
Полная версия
Тайная связь
– За Мурада переживаю, – тяжелый вздох.
– Чего переживать? Элитные войска, надежное начальство, хороший присмотр. Отслужит пару лет и вернется домой нормальным мужчиной. Найдем ему место прокурора, чтобы образование зря не пропадало.
– Да-да, найдем, – повторяет. – Но за вас всех все равно переживаю. За сыновей, за Диану. Только за Софию спокоен, Басманов ее не тронет.
– Пусть только попробует тронуть, мало не покажется, – обещаю ему.
– Ты не лезь, сынок. Не бери грех на душу, иначе душу отмывать замучаешься. Оставь это мне.
Я кивнул, не сводя с отца пристального взгляда.
– Давай успокаивайся, ты себя накрутил сильно. Слышишь?
– Слышу-слышу, – вздыхает.
– Останешься сегодня у меня? – предлагаю.
– Нет, у меня сделка и самолет ночью. Не останусь, в Волгоград хочу, домой хочу.
– Куда ты в таком состоянии?
– Я и не в таком состоянии миллионы делал, – машет он рукой. – Со мной Коля. Ты лучше о себе думай, в твоей жизни что-то меняется, Эльман? Могу рассчитывать, что ты решил жить дальше?
– С чего ты взял?
– Не знаю. Чувствую, – пожимает плечами отец. – Ты убрал шторы, которые обещал никогда не убирать. Помню день, когда ты это обещал. Теперь их нет. Ты можешь не говорить мне, кто она, но я просто за тебя рад, Эльман.
Я вопросительно смотрю на отца. Все-таки перепил? Приснилось?
– Какие шторы? – уточняю глухо.
– Ну, в гостиной, – машет отец. – Проходил мимо и заметил. Ты не видел, что ли?
С каменным лицом выхожу из кабинета и вижу бежевые шторы. Айя бы не осмелилась. Вариант только один – Ясмин. Моя свободолюбивая и любопытная Ясмин.
– Это временно, – отвечаю отцу сдержанно. – Была генеральная уборка.
– Жаль.
– Не начинай, – прошу его, предчувствуя нравоучения.
– Ты мой первенец, Эльман. Ты мой любимый сын, и ты должен забыть, что случилось тогда. Должен жить дальше.
Слышу это в который раз.
И в каждый раз становится паршиво. Они не понимают, когда просят забыть. Никто из них не пережил то, что пережил я.
Разве что Рустам. Только Рустам понимает, но здесь он мне не союзник.
– В твои годы у меня уже ребенок был. Хоть я и не знал, но я был твоим отцом.
– В твои годы у меня тоже был ребенок, – перебиваю отца грубо.
Он замолкает на время, подливая себе алкоголь. Я сжимаю кулаки, только это не помогает. Ни черта из этого не помогает.
– Я понимаю, как тебе больно, но девочке и месяца не было после рождения. Ты ведь даже не успел к ней привязаться, Эльман.
– Не успел, потому что ее убили, – завожусь не на шутку. – Ты не терял детей. Ты не понимаешь. Никто из вас не понимает, к чему эти ебаные разговоры?!
Отец замолкает, моментально трезвея.
Я, честно говоря, тоже. Понимаю, что сорвался, но отец уже привык. К каждому такому разговору привык.
– Эльман, послушай, – смягчился отец. – Если ты больше не можешь полюбить, так выбери жену без чувств. Женщины и без любви ребенка родить могут. Это поможет тебе забыть твое горе, сынок.
– Хочешь кого-то предложить? – тяжело дышу.
А в глазах стоит Ясмин.
Она такая светлая, чистая. Во мне столько света нет, там темно давно, там все погасло. Но она не сбегает, не сопротивляется, льнет ко мне. Думает, что ее света на нас двоих хватит, но мне из этой тьмы, похоже, никогда не выбраться.
– Хочу, – продолжает отец аккуратно. – Предлагал и буду предлагать дочку Батуриных. Воспитанная, в мужские дела не лезет, отца ее лично хорошо знаю на протяжении долгих лет. Идеальная партия.
– Ей восемнадцать, что мне с ней делать? – хмыкаю.
– Да, молодая и невинная, честь семьи не замарает, – парирует отец. – Что тебе не нравится? Твоей матери девятнадцать было, когда я ее из дома увез.
– Мне не нравится, что вы так быстро забыли, отец. Забыли о женщине, что подарила мне ребенка. И ребенка этого тоже забыли.
Пристально смотрю на отца.
Он качает головой, тяжело поднимается с места и подходит вплотную.
– Потому что мы живем дальше. Потому что их больше нет, Эльман. Ни ребенка, ни той женщины, имя которой я не хочу даже произносить.
Проглатываю ком и тихо смеюсь ему в лицо:
– Они вот здесь, – ударяю себя в грудь.
– Нет, Эльман. Ты утрируешь. Там у тебя давно черная и непроглядная тьма.
Отец отходит, разминая руками толстую кожу лица.
Я не шевелюсь. Хочу почувствовать, что там внутри, но кроме черной пустоты – и правда, будто ничего нет.
– Я говорил с Батуриными, они будут только рады выдать единственную дочь за тебя. Если не думаешь о себе, подумай хотя бы о матери – она переживает за тебя. Жизнь продолжается, будет еще любовь, будут еще дети.
Отец засобирался. Отставил виски, схватил телефон со стола. Видно, время сделки близилось.
– Проводишь, Эльман?
– Конечно, – глухо отвечаю ему. – Сейчас приду.
Когда отец выходит из кабинета, я достаю черную папку и раскрываю ее. Я клялся убрать эти фотографии и никогда к ним не возвращаться, но в самые темные времена я ищу самое дно и погружаюсь туда безвозвратно.
Ей и месяца не было. Даже имени дать не успел, это так.
Смотрю на фотографии и не могу пошевелиться – затягивает в бездну боли настолько, что выплываешь из временного пространства и скатываешься на самое дно. Я стискиваю кулаки за спиной и устремляю взгляд в одну точку. В шкаф. В щели между дверьми на секунду показалось шевеление.
Твою мать.
Ясмин. Она была здесь.
– Приезжай в Волгоград, сынок. Мы тебя очень ждем, – прощается отец у порога дома.
– Обязательно, – отвечаю сдержанно. – Береги себя.
– Не злись на меня, Эльман. Я жизнь прожил и знаю, что говорю. Твоя тоска по прошлому – это пристанище дьявола. Чем больше ты там варишься, тем больнее.
Провожаю взглядом автомобиль отца, чувствуя, как понемногу отпускает. За эти годы они поднимали эту тему много раз, и эффект всегда был такой же. Я срывался даже при матери, она плакала, уходила в комнату, затем отец добавлял мне выговор за слезы матери. И так по накатанной.
Вернувшись в кабинет, совсем не удивляюсь.
Ясмин стояла возле стола, ее взгляд был прикован к фотографиям.
– Тебе говорили, что подслушивать нехорошо?
Я сделал несколько шагов. Резко обернувшись, Ясмин посмотрела на меня испуганными глазами.
Глава 10
Ясмин
Пока в гостиной ведется разговор отца и сына, я перевариваю то, что услышала насильно. Как бы я ни пыталась закрывать себе уши – я услышала все. Все до последнего слова, до последней тайны. До глубины души.
Смутно помню, как выбралась из шкафа, в который залезла буквально на бегу, ведь старший Шах почти наступал мне на пятки. Встретиться в доме его сына – было бы настоящей бедой. Угораздило же меня перепутать двери и выбрать для своего укрытия кабинет, в котором обычно всегда ведутся мужские разговоры…
Фотографии на столе, за которые зацепился мой взгляд, не помогают забыть услышанное, наоборот – они делают только хуже. И отвернуться нет сил. Я смотрю, смотрю, а внутри все кровью обливается.
Она красивая.
Даша.
Вот, чье имя было на той папке. Уверена, будь у его новорожденной дочери имя – Эльман бы подписал именно так.
Это все царапает сердце. Невыносимо.
Я не ревновала и мне не было больно. Кажется, не было. Ведь я не претендовала на чувства, на любовь, на семью с Эльманом.
Девочка тоже красивая. Его дочь. Она такая крохотная, как моя племянница Мария. Когда Мария родилась, наши семьи встретились, затаив все обиды на короткое время. Мы с Эльманом тогда тоже встретились. Я предлагала ему взять Марию на руки, но тот со стеклянным взглядом – отказался.
Теперь многое встало на свои места.
– Тебе говорили, что подслушивать нехорошо?
Игнорируя грохот собственного сердца, я оборачиваюсь. Глаза Эльмана недобро сощурены, и я не понимаю, за что именно: за шторы, за подслушанную трагедию или за подсмотренные фотографии. Или за все вместе.
– Я не хотела…
– Отойди, – холодный приказ.
Эльман движется на меня, но проходит мимо. Не ко мне – к папке с фотографиями.
Я заламываю пальцы, осторожно наблюдая за ним. Задержав взгляд на малышке, он резко накрывает ее фотографию своей ладонью, затем облокачивается на стол и с тяжелым выдохом опускает голову.
Другая бы на моем месте оскорбилась, услышав ледяное «отойди».
Только мне не до обид. Вместо холода и равнодушия в его голосе я ощущаю дикую боль. Не представляю, какого это – потерять собственного ребенка.
– Эльман…
– Давай без истерик, Ясмин. Это в прошлом. Не думай о ней.
Хотя я и не планировала истерить, но не думать о Даше у меня не получалось. Мне достался мужчина с темным прошлым и с тяжелым бременем, и у меня еще был шанс отступить – уйти, отказаться, оставить его один на один с теми, кто порождает тьму в его душе.
Я могла закатить скандал, биться в истерике и кричать, что я не хочу делить его с прошлым. И уйти. Но я хочу остаться. И еще хочу поделиться с ним светом. Совсем чуть-чуть, оставив немного света и себе, чтобы совсем не выгореть.
Покачав головой, я на свой страх и риск делаю к нему шаг и опускаю ладошку на каменную сгорбленную спину.
– Ты прав, это нас не касается. Но мне невероятно жаль, что ты пережил такое горе.
Эльман стоит каменной стеной, под ладонью даже не ощущается его дыхание. Неужели не дышит?
– Я знаю, ты здесь уже была, – отвечает ровно. – Видел отпечатки на папке, я забыл убрать.
Я приближаюсь к столу, ожидая, что он меня оттолкнет.
Но этого не происходит.
– Не убирай, если тебе так хочется. Я не буду его трогать… без твоего разрешения.
Меньше всего я хотела утешать Эльмана, но сказать, что думаю – хотела. Безумно хотела.
Поэтому искренне подмечаю:
– Она такая чудесная, просто ангел.
И Эльман на мою искренность, о боже, откликается:
– Я не успел дать ей имя.
Я касаюсь его каменной руки, убираю ее от фотографии и разворачиваю Эльмана к себе. Все проделываю неторопливо, потому что нутром чувствую, как дико напряжено его тело. Казалось, только тронь – и он взорвется на миллиарды осколков.
– Расскажи о них. О тех, кто вот здесь… – прикасаюсь ладошкой к его груди и пытливо смотрю в глаза, отчего-то желая знать больше. Намного больше.
– Хочешь знать?
Я киваю.
И в его взгляде боль уступает интересу. Я его заинтересовала тем, что готова слушать. Без претензий, без ревности, без напряга, как те – другие.
Но другим нужно было его сердце. А мне – нет.
Поэтому не отрицаю и не пытаюсь отделить других женщин из его судьбы.
– Хочу. Это часть твоей жизни.
Эльман указывает мне на кресло. Я сажусь в него, проваливаясь в мягкой коже, и подгибаю ноги в коленях. Эльман разливает спиртное, вопросительно смотрит на меня и ловит мой неуверенный кивок. Я еще помнила, чем закончилась последняя ночь со спиртным. Он – тоже.
– Немного, – предупреждает Эльман, протягивая бокал.
– А что, у тебя есть какие-то планы на меня? – спрашиваю игриво, принимая алкоголь из его крепких рук.
– Есть.
Жар незамедлительно опаляет кожу лица и тела, и я делаю большой глоток игристого напитка, чтобы остыть. Сам же Эльман моментально осушает половину, садится напротив и вытягивает ноги, почти касаясь ими моего кресла.
– Я ее скрывал.
– Дашу?
Короткий кивок служит мне ответом.
Скрывал. Как и меня. Только у нас другие обстоятельства, еще более опасные. Мурашки покрывают все тело, и я сильнее подгибаю колени, сжимаясь.
– Почему?
– Отец искал партию среди своих. К тому же, последние годы в семье было неспокойно, отцу регулярно поступали угрозы, в том числе в мой адрес. Я решил закрыть Дашу от любых проблем внешнего мира. О ребенке планировал всем сообщить, когда заберу их из роддома. Но родители узнали уже по факту, когда я хоронил дочь.
Меня пробирает до дрожи от той маски, что Эльман надел на лицо и долго-долго носил. Его голос не дрогнул ни разу, а я от одного рассказа умирала мысленно десятки раз.
– На Дашу заказали покушение. Мы должны были втроем ехать к моим родителям. Не доехали.
Эльман говорил обрывисто, запивая тоску бокалами крепкого алкоголя. А мне не наливал больше. Мне запивать эту боль было нечем.
– Ну, а дочка? – спрашиваю тихо, кусая губы. – За что ее?
– Я убежден, что целью была одна Даша. По траектории потом выяснил, что сверток с ребенком задели нецеленаправленно. Дашу что-то отвлекло, и она прижала дочь выше к груди, к сердцу. Но на спусковой крючок уже нажали. Пулю было не вернуть.
Эльман с грохотом ставит бокал на столик, потирает лицо, спешит подняться – будто это утолит хоть каплю его неизлечимой, вечной болезни.
Но я не позволяю.
Поднимаюсь из кресла, ступаю носками по мягкому ковру и опускаюсь рядом с ним. Эльман не отталкивает, и я позволяю себе сесть ему на колени.
– Поэтому ты носишь исключительно черные цвета?
– Она говорила, у нас черно-белая любовь. Белая умерла. Осталась черная.
Я прижимаюсь к Эльману, коротко дышу ему в шею и опускаю ладошку на грудь. Там сильно бьется сердце, и чем крепче я жмусь к нему, тем быстрее оно колотится.
– Ты нашел убийцу?
Сцепленные челюсти служат мне ответом.
Не нашел. Не нашел. Черт.
Я чуть приподнимаюсь, упираясь ладонями в его грудь, и встречаю темный-темный взгляд.
– Со мной опасно, Ясмин, – предупреждает.
– Знаю.
Падаю на его тело и прикасаюсь своими губами к его. Они пахнут алкоголем, и я слизываю остатки влаги с теплой кожи, а затем неуверенно толкаюсь языком ему в рот. Поцелуй длится недолго, и я не успеваю им напиться.
– Они все говорят мне забыть, Ясмин.
– Пошли их всех, – советую искренне ему в губы. – Поступи так, как будет лучше для тебя.
Наверное, другая бы сказала иначе. Советовала бы забыть и жить дальше. И желательно жить с ней: и душой и телом.
Но я занимать его сердце не планирую. Без любви и без чувств – таков наш уговор.
Эльман хватает меня за бедра и крепко сжимает. В его глазах загорается знакомое пожарище, и ощущение, что скоро я стану женщиной, неумолимо разжигает во мне ответный огонь.
– Я сделаю все, чтобы защитить тебя, – обещает Эльман серьезно.
Я качаю головой, целуя жесткую щетину и уголки его губ.
– Мне нечего бояться. Я не претендую на роль жены и матери твоих детей.
– Даже не попытаешься? – усмехается холодно, скользя взглядом по моему лицу.
– У тебя очередь желающих. Чего стоит одна дочка Батуриных. Молодая, послушная…
– Покладистая и глупая, скучнее ничего не слышал, – парирует, хватая меня за бедра и вжимая их в свой пах.
Я улыбаюсь, вовлекаясь в эту игру. Эльман задирает юбку, усаживает бедрами на свои и за шею притягивает меня к себе – жестко, неласково, с жаждой.
– Не будешь жениться на ней? – спрашиваю из любопытства.
– Чтобы умереть от тоски?
– Но отцу не отказал, – напоминаю ему.
– Я же сказал, буду защищать тебя любым путем.
Алкоголь выветривается из головы, когда Эльман поднимается, не выпуская меня из рук, и уносит нас прочь – от кабинета, от фотографий, от прошлого. Мы минуем гостиную, и я с опаской смотрю на бежевые шторы, о которых Эльман, кажется, напрочь забыл.
В спальне Эльмана, несмотря на любопытство, я оказываюсь впервые. Холодные простыни вызывают табун мурашек по всему телу, а крепкие руки, блуждающие по телу, сжимаются все крепче и крепче, лишая надежды на любое право остановить это безумие.
– Будет больно, Ясмин.
– Этой ночью или вообще?
Я задерживаю дыхание, когда его рука скользит по внутренней стороне бедра. Эльман не отвечает, но между ног становится настолько влажно, что мне уже все равно, когда будет больно – сейчас, завтра или всю жизнь.
Глава 11
В ванной шумела вода. Очень быстро, почти так же быстро билось мое сердце. Сильно-сильно. Эльман оставил меня на несколько минут, отправившись принять душ.
Решив не тратить время зря, я вернулась в свою комнату и достала из чемодана чистое белье. Самое красивое. Я любила такое – нежное, кружевное и непременно соблазнительное. Хотя последнее Эльману было не нужно – он и без того был сильно голоден по мне.
Я выбрала молочного цвета сорочку и в тон нижнее белье. Не знаю, для чего я так заморачивалась, ведь ясно же было – Эльману любую меня надо. И в красивом белье, и в самом что ни на есть обычном. Мама с детства прививала мне вкус в одежде, только уже во взрослой жизни мне пришлось самой разбираться, какое белье считается привлекательным, а какое не очень.
Я быстро ополоснулась в душе, но еще несколько минут все равно стояла под горячей водой. Возможно, что зря, потому что вместе с паром из организма улетучивался алкоголь.
И появлялись вопросы.
Куда ты влипла, Ясмин? Большой дом омрачен тайнами, а душа его хозяина – отравлена трагедией. Хватит ли твоего света, чтобы вывезти все это? Не потонешь вместе с ним, не захлебнешься? Вопросы как по накатанной сводили с ума, ведь я выбрала совсем не простого мужчину.
– О, боже, – с шумом выдыхаю.
Выбравшись из душа, обтираю тело полотенцем и успеваю надеть лишь сорочку, как дверь с бешеным стуком – распахивается.
Я задерживаю дыхание, встречая темный-темный взгляд Эльмана. Его тело обнажено по пояс, с волос стекают капельки воды, а брови нахмурены. Когда он подходит ко мне, я делаю над собой большое усилие, чтобы не отступить. Не по-взрослому это, Ясмин. Назад нельзя. Это не тот мужчина, с которым можно играть – то хочу, то не хочу.
– Я принимала душ, – оправдываюсь скорее, чем он спрашивает.
Когда Эльман протягивает ладонь, я не противлюсь и иду следом за ним, а уже в его спальне прошу поцеловать меня. Крепко-крепко, чтобы вновь опьянеть и сгорать от желания дотла.
– Знаешь, я сейчас поймала себя на мысли, словно все против, чтобы это случилось…
– Не выдумывай, Ясмин.
Шепот. Чужая страна. Чужой мужчина. Со мной рядом нет никого, кто бы посоветовал остановить это безумие. Эльман пристально смотрит мне в глаза, словно чувствует мои сомнения. И они ему ой как не нравятся.
Легкие прикосновения к моему телу становятся все тяжелее, а дыхание – горячее. Его загорелые руки стягивают с моих плеч молочного цвета лямки, и тщательно подобранная сорочка падает к его ногам, оголяя грудь, живот и бедра. Оставляя меня уязвимой перед взглядом голодного мужчины.
Его пальцы скользят от загорелой ключицы к груди и сжимает ее, срывая с моих губ протяжный вздох.
– Красивая. Ты безумно красивая девочка, Ясмин, – хвалит он.
Я не отвечаю, стыдливо утыкаясь полыхающим лицом ему в шею. Эльман ласкал грудь, нарочно задевая твердые соски, трогая живот и спускаясь ниже – туда, где сейчас было очень-очень влажно.
Зря я так долго выбирала, в чем провести свою первую ночь с мужчиной., ведь на сорочку у моих босых ног Эльман даже не смотрел – смотрел на мое раскрасневшееся лицо и на податливое, отзывающееся ему тело.
– Посмотри на меня.
Эльман обхватывает ладонью мое лицо, приближая к себе и заставляя поднять на него полыхающий взгляд. Я упираюсь ладошками в его грудь и понимаю, что температура его тела выше на несколько градусов. Не знала только почему – то ли из-за алкоголя, то ли из—за крепкого желания, что упирается в мое бедро.
– Целовать будешь? – повторяю свою просьбу.
– Целовать буду. Насиловать не буду. Куда делась смелая Ясмин?
– Я не сопротивляюсь.
– Ты сжимаешься. Боишься меня. Если будешь напряжена как сейчас, член войдет с большим трудом, – говорит прямо.
О, боже.
Между ног волнительно запульсировало, едва мне стоило подумать об этом. Эльман чуть сжимает пальцы на моих щеках и выжидающе смотрит.
– Поэтому можешь уйти к себе, я разрешаю.
– Не выдумывай, Эльман, – парирую его же фразой.
Пропустив короткий вдох, пытаюсь расслабиться и собрать мысли воедино.
А затем, отрезая пути к отступлению, хватаюсь за резинку мужских штанов и медленно опускаю ладошку ниже, к члену.
Это достаточное доказательство того, что я не собираюсь сбегать?
Схожу с ума от своей храбрости и вместе с тем опускаю ладонь на каменный член. Кровь с новой силой бурлит по венам, когда я скольжу пальчиками по бархатистой гладкой коже, он горячий и большой, и я совсем не представляю его в себе.
Боже, он уже готов к тому, чтобы взять меня, а я бегаю от него из комнаты в комнату…
Открыв рот, я тяжело дышу и моментально пьянею от запредельных чувств. Зрачки Эльмана расширяются, и я понимаю, что ему нравится. Он расставляет руки в сантиметрах от моей головы, упираясь кулаками в стену, склоняется и жадно выполняет мою просьбу – целует, поглощая меня всю без остатка.
Я продолжаю ласкать твердый член, кончиками пальцев задевая крупные и выпуклые венки. Эльман тяжело дышит мне в рот, но уже через секунды накрывает своей рукой мою, настраивает и задает собственный ритм, заставляет обхватить член увереннее и показывает мне, как нужно ласкать этого мужчину.
– Вот так, не бойся. Научишься еще.
Эльман учил меня, подстраивал под себя, наглядно показывал, как нужно его ублажать.
И я училась. Старательно училась делать ему приятно. Ощутив влагу на кончике члена, стремлюсь растереть ее осторожными, но нарастающими движениями. Вверх, вниз… Вверх – без стеснения, без остановки, и вниз – стараясь доставить максимальное удовольствие тому, кто через несколько минут заберет мою невинность.
– Ясмин…
Он зовет меня тяжело, прерывисто. Ему нравится, и осознание этого возводит меня до небес. Хочу, чтобы нравилось. Не хочу, чтобы ему было скучно. Как с другими чтобы было – не хочу. Хочу по-особенному, а значит без стеснений. Подтверждая мои мысли, Эльман толкается мне в ладонь, а из его рта вырывается гортанный хрип вперемешку с тягучим, густым дыханием.
Я встаю на носочки, углубляя поцелуй и ускоряя движения рукой.
Вверх, вниз.
Мои пальцы измазаны в его влаге, и это, черт возьми, приятно. Я вижу, как подрагивают его ресницы, ощущаю рваное дыхание и влагу – она везде. Ему нравится, и подтверждение этому сочится по моей коже вперемешку с новыми для меня терпкими запахами.
– У меня получается? – спрашиваю его.
– Более чем.
Эльман резко подхватывает меня под ягодицы, приковывая меня к стене, и очень скоро кладет на большую кровать. Я стараюсь не думать о том, что когда-то он проводил здесь время с Дашей и что здесь же они зачали ребенка. Мне это не нужно, убеждаю себя в сотый раз.
Опрокинув меня на подушки, Эльман стягивает со своих бедер штаны и белье и нависает надо мной совсем обнаженным. От брошенного взгляда на блестящую крупную головку у меня вмиг перехватывает дыхание.
– Дыши, Ясмин, – произносит чуть насмешливо.
– Дышу.
На самом деле почти нет. В глазах полнейший дурман, а на кровати разливается терпкий аромат нашего желания. Эльман разводит мои бедра и заставляет обвить его талию. Мое тело податливо как пластилин, и это сильно возбуждает его, как и неприкрытый взгляд на меня всюду.
– Будет больно? – спрашиваю зачем-то полупьяно.
Алкоголь давно выветрился из моей головы, да и было его совсем немного, но язык то немеет, то прилипает к небу от жажды.
– Не знаю. Не трахал девственниц, Ясмин, – произносит честно.
Мне почему-то радостно это слышать.
Эльман отводит мои запястья и плотно фиксирует их над головой, упираясь каменным членом в половые губы, там уже все влажно и готово, только мне все равно было немного страшно.
– Значит, я первая?
– Значит.
– Ты доволен?
Отчего-то до боли хочется услышать, что да, и что я для него особенная, но нутром понимаю, что девственность девушки – это не самое первое, что нужно Эльману. Главное, чтобы была верная – он изначально просил именно об этом.
Его зрачки расширены, что, наверное, говорит само за себя, а мужской голодный взгляд двигается по телу ниже, туда, где его член скользит по влажным складкам – играюче, заставляя меня сжиматься в ожидании вторжения. Мне не нужна раскачка, несколько хаотичных движений между половых губ уже заставляют изнывать от желания.
– Поцелуй меня. Поцелуй.
Прошу очень тихо, но Эльман слышит. Он опускается на мое тело сверху, впивается в губы финальным поцелуем и упирается в меня членом сильнее, глубже, настойчивее. Я мелко дрожу и хочу высвободить запястья, когда осознаю свою максимальную беззащитность перед ним.
– Когда ты рядом, у меня есть ощущение, что мы так высоко взлетаем… Вот сейчас вообще на запредельной высоте, и сердце так стучит…
Я прижимаюсь грудью к его, выгибаясь в спине.
– Чувствуешь, Эльман?
– Высоко, – соглашается со свистом. – Как бы не разбиться с такой высоты.
В следующую секунду из моих глаз льется влага, а из губ – глухой крик. Эльман делает резкое движение бедрами, вторгаясь членом между влажных складок, и я забываю все на свете: как дышать, как говорить, как жить.