bannerbanner
Тайная связь
Тайная связь

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 8

– Я бы тоже хотела чем-нибудь заняться, но медицинский диплом не так просто подтвердить. Еще я плохо знаю медицинский русский.

– А ты откуда?

– Италия, – скромно отвечаю.

– Вау! Ты говоришь по-итальянски?

– Разумеется. Всю жизнь.

Взволнованно посмотрев на дверь, я ожидаю, что скоро вернется Эльман, но его все нет и нет. И, честно говоря, Майя стала утомлять меня, забрасывая вопросами об Италии. Я даже не знала, что говорить можно, а чего лучше не стоит, поэтому отвечала односложными фразами.

– Я выйду. Ненадолго, – бросаю ребятам, оставив бокал вина недопитым.

– Ясмин, лучше подожди его тут.

Я качаю головой, игнорируя совет Демида, и выбираюсь в коридор. Здесь находятся еще несколько вип-зон, а в конце – большое панорамное окно.

Не обращая внимания на головокружение, я аккуратно подхожу к окну с боковой части.

И вижу Андреа.

Первым его вижу. И людей его – самых преданных вижу. Сердце делает кульбит, потому что напортив него стоит Эльман, и я понимаю, что сердце екает именно из-за него.

Я бежала из Италии, притащила с собой кучу проблем и подвергла его опасности. А он на эту опасность идет. Ради меня. И даже словом мне не обозначает, как крупно я его подставила, обратившись к нему.

С другой стороны, я ему давно понравилась. Ради другой он бы на это не пошел. Наверняка бы сказал, что ему не нужны эти проблемы и отправил бы восвояси.

Узнать, что будет дальше мне не позволяют.

Передо мной встает Артур и вежливо просит вернуться обратно.

– Я аккуратно.

– Я отвечаю за вас головой. А она мне еще нужна. Вернитесь обратно, госпожа Романо.

Бросив взгляд за его плечо, крайний раз смотрю на Андреа. Его лицо искажено в ярости – прямо как в тот день на Сицилии.

– С Эльманом все будет в порядке? – спрашиваю Артура.

– Никто не выйдет отсюда живым, если с господином Шахом что-то случится.

Возвращаясь обратно, я молилась лишь об одном – чтобы отец не узнал. И чтобы никто не узнал, что за помощью я обратилась к сыну Шаха. В противном случае я могу забыть о том, что у меня есть отец, братья и семья, всю жизнь я буду обречена на скитания.

– Ясь, у меня есть идея, – предлагает Майя.

– Да?

Я изображаю любопытство, а на деле из головы не выходит Эльман и Андреа. Они стояли напротив друг друга как коршуны, бьющиеся за добычу. Зрелище страшное.

– К нам в университет требуется преподаватель иностранных языков. Нам нужно закрыть дефицит еще одного языка, и итальянский нам подходит. А ты носитель языка, тебе цены не будет. Идем к нам работать?

– Зачем ей эти копейки, Май? – недовольно ворчит Демид.

– Не копейки, а вполне приличная зарплата! Наш вуз – один из самых ведущих вузов России!

Я задумываюсь: а почему бы и нет?

Я любила итальянский язык всей душой и буду только рада научить других любить его так же сильно как я.

– Ты не торопись, подумай, обсуди с Эльманом, – поспешно заговорила Майя. – Дашь ответ через пару дней, я пока попридержу для тебя должность.

– Спасибо, – искренне благодарю.

Вот и все. Возможно, я нашла занятие по душе и мне не придется сутками напролет жить дома в ожидании Эльмана.

Когда он возвращается, я вздрагиваю и поднимаюсь с места. Глазами тут же ищу на его теле признаки борьбы или, еще хуже, перестрелок. Голова перестраивается, и я уже думаю о том, где искать кровоостанавливающие жгуты и другие медикаменты, чтобы спасти его жизнь…

Но он приходит целый.

Говорит и ведет себя как обычно. Несколько минут сидит с друзьями, осушает бокал спиртного и смеется над шутками Демида.

Сбившись со счета, дрожащими пальцами я беру в руки недопитый бокал вина. Я не умела пить и никогда не делала этого в больших количествах, но, испытав большое количество стресса, не могу остановиться.

– Тебе хватит, Ясмин, – перехватывает Эльман, стрельнув в меня строгим взглядом.

Он притягивает меня к себе за талию, словно утешая.

А затем велит собираться.

– Мы поехали, Ян.

– Давай.

Я перебрасываюсь с Майей несколькими словами, обещая через несколько дней дать ответ по поводу университета.

Черт. Лишь выйдя из клуба на свежий воздух я понимаю, что ноги почти не держат, а в голове ощущается легкое головокружение.

– Ты замерзла? Дрожишь вся, – чертыхается Эльман.

– Было страшно, – признаюсь тихо.

Эльман прижимает меня к себе – резко, испульсивно, крепко. Я сдаюсь, погружаясь в его сильные объятия.

– Я сказал тебе не бояться, – произносит вкрадчиво. – Говорил же?

– Говорил. Только на кону слишком многое, Эльман.

Мы возвращаемся домой к ночи, за окном к тому времени совсем стемнело. Голова по-прежнему кружится, а тело от передозировки адреналина и алкоголя давно стало просто ватным. Я стягиваю босоножки с ног и угождаю прямо в объятия Эльмана.

На этот раз поцелуй длится чуть больше. Прижавшись бедрами к его – ощущаю самое дикое желание и тихонько дрожу.

– Ты напилась.

Чувствую недовольство в его голосе. Неприкрытое.

– Немножко.

– Твою мать, Ясмин…

– Не трогай мою мать, – хмурюсь, отталкивая Эльмана. Неуспешно. Потому что он своих объятий не разжимает.

Подхватив меня на руки, куда-то несет.

Я обвиваю его шею руками и утыкаюсь в щетину, вдыхая запах сандала и чувствуя на губах горечную сладость.

Когда он опускает меня на кровать, я слышу обещание:

– Он больше не будет искать тебя на моей территории.

Я благодарно киваю.

– Он тебя больше не найдет.

Я снова киваю, хватаясь за его рубашку и неотрывно глядя на его губы.

– Тебя никто не найдет, Ясмин.

– Ты спрячешь? – смеюсь тихонько, шутливо.

– Уже.

Они были чуть полными, с четким очерченным контуром. Эти губы умели целоваться, я знала это наверняка и… хотела повторения.

– Поцелуй меня и покончим с этим, – прошу его, поднимая чуть расплывчатый взгляд на его сердитые глаза.

– Зачем столько выпила?

– Потому что боялась быть трезвой в эту ночь, – выдыхаю.

Расставив руки по бокам, Эльман склоняется над моим телом.

И усмехается. Недовольно, жестко. Он навис надо моим телом, но брать не спешил. Стал неспеша раздевать, снимая так сильно не понравившийся ему комплект.

Я приподнимаюсь, позволяя ему стянуть с себя юбку и топ. Остаюсь в одном лишь белье и ловлю его горящий взгляд. Эльман опускает ладонь на мое лицо и обводит большим пальцем губы, раскрывая их.

Смотря только в одну точку, он проталкивает палец между губ и хрипло просит:

– Пососи, Ясмин.

Внутри все замирает, а затем бешено несется вскачь.

Я обхватываю палец губами и неумело всасываю его в себя. Осторожно, медленно, чувствуя солоноватость на языке и жар между ног.

Затем увереннее, сильнее, чувственнее.

Распаляясь во стократ быстрее и быстрее.

– Глубже, Ясмин… – хриплый приказ.

Не уверенная в том, что я буду помнить эту ночь на утро, я закрываю глаза и делаю, как он просит.

Но почти сразу чувствую прожигающую пустоту, когда все заканчивается. Когда больше не чувствую его в себе. Внутри.

Эльман чертыхается сквозь зубы, ложится рядом и с силой потирает свое лицо.

– Почему? – спрашиваю едва слышно.

– Я буду трахать тебя, когда ты будешь трезвая.

Я глушу в себе разочарованный вдох, сводя бедра вместе. Там внутри все пульсирует – неистово, жарко.

Отпускает лишь спустя время, когда от выпитого вина начинает клонить в сон и я бормочу:

– Папа убьет, если узнает.

– Это уже мои проблемы, моя девочка.

– Ты тоже его ненавидишь, да? – спрашиваю его. – За то, что он твою маму когда-то украл?

– Не лезь, Ясмин. Это мужские разборки.

Я качаю головой, скользя взглядом по его черной рубашке. Почему он не раздевается? Почему он отказался брать то, что отвоевал по праву? Хочет, чтобы я помнила наш первый раз?

– Подумаешь, молодые и дурные были, – продолжаю на свой страх и риск. – А вот мой отец из-за твоего пять лет отсидел ни за что. Вообще многое случилось по вине твоего отца, а не моего.

– Ясмин, замолчи.

– Это вы виноваты, а не мы!

Удар в стену служит мне ответом.

И моментально заставляет остепениться, протрезветь, проснуться…

Я кусаю губы, глуша в себе слезы и задыхаясь от них же.

Столько боли, столько боли! Я думала, просто спать с Шахом будет легче, но это оказалось так опасно…

Наши семьи не связывает ничего хорошего. Одно мрачное прошлое, которое как по накатанной собирало одни вязкие горечные события. Мой отец когда-то выкрал жену Эмина Шаха – по глупости, не по любви, а тот в ответ упек его в тюрьму на долгие пять лет, отец вышел на четвертом десятке, его жизнь была загублена. И это было лишь начало.

Эльман тяжело вздыхает, сминая кулаками простыни. Его костяшки разбиты, а в стене наверняка осталась вмятина.

Эльман рухнул рядом, сжимая кулаки.

А чуть позже укрыл мое тело одеялом, разделся сам и лег. Я почувствовала его горячее тело совсем близко.

– Сколько не говори о прошлом, тебе все равно от меня никуда не деться. Советую больше не поднимать эту тему, – предупреждает, тяжело дыша. – Я плевать хотел на все, что было. Поэтому тебя себе забрал. Поэтому ты будешь моей.

Желая успокоить, я спрашиваю его:

– Настолько плевать, что даже не спросил, сколько мужчин было в моей постели?

– Не хочу знать, – цедит тяжело, с надрывом.

– Ноль.

Он был горячий, взбудораженный, возбужденный. А я в мыслях о прошлом и немного пьяная. Стараясь не смотреть на Эльмана, потому что чувствую дичайшее напряжение, произношу:

– Ты будешь моим первым. Но если не хочешь знать, можешь забыть.

Глава 8


– Айя, у меня к тебе срочное дело!

Я лечу к помощнице по дому на всех порах – несколько минут назад мне пришло сообщение, что курьер с новыми шторами прибудет с минуты на минуты, а я вспомнила, что в кармане кроме отцовских десятков тысяч евро – ничего нет.

– Что такое? Что случилось, Яся? – взволнованно бросает фартук Айя.

– Все в порядке, не переживай, – смеюсь ей радостно. – Я шторы заказала! А денег в местной валюте у меня нет. Только евро. Ты мне не разменяешь? Пожалуйста-пожалуйста!

В ответ на растерянный взгляд Айи я корчу забавное лицо и протягиваю ей несколько иностранных купюр.

– Шторы?

– Сейчас все увидишь, курьер уже привез!

Остолбенело поморгав, Айя открывает шкафчик и оттуда выуживает пластиковую карточку.

– Господин Шах еще в первый день велел передать тебе карту, я совершенно забыла. Она подойдет для любых оплат, а евро свои забери, пригодятся, – кивнула она на купюры на столе.

Я беру карточку в руки, рассматривая ее. Черная, с золотистой обводкой и с именем Эльмана на латинице. Для меня оставил. Неудобно, придется тогда ему евро предложить взамен всех трат, которые будут у меня по этой карте.

– А какой здесь курс к евро? – спрашиваю растерянно.

– Рублей девяносто за евро примерно, – пожимает плечами Айя. – Но господину Шаху твои деньги не нужны, Яся. Не думай предлагать, разозлится.

– Я подумаю.

Через несколько минут курьер передает шторы охране, я забираю их у Артура и тут же не без помощи лестницы принимаюсь их вешать.

А уже через час в гостиной становится намного светлее, и черные шторы ненужным полотном брошены на пол.

Айя, увидев смену декора, побледнела и запричитала:

– Ты же спрашивала у господина Шаха, верно? Он же разрешил тебе?

– Я уверена, ему понравится, – пожимаю плечами, спускаясь по лестнице. Здесь были до жути высокие потолки, а еще я боялась, что шторы придут не того размера и окажутся короткими, но получилось очень даже классно.

– Но ты же спрашивала?

– Айя, ты что-то бледная стала. Давай я помогу тебе приготовить обед и ужин для Эльмана, идем, – хватаю женщину за руку и отвожу на кухню, краем глаза любуясь новыми бежевыми шторами.

– По краю ходишь, по краю, – причитала Айя, и все утро она была сама не своя.

Как оказалось, в обязанности Айи входит и приготовление обеда с ужином, но после ее ухода я все равно решаю тоже что-нибудь приготовить, поэтому заказала продуктов с доставкой и оплатила через новую карточку.

А когда Эльман приехал домой, в доме уже вовсю пахло… подгорелыми блинами.

Что поделать, последний раз я готовила их лет в десять – и то под тщательным присмотром мамы.

– Ясмин?

Оборачиваюсь и встречаю пристальный взгляд Шаха на себе.

Он медленно направляется на кухню, по пути снимая пиджак, а я старательно отбираю уцелевшие блины, чтобы остальные незаметно выбросить, но запах уже сдает меня с поличным.

– Эльман, мне предложили место в университете, – выпаливаю на одном дыхании.

– Не понял, Ясмин. Объясни.

Он подходит ближе, рассматривая неудавшиеся блины, и я понимаю, что все провалено. Психую, подцепляю тарелку с блинами и швыряю их прочь.

– Это не мое, понимаешь?! – не выдерживаю излишне спокойного взгляда Эльмана. – Готовить, ждать, сидеть дома. Терпеть не могу. Майя предложила мне преподавать итальянский студентам в университете.

– Успокойся, Ясмин, – поджимает губы Эльман, сверкая глазами. – Ты всего три дня находишься дома.

– Я уже здесь погибаю! – развожу руками. – Мне нужно чем-нибудь заниматься.

Эльман скользит по мне тяжелым взглядом и ничего не отвечает. Разогревает себе еду из той, что оставила Айя, а меня хоть огнетушителем туши – ни блины не получились, ни шторы не заметил.

– А блины? – спрашиваю его.

– Из какой муки?

– Из обычной. Пшеничной, – резко пожимаю плечами.

– Есть не буду. Но ты молодец.

– Мука не устроила? А надо было из помола единорога сделать? – хмурюсь, прожигая его взглядом.

Я поздно понимаю, что сказала лишнее.

Очень поздно.

Лишь когда Эльман с грохотом поднимается со стула и хватает меня за шею – к себе притягивая.

Его горячее дыхание бьет по скулам, губам, а руки, оставляя следы, сминают кожу и вдавливают в свое тело. Я охаю, оказываясь запертая между барной стойкой и каменным телом Шаха, а его губы до боли впиваются в мои, заставляя меня замолчать.

– Я тебя выпорю. И будет больно, Ясмин, – угрожает тихо.

– За что?

– Мне не нравится, как ты разговариваешь. Такой тон ты должна была оставить для итальянских мужиков, которых твой отец ставил по струнке.

Я тяжело дышу.

Он – тоже. Понимаю, что перегнула, когда буквально всем телом ощущаю вибрации. Негативные, яростные. Из спокойного состояния Эльман сразу перешел в другое.

А со мной прежде, он прав, никто так себя не вел. Папа не позволял.

– Здесь твоего отца нет. Но даже если бы он был – меня бы он не прогнул. Это мое отличие от всех тех, кого ты знала раньше. Я Шах. А ты Романо. Разграничивай. Ты подчиняешься мне, не иначе. Кивни, если поняла.

Кивать не хочется.

Но из этой битвы, я понимаю, победителем мне не выйти. Папа всегда говорил, что я могу вертеть мужчинами только стоя за его спиной. Здесь папы нет. Я одна. И в полной власти Шаха.

– Умница, Ясмин. Я не стал есть, потому что у меня непереносимость глютена. Моментальная смерть. Поэтому Айя полностью берет на себя процесс приготовления еды.

Я снова киваю, ощущая жар по коже от бушующих эмоций.

И молюсь о том, чтобы прямо сейчас Эльман не заметил новые шторы, иначе мне придется ой как несладко.

– Я не знала. Тебя уже кто-то хотел убить? – догадываюсь по тому, как Эльман говорит о своей непереносимости.

– Да.

Он подхватывает меня под бедра, усаживая на барную стойку. Я слышу, как посуда с этими дурацкими блинами летит вниз и учащенно дышу. Эльман целует в губы, по-хозяйски проталкивая язык внутрь меня. а его руки уже бешено шарят по всему телу.

Эльман отрывается от моего рта, но не от тела. Он не отпускает, расставив руки по сторонам и не выпуская из своего плена.

– Первый раз в детстве. Малыш Камаль подсыпал муку в тесто, которое готовила мама.

– Камаль? – переспрашиваю.

Я с любопытством смотрю на Эльмана и касаюсь его волос, зарываясь в них пальчиками. Его взгляд моментально полыхает – кажется, он тоже соскучился по ласке. Дико соскучился. Интересно, какие отношения у него были до меня? Было ли что-то серьезное?

– Родственник, – отвечает сухо.

– Мм…

Я краем глаза смотрю на шторы. Сейчас они кажутся дико светлыми на фоне тех, что стояли раньше.

– А потом? Потом пытались убить? Много раз?

– Я сбился со счета, – жестко усмехается Эльман, покрывая короткими поцелуями шею и ключицы.

Я обнимаю его в ответ, прижимаясь к нему в поиске тепла.

Эльман холоден и собран, но мне с ним горячо и хорошо. Никогда не было так хорошо. Это не любовь, я была уверена, но с ним мне стало ярче и красочнее жить.

Я дышу глубже, чаще. Запрокидываю голову от удовольствия, а в низу живота начинает яро пульсировать, как в ту ночь, когда я напилась, спасаясь от близости с ним.

Спасаться больше не хотелось, напротив – хотелось большего.

Запредельного.

Опасного.

Запретного.

Поэтому несдержанно стону, когда губы Эльмана жадно впиваются в мой рот, терзая его изнутри. Он разводит мои бедра шире, делает шаг вперед и кладет свои ладони на юбку.

– Мешает. Короткая… – недовольный шепот.

– Скажи, что тебе нравится, – улыбаюсь в ответ.

Не говорит.

Но подтверждает словами, когда жадно обхватывает меня ладонями, не оставляя ни капельки свободы в жестких, жарких объятиях. Я льну к нему в ответ, сминаю рубашку ладонями и пальчиками расстегиваю пуговицы на его одежде, не думая о будущем, о Сицилии, о доме и обещании отцу быть хорошей девочкой.

Сейчас я меньше всего хотела быть хорошей и послушной девочкой. Двадцать пять лет ею уже была – именно столько я заботилась о чести отца, не подпуская к себе мужчин и соглашаясь ожидать брака с Андреа.

Все провалилось к чертям, а теперь я готова провалиться в преисподнюю с другим мужчиной.

Пелена удовольствия затмевает глаза, остаются только звуки, и те – обостряются в разы. Эльман обхватывает поясницу и одним движением руки вжимает мое тело в свое, заставляя ощутить его желание. Почувствовать большее – мешает одежда.

Я слышу, как звенит пряжка ремня.

Раз – тело обхватывает дрожь.

Два – Эльман собирается отнести меня в спальню.

Три – его телефон разрывается от звонка.

Слышу приглушенный мат. Его тяжелое дыхание. Чувствую рваные движения рук.

Открыв глаза, вижу его взъерошенные волосы и безумный взгляд, в котором полыхает пожарище. Я такого не видела в глазах ни одного мужчины, который смотрел на меня ранее. И это расшатывало меня сильно. Эмоционально. До новых ярких красок. Так ярко не было даже на солнечной Сицилии.

– Не отвечай, – прошу Эльмана.

Он не слушает. Сложно вообще представить, чтобы такой мужчина кого-то слушался. Мазнув по мне взглядом, молча тянется к телефону.

Эльман отвечает на звонок, но тут же бросает его на стол и продолжает терзать мои губы.

Он думает, что ничего важного ему не сообщат.

Думает, что через несколько минут, договорив по телефону, овладеет мной.

И что ничего этому не помешает.

– Господин Шах, это срочно, – раздается из динамика. – В Петербург прилетел ваш отец. Он ожидает у двери.

Эльман каменеет. Моментально.

Я, если честно, тоже. Бросаю короткий взгляд на зашторенные окна, Эльман делает то же самое. Он замечает новые шторы, но едва ли теперь это является самой большой катастрофой.

Пульс доходит до максимума, потому что все, о чем я могу думать – это то, что о нас узнали.

Глава 9


Эльман


– С каких пор твоя домработница разучилась готовить, Эльман?

Я пожимаю отцу ладонь, хлопаю его по спине и отмечаю его уставший, немного бледный вид. Мы не виделись около полугода, я не находил времени выбраться в Волгоград, а он из него не выбирался вообще.

– Рад тебя видеть, отец. Ты про сгоревшие блины?

– Именно.

Я бросаю взгляд на барную стойку, откуда минутами раньше стащил Ясмин. Отец был уже на пороге, когда она убегала, а ее попытка приготовить пищу пахнет теперь на весь дом.

Я усмехнулся. Кажется, Ясмин вечность будет ассоциироваться у меня со сгоревшими блинами. Особенная девочка. Если за что я и был благодарен ее родителям, так это за нее. За то, что Ясмин есть, и она у меня.

– Я уже отчитал Айю, – лгу, игнорируя пристальный взгляд отца. – Пообедаешь со мной?

– Я не голоден. Идем лучше в твой кабинет, поговорим.

Я кивнул, указывая рукой в сторону кабинета, но сам двинутся туда первым. Возбуждение хоть и отошло на второй план, но чувство адреналина никуда не делось, и я надеялся, что Ясмин не додумалась спрятаться в моем кабинете.

Здесь было пусто. Бросив последний взгляд на барную стойку, где собирался раздеть и трахнуть Ясмин, я закрываю дверь. Впервые жалею, что отец решил наведаться в гости.

– Какими судьбами, отец? Ты с осени из Волгограда не выбирался, а тут еще и сюрпризом. Что-то случилось?

Открываю шкаф, беру оттуда виски и два бокала. Мысль, что рядом и Ясмин, и отец – сносит голову, увеличивая выброс адреналина во стократ.

– Ничего не случилось, – успокаивает отец. – Прилетел на сделку, заодно и к тебе решил заехать, посмотреть, как ты тут.

– Видно, сделка очень крупная, потому что до этого ты игнорировал любые выгодные предложения, ради которых нужно было выходить из дома. Меня это тревожит, отец, ты стал вести закрытый образ жизни.

– Просто немного устал, сынок.

Я разливаю виски по бокалам и бросаю на него взгляд. Устал действительно. И за последнее время – сильно сдал. Нет ничего хуже видеть, как родители стареют, но здесь дело было в другом, о чем отец умалчивает по телефону. Я протянул ему бокал, собираясь сегодня вытащить из него всю правду.

– Устал? Мама говорит, что кроме офиса ты нигде не появляешься. Избегаешь крупных мероприятий, срываешь сделки, стал очень мнительным. Даже самые давние партнеры начинают обрывать с тобой связи. Мне есть о чем волноваться?

– Детям Эмина Шаха не о чем волноваться, твоя мама преувеличивает, Эльман.

– Не думаю, – бросаю резко, присаживаясь рядом. – Отец, это как-то связано с теми цветами, что ты получил на мой День рождения прошлой осенью?

Выражение его лица меняется.

По тому, как отец жадно осушает свой бокал, я понимаю, что попадаю в болезненную точку.

– Это не просто цветы, Эльман. Это угроза. Я лишь немного затаился, не более. Налей еще.

– Кто тебе угрожает? – я собрался, мысленно выстраивая цепочки, кто может угрожать такому, как мой отец. Разве что самоубийца.

Подливаю ему в бокал виски, но уже значительно меньше.

– Назови имя, отец. Я хочу знать.

– Рустам Басманов, – отвечает сквозь зубы. – Этот идиот считает, что я виновен в смерти Руслана.

Я догадывался, но верить в то, что дядя пойдет на такие шаги – отказывался.

– Возле тела Руслана нашли букет красных роз, он вез их своей бабе. На твой День рождения мне прислали такой же. Свежую копию.

– Я помню, – стискиваю челюсти.

– Два месяца назад мне прислали засохшую ветку, – признается отец под действием алкоголя. – Из того букета, я так понимаю, который нашли рядом с телом.

– Я не знал.

– Не хотел тебя вмешивать. Разберусь сам, только пока немного отсижусь дома. Детей на ноги поставил, капитал есть, Диана ни в чем не нуждается. Могу позволить осесть дома.

– На тебя это совсем не похоже, – качаю головой. – Два месяца назад было полгода как не стало Руслана. Похоже, тебе об этом напоминают, но ты к этой аварии никак не причастен. Надо разбираться, отец, а не прятаться. Прячутся виновные.

– Налей еще, – вздыхает устало.

– У тебя же сделка, – напоминаю ему.

– Наливай, – тихий приказ. – Я так устал, Эльман, так устал.

– Я поговорю с дядей. Нужно закрыть этот вопрос раз и навсегда, пусть ищет другого виновного в своем горе, – говорю решительно.

– Нет!

Бросаю вопросительный взгляд на отца, тот жадными глотками отпивает алкоголь и с грохотом ставит бокал на стол.

– Не хочу, чтобы он наговорил тебе гадостей обо мне, а он обязательно скажет, что Руслана убил я.

– Но ведь это не так?

– Не так. Конечно же не так.

Отец замолкает, откидывается на кресле и устало потирает лицо.

– Не вздумай ехать к этому сукину сыну, – требует отец. – Он неспроста отправил розы на твое тридцатилетие. Это угроза. Прямая угроза для меня и тебя. Он мне тобой угрожает, представляешь? Вот тварь.

– Если он не успокоится, мне придется поговорить с ним, – обещаю отцу. – Посылать цветы – уже слишком, пусть он ответит за свои слова.

– Да-да. Он ответит за свои слова, – сбивчиво повторяет отец, потирая седую щетину.

– Ты стал чаще выпивать. Мама жалуется.

На страницу:
4 из 8