В этой истории не будет злодея, и никто не забыт

Он решил, что ему стоит выждать, когда Деми возьмёт себя в руки, но желудок истошно ныл, а Мария без конца звонила ему, пытаясь узнать их домашний адрес. Деми просил не раскрывать его, и потому Оливер говорил, что не запомнил ни единого слова из того, что говорил риелтор. Для него так и осталось загадкой почему тот, кто зовёт себя фолком, так пренебрёг удобством людей. О них совсем не позаботились.

Им нужна была еда, но Оливер не знал, как заказывать доставку через приложения, а при разговорах по телефону сильно терялся. Решив, что фолков стоит бояться не больше, чем людей, он выбрался на улицу поздно вечером в надежде, что ночные шутники обойдут его стороной. Оливер ещё не совсем понимал, как вести себя с фолками, и опасался, как бы не оступиться и не выдать того, что для Вайнкулы он чужой. Ему было необходимо место, где людей и фолков меньше всего.

Выйдя из дома в одной кофте, Оливер весь будто бы съёжился. После тёплой Ньюэры прохлада Вайнкулы казалась ему невыносимой. Хоть в первом Округе и не было снега, сейчас его жители как один прикрывались пальто и зонтами. Оливер никак не мог понять, зачем им это, если со стеклянного неба не могло упасть ни снежинки, ни капли дождя, но куда сильнее его волновало другое – он совершенно не знал, куда идти. Навигатор показывал десятки кафе и магазинов близ дома, но нигде не было указано, работают ли в них фолки. Оливеру хотелось узнать об этом прежде, чем оказаться запертым в четырёх стенах с пришельцами. Он решил пройти вдоль застеклённых витрин и всмотреться в лица незнакомцев.

Воздух щипал кожу, совсем как в сезон дождей на Ньюэре. Дорожки, кирпичи и начищенные дверные ручки выглядели привычно, и Оливер подолгу смотрел на них, пытаясь убедить себя в том, что всё ещё находится дома. Знакомое шуршание дождевиков, звон цепей велосипедов и треск гравия под ботинками тех, кто выбегал на небольшие площадки для выгула собак. Запах шерсти и влажного корма ударял по носу, а скрип кожаных поводков казался зловещим. Лишь несколько раз прежде Оливер видел животных на улицах, и их присутствие казалось ему неуместным. Он вовремя успел заметить, что люди легко смиряются с трескотнёй птиц, и старался не слишком часто озираться по сторонам в поисках спрятанных колонок, воспроизводивших неестественный для Ньюэры звук. Несколько раз он натыкался на голубей и с визгом отскакивал в сторону; прохожие пытались предложить ему помощь, но Оливер сбегал от них точно так же, как голуби, разлетающиеся от неверных шагов человека. Все они казались ему опасными.

Он забредал всё дальше, а магазины, где продавцами не были бы фолки, никак не находились. Кафе закрывали железные ставни, и белокурые головы маячили у окон, старательно протирая стёкла. Сотрудники выскакивали на улицы и тут же запирали двери на ключ. Живот скрутила голодная тоска, но Оливер не спешил подходить ближе к тем, кто лишь внешне походил на людей. Он старался выглядеть неприметным, но фолки то и дело пытались к нему подойти. Оливер вдруг вспомнил о Деми и том, что спасать его некому. Ему нужно было самому о себе позаботиться.

«Seven Eleven3» – гласила надпись одной из вывесок, что ещё не успела погаснуть. За кассой в совсем крохотном магазинчике стоял парень, которого никак нельзя было принять за фолка. Если темные глаза, каштановые волосы и загорелую кожу ещё можно было списать на моду фолков, что стремились подражать людям, то уставший взгляд точно походил на человеческий. Те фолки, что перебирались из своих поселений в Округа, на людях не скрывали уважения к ним. Таким равнодушным мог быть только человек.

Оливер зашёл в магазин и тут же забежал за стойку с зонтами. Молодой человек не обратил на него внимания, и потому он, уже увереннее, прошёл вдоль стеллажа с продуктами, названия которых не знал. Оливер взял несколько упаковок оттуда, где их стояло меньше всего. Он решил, что, если товаров почти не осталось, значит, их часто покупают. Дома ещё не было посуды, и потому Оливер выбирал те товары, на которых были нарисованы вилки, а сами они лежали в одноразовых плошках. Есть хотелось безумно, и желудок охотно откликался за запах жаренных корн-догов, но витрина с ними стояла совсем рядом с продавцом, и Оливер, плотно сжав губы, ненароком поглядывал на неё, набирая всё, что попадало в его поле зрения.

Корзины для продуктов тоже стояли там, где его могли легко заметить, и потому Оливер остановился тогда, когда полностью занял руки. Он хотел подойти к кассе самообслуживания, но не разобрался, как ею пользоваться. Инструкции, продублированные на нескольких языках, заполняли экран, и Оливер не видел, куда нажимает. В момент раздался звонок и к нему подошёл тот, встречи с кем он так старательно пытался избежать.

– Чем могу помочь? – с отстранённым видом спросил парень. Если его и беспокоило, почему маленький мальчик гулял один по улице так поздно ночью, то не подал виду.

В животе кто-то заскулил, и Оливер тут же зажмурился. Ему очень хотелось, чтобы кто-нибудь прикрыл ему глаза, потому что раньше, всякий раз, как к нему подступали больные, чей-то голос велел это сделать. Он не помнил, кто и зачем силился уберечь его от проблем, но тогда план сработал. Вот только теперь сильной руки рядом с Оливером не оказалось.

– Вы знаете, что эта лапша очень острая? Уверены, что она Вам подойдёт? – спросил парень, пробивая и складывая покупки Оливера в пакет.

Ему было страшно сознаться, что он не понимает ни одного из знаков на упаковке, потому, что в его голове засела жуткая мысль – этот набор символов может оказаться языком фолков. Наверняка каждый вайнкулец выучил его ещё в начальной школе.

– Конечно знаю, – соврал Оливер, – здесь же именно так и написано: очень остро и со вкусом грибов. – Он ткнул пальцем в изображении тарелки и с аккуратно сложенными ломтиками чего-то тёмного.

– Но это говядина. – Продавец улыбнулся.

– Как говядина?! – воскликнул он, внимательно всмотревшись в лапшу. На продуктах Ньюэры не изображали мясо, потому что все уже наверняка знали, что его в упаковке не будет. Родные Оливера редко ели что-то не растительное, но, похоже, на Вайнкуле дела обстояли совершенно иначе. – Точно, говядина. Самая настоящая.

– Внутри соевое мясо. – Парень начал посмеиваться, и Оливер понял, что ошибся. Никогда до этого он не видел, чтобы сою рисовали так странно. – Мне кажется, Вы не совсем понимаете, что Вам нужно. Читать по-китайски у Вас не выходит.

Продавец встал, ожидая, когда Оливер скажет, что ему нужна помощь, но он молчал, сжав кулаки и опустив голову. Ему начало казаться, что всё население Вайнкулы состоит из его врагов. Каждый из них хотел забраться ему под кожу и найти там то, что Оливер так тщательно скрывал – неуверенность и одиночество, что сбились в пульсирующую под сердцем кучу.

– Сколько у Вас с собой? – спросил продавец, понимая, что отпускать его с пустыми руками не стоит. Взгляд прояснился и пробежал по запуганному мальчишке. Оливер не знал, что ответить, и потому продавец добавил: – Я про деньги.

– Нисколько, только банковская карта. – Он залез в карман и покрепче сжал карту, которую забрал из кошелька Деми. Тот и не заметил, как Оливер ушёл со всеми их средствами к существованию. – Я заплачу, если скажете как. Только сам, Вам карту не дам.

– Покупатели сами оплачивают товар. Вы первый раз в комбини?

– Вообще-то я живу на Вайнкуле с самого рождения.

– Не нужно так официально, все мы здесь с Вины.

– Я ни с какой не Вины. – Оливер стоял, почти плача от того, что не понимал ни единого слова, и рядом не было никого, кто мог бы его выручить. Ему никто не сказал, что местные часто ласково называют свою планету Виной. Он уже собрался убежать, когда парень присел перед ним и осторожно заговорил:

– То, что ты чувствуешь, совершенно нормально. Когда родители впервые отправили меня в магазин одного, я запнулся о собственную же ногу, – он усмехнулся, поправляя очки. Этот жест напомнил Оливеру об отце. Невидимая рука наконец появилась и сжала его сердце. Он больше не мог сдерживаться, но продавец не понимал, в чём дело. – Ещё и чуть не описался, когда подавал кассиру наличные. Я считал, что, если денег не хватит, меня запрут в кладовке и вызовут полицию.

– Я не знаю, где находится комбини, – проговорил Оливер, шмыгая носом. – Причём здесь вина и как читать на языке фолков. Я же сказал, у меня нет наличных, только карта.

Он тихо заплакал и засунул руки в карманы. На Вайнкуле не было ни родных стен, ни знакомых лиц. Оливер остался совсем один, и Деми не знал, где его искать. Не осталось никого, кто мог бы ему помочь, и это чувство преследовало его с тех самых пор, как кто-то забрал его из дома родителей и обрёк на одиночество. Нет, не так. Это был один конкретный человек – Софи, которую он совсем не хотел помнить. Оливер всё ещё был убеждён в том, что, если бы они не встретились, сейчас он жил бы лучше.

Прозвенел колокольчик. Покупатель встал напротив кассы, рассматривая табличку с названиями сигарет. Оливер испугался и спрятался за продавцом, что не придумал ничего лучше, чем завести его за стойку с едой из фритюра. Там, усадив Оливера на перевернутое ведро и всучив ему стопку салфеток, он отлучился к вдруг возникшей очереди.

Тепло от недавно пожаренных шашлычков и сосисок в панировке щекотало Оливеру лицо. Он смотрел на них, представляя, как голыми руками схватит и засунет в рот несколько, даже не дождавшись, когда они остынут. Есть хотелось ужасно, но толпа у прохода росла, оповещая о начале ночного пика. Покупатели всё прибывали, Оливер слабо хныкал, и продавец, отлучившись от кассы, с многозначительным видом достал из-за витрины корн-дог. Упёршись свободной рукой в колено, он нагнулся к Оливеру с полуулыбкой:

– Ешь, для тебя всё бесплатно. Мой начальник фолк, против не будет.

Обычно в моменты голода Оливеру становилось страшно, и теперь он понимал почему. Ему вспоминались дни, что он провёл вместе с Софи, и то, как они кочевали из одной квартиры в другую в поисках запасов, так осмотрительно оставленных членами культа. Все мысли о Софи были связаны с ужасом того времени, тяжестью в ногах и жжением в уголках глаз от слёз и недосыпа. Так и сейчас к мокрым щекам Оливера прилипали хрустящие крошки, пока он старательно боролся с желанием забиться в угол. Если он сдастся сейчас, то может больше никогда не увидеть человека, что поправлял очки в точности как его отец.

Очередь медленно разбредалась по комбини, присаживаясь у столиков со свежезаваренной лапшой. Оливер устало грыз палочку из-под корн-дога, когда продавец ушёл из-за стойки и скрылся в служебном помещении. Он не рисковал высовываться и лишь осторожно поглядывал на фолков, что подходили к кассе самообслуживания и умело с ней справлялись. Вслушиваясь в их тихие голоса, Оливер различал знакомый ему язык, но на другом диалекте. Так они разговаривали лишь между собой, и, возвращаясь к компании друзей, вновь подражали людям.

Оливер догадался, что всем им за себя стыдно: Деми терпеть не может своё настоящее имя, ньюэровцы боятся произнести название своей планеты, а фолки скрывают, что не все их взгляды схожи с человеческими. Он снова вспомнил о Софи. Почему-то ему казалось, что когда-то и она не любила говорить о своём родном Кольце. Оливер всё ещё не знал, откуда она была родом, но был точно уверен, что другим об этом знать не стоит точно так же, как и о нём самом.

По стеклу двери забарабанили капли, и Оливер решил, что кто-то моет его из шланга, но снаружи никого не было. Под стеклом купола и правда шёл дождь. В онлайн-библиотеке с основной информацией о Вайнкуле Оливер ещё не успел добраться до раздела с объяснением устройства куполов, но никак не ожидал, застать здесь сезон дождей с Нью. Знакомый запах мокрого асфальта пробрался в щель под дверью и ущипнул Оливера за нос. Ему вдруг стало спокойно, совсем как когда-то на руках Софи, что не бросала его даже после того, как раненое бедро отказалось ей подчиняться. Может быть, он думал о ней куда чаще, чем мог себе в этом признаться. Возможно, не все люди, пропавшие из его поля зрения, мертвы, и даже друзья с Ньюэры не пропали для него навсегда. Они лишь дожидаются, когда вновь смогут встретиться с ним и рассказать, что стали бессмертны. Наверняка и Софи сейчас бродит по Вествуду совсем как раньше. Все они в каком-то смысле бессмертны.

– Кто-нибудь может жить вечно? – спросил Оливер, когда продавец вернулся на своё рабочее место. Ему очень хотелось, чтобы кто-нибудь сказал, что люди вечны.

– Ты начитался о тихоходках4? – усмехнулся парень, протягивая Оливеру полный пакет продуктов. – Или тебя волнует, что у кимбапа подходит срок годности? Есть можно, до послезавтра он ещё продержится.

– Люди на самом деле умирают. Такое часто случается. – Тяжело выдохнул Оливер, положив руку на живот. Он вспоминал сэндвичи, которые им с Софи дал Том. И его тоже не стало. – Кажется, можно умереть не по-настоящему. Мёртвые никуда не уходят, я ещё хорошо их помню.

Парень не нашёл, что ответить, и крепко задумался прежде, чем сказать то, что пришло ему в голову при мысли о смерти:

– Есть одна разновидность бацилл5, которые прожили больше трёх миллионов лет в вечной мерзлоте на Земле. Пару раз их вводили в организм человека, но наша иммунная система легко справляется с подобным. Просто представь, что ты не лейкоцит, а вечная мерзлота. Никто из близких никогда тебя не покидал. Благодаря тебе люди становятся бессмертными.

Оливер уткнулся лицом в ладони и надолго замолчал. На Ньюэре ему бы о таком не сказали, там никто не думает о вечной мерзлоте, потому что люди редко видят даже обычный снег. На Вайнкуле всё иначе, и с этим нужно смириться. Вот только у Оливера это ещё не совсем получалось. Он хотел домой, но не знал, где он находится – в Вествуде, Центре или в соседней комнате с Деми.

Через полчаса он наконец решился уйти. Парень нагнал его и протянул зонт из корзины напротив входа. Дождь ещё бился о стёкла, словно спущенный с поводка зверь.

– С тобой что-то не так, но я не стану узнавать, что именно, иначе ты больше не придёшь. Мой начальник решил, что ты бродяжка, но выглядишь ты слишком прилично. Часто всё не так просто, как кажется на первый взгляд. Спасибо, что ничего не украл. Если тебе есть где спать, можешь идти. Когда снова захочешь есть, можешь вернуться. Двери комбини всегда открыты для нуждающихся.

Дождь на Вайнкуле казался чужим, совсем как Оливер. Но, может быть, они оба нужны были здесь для того, чтобы работнику комбини было кому протянуть зонт.

Глава 10

В носу свербело, а в зубах застревал хриплый кашель, что разрывал горло и заставлял Деми отхаркивать кровь. По утрам перед глазами ещё плыло, но были вещи, которые Оливер не мог сделать за него. Деми пришлось самому подать документы в университет, прийти на вступительный экзамен и списать его под чутким надзором преподавателя, что не брезговал брать взятки. Никто бы не стал осуждать его за это, зная, что он поступает в медицинский не для того, чтобы лечить людей, но рассказать об этом Деми не мог, и потому ещё несколько переводов со счёта Фобии пополнили кошельки тех, кто гарантировал сохранность его тайны. Сам же Деми обещал обнародовать записи их телефонных разговоров тут же, как информация о его поступлении всплывёт на поверхность; ещё будучи Медчером он хорошо выучил этот урок – шантаж может начаться в любой момент, и ждать его стоит от тех, кого совсем недавно держал к себе ближе всего.

Лишь через несколько месяцев после того, как они прибыли на Вайнкулу, он купил в дом одноразовую посуду и забил холодильник замороженными наггетсами. В начале сентября, когда Оливер пошёл в новую школу, Деми впервые задумался о том, как всё это время он добывал им еду, если с его карты не было ни одного списания. Оливер отвечал просто:

– Я устроился на работу в комбини.

– Что? – переспросил Деми, не понимая, как такое могло случиться. Оливер только собрался на экскурсию в школу, как вдруг сознался в том, что успел найти место, где эксплуатируют детский труд.

– Комбини – это такое место, где продают всё, что в обычных магазинах, только меньше. – Принялся объяснять Оливер, но Деми его перебил.

– Я не об этом. Как ты мог устроиться куда-то работать? Тебе всего девять.

Оливер широко улыбнулся, поняв только то, что он запомнил его возраст. День обещал быть хорошим. Губы Деми ещё кривились от горького привкуса во рту, но он начинал приходить в себя.

– Они дают мне почти просроченную еду за то, что я помогаю расставлять товары и протирать полки. И ещё они разрешают мне помогать за прилавком, пару раз я сам переворачивал шашлычки.

– Эти «они» знают, что принуждать детей к работе незаконно? – Деми закашлялся так, будто первые осознанные слова, произнесённые им на Вайнкуле, застряли в его горле. Говорить связно стоило ему большого труда. – Ты должен был спросить у меня, на такое тебе нужно моё разрешение.

– Если бы не я, два месяца ты вообще ничего бы не ел. – Проговорил Оливер и гордо задрал подбородок. Он был прав во всём, и они оба об этом знали.

– Да, но мне ещё тяжело понимать происходящее. – Признался Деми, смотря себе под ноги. Ему не хотелось возлагать на Оливера такую ответственность, но он ничего не мог с собой поделать. Теперь, когда Деми оказался в тупике, ему не оставалось ничего другого, кроме как начать ему льстить. Это всегда срабатывало. – В общем, спасибо, что не бросил меня. И ещё за то, что поехал со мной, это очень смело с твоей стороны. Можешь не верить, но для нас обоих было важно оказаться здесь.

– Хорошо, не поверю. – Оливер скрестил руки на груди и недовольно поджал губы. – Ты забрал меня, не спрашивая. Там мне было хорошо.

– Если бы я предложил тебе выбор, ты бы ни за что не согласился.

– И почему ты думаешь, что я должен тебя оставить? – его тон был ровным, точно как у взрослого, что давно научился управляться с собой. – Мы всегда были рядом. Я и не собирался от тебя уходить. Я вообще, – он запнулся, и сцена с его представлением вдруг покачнулась. – Раньше я считал тебя братом. Так оно и было, но ты всё испортил.

Деми молчал, понимая, что возразить ему нечего; взгляд Оливера продолжал сохранять ту обиду, с которой он не мог расстаться. Сколько бы Оливер ни пытался выстроить свою защиту, у него ничего не получалось. Он считал, что отлично притворяется взрослым, но от одного только присутствия Деми декорации рушились, а актёры вновь становились людьми.

– Ты должен жалеть меня, ясно? – сказал Оливер громче. – Делай это так, как Мария. Раз я не могу вернуться к ней, ты должен меня любить. Что плохого в том, что она считала меня почти настоящим сыном? Тебе стыдно за то, что ты Деймос, но я бы хотел стать Медчером и показать всему миру, кто я есть. Потому что я люблю Ньюэру, на ней живут мои родители. Ты хочешь, чтобы я никому об этом не рассказывал, но я на самом деле с Ньюэры. И мне никогда не стать здесь своим! – прокричал он, нервно сжимая кулаки.

Время поджимало, им нужно было идти, и потому разговор оборвался на том месте, для которого Деми никак не подходил. Кто-то другой смог бы ответить Оливеру достойно, но Деми совсем разучился понимать, чего от него хотят. Он считал это прогрессом, ведь Деймос, а не Деми, отлично разбирался в людях, знал, на какие точки давить и когда отступать. Вот только теперь Оливер словно был ему не знаком.

Всё в нём было ему неизвестно, словно они никогда не виделись раньше. Он не ожидал, что тот маленький мальчик, которого он когда-то встретил в Вествуде, окажется таким требовательным. Раньше ему было достаточно того, что рядом с ним оставался ещё кто-то живой, но после Деми никогда не спрашивал о том, что для него важно. Последние полтора года они вообще мало о чём говорили.

Оливер не понимал, что плохого в том поведении, которое ему прививала Мария, но ему ещё только предстояло узнать, на что способны Медчеры. Через три года пройдут выборы следующего председателя Ньюэры, и двое Медчеров примут в них участие. Для Марии наступило лучшее время действовать. Каждый, кто откажется выбрать правильную для неё сторону, будет вычеркнут из списка близких и окажется в том, где давно поселился её брат Арис. Одну лишь Фобию обойдёт эта участь – заместитель председателя не может баллотироваться при своём председателе. Для Марии она не представляет угрозы.

Работники ночных смен проходили мимо, постукивая зонтами о бордюр, а собаки всех размеров и цветов носились по своим дорожкам, что так предусмотрительно огородили от зоны людей. Деми ещё не смог привыкнуть к местным обыкновенным животным, и ему казалось странным, что их не выпускают на газоны и лужайки парков, ведь в природе это естественно. Лишь несколько хозяев сняли поводки со своих питомцев и отпустили их помечать территорию. Все они были фолками.

Школа Оливера была недалеко от их дома, но для того, чтобы попасть в неё, им нужно было пройти несколько постов с охраной. Документы проверяли тщательно, но никто и не подозревал в них подделки – важно лишь, чтобы на территорию проходили только родители и опекуны учащихся. Мария нарочно выбрала для Оливера престижную школу, где среди учителей было больше фолков. Считалось, что с ними дети идут на контакт куда легче, хотя и доказательств обратного было сполна. Оливер ещё опасался приближаться к фолкам, и потому обходил их стороной. Всё бы ничего, но он не успел дочитать своё «Руководство по выживанию на Вайнкуле». Оно было составлено шутки ради, но Оливеру хотелось верить, что всё написанное в нём можно применять на практике. Например то, что в ночи со среды на четверг всегда нужно носить с собой зонт, чтобы не оказаться одному под дождём.

Деми сжал челюсти так плотно, что у него заскрипели зубы. Он боялся, что изо рта вырвется что-то, о чём ему придётся сильно пожалеть, но не понимал, откуда взялся этот страх. С ним он провёл все свои школьные годы, и совсем не хотел, чтобы подобное случилось с Оливером. Деми надеялся, что здесь он станет обычным ребёнком, но совсем упустил из виду то, что с самого начала Оливер был не таким как все. После того, что случилось в Вествуде, просто невозможно оставаться «обычным». Сколько бы Оливер ни старался вести себя так же, как другие дети, у него не получалось. В отличии от них Оливер понимал, что и для чего делает.

Первоклассники разбегались по кабинетам, таща родителей за руки, и Оливер, заметив это, поймал ладонь Деми. Старшие школьники громко переговаривалась и смеялись, замечая особо нервных детей, но без той злобы, которая была там, где приходилось учиться Деми. Возможно, Оливер был прав – им никогда здесь не освоиться потому, что у них был совсем другой нрав. Ньюэровцы всегда ожидали нападения и с неохотой принимали помощь, потому что привыкли, что их всегда оставляют наедине со своей бедой. Травма всего народа передавалась каждому поколению.

Меньше века назад, когда человек едва успел освоиться на Ньюэре, то столкнулся с новым штампом чумы. Он ожидал помощи, но в ответ на все просьбы для него закрыли границы; люди испугались, что болезнь разлетится по планетам, и запретили соседям покидать их дом. И даже к разработке вакцины приступали лишь ньюэровцы, потому что делиться материалом для изучения было запрещено. Никто не упоминал этих событий и словом, но все жители Ньюэры чувствовали себя преданными. Дети были виноваты в том, что родились не в том месте, а взрослые – в своей неспособности совладать с неизбежным. Они остались наедине со своей бедой точно так же, как Деми с Оливером сейчас.

– Для меня ты «свой». – Вырвалось у Деми, когда он наконец сообразил, что стоило сказать ещё дома. – Пройдёт какое-то время прежде, чем ты это увидишь.

– Тогда сделай то, что я смогу увидеть. – Прошептал Оливер, пытаясь встать как можно ровнее. Он очень хотел произвести на одноклассников хорошее впечатление.

– Договорились. – Деми крепче сжал его ладонь, открыл дверь нужного класса, прошёл в внутрь и громко скандировал. – Я Деми, а это мой брат Оливер, приятно познакомиться! Мы одна семья, но брат я бестолковый, поэтому, пожалуйста, простите ему, если я сделаю что-то не так. Все мои промахи идут из большой любви.

Присутствующие неловко заулыбались, а учитель-фолк недоумённо захлопал глазами, не понимая, к чему было это представление. Оливер сжался всем нутром и сел за свободную парту. Он был рад тому, что Деми назвал его братом, но ещё боялся услышать, что скажут на это остальные. Да и из-за него ему стало ужасно неловко.

И, может быть, это было слишком, но теперь Оливер будет казаться всем братом того взрослого чудака, но не более. Такой выходки не забудут, возможно, её станут припоминать ему до самого выпуска, но теперь никому и в голову не придёт, что с Оливера Милера можно что-то требовать, ведь он, бедный, и без того кое-как справляется со своей семейкой.

Оливер всё краснел и держался за голову, а Деми искоса поглядывал на него с чувством выполненного долга. Королём школы Оливера в ближайшие годы не назовут, и, быть может, у него получится стать самим собой.