безо всякого веселья. Скорее с недоумением.

Мистер Морелл стоял совсем рядом с Эдит. Она увидела, как нервно сжались и разжались его пальцы.

– Идет урок, – без всякого выражения сказал он. – Пожалуйста, не отвлекайтесь на личные беседы.

Лима откинулась на спинку стула.

– Что? Не могли бы вы говорить громче?

– Эй, хватит… – прошептал Хиро.

Мэтти пнула ее под партой, но Лима не сводила с багровеющего мистера Морелла пристального взгляда. К ужасу Эдит, кто-то позади нее захихикал.

– Мисс Ветивер, если вы плохо слышите, то можете пересесть на первую парту. Уверен, кто-нибудь из ваших одноклассников согласится поменяться с вами местами.

Лима выдавила смешок:

– А если они не согласятся, что вы сделаете? Заставите их?

На задней парте снова фыркнули. Эдит обернулась, но не успела увидеть, кто это был, – прозвенел звонок. Заскрипели ножки стульев, все повскакивали со своих мест и принялись сгребать вещи с парт, тихо посмеиваясь и косясь на мистера Морелла. Лима не сдвинулась с места.

В конце концов мистер Морелл быстрым, дерганым движением поправил очки, отвернулся к учительскому столу и принялся собирать в стопку тесты. Лима лениво подняла с пола сумку и сунула в нее учебник.

Мэтти, подталкивая ее к выходу из аудитории, прошипела:

– Зачем ты это сделала?

Лима поджала губы и промолчала.

Эдит собирала вещи нарочито медленно и даже позволила Робин уйти без нее. Когда они с мистером Мореллом остались вдвоем, он чуть обернулся через плечо. Его взгляд выражал только усталость.

– Дита, иди на урок, – попросил он, и Эдит, испытывая смутное облегчение, пробормотала: «Ладно» – и вышла, осторожно прикрыв дверь аудитории.

Они учились по зимнему расписанию, и между утренними и вечерними уроками было почти четыре часа свободного времени. Чаще всего в это окно спортивное поле было занято командами младших классов, которым рекомендовали тренироваться засветло, но иногда и старшим удавалось выкроить час-другой. Эдит удалось заполучить поле до вечерних уроков, но теперь она начинала гадать, зачем вообще это сделала. Сейчас Лима отберет у нее капитанскую повязку, а через два часа на латыни им придется притвориться, что ничего не случилось.

Эдит не была плохим капитаном. Она сносно играла в нападении, ответственно подходила к организации выездных матчей, выделяла время, чтобы вместе с тренером Борски разработать тактику игры. Но она не была Лимой Ветивер, звездным игроком, прирожденным лидером. Когда спортивные скауты приезжали на их матчи, интересовала их только Лима. Еще в младшем шестом классе ей предложили футбольную стипендию, а в этом – еще две. Эдит вообще не светило стать капитаном, но в начале прошлого семестра Лима вывихнула лодыжку. Поначалу Эдит чувствовала себя неуютно, капитанская нашивка прожигала ей грудь, пока она бегала по полю, а Лима с жадным разочарованием наблюдала за командой с трибун. Сейчас же Эдит действительно хотела быть капитаном. Ей нравилось играть, но чувствовать себя незаменимой на поле куда приятнее. Но теперь об этом можно было забыть. Лодыжка Лимы была в полном порядке, а по поводу своей популярности Эдит не питала ни малейших иллюзий. Плетясь к раздевалке бок о бок с без умолку болтающей Робин, она повторяла себе, что надеяться не на что, но при одной мысли о голосовании сердце начинало колотиться сильнее.

Заметив напряжение Эдит, Робин полушутливо заметила:

– Хватит трястись. Если какая-нибудь девица захочет сместить тебя, то она полная идиотка.

– Это явно непопулярное мнение, – буркнула Эдит.

– У Ветивер недостает самого важного. Знаешь чего? Моего голоса. Она его не получит.

– Не знаю, как тебя и благодарить.

– Можешь оставить благодарности при себе, капитан, – великодушно предложила Робин, толкая дверь раздевалки и тут же отворачиваясь. – О господи! Кого здесь убили?

Эдит прижала рукав пиджака к носу. После младшей команды по регби один щелчок зажигалкой в женской раздевалке мог повлечь за собой взрыв. Она даже представить боялась, что творится в мужской.

– Они снова оставили под скамейками свои носки, – донесся из недр голос Лимы. – Данлоп, скажи Борски, чтобы он как следует отделал этих маленьких засранок.

«Скоро это снова будет твоей обязанностью», – мрачно подумала Эдит, входя в раздевалку.

Все их спортивные команды носили название «Смарден», по старому названию школы. Раньше она была колледжем «Смарден» для мальчиков (над входом даже сохранилась соответствующая табличка), но почти пятьдесят лет назад сюда стали принимать и девочек, подселили монахинь, и название изменили. Их форму можно было узнать по темно-зеленому цвету и кайме в виде остроконечных елей на рукавах. Логотип школы, две большие буквы: S – «Смарден» и A – «Анна», помещался на груди слева. У Эдит, помимо номера, «семерки», справа был нашит капитанский символ. Она пробежала пальцами по аккуратным швам, отложила игровую форму на верхнюю полку и схватила тренировочную, кислотно-желтую. Сегодня вечером придется отпороть нашивку.

Это была их первая в новом году тренировка, и все порядком суетились – кто-то забыл гетры, кто-то обнаружил дыру в термобелье. Эдит никогда не видела, чтобы ее сокомандницы так быстро собирались. Не успела она стянуть волосы в хвост и скинуть школьную форму, как в раздевалке остались только она и Лима.