Полонное солнце

Вдалеке затрещало. Теперь уже все бросились к окнам.

– Крыша соседнего дома обрушилась! Огонь идет слишком быстро! Мы его не остановим!

– Сарай в той стороне? – Веслав повернулся к Этулу.

– Да!

– Там крыша занялась!

И с этими словами он выскочил вон из комнат, махнув Юну. Тот бросился следом.

Во дворе поместья царила самая настоящая паника. А в самом городе стоял страшный шум. Из разных его концов доносились чьи-то дикие вопли, визг, треск горящего дерева. К ним примешивался страшный гул, похожий на рев умирающего животного. Так по городу шел огонь, все набирая силу. Крыша каменного сарая с прочными, усиленными железом дверями, тлела с разных сторон. Несколько низких и узких окон, забранных решетками, донесли до подбежавших Веслава и Юна отчаянные крики запертых там рабов. Выбраться самоходом те не могли, решетки были слишком крепкими, а окна слишком узкими, чтобы можно было рассчитывать на спасение. Оставались двери, но они были заперты на замок.

Веслав развернулся и крикнул подбежавшим Этулу и Гато:

– Ключи давайте!

– Ключи в наших комнатах, а там уже полно дыма!! – Пожаловался Гато. И его суровое лицо вдруг сделалось испуганным.

– Нечем дышать! И ни черта не видно!! Сгинуть можно!

В это время в другой части двора распахнулись двери конюшни, слуги выводили лошадей, они еле сдерживали испуганно рвущихся животных, и только лошадь Веслава, приученная, наверное, ко всему, сохраняла относительное спокойствие.

Появился запыхавшийся Горан. За каменным забором дома что-то ухнуло, взвился огромный столб дыма, во все стороны полетели искры. Раздались дикие крики невидимых отсюда людей.

Юн осторожно дотронулся до локтя Веслава, тот обернулся, и юноша указал вверх. Крыша сарая уже не тлела, она горела от попавших на нее искр. Люди внутри взвыли. Веслав резко развернулся. Небольшой каменный домик, в котором жили надсмотрщики, был весь окутан дымом от горящей крыши, дверей и ставен. Дым застилал все вокруг. Мальчишка кинул быстрый взгляд на хозяина, потом поглядел на домик, и через мгновение его рядом не было.

– Юн! – Закричал Веслав. – Назад! Задохнешься, дурак!!!

Но парень уже ничего не слышал, нырнув в распахнутую дверь домика.

Вопли рабов, доносящиеся из сарая, стали совсем отчаянными.

– Юн! Черт тебя подери! Где ты? – Веслав застыл на пороге домика, закрывая лицо рукавом и прикидывая, как пробраться сквозь пожирающий все огонь и моля всех богов, чтобы мальчишка не надышался дымом и не остался навсегда внутри, покуда ищет эти чертовы ключи.

Он уже готовился шагнуть в огненную преисподнюю, когда из недр домика показался страшно кашляющий Юн, прикрывающий лицо рукавом. Он держал в руках нужную связку и быстро протянул ее хозяину. Все лицо его было покрыто сажей, волоса растрепались, а рубаха знатно тлела на плечах и спине.

Веслав глянул внутрь домика и похолодел – в комнатах надсмотрщиков царил огонь, сжирая все на своем пути. Он был виден издалека, почти не скрываясь за клубами дыма. Юноша наклонился, опершись руками о колени, и вновь закашлялся. Но тут же распрямился, кивнул Веславу и бросился вперед. Они подбежали почти вовремя, протянули ключи, и Горан трясущимися руками принялся открывать замок. Двери распахнулись.

Несколько рабов, задыхаясь, успели выскочить на порог. И тут же сверху затрещало, взвился огненный столб, и на оставшихся несчастных рухнула крыша, погребая под собой всех безвозвратно.

Людей снаружи огненной волной разметало в стороны. Веслав в последнее мгновение успел одной рукой схватить мальчишку, второй – Горана и упал вместе с ними, пытаясь закрыть их собой. Рядом о земь грохнулась горящая балка, разбрасывая искры. Кто-то совсем близко завопил истошным голосом, а потом взвыл, будто зверь, попавший в силки. Веслав, холодея, приподнял голову, ожидая увидеть окрест себя одних мертвецов. Но, к счастью, все оказалось не столь печально. Балка, падая, перебила ногу Гато и задела по голове Этула, сжигая его волосы и брови без остатка. Его голова дымилась, как огромная причудливая головешка. Рядом стонали рабы, что успели спастись, катаясь по земле и стараясь сбить пламя, охватившее их одежду.

Огонь вырывался из ставших неживыми окон и огромными рыжими языками облизывал стены. Веслав с трудом поднялся, помогая встать Горану. Юн, уже давно стоящий на ногах, помог им, протягивая руки. После все трое кинулись к надсмотрщикам. Гато страшно стонал, держась за странно вывернутую ногу, а Этул лежал тихо, с почерневшим лицом, раскинув руки в стороны. Юн бросился к спасшимся рабам, помогая им сбить пламя с одежды. Выскочить из темницы удалось лишь троим. И теперь они поднимались с земли, поддерживая друг друга и косясь на Горана и Веслава.

Пламя в Каффе бушевало. Оно шло по верхам, захватывая крыши домов и выжигая все на своем пути. Поместье Горана уже вовсю полыхало, огонь перекинулся на него со стороны соседского забора. С треском лопались доски рухнувшей крыши кухни, из которой не успели выскочить рабы-повара. Горан горестно схватился за голову.

Огонь бесновался. Шёл по стенам, перепрыгивая крыши, обнимал косяки дверей, открывал калитки, заглядывал во дворы. Ему никто не был рад. Уже пожелтели и скукожились листья кустов и деревьев, валялись то тут, то там светильники, почернели въездные ворота, теперь распахнутые и сорванные с верхних петель. По улице бегали испуганные люди, кто-то в отчаянии пытался спасти свое имущество, таскал воду, пытаясь хоть так сбить пламя, но ничего не помогало. Огонь уже двинулся дальше, не насытившись и намечая себе все новые и новые жертвы.

Юн присел подле стонущего Гато и осторожно протянул к нему руку.

– Не смей прикасаться ко мне своими грязными руками, щенок!! – Закричал тот, брызгая слюной, и отодвигаясь от него. – Что ты задумал?!!

Юноша отдернул ладонь и посмотрел осторожно на Веслава:

– Господин Веслав, я могу помочь. Я не хочу ничего плохого, клянусь. Бревно просто выбило ногу из ее ложа, а не сломало. Я знаю, как все исправить. Иначе Гато на всю жизнь останется хромым!

– Нет! Уберите его от меня! Я не желаю помощи!

– Заткнись, Гато! – Рявкнул Горан, наскоро вытирая перепачканное сажей лицо. – Мы не можем сейчас искать тебе лекаря! Если мальчишка понимает, как помочь, пусть помогает, а не то я придушу тебя, чтобы не путался под ногами. Сейчас нет времени тратить его на тебя! Надо уходить быстрее!

И Гато кивнул, держась за ногу и подвывая от боли:

– Смотри, парень! Если хоть что-то сделается не так, пожалеешь, что родился на свет. Я тебе все кости переломаю! Давай уже, делай, что надо! И не дай бог, мне будет больно!

Юн быстро опустился на колена подле Гато и аккуратно снял с его исковерканной ноги короткий сапог. Тот застонал, запрокидывая голову:

– АААА!!!! Что ты делаешь???

А Юн, нахмурившись, осторожно принялся ощупывать его ступню, легко нажимая на нее время от времени и будто прислушиваясь к чему-то. И вдруг резко надавил пальцами в двух местах. Гато застонал вновь, выругался и вдруг замер, прислушиваясь к ощущениям, а потом завопил в ужасе:

– Тыыыыы! Ты что сделал???? Моя нога отнялась! Я ее больше не чувствую!!!

– Так ты и боли теперь не чувствуешь, господин Гато! – Улыбнулся юноша, берясь обеими руками за щиколотку страдальца. Он действовал уверенно, будто часто таким занимался. И улыбка у него оказалась неожиданно хорошая, открытая, он походил сейчас на озорного мальчишку, задумавшего шалость и торопящегося ее исполнить. Веслав смотрел во все глаза, забыв про пожар, дым и ревущее со всех сторон пламя. Парень с каждым мгновением все больше открывался перед ним, будто очищенный от земли драгоценный камень, что начинает сверкать всеми гранями, освещенный солнцем.

– Я надеюсь, господин Гато, ты не трус? – Юн глянул на надсмотрщика, и улыбка его сделалась зловещей.

– Лечи давай! Мы сейчас сгорим! – Гато начал свирепеть, пытаясь одной рукой дотянуться до своего мучителя. А тот, ловко увернувшись, вдруг проделал какое-то резкое движение, потянув ногу на себя. Что-то щелкнуло, и нога приняла правильное положение. Гато закричал. Делал он это явно с удовольствием, время от времени бросая вопросительные взгляды на господина Горана, который равнодушно следил за ним. Затем Юн вновь пробежался пальцами по вставшей на место ноге, нажимая на нее в нескольких местах.

– Посмотри, господин Гато. Что чувствуешь?

Гато недоверчиво провел руками по своей многострадальной ноге и осторожно покрутил ступней.

– Все. – Протянул он, с ужасом глядя на юношу. – Теперь я все чувствую. И не болит ничего! Как это?

– Попробуй встать.

Гато поднялся, осторожно наступая на ногу. Юн встал с ним, и забывшись, взял его за плечо для поддежки.

– А ну, не трогай меня, мерзавец!!! – Рявкнул надсмотрщик, хватая его за рубаху и вскидывая руку. Веслав невольно дернулся, чтобы защитить. Сам такого от себя не ожидая. Но защиты не потребовалось. Юн живо вскинул локоть, толкая им Гато прямо в лицо, затем распрямил руку, и его кулак резко врезался надсмотрщику в плечо, толкая его, отчего тот неожиданно согнулся, падая на колено. Все произошло молниеносно. Никто ничего толком не понял. Кроме Веслава, который еле заметно ухмыльнулся и покачал головой. Движения парня были столь быстры, что и впрямь показались бы со стороны волшебством. Могло почудиться, что он лишь подался назад, а Гато упал сам, неожиданно оступившись.

– Ты посмел ударить меня, колдовское отродье?!!! – Ругаясь, Гато поднялся на ноги.

– Это неправда, Гато! Я не колдун! – Юноша в ужасе посмотрел на Веслава. – Господин Веслав! Поверь! Это не так!

Сверху на их головы уже летел пепел, оставаться в доме становилось опасным.

– Господин Веслав, ты видел? Этот негодяй посмел поднять на меня руку!

– Гато, ты первый начал! В благодарность за помощь, что я тебе оказал! – Глаза Юна сверкнули негодованием. – Мог бы просто сказать спасибо, а не падать передо мной на колени!

– Что?!!! Что ты сказал сейчас, сморчок?!!!

– А ну молчааать!!! – Веслав взбеленился. – Ежели, кто рот сейчас откроет – шкуру спущу! Разговорились! Юн, живо ступай сюда!

Гато ехидно улыбнулся, делая приглашающий жест рукой. Юн, стараясь не смотреть на его довольное лицо, шагнул к хозяину, кляня себя за несдержанность. И опустил голову. Веслав протянул к нему руку, и парень невольно отшатнулся.

– Да стой ты спокойно, тать! Покоя от тебя нет! – Веслав дёрнул на нем рубаху, стряхивая пепел. И всучил ему свой дорожный мешок:

– Понесешь! Да гляди в оба, из рук не выпускай! Вроде они у тебя, откуда надо растут, как я понял?

Юн еле заметно улыбнулся похвале. Подошёл Горан, взмахом руки собирая вокруг себя оставшихся слуг и рабов. Их оказалось немного. В стороне остались только Веслав и Юн. Улыбка парня уже погасла, он закинул мешок себе на плечо и поглядывал на хозяина осторожно. Тот хмурился недовольно. Юн тяжело вздохнул. Вот и помог, называется. Кто его просил-то?

Веслав кипел. Гато раздражал его тем, что распускал руки без приказа, по своему разумению. Такая воля его шла наперекор тому, к чему привык Веслав. А привык он к беспрекословному подчинению, мало отличая жизнь свою от реалий битвы. Себя он всегда ставил на место командира, а приказы того, по его разумению, обсуждению не подлежали. Сейчас Веслав никаких приказов не отдавал, а глупый надсмотрщик все переиначил по-своему. Горан, привыкнув во всем на помощников своих полгаться, упустил из вида, что те, закусив удила от подобного доверия, решились сами принимать решения в отношениях с прислужниками и рабами. Это, с какой же стати? Веслав такого не потерпит. Его волю никто не смеет здесь оспаривать!

Ну что ж, придется, покуда он тут, навести в доме друга порядок.

Кругом трещало. Занялись уже ближние постройки, вверх то и дело выстреливали искры, рассыпаясь вокруг, будто диковинный огненный дождь, готовый пролиться им на головы.

На земле зашевелился и застонал Этул, о котором все позабыли.

Но рабы, уже наученные опытом Юна, даже не сдвинулись с места, чтобы помочь надсмотрщику. Веслав улыбнулся про себя.

– Что вы стоите?!– Гато оглядел рабов гневно. – Помогите ему подняться, олухи!

Те продолжали тревожно коситься на него.

– Вы что, не поняли приказа?

Тогда он повернулся к Юну:

– Живо помоги несчастному Этулу подняться!

– Я не смею, господин. – Тот слегка поклонился и пояснил:

– Я не волен дотрагиваться до господина Этула своими грязными руками. Для этого есть ты. – И он улыбнулся озорно.

– Что ты сказал?! А ну иди сюда!!! – Гато сам сделал шаг к нему, но в этот раз проворнее оказался Горан. Он толкнул надсмотрщика рукой в грудь.

– Мы сейчас сгорим, Гато! По твоей вине! – Горан становился все злее. Он был чуть ниже ростом, чем высоченный Гато, но крепкое тело и надменное лицо делали его словно бы выше:

– А потому пойди, собака, и помоги сам подняться этому глупцу, что валяется сейчас на земле, будто сор, иначе пожалеешь, что родился на свет! Нам пора уходить, а то сгинем тут к чертовой матери!

Гато, словно бы опомнившись от наваждения, быстро поклонился и кинулся помогать Этулу. Тот громко стонал и ощупывал свою голову, на которой почти не осталось волос. Ресницы и брови тоже опалило огнем от горящей балки, и они казались абсолютно белыми. Гато подхватил товарища под руки и попытался приподнять его, но ноги Этула разъезжались, он смотрел перед собой разбегающимися глазами и не понимал, что от него хотят.

– Похоже, голова господина Этула пострадала более других его частей. – Тихим голосом произнес Юн. – Удивительно… Оказывается, она у него есть.

Вот поди ж ты! А этот маленький негодяй умеет шутить. И довольно остро. Веслав повернулся к нему и чуть приподнял брови, показав, что услышал. Парень смутился, опасливо посмотрел на хозяина и опустил глаза. Веслав усмехнулся в усы.

В ворота ворвались несколько рабов, что выводили лошадей, их лица были испуганными:

– Господин! – один из них подбежал к Горану. – Ветер сменился! Огонь возвращается!!! Лошадей становится все труднее удерживать! Что прикажешь делать?!

– Уходим!! Берите их и отправляйтесь в дом на виноградниках. Там всем должно хватить места!

– А ты, господин? И все остальные?

– Мы доберемся сами. Тут недалеко! Все! Довольно смотреть на меня! Уходите! И спасайте лошадей!

И он с этими словами бросился в глубину сада, точнее его остатков.

– Горан! – Окликнул его Веслав. Двор уже затянуло дымом, все принялись кашлять. Юн закрыл рот и нос рукавом, а второй рукой все-таки помог Гато поставить Этула на ноги. Тот стоял, покачиваясь, и тряс головой, словно тоже впервые обнаружив, что она у него есть.

Раб, что смотрел за лошадьми, пошел к воротам, когда Веслав окликнул его:

– С моей лошадью осторожнее, может лягнуть, ежели испугается, и не подходите к ней со спины. Она этого не терпит!

– Хорошо, господин, не беспокойся, за твоей лошадкой особый присмотр.

Горан скоро вернулся, перемазанный сажей, с трудом таща на себе какой-то мешок.

– Что это? – Веслав перехватил у него ношу.

– Корм для лошадей! – Спокойно пояснил Горан, закашлявшись, потом достал откуда-то из складок своей накидки увесистый кожаный мешочек и протянул его Гато:

– Смотри не потеряй. Отвечаешь головой. – Гато с поклоном принял мешочек от хозяина, спрятал его в поясную сумку, что болталась спереди, поудобнее подхватил Этула под руку, грубо оттолкнул с дороги Юна, и пошел по направлению к воротам, таща приятеля на себе. Все было ясно без слов. Они покидали поместье, от которого почти ничего не осталось, и в котором прожили большую часть вполне счастливой жизни.

У самых ворот Горан собрал оставшихся вокруг себя и сказал:

– Перебираемся в поместье на виноградниках. Более идти некуда. Со мной отправятся все, кто сейчас здесь. – Он вновь закашлялся, а дым, что стелился сейчас по земле, казалось, стал гуще. Крики людей за стенами не смолкали.

Остальные тоже покашливали и протирали глаза, которые отчаянно слезились. Дышать становилось все труднее, невдалеке вновь трещало, огонь подбирался все ближе, чтобы довершить окончательный разгром города.

– Я никого не собираюсь продавать. – Горан посмотрел на жмущихся в испуге друг к другу рабов. – Там всем найдется место. И дело.

*

Из города выбирались нежданной удачей. Идти было тяжело, будто под ними разверзлась бездна сейчас. Везде валялись брошенные и разломанные повозки, лежали погибшие, придавленные обрушившимися стенами домов и деревянными частями крыш. Треснувшая от жара черепица усеивала некогда широкие улицы, по которым сейчас бегали обезумевшие погорельцы, не зная, что делать и за что хвататься. Огонь возникал то тут, то там, где-то отчаянные храбрецы пытались заливать его водой, но помогало это плохо. Солнце уже проснулось и теперь медленно поднималось над горизонтом, в удивлении и ужасе оглядывая город, над которым серой стеной стоял дым. Море волновалось. Сильный ветер легко, будто ребенок погремушками, играл кораблями, пришвартованными в бухте, их качало на волнах и бросало из стороны в сторону. До порта пожар не дошел, и здесь уже скопилась масса людей, ищущих спасения. Кто-то стремился попасть на корабль во что бы то ни стало, и, не стесняясь в выражениях и не слушая доводов, ругался с владельцами. Некоторые люди, уставшие и чумазые, просто сидели на берегу, глядя на то, как бушует огонь.

Стихия странным образом разрезала Каффу пополам, оставив в покое западные и восточные окраины и пройдя убийственной волной по ее центру с севера на юг. Часть невольничьего рынка перестала существовать, усеянная телами погибших рабов и их хозяев, не успевших вовремя убежать или понадеявшихся на случай. Смотреть на все это было страшно. В воздухе стоял жуткий запах горелого мяса.

Беглецы во главе с Гораном закрывали лица, кто чем мог, пробираясь среди хаоса и стараясь не наступить на погибших людей и животных.

Когда, наконец, удалось выйти из города, небо вдруг заволоклось тучами, и на горизонте то тут, то там начали возникать всполохи – на город запоздало шла гроза. Сквозь шум моря и свист поднявшегося ветра донесся грохот. Люди торопились. Спасшиеся рабы озирались, оглядывались в страхе и старались не отстать от остальных. Довольно широкая, хорошо утоптанная дорога вела вдоль моря, которое бросалось в путников волнами и зло окатывало их солеными брызгами.

Множество людей двигалось сейчас в одном направлении, стремясь оставить пострадавший от пожара город.

Веслав нес мешок Горана. Тот был тяжелым, будто набитым камнями. Но то были не камни. И не корм для лошадей, как недавно пояснил для всех Горан. Под светлой мешковиной угадывались круглые тельца монет. Вот, значит, какой это корм! Друг шагал довольно бодро, даже не путаясь в складках своего причудливого одеяния. У его тоги оказался капюшон, который он с удовольствием накинул на голову, спасаясь от брызг и начинающегося дождя. Его лицо с острым носом забавно выглядывало из этого капюшона, и он сейчас был похож на райскую птицу, спрятавшуюся в ветвях.

Веслав всю дорогу грустно подшучивал над ним из-за этого, и оба посмеивались сами над собой, то и дело оглядываясь и проверяя, не отстал ли кто. Приходилось прерывать путь, потому что Гато тащил на себе Этула и часто останавливался передохнуть. Этул уже немного пришел в себя и теперь брел, поддерживаемый приятелем, держась за голову и постанывая. Рабы иногда посматривали на них, но помогать никто не решался.

Юн шагал чуть в стороне ото всех, не оглядываясь, хотя всегда точно знал, когда будет следующая стоянка, будто чувствовал ее спиной. Он ни с кем не заводил разговоров, но чутко прислушивался к тому, о чем ведут беседу хозяева. Его чуть склоненная голова и напряженная спина, говорили о том, что он готов к любой неожиданности. Повесив мешок Веслава на спину, он шагал, глубоко погруженный в себя. Но сам Веслав мог бы поклясться, что юноша, тем не менее, разглядывает его украдкой, пытаясь понять, что за человек, его новый хозяин, и следит внимательно за его нуждами, уже приняв на себя новую свою судьбу.

Когда Веслав захотел пить и обмолвился об этом Горану, парень, шедший в стороне, споро снял с пояса флягу с водой, какую принял, когда выходили за ворота, и, остановившись, протянул ему, чуть склонив голову в знак почтения. Веслав ухмыльнулся. После того, как он вернул мальчишке его крестик, тот, похоже, признал его верх над собою, хоть и поломав себя. После случившегося с Гато, он знатно поник, стараясь лишний раз не напоминать о себе. Видно было, что обвинения надсмотрщика напугали его. И молчание Веслава по этому поводу тоже. На вынужденных привалах он украдкой поглядывал на хозяина, словно проверяя, поверил тот в его «колдовскую» сущность или нет. Веслав делал вид, что не замечает такого. Он хорошо понимал метания парня. Обвинения в колдовстве, даже сказанные в сердцах, имели огромную силу, проверять правда это или нет, никто бы не стал. Раба просто казнили бы и все, даже не требуя доказательств. Веслав плохо знал Гато, чаще имея дело с более услужливым и словоохотливым Этулом, но понимал, что чувство благодарности не относится к достоинствам угрюмого надсмотрщика, весь вид которого без труда выдавал в нем сурового аскета, безжалостного к себе и другим. Он бы не удивился, узнав, что тот истязает себя добровольно, оставаясь наедине с собою, за каждую греховную свою мысль. Он понимал, что видит пред собою фанатика, какой любое непохожее на себя существо, готов извести под корень. Юн был настолько непохож на других, что ненависть Гато к нему, даже не удивляла. Она была закономерна для него. Стало быть, дальнейших столкновений меж ими не избежать, и нужно держать парня от него как можно далее. Гато еще себя проявит, надо следить и не оставлять их одних, по возможности. По крайней мере до их отбытия из Таврии, какое покуда терялось в тумане грядущего.

Дорога в паре верст от Каффы разделилась надвое, левая ее часть продолжила свой путь, все теснее прижимаясь к плюющемуся в озлоблении пеной Понтийскому морю, а вторая потихоньку забралась на один из холмов и принялась петлять вдоль многочисленных виноградников. Небо потемнело, всполохи молний становились все чаще, будто сам Перун бросался своими сверкающими стрелами, пытаясь унять лютый морской гнев. Их битва грозила стать всеобъемлющей, и потому, когда через некоторое время в открывшейся долине возникли очертания огромного в два высоких яруса, знатно вытянутого в длину каменного дома с галереей и многочисленными службами, все с облегчением выдохнули. До дома едва оставалось пять сотен шагов, как Юн, подчиняясь негласным правилам этикета, стал идти медленнее, пропустил Веслава и Горана вперед и пошел за спиной хозяина, на расстоянии двух-трех шагов, так, как положено было добропорядочному слуге. Парень, похоже, это хорошо усвоил. Веслав оценил его поведение, мальчишка вел себя почти безупречно.

К крыльцу подходили уже под проливным дождем, кругом сверкали молнии, и грохотало так, что можно было запросто оглохнуть. Шумная толпа оказалась в большой гостиной комнате, напоминающей огромный зал замка, вытянутый вдоль всего дома и обрамленный колоннами, за которыми в нишах скрывались высокие тяжелые деревянные двери с кованными петлями и замками, без сомнения ведшие в жилые комнаты. По стенам то тут, то там выступали из грозовой тени какие-то знамена, щиты, палицы, мечи. Стояли столы, скамьи, кресла. Всю противоположную от входа стену занимал огромный очаг. От него в разные стороны шли два широких прохода в дальние приватные части дома. Полы были выложены каменными плитами с мозаикой по краям, желтые стены удивляли удивительной гладкостью. По нижнему и верхнему краю стен вился причудливый зеленоватый орнамент, в виде виноградных листьев, и стояло большое количество напольных масляных ламп. Высокие потолки с темными балками, и тяжелые деревянные, распахнутые сейчас настежь двери комнат позволяли разглядеть поистине исполинские размеры дома. «Ничего себе "Дом на виноградниках»», подумал Веслав, оглядывая гостиную и качая головой. Друг приобрел «по случаю» настоящий замок, вернее, целую крепость и не прогадал. Ему было, чем гордиться.

Горан, бросив взгляд на удивлённое лицо приятеля, почему-то смутился и уже хотел что-то сказать, но был неожиданно прерван. Из дальних комнат дома появилась, в сопровождении многочисленных крепких слуг, высокая худая женщина в длинном многослойном платье из богатой материи, похожей на шелк. Изящные золотые украшения очень шли ей, оттеняя смуглое лицо и черные внимательные глаза. Женщина не была молода, судя по количеству морщин, покрывающих тонкое и все еще красивое лицо ее, и абсолютно седым волосам, уложенным в замысловатую прическу. Но она оказалась так стройна и изящна, что любая молодая матрона умерла бы от зависти, глядя на нее. И потому с точностию определить ее возраст не представлялось возможным.

– Горан! Слава Богу! Ты жив! – Ее голос оказался довольно хрипл, что не вполне соответствовало ее изящному облику, но, тем не менее, он совершенно ее не портил. – Наконец-то ты снизошел до того, чтобы навестить меня. И, как я погляжу, привел с собою гостей! Тебе следовало предупредить меня, я бы велела накрыть столы. Но ты, мой друг, всегда поступаешь лишь по своему разумению, совершенно не считаясь со своей глупой старой теткой. Верно?