Тайная связь

Я мечусь на постели, желая выбраться из-под тяжелого тела, причинившего адскую боль, но выхода отсюда нет. Больше нет.

– Тихо, Ясмин.

Я читала, что это больно.

Но все было ложью. Это оказалось адски невыносимо.

– Мне больно, Эльман. Больно.

– Терпи.

Он целует меня – по крайней мере, пытается.

Я отворачиваюсь, сдерживая слезы и до крови кусая губы. Хочу высвободить запястья, упереться ему в грудь, оттолкнуть и ударить – но он предусмотрительно зафиксировал мои руки над головой.

Я не сдерживаюсь – всхлипываю и прошу:

– Пожалуйста, Эльман. Отпусти.

– Черт, Ясмин.

– На несколько секунд отпусти, – молю, разрываясь от боли на миллиарды мелких частичек. В меня будто вставили раскаленное железо, и стало очень больно и туго.

Эльман выдыхает сквозь зубы, со свистом. Я содрогаюсь, чувствуя, как его член расширяет меня изнутри, растягивает под себя и пока не приносит ни капельки облегчения. Внутри щиплет и ноет, а еще дико пульсирует, что приносит Эльману, уверена, незабываемые ощущения тесноты.

Но Эльман не внимает моим просьбам, целует мое влажное лицо, все еще находится внутри меня и, о боже, начинает двигаться.

– Эльман… – хнычу ему в губы.

– Не могу, Ясмин. Уже не могу остановиться. Прости.

Он вошел так глубоко, что хочется ругаться и винить его во всех грехах, ведь, наверное, можно было иначе. Я плачу, хотя считала себя более сильной. Правда, считала.

– Ясмин, расслабься. Делаешь только хуже.

Я честно пытаюсь, но не получается. Внутри так твердо и больно, что если бы я знала, то лучше бы осталась девственницей до конца своих дней.

Эльман чертыхается сквозь зубы, будто ему очень и очень тесно. Он дышит так тяжело, а на его лбу выступили капельки пота – я подмечаю каждую каплю сквозь собственные слезы, а его бедра делают второй размашистый толчок. Я зажмуриваюсь в ожидании еще большей порции боли, но каждое новое вторжение переносится чуть легче предыдущего, и я заново учусь дышать в перерывах между болючими стонами.

– Вот и все, – утешает Эльман.

Когда я больше не пытаюсь вырваться, Эльман отпускает мои запястья и выходит из меня. Я ненадолго получаю долгожданную свободу, а когда он отстраняется, то замечаю красные капли на постели и такого же цвета следы на его члене.

Эльман спокойно раскатывает по члену презерватив, хотя я не знаю, куда деть свои глаза. Нам было бы намного проще, будь я опытной женщиной.

– Хотел лишить тебя девственности без защиты, – поясняет шумно.

А теперь с защитой. И правда, дети нам ни к чему.

Я свожу бедра вместе, с опаской глядя на Эльмана.

– Уже не будет больно. Не сопротивляйся, Ясмин, – просит нарочито ласково, нависая надо мной снова.

И я слушаю.

Делаю как он велит.

Доверяюсь, но все равно чувствую жжение по мере тугой наполненности. Эльман пристально смотрит в мои глаза и входит в меня до конца, плотно стиснув челюсти. Капельки слез снова текут по вискам, и он нетерпеливо вытирает их. Эльман ласкает грудь, живот, но все это меркнет на фоне толчков, которые становятся лишь размашистее и глубже.

Я уже почти не плачу, но кусаю соленые губы и взглядом прошу его не делать мне больно, хотя и понимаю, что это от него не зависит.

– Я доволен.

Он отвечает мне спустя время на вопрос, о котором я уже забыла. Чувствуя тугие, заполняющие движения внутри себя, я шепчу искусанными губами: «Хорошо».

Эльман жадно впивается в мои губы и вместе с тем вторгается в меня глубоко – раз, другой, третий… Эльману нравится владеть мной, нравится, что он стал моим первым, а я пока не понимаю, чем это грозит и насколько это серьезно.

Он большой и горячий, я стараюсь привыкнуть к новым ощущениям между ног, а в какой-то момент, когда Эльман входит в меня очень глубоко, я издаю первый сладкий стон и понимаю: теперь я вся ему доступна. Отныне – вся.

Глава 12

– Как себя чувствуешь?

Эльман бросает на меня пристальный взгляд и терпеливо ждет ответа. Ему не все равно и его вопрос о моем самочувствии не из праздного любопытства, и это тоже заставляет сердечко биться чаще.

Я мысленно уношусь в эту ночь, вспоминая последние ее минуты. Эльман совершает еще несколько толчков и замирает во мне, а я почти перестаю дышать, чтобы прислушаться к ощущениям. От его движений было уже не так больно, а когда он остановился, то внутри я почувствовала сильную пульсацию. В ушах звенело, когда Эльман прижался к моей щеке, царапая щетиной, а когда он вышел, то я ощутила дикую опустошенность – физическую и моральную, но очень приятную. Очень.

– Почти что хорошо, – отвечаю ему.

Я скольжу взглядом по влажной груди Эльмана и спускаюсь ниже, к туго повязанному полотенцу на его крепких бедрах. Я же, укрывшись одеялом, лежу и вовсе не желаю подниматься, тем более в душ. Сил попросту нет, а в низу живота до сих пор немного ноет.

Но у Эльмана, кажется, на мой счет были другие планы.

– Идем, Ясмин.

– Я сама дойду.

– Идем, я сказал.

Он приближается, протягивая ко мне ладонь, и помогает подняться. Одеяло, что я тащу за собой он настойчиво оставляет на постели, а сам заводит меня в ванную.

Я ступаю под горячие струи, млея от горячего взгляда Эльмана. Там знакомое мне пожарище, и оно ни разу не становится меньше. А еще он не собирался уходить. Совсем.

– Ты что, будешь меня мыть?

– Буду.

– Я сама.

– Самостоятельность осталась на Сицилии, Ясмин. Здесь забудь об этом слове.

Я цепляюсь за вспышку этой ярости и пропускаю момент, когда он заходит вместе со мной и касается моей кожи.

– Ты так не любишь место, в котором я родилась? – произношу, не сводя с него взгляда. – Ты был на Сицилии? Что тебе не понравилось?

– Ты родилась здесь, а не там, – поправляет Эльман.

– Да, но там мой дом.

– Тебя с братом часто отправляли в Москву. Тебе нравилось проводить время с бабушкой и дедушкой, не лги.

– Откуда ты знаешь? – не понимаю.

Я обхватываю его влажные ладони в попытке остановить его, когда Эльман норовит прикоснуться ко мне там, где еще немножко беспокоит.

– Я все о тебе знаю, Ясмин.

– Кроме того, что я девственница? – расплываюсь в глупой улыбке. – Ничего ты не знал, Эльман. Хватит пугать.

– Я не пугаю. Ты спросила, я ответил.

Я не придаю серьезности Эльмана никакого значения, потому что дико устала и валюсь с ног. И я правда думала, что будет не так больно, но… Эльман об этом предупреждал.

Я прошу его оставить меня одну, привожу себя в порядок и возвращаюсь обратно в спальню. Здесь почти не осталось следов произошедшего, Эльман поменял белье, а грязное оставил у двери. Кровь прилила к щекам, едва я представила, как Айя увидит следы нашей первой ночи, когда будет забирать его на стирку.

Я подхожу к кровати, касаясь коленями чистой простыни.

– Я пойду к себе. И белье заберу. Сама постираю.

– Ложись, Ясмин. Отныне ты спишь со мной.

Эльман протягивает ко мне ладонь и обвивает бедро, утягивая за собой на постель. Чистую, свежую и немного прохладную, как и взгляд Эльмана. Там осталось немного того пожарища, поэтому я немедленно ложусь в постель и хочу согреться. Потому что мне очень холодно.

Утром я просыпаюсь от яркого солнца, бьющего в глаза. И еще немного от тесных мужских объятий, к которым я совсем не привыкла.

Эльман еще спал. И кажется, что очень глубоко. Его ресницы мелко подрагивали, а тело было сильно напряжено. Я понимаю, что ему снится что-то очень болезненное, когда его тело дергается, тогда не выдерживаю и бужу его.

Эльман садится на кровати и тяжело дышит.

– Ты в порядке? – спрашиваю отстраненно.

– Да. Вполне.

Он поднимается с места и почти сразу уходит в душ, не проронив ни слова. На часах половина десятого, сон был слишком долгим. Я хватаюсь за телефон и с опозданием замечаю кучу пропущенных от отца. Я мысленно представляю самые худшие сценарии, которые могли случиться, и тут же набираю в ответ.

– Пап? Все хорошо?

Сердце делает кульбит, а кровь приливает к лицу. Не уверена, что выдержу вдали от отца так долго, потому что ожидать ответа в трубке телефона – становится очень тягостно.

– Доброе утро, принцесса.

Стоит мне услышать его голос, как я успокаиваюсь. С ним все хорошо, и он ничего не знает. Это главные вещи.

– Доброе, папа. Ты так рано, что-то случилось?

– Нет. Просто переживаю за тебя. Еще ночью хотел набрать, но сдержался, чтобы не разбудить тебя.

Я кусаю нижнюю губу и молчу. Не разбудил бы, папа. Потому что твоя дочь не спала, а вытворяла совсем иные вещи, за которые ты бы ее убил.

– Говорил с родными твоей матери, они заверили, что ты в безопасности.

Я дышу через раз. Прерывисто и тяжело. Если я их не нашла, то как он говорил с ними? И главный вопрос: почему они покрывают меня?

– Я же говорила, тебе не о чем беспокоиться, папа.

Я крепко зажмуриваюсь от собственной лжи.

Краем уха слышу, как остановилась вода, поэтому поднимаюсь и спешу покинуть спальню Эльмана, но не успеваю. Он выходит из ванной и перехватывает меня на полпути, прижимает к себе. Крепко-крепко.

Я умоляюще смотрю на него.

Молчи, Эльман. Умоляю, молчи.

– Папа, что с Андреа? У тебя большие проблемы, да?

– Я разберусь, принцесса.

– Но тебе уже лучше, правда? Пожалуйста, береги себя, – прошу его.

И вместе с тем ощущаю, как Эльман спускается ниже, стягивает лямку сорочки вниз и сжимает оголившуюся грудь.

Боже, что он делает?

Мысли разлетаются к чертям, и мне приходится очень скомкано попрощаться с папой и положить трубку.

– Ты сошел с ума, Эльман!

Я смеюсь ему в губы, когда получаю свой утренний поцелуй и верю, что так будет всегда. Эльман с сожалением выпускает меня из своих рук. Я сажусь на постель, краем глаза посматривая, как Эльман собирается уезжать.

– Ты тоже собирайся, Ясмин. Есть одно дело.

– Какое? – спрашиваю с любопытством.

– Валентино. Ты должна встретиться с ним и убедить, что остаешься со мной. Он должен смириться и не предпринимать никаких действий, когда вернется в Италию.

Я нахмурилась, представив бурную реакцию Валентино на то, что я остаюсь здесь, а он должен непременно уехать.

– Не понимаю, для чего ему уезжать?

Эльман оказывается рядом в несколько шагов, поддевает мой подбородок и заставляет посмотреть на него. Прямо в глаза.

– Он мне здесь не нужен. Мне все равно, где будут жить твои охранники, главное, чтобы максимально далеко от тебя.

– Ты же понимаешь, что он не уедет? Он не оставит меня, потому что отец поручил ему приглядывать за мной.

– Ты должна убедить, Ясмин, – настойчиво повторяет Эльман. – Это лишние проблемы. Не более того.

Лишние проблемы.

Он называет самого преданного мне человека – проблемой.

– Я не согласна. Вообще не согласна.

– Жаль, что мне все равно, Ясмин. Это было мое условие, и тогда ты была согласна на все. Будь добра делать то, что я тебе говорю.

Я опускаю лицо, разглядывая свою светлую сорочку и его черные брюки с такой же черной бляшкой ремня. И чувствую острую несправедливость. Очень острую. А я ее по жизни на дух не переносила.

– Твои люди не ответили за смерть Кармина, а мои люди должны отступать. Ты считаешь это справедливым, Эльман?

– Справедливости нет, Ясмин.

Я тяжело молчу.

Он – тяжело дышит.

Кажется, мы так и не можем найти точки соприкосновения, зато уже провели ночь вместе, полыхая и сгорая дотла.

– Не сопротивляйся, Ясмин. Будет лучше, если ты станешь послушнее. В ответ я помогу твоему отцу справиться с Андреа. Но сперва ты отправишь Валентино обратно.

Я задыхаюсь, когда Эльман поглаживает меня по лицу, задевая щеки, скулы, спускаясь к губам. На миг мне кажется, что так трогают и оценивают свою собственность сразу после того, как ее приобрели. Сразу после ночи, в которой он стал моим первым мужчиной.

– Валентино может быть полезен, – привожу последний аргумент. – Он заинтересован в моей защите так же сильно, как и ты.

Я умалчиваю о том, что Валентино – не просто мой охранник, а почти член нашей семьи. Эльману этого не понять, мы с ним совершенно разные. Как небо и земля.

Эльман больше мне не отвечает – напротив, он молча протягивает мне мою одежду. Без слов. Давая понять, что у меня есть несколько минут на сборы.

Встретив внизу Айю, Эльман холодно здоровается с ней и просит сменить шторы. Я не реагирую. Никак. Хотя мне очень и очень обидно, а еще я чувствую, что если откажусь ехать к Валентино, то меня просто потащат силком.

Наверное, я преувеличиваю. Да, именно так, этим я себя и утешаю.

– Верни те шторы, что были, – он отдает приказ Айе, а меня хватает за ладонь и ведет за собой.

В машине я почти все время молчу. Эльману это не нравится, кажется, он видит, как потухли мои глаза. Я поворачиваюсь к нему лишь затем, чтобы спросить об обещании, что Эльман дал мне минутами ранее:

– Ты поможешь моему отцу справиться, да? У тебя есть связи на Сицилии?

– Я помогу, Ясмин.

– Ты узнаешь, кто виновен в случившемся с Андреа?

Эльман коротко кивает, и я вновь отворачиваюсь к окну.

– Я очень хочу знать, кто заставил пройти меня через тот ад. Он должен ответить за все, Эльман. За все.

Я смотрю в тонированное окно, взволнованно кусая губы. Сегодня на улице было особенно солнечно, но только не в моих глазах. В моих глазах за одно лишь утро крепко сгустились тучи, а мир посерел сразу на несколько красок.

Эльман присмотрел меня себе давно, и теперь я немного знаю, каково это – быть женщиной Шаха.

Это ревностно.

Это сладко.

Это жадно.

И еще – очень больно.

Глава 13

Мы едем достаточно долго прежде, чем я вижу дом, в котором все эти дни жил Валентино. Я честно рассчитывала, что он останется. Правда.

Хоть Валентино был родом не с самой Сицилии, и отец едва ли прознает, что он вернулся в Италию, я все равно очень хотела, чтобы он остался. Валентино был моим последним островком свободы здесь, в дождливом Петербурге.

– Мне кажется, что для нашей несерьезной связи ты слишком ревностно относишься к Валентино, – привожу самый финальный аргумент.

Я не понимала, в чем была такая срочность отправлять Валентино прочь. Точнее, понимала, но не хотела признавать тот факт, что Эльман был излишне ревнив. Даже к тем женщинам, с которыми он делит лишь постель – а я была одной из них. Тайная несерьезная связь – это наш максимум.

– Он в тебя влюблен.

Голос Эльмана пропитан раздражением.

Я с шумом сглатываю образовавшийся ком в горле и поворачиваюсь в сторону Эльмана. Облаченный в черный костюм, он смотрит мне прямо в глаза. Благо, между водителем и нами была перегородка, и Артур не слышал ни слова из нашего разговора.

– Не лги, что не знаешь о его чувствах к тебе – к горячей итальянской девочке. Ты все прекрасно знаешь. И ты умело играешь мужчинами, иначе не знаю, как объяснить твою невинность в двадцать пять.

– Мне… Мне было это не нужно, ясно? Любовь, чувства, романтика – к черту все, что может принести боль!

– Я не упрекаю. Я же сказал, что доволен тем, что я был первым.

– Знаешь ли, я переживала с отцом и братьями самые трудные времена, и мне точно было не до свиданок в постели с горячими итальянскими мужчинами.

– А они горячие? – холодно интересуется Эльман.

– Подруга говорила, что очень. Она спала сразу с несколькими. Она очень опытная, тебе бы понравилась.

– Мне не нравятся шлюхи, Ясмин. Не беспокойся.

– У-ух…

Я шумно выдыхаю, пытаясь взять себя в руки. И чего я так разозлилась? Я резко поправляю выбившиеся пряди волос и отворачиваюсь. Хочу сказать, что моя подруга не такая… Впрочем, она не такая лишь потому, что она моя подруга, а в остальном обществе не очень приняты отношения мжм.

Пальцы на руках мелко подрагивают, и кажется, что Эльман считывает меня как открытую книгу. Да, я легкая, и меня легко прочитать. Это он тяжелый – грузный, тяжелый и невыносимо жесткий.

– Говоришь, тебе не нужны чувства и романтика?

– Именно так, – проговариваю серьезно. – Если бы ты предложил мне любовь на века, я бы тебе тоже отказала, Эльман Шах.

– Думаю, стоило предложить тебе ради интереса.

Я поворачиваюсь, замечая на его губах улыбку. Неприкрытую, насмешливую, но все же улыбку. Злость куда-то моментально испаряется, и на ее место приходит другое. Учащенное сердцебиение, например. Так удивительно, что этот красивый мужчина принадлежит мне. Временно, конечно, но сейчас и на ближайшие минуты – мне и только мне. Я могу его касаться, ласкать, целовать, и никто больше не может кроме меня.

И я целую его и ласкаю в этот же миг. Двигаюсь к нему ближе, забыв о задравшейся юбке и гордости, обхватываю его лицо с небритой щетиной и целую прямо в губы. Эльман отвечает, подтягивая меня ближе, почти что к себе на колени. Он сжимает меня сильно-сильно, до головокружения, и я льну к нему в ответ. Веду ладошкой по груди, облаченной в рубашку, и проскальзываю пальчиком в разрез между пуговицами. Его грудь очень теплая, а губы – безумно настойчивые, они пьют, пьют и не могут мной напиться. Я, честно признаться, им напиться не могу тоже…

Эльман перехватывает инициативу, но уже через несколько минут насильно отстраняет от себя.

Я понимаю, что мы приехали.

Когда автомобиль тормозит, я взволнованно касаюсь пальчиками губ – они опухли от поцелуя и немного покраснели, я чувствую.

– У тебя есть несколько минут, Ясмин. Не задерживайся.

В стальном голосе не осталось и тени на голодный поцелуй, только губы немного жжет – и все. Во взгляде Эльмана поселился холод, когда он бросил взгляд в тонированное окно и увидел Валентино.

Я неохотно киваю и выбираюсь из автомобиля, но по мере приближения к Валентино я понимаю, что в это время мы ни черта не уложимся. Когда Валентино обнимает меня, я отчего-то замираю и больше не могу воспринимать эти объятия как должные, как семейные. Причиной тому был взгляд Шаха, который буквально прожигал во мне дыру.

– Как ты? – участливо спрашиваю, хотя и не сомневаюсь, что Эльман дал самые лучшие условия для моих людей. Почти для всех…

– Я все эти дни добивался нашей встречи, но меня игнорировали.

Отстранившись, я сразу перехожу к делу и предлагаю Валентино вернуться в Италию, по которой он наверняка скучал. Здесь, хоть ему и выделили комфортные условия, он был чужим – без знания языка и без опоры своей семьи сильно чужим.

Но на мое предложение Валентино реагирует очень резко:

– Вы не понимаете, – злится Валентино, пытаясь поймать мое внимание.

Я понимала. Все.

Эльман был прав, Валентино был в меня влюблен. Он признался в этом, когда однажды на Сицилии я сильно болела и лежала в бреду сутками напролет. Его приставили присматривать за мной, потому что я лежала в больнице, а не дома, и тогда Валентино думал, что я его не слышу.

Он говорил слово «люблю» на итальянском много раз.

Но я тогда не открыла глаза. И виду не подала. Я не хотела проблем в виде его любви.

И сейчас не хочу.

– Улетай, Валентино. Отправляйся домой, к семье. За меня не беспокойся.

– Я беспокоюсь, пока он рядом с вами, – указывает головой за мою спину.

– Не нужно.

– Я вижу, как он на вас смотрит, – цедит Валентино, не сдерживаясь. – Я всегда видел, как он на вас смотрит.

Я мысленно простонала. Да мы уже переспали, а несколько минут я бесстыдно сидела на коленях Шаха и целовалась с ним чуть ли не взасос, но Валентино так ничего и не понял.

– Так же, как и ты? – спрашиваю с вызовом, жутко злясь.

– Нет, не так же. Он вас совсем не любит. В отличие от меня.

Боже.

Он признался. Вот и все.

– К тому же, мы не знаем, кто распространил слухи о вашей связи с бизнесменом…

– Отец разберется, кто распространил эти слухи. Валентино, у меня точно нет времени на догадки. Так будет лучше для тебя, тебе следует меня послушаться.

– Они хотели меня убить, – продолжил он рьяно.

– Что ты говоришь?

– Они перепутали меня с Кармином. Поверьте мне: я был их целью, потому что ваш знакомый знает, как я к вам отношусь. Кармин погиб по нелепой случайности.

– Довольно, Валентино…

Любые мысли, что Эльман причастен к смерти моих людей, были жестоки. Особенно после проведенной ночи с ним. После всего, что у нас случилось – поверить в это было бы слишком больно.

– Вы можете мне не верить, но я вас не оставлю с… этим, – вспыльчиво произносит Валентино. – Я буду рядом. Чтобы всегда успеть вам помочь.

Я качаю головой, злюсь на Валентино, но в последний момент – обнимаю.

– Отец не должен ни о чем узнать. Пообещай, Валентино, – прошу его.

Не обещает.

Молчит.

И это страшно.

– Пообещай, если любишь меня, – срываюсь на шепот. – Я знаю, что любишь. Обещай.

– Обещаю… – выдыхает удивленно. – Я вернусь в Италию, как они этого добиваются, но прилечу к вам снова. И буду ждать.

Валентино скоро выпроваживают. Быстро, почти разнимая наши объятия.

А мне настойчиво предлагают вернуться в автомобиль. Там ждал Эльман.

– Он согласился улететь?

– Да… – тихо лгу.

Не согласился. Он сказал, что улетит, но вернется снова. Боже.

Эльман превращается в напряженную статую. Я быстро улавливаю перемену настроения и переживаю, что он раскусил мою ложь.

– Что-то не так? – спрашиваю его.

– Пути назад нет, Ясмин, – предупреждает Эльман.

Я это понимала.

Шах встревает в разборки, претендует на женщину Андреа, а потом соглашается тайно помочь моему отцу. Траты на меня слишком велики. Из этой игры уже не выйти. Не отмотать назад. И хотя я не доверяла обвинениям Валентино, брошенным в пылу безответной любви, сердце подсказывало молчать про его намерение вернуться и защищать меня от вымышленного злодея.

– Моя Ясмин.

Эльман подволакивает меня на свою грудь и сильно целует в скулу – будто поощряя, что я все сделала правильно. Как он велел. Послушная девочка.

Только я таковой совсем не была и быть не собиралась.

Автомобиль медленно двинулся обратно, и я незаметно проследила за Валентино. Он смотрел прямо на машину – на тонированные окна, за которыми Эльман прижимал меня к себе и одаривал короткими поцелуями.

– Ответишь? – насмешливо интересуется Эльман.

Оказывается, пока я пропадала в своих мыслях, у Эльмана зазвонил телефон, и он что-то у меня спрашивал. Я равнодушно бросаю взгляд на экран чужого смартфона.

«Отец».

– Ответить твоему отцу? – непроизвольно улыбаюсь. – Ты что, хочешь его инфаркта, когда он услышит из твоего телефона голос дочери Давида Романо?

Эльман тоже улыбается глазами. Кажется, его не на шутку заводят наши запретные отношения. Меня – тоже. Схватив телефон из его рук, я нажимаю «Ответить» и включаю громкую связь.

Эльман прищуривается и замирает. Не знает, чего от меня ожидать – отвечу Эмину Шаху или нет? Я импровизирую, хотя в душе понимаю, что не произнесу ни слова. Не потому, что боюсь его отца, а потому, что боюсь нашей тайны.

Впрочем, моего ответа и не требуется.

Ведь на том конце Эмина Шаха нет. А из его телефона отчетливо доносится женский плач.

Плакала Диана Шах.

Навзрыд.

Глава 14

Мы мчимся на безумно большой скорости. Артура в машине больше нет, его место занял Эльман, а я переместилась на пассажирское и с тревогой опустила свою ладонь Эльману на бедро.

Эльмана это уничтожит.

Смерть его отца, Эмина Шаха, совершенно точно уничтожит все то светлое, что осталось в душе Эльмана.

И если судьба его отца была мне безразлична, то чувства Эльмана – меня очень волновали. Я поглаживаю его бедро и мельком смотрю на напряженное мужское лицо. Его брови сильно сведены к переносице, на лбу залегают неглубокие морщины и проявляются капельки пота, а глаза вцепились в дорогу взглядом коршуна.

– Я рядом, – напоминаю ему.

Понимаю, что это мало помогает, но я все равно не лезу с банальными фразами, мол, все будет хорошо, и что отец действительно выкарабкается.

Потому что сама в этом не уверена, а лжи, я уяснила, Эльман не терпит.

На территорию частной клиники мы влетаем на полной скорости и тормозим лишь у самого входа. Я с тревогой вцепляюсь пальцами в ремень безопасности и встречаюсь с дикими глазами Эльмана. Кажется, он немного не в себе. И это страшно. Не представляю в какую сторону его повернет, если не станет его отца. Наверное, если бы его так повернуло раньше, то этот мужчина уже никогда бы меня не привлек, только дело в том, что этот мужчина уже мой. Ненадолго, но мой.

– Сиди здесь.

Я, конечно, киваю.

Но едва он скрывается в дверях клиники, как я осматриваюсь и тоже выхожу наружу. На входе в клинику приходится нещадно лгать: