Интуит

Валерия Василевская

Интуит

Глава 1

Летом на юге жарко, а на севере очень холодно, так полагают многие, поэтому избегают на севере отдыхать. Денис Аксенов считал сложившееся суждение устойчивым предрассудком. Он с детства мечтал поплавать в тяжелых зеленых водах, насладиться величием и мощью Ледовитого океана.

А как вынул из шляпы профессора сложенную записку с коротким словом «Таймыр», поверил: мечты сбываются. И что особенно радует, сбываются на халяву. Да, это самая дальняя точка, куда экстравагантная дама отправляла своих студентов. Да, за полярным кругом. Где, по сведениям очевидцев, температура июня в этом году не опускалась ниже тридцати градусов, а июль обещает быть еще более душным и жарким. Аномалия, чем надо пользоваться. За две недели практики, загореть Аксенов успеет.

Избавившись от лотереи, профессор ловко пристроила на макушке шляпу-горшок, красную, самосвязанною, и сразу стала похожа на стареющую артистку из двадцать второго столетия.

– Направление ясно каждому? – Лолита надула губки, повела по передним рядам прищуренным томным взглядом. Дальних она не видела. Выражение ее лица, как обычно, не совпадало с тематикой разговора, а деловой настрой зрелой ученой дамы – с жеманными жестами пустоголовой кокетки.

– Разберите свои тетради, на обложках я написала, какие книги получите, библиотекарь ждет. Ниже список животных, чье мнение нас особенно интересует. Не пытайтесь халтурить! Ответы типа «во всех бедах были, есть и будут виноваты маяки», вряд ли покажутся мне убедительными. Выявляйте не зафиксированные, не очевидные факторы, приводящие к вымиранию первородных. В ближайшие пять дней, Московский филиал Института восстановления естественных природных параметров рассылает тарелки по всем направлениям. Постарайтесь на них успеть. Кто опоздает, будет добираться на перекладных, используя собственные сбережения, смекалку и предприимчивость. Удачных каникул, господа студенты!

Тридцать парней и девушек, третий курс кафедры биоэнергий, встали, с шумом двигая стулья. Денис подошел к столу. Ему досталась тетрадь, где Лолита старательным почерком девочки первоклассницы написала крупно «Таймыр». А напротив: «ОСОБО ОПАСНО!», крупнее, с жирным подчеркиванием.

Это значит, не будь ротозеем, бери на складе костюм для защиты от радиации. Парень кривенько усмехнулся: а где особо приятно? Но невольно повел долгим взглядом по тетрадкам в руках друзей – не на многих стояла та же отличительная отметка. Очищение от маяков проводится полным ходом, Планета может вздохнуть, выходя из клинической смерти. Но слабо Планете дышится, судя по первородным…

Библиотека студенческого городка занимала самую светлую, самую сухую квартиру на втором этаже уцелевшей трехэтажной хрущевки, филиала ИВЕПП в Пересвете. Крошечный островок легендарного Подмосковья чудом остался цел, чудом не испытал кошмаров бомбардировок. На мелкие города у пришельцев с Теото-Тима не хватило боезарядов. Здесь жили когда-то люди, но кто-то пропал в проклятых губительных лагерях, кто-то успел сбежать в спасительные чащобы. Здания сами рушились, без ремонта, без отопления, протекали чахлыми крышами, покрывались опасной плесенью.

После двухсот лет войн, после освобождения, Пересвету присвоили гордое перспективное звание «студенческого». Из всех уголков России сюда приехали юные. Первородные – только парни. Золотые девчонки, матери Нового Человечества, навсегда остались в чистейших (не знающих радиации) закупоренных муравейниках. Но мутанты – юноши с девушками, кто был способен ходить, соображать и действовать. Кому указом Правительства было запрещено производить на свет опасных, себе подобных.

Молодежь занимала квартиры, кому какая понравится, чистили, ремонтировали, в кухнях сооружали маленькие печурки. А зимой топили разросшимися сквозь асфальт деревами-мутантами. Беззаконный спил первородного чахлого деревца приравнивался к убийству человека или животного.

И каждый знал: может взять в опустевших квартирах, что вздумает, сохранившуюся посуду или гнилую мебель. Может полюбоваться на ставшие бесполезными телевизоры и компьютеры, отнести в пункт сдачи цветмета, обменять на пару тетрадей по двенадцать желтых листов. Но основное – книги. Источники вековой, стертой, печальной памяти. Где на ломких листочках прадеды разговаривали с потомками, делились крепкими знаниями. Или радовали сограждан теплым изящным юмором, окрыляли новой мечтой. Каждый, нашедший книгу, обязан скорей нести в ближайшую библиотеку, где специалисты выявят ее ценность… Или, увы, полную бесполезность.

Раньше много было деревьев, из них делали много бумаги, на множестве предприятий, приносящих вред всей округе. На ней можно было писать что угодно, любую ненужность, ее можно было сминать, разрезать, небрежно выбрасывать.

Сегодня бумагу делают мало, почти вручную, из мутированных растений, из набранного в развалинах развалившегося тряпья. И используют экономно, для обучения молоди, для издания тонкой газеты с приказами от Правительства, с отчетами от ИВЕПП.

Сегодня крупицы знаний, нужные человечеству, переписчики-волонтеры копируют от руки, мелким почерком, набирая связный толковый текст из десятков рваных изданий.

И пришедшим биоэнергикам мутантка Ирена Львовна указала на стол с неполными учебниками биологии из школы или из ВУЗов, с выцветшими журналами, скукоженными, но чистыми, с тонкими распечатками довоенных отчетов по практике, диссертаций и даже докторских. Здесь Лолита вчера работала, каждому осторожно подбирала литературу, чтоб студенты шустрыми пальцами не прикасались к лишнему, в ближайших десятилетиях, вряд ли восстановимому.

Каждый поднял поднос со своими «страницами из веков». Зоркие разместились за столами у дальней стенки, уступая места у окон друзьям, кто похуже видит. Драгоценное изобретение – поломанные очки – не всегда находилось в сокровищницах полуразвалившихся ящиков, редкий раз франтово поблескивало на носах у юных счастливчиков.

Но Дениса не подводили ни глаза, ни руки, ни ноги. Никогда чернявый мальчишка, кареглазый и большеротый, не цеплял опасные вирусы, которые переводят золоченого первородного в печальный список скопцов.

«Белый медведь, северный олень+, горный баран (чубук), песец, волк+, горностай, заяц-беляк+, нарвал+, белуха, морж, тюлень, белая сова, белая тундровая куропатка, утки+, гуси+, гагары, чайки+, кайра, прочие птицы и животные моря и морских побережий, рыба рек и озер», – написала на корке тетради оптимистичная женщина. Только-то и всего?

Практикантам предписывалось войтив энергополе каждого вида животных, выведать об опасностях, которые угрожают. Составить ловцам инструкции, где следует изымать драгоценнейших первородных, из опасного ареала переводить в надежные благоприятные зоны.

Наивно рассчитывать на встречу хоть с кем-то из довоенных реликвий, кроме одомашненного северного оленя. Никто не гарантирует существование прочих. Меньшую часть из списка Лолита отметила крестиками. Это значит, похожих зверей (первородных или мутантов?), за четыре десятка лет Эры Нового Человечества, встречали хотя бы раз.

На удачу надежды мало. Нахмуренные биологи (а четыре девушки плакали) аккуратно перерисовывали простыми карандашами мохнатеньких и пернатых на пустых страницах тетрадей. Ниже чертили полосы – здесь будут писать отчет.

И тетрадь превратится в Дневник биоинтуита на практиканте, будет бережно сохраняться в библиотеке ИВЕПП. Последние, наисвежайшие, наивернейшие сведения лучше многих старых учебников. С дневниками будут работать ученые института, искатели маяков, волонтеры из заповедников. С ними станут годами сверяться потоки новых студентов.

А пока биологам требовалось по возможности просмотреть довоенные материалы, чтоб сравнить, чтобы хоть на глазок оценить масштабы потерянного. Аксенов листал страницы выцветшего журнала, с трудом различая строчки среди несмываемых пятен. Вот ты какой, Таймыр… Вечная мерзлота – и северное сияние. Десять месяцев вьюги, морозов – и короткое лето, когда тундра пестрит роскошными меленькими цветочками. Золото и алмазы, не тронутые добытчиками, миллиарды тонн нефти, никель… Тысячные стада северного оленя и мохнатых овцебыков! Рыси, лоси и росомахи смотрят прищурым взглядом в удлиненные объективы! А вальяжные бары медведи! А белухи у берегов! А лежанки моржей и тюленей!

Если б Денис мог так же – изучать и фотографировать!

Парни, девушки повздыхали, представляя себя с фотокамерами, и тут же о них забыли, как о пустых фантазиях. Но об утраченном мире, прекрасном и безопасном, перелистывая страницы, горько жалели все.

Студенты не понимали, как могли просвещенные предки, столь подробно, красочно, въедливо описавшие кучу подробностей всех морей и материков, «устройство» каждого зверя, его привычки и хитрости, недоусвоить главного:

Каждое из растений, каждое из животных – незаменимая клеточка в иммунитете Жизни. Чем разнообразнее виды, чем больше птиц и зверей, насекомых, рыб, пресмыкающихся – тем для Планеты лучше, а главное – безопаснее. Энергополя живущих, очень разные, но родные, от гигантского кашалота до крошечного клопа, перетрут в порошок любого пришельца с другой планеты. Не допустят в тесную кладку своих «тяжелых кирпичиков» чужеродное существо с враждующей энергетикой.

Земляне сами разрушили драгоценный иммунитет охраняющей Биосферы, когда беспощадно, массово взялись убивать друг друга.

Тогда заражались тысячи гектаров земель и вод повышенной радиацией. Тогда умирала Жизнь, миллиарды лет сотворяемая, миллиардами малых жизней. Тогда несчастные матери пернатых, мохнатых, разумных стали рожать мутантов.

А мутанты фонили новыми, разрушающими энергиями. Мутанты флоры и фауны изнутри взрывали «кирпичики».

Теото-тяне спустились к разрушенному, подготовленному. Не зеленые победили ослабевших, бледных землян – земляне предали сами и себя, и своих детей, и крепкий, надежный дом – обитаемую Планету.

Зеленые разбросали по поверхности континентов фонящие маяки. Они добивали Жизнь, не нужную им, чужую. Они мечтали под Солнцем возвести свою цитадель и уже копали фундамент под свои надежные стены…

Почему наши умные предки не могли обуздать своей жадности, своей рвущей из горла агрессии? Почему не хотели предвидеть, что только так и получится? Что никто не станет плясать на мешках, набитых деньгами, на спасительных островах? Что их дети будут кормить разжиревших мутантов крыс на ядерном дне воронок…

Что наступит время, когда уцелевшее человечество проклянет зачинщиков бойни!.. И в секунде от вымирания, догадается: не оружие – лишь спасение первородных всех спасет от новой агрессии.

Разумеется, это задание можно выполнить даже дома. Лежать в гамаке в саду, поедать горячие коржики и спокойно себе медитировать, просматривать информационное поле белого медведя или кита белухи. Если б Денис был гением, он так бы и поступил, а в отчете отобразил «край земли» во всяких подробностях, видимых и невидимых. Схлопотал бы отличный балл. Чем значительней результат, тем меньше претензий к способу его получения. Увы, Аксенов не гений, ехать ему придется.

Прощаясь (если бы парень осмелел, зашел попрощаться), Марьяна вскинула бы печальные глаза, сморгнула б слезинку длинными, устремленными вверх ресницами. Она из тех, кто остается дома. Всегда. Паралич обеих ног. С тех пор, когда попала в полынью. Когда Денис, тринадцатилетним мальчишкой, нес заледенелую девочку по декабрьскому морозу, а она тихо плакала, уткнувшись ему в щеку. Бывшая одноклассница, первая любовь. Гуляли они звездным вечером, от любопытных взглядов скрывались. Он вырос и уехал учиться, а она осталась сидеть, маленькая и бледная.

Ее любить невозможно, можно только бояться. Потому что бездонные фиалковые глаза до сих пор говорят о любви и патологическом всепрощении, сходным со всепрощением христианских мучеников.

А могучий дар ясновидицы, делающий ее сходной с легендарной Вангой, пресекает любые личные отношения.

Это Денис давно уяснил, когда из затасканной куртки, оставленной в гардеробе, стянул самодельный ножичек, за что его била совесть. Забежал, как обычно, к Марьяне, принес ей на дом задание. По уходящему в сторону взгляду догадался: девочке стыдно, и она всеми силами пытается это скрыть. Вот только скрывать Марьяна никогда ничего не умела.

Очень парень тогда рассердился. Какое имеет право так, исподволь, упрекать его? Зачем сует длинный нос? Господь знал, что делал, отделяя людей друг от друга стенами непонимания! И она – не его совесть!

Мальчик вернулся в школу, сунул ножик в чужой карман. На душе сразу стало спокойнее. А к Марьяне с тех пор почему-то стал заходить все реже, задание оставлял у калитки в почтовом ящике. Много лет миновало с тех пор, так и уехал не попрощавшись.

Теперь к знаменитой целительнице приезжают со всей России, за калиткой на травке, на лавочках каждый день собирается очередь. Приезжая домой на каникулы, Денис эти «толпы народные» всегда обходил стороной. Боялся в синих глазах разглядеть отражение прошлого. И пытался забыть о ней.

Глава 2

В Заполярье Аксенов летел на трофейной тарелке, сверкающей тремя высокими ярусами, голубыми иллюминаторами, полированной, словно новенькой. Бронированные бока как будто не знали встреч с тяжелыми метеоритами, а наивная надпись на русском, выпуклая, светящаяся, и смешила, и удивляла:

ЗВЕЗДОЛЕТ ПРОНЗАЕТ ПРОСТРАНСТВА

БЛАГОДАРЯ РАДЕНИЮ И МОЛИТВАМ

ОЛЕГА ОЛАДУШКИНА,

ДА ПОСТИГНЕТ ЕГО БЛАЖЕНСТВО,

ДА ПРОЛЬЮТСЯ ЖЕЛАННЫЕ РАДОСТИ

НА ЭКИПАЖ ЕГО СВЕТЛОСТИ!

– Ничего не могу поделать, – объяснил командир корабля, белобрысый мутант Оладушкин. – Эти буквы сами выскакивают. их нельзя ни стереть, ни закрасить. А когда экипаж меняется, выплывает новое имя. «Светлость» я, потому что у мамы волосы белые. А брюнеты все были «мрачностью», а рыжие –«солнцегривыми».

Что там буквы! Никто не знает, как трофейные звездолеты поднимаются в небо, работают, пилоты и инженеры могут только предполагать. Тарелки достались людям после повальной гибели космических оккупантов и добровольно, сами подчинились бывшим рабам. Написали на мониторах лаконичные сообщения, как ими можно воспользоваться, на языке тех стран, где остались стоять бесхозными.

И с тех пор добросовестно служат. Все маневры, все операции выполняет автопилот. Изучает карту, которую человек подставляет к «глазу» – округлому монитору, и летит по маршруту – по красному прочерченному пунктиру.

В принципе, не обученным, не образованным летчикам первых десятилетий, управление «как полагается» было бы недоступно. Но и более-менее знающим, пришедшим отцам на смену, сообщения на экранах подсказывают немногое.

Например, на важный вопрос: «Чем и как тарелку заправить?» – всплывает краткая фраза: «Заправка и ремонт осуществляются в автоматическом режиме, в условиях флуктуирующего вакуума». Все!

Это значит, тарелка взлетает и два дня скользит по орбите. Что творится в ее системах? Ни один экран не показывает. А отважные испытатели, что пытаются разобраться, невольно и крепко спят.

Космолеты назад возвращаются, безошибочно в свой ангар, обновленные и сияющие. Но однажды, могут вдруг скопом встрепенуться и не вернуться? И влияние на человека, на наш мозг, легко усыпляемый, удручает и настораживает.

Основные свойства тарелок дети проходят в школе, и отличник Денис их знал. И проверял не раз, бегая по салону, летая с отцом и мачехой. Но хотел разведать опять, вдруг выяснит что-то новое? С разрешения Олега Оладушкина, обследовал все три яруса.

Наверху кабина пилотов за стеклянной перегородкой, светится огоньками и невнятными показателями. На открытой двери табличка: «Посторонним вход запрещен!» Не очень-то и хотелось. Парень окинул взглядом по кругу двери кают, где когда-то жили зеленые, а сейчас пассажиры земляне, разговаривают, любуются на равнину под облаками. Докучать цивильным не стал, спустился по легкой лестнице.

На втором этаже свои, экспедиция на Таймыр. Могучие парни в креслах рядом с иллюминаторами, ремонтируют довоенные приборы и инструменты. Двери в кухню, в санузел, в кладовки.

Под недоуменными взглядами (а командир Давыдов выразительно сдвинул брови), Денис проскользнул в подвал. Здесь сокрыто самое главное, в помещении без люков, без окон. Проходов или отверстий не было никогда – цельнолитая чаща закрывает собой последнюю, засекреченную прослойку. Там расположен двигатель, или нечто невообразимое, что пробрасывает махину от галактики до галактики… Но однажды мы разберемся, человечество быстрыми темпами приобщается к технологиям.

Парень скользнул меж грузами и приник к холодной броне. Закрыл глаза… Постигая… Впитывая… Улавливая…

Между толстых стенок тарелки проявлялась непостижимая, флуктуирующая ионами, электронами, катионами, Вселенская пустота… Ни стуков, ни очертаний таинственных механизмов… Но вибрации… Голоса… Там кто-то летает, топает… Говорит невнятными гласными… Интуиту Аксенову виделось(и не ему одному), что в запаянной тесной камере обитают рои мельчайших… полумикробов-роботов? Покрупнее, с головку спички… Со спичечный коробок… И властный большой начальник – величиной с котяру. Вечно мечутся, ремонтируют, осуществляют взлет, безопасный полет, посадку…

Зачем они служат нам?

На этот счет, технари выдвигают свою гипотезу: тарелки изготовляет сверхмощная цивилизация, а потом продает соседям, гуманоидам разных миров. С этой целью, запрограммировано восприятие разных наречий. И по этой причине запаяно сверхсекретное оборудование. Откроешь – получишь взрыв – а загадку не разгадаешь.

А биологи добавляют: возможно, мелкие роботы лишь отчасти механические. Похоже, в какой-то мере разумные «существа».

В них заложен главный инстинкт – стремление к выживанию. Вот и трудятся добросовестно, не хотят, чтоб их заменили. Вероятно, им объяснили, что такое процесс переплавки.

На этом печальном знании, информация обрывалась. Школяром Денис засыпал, но со временем научился выходить из подвалов не падая. Шатаясь, нащупал лестницу… Ступенька… Две… И попал в железный захват Давыдова.

Командир довел ослабевшего, бледноватого парня до кресла, похвалил:

– Силен, практикант, продержался десять минут. Другие две не выдерживают.

Какой там силен, Денис не мог кивнуть в благодарность. В сравнении с первопроходцами, несгибаемыми дубами, он похож на зеленую веточку. А Игнат Давыдов – задумчивый, неулыбчивый, худощавый – на высохшую сосну. Но мускулатура каменная. Сразу видно – признанный лидер, обстоятельный и внимательный.

Воздействие скрытых роботов (или более сложных созданий?) проходит довольно быстро. Практикант улыбнулся, скрывая подступившую тошноту и чинно перезнакомился с тройкой метеорологов, встревоженных патологическим потеплением на Крайнем Севере, с супружеской парой нанайцев, лежавших в московской клинике, но наотрез отказавшихся отречься от древней традиции кочевать за хвостами оленей, с бригадой ассенизаторов, которым дали задание очистить весь полуостров – четыреста тысяч гектар! – от сброшенных маяков.

Разговоры первопроходцев метались от дела к шутке, но основное парень все-таки уловил. Почти полвека назад, тарелка с Теото-Тима взорвалась высоко над Таймыром. Маяки разлетелись в воздухе, превратив полуостров в источник смерти, до которого до сих пор не доходили руки Нового Человечества.

Оказалось – очень напрасно. Похоже, по этой причине погода в этом году катастрофически жаркая, угрожает таянием льдов, затоплением прибрежной зоны. Наводнение нанесет новый удар по экологии полярного края. Для многих растений и животных – удар смертельный.

Денис понял: загорать не придется, да и купаться в прогретых радиоактивных водах никто ему не позволит. Эти воды кишат мутантами, от варианта пираньи до аналога ихтиозавра.

Парень высказался на тему и встретил вежливые, плохо скрываемые улыбки бывалых первопроходцев. Ветеран службы ассенизаторов Семен Лазуба проворковал сквозь седые усы:

– Ближе ста метров к воде не суйся. Есть такие мутанты – гигантские жабы, со стороны кажется – нагромождение пупырчатых плесневых валунов. Сидят эти жабы тихо, а как заметят добычу – резко стреляют липким раздвоенным языком! Мигом спутают, дернут, причавкнут – и «камень» уйдет под воду. На моей памяти случай был, два человека погибли, один чудом в живых остался. Он-то нас тогда надоумил расстреливать прибрежных жаб с воздуха.

Мужчины озабоченно закивали, скрывая ухмылку. Аксенову показалось, многие тихо кумекают: тонка у студента кишка? Кудреватые ли извилины? Особой доверчивости не показал, но намотал на ус – нет дыма без огня.

В новоявленных формах жизни парень был не очень силен – классическая биология начала первого века не занималась изучением мутантов. Не потому, что наивно считала их скоропреходящими или нежизнеспособными – не было у людей на мутантов ни сил, ни времени. Биологи видели свое предназначение в пересчете мизерного остатка первородных, в создании лучших условий для их сохранения.

Новые века, рассуждали ученые, призовут к действию новых естествоиспытателей, которые опишут новые растения и новый животный мир родимой Планеты. Разумеется, если все мы сохраним человеческий облик, если сможем все вместе выжить.

Подумав, Денис раздал весельчакам листочки. (Заранее озаботился, собирал в общаге по комнатам упаковки сыпучих продуктов, распрямлял, сидел рисовал.) На опросниках слева зверюги, довоенные, в профиль и в фас. Правая, расчерченная сторона, надеялась на записи очевидцев.

Если бы наш студент был чуток поехиднее, он бы скоро сообразил, что взял реванш. Бывалые путешественники, нанайцы и метеорологи не смогли распознать никого, кроме северного оленя. Белого медведя дружно принимали за мутанта бурого, горного барана – за домашнего, и каждый стремился исправить «ошибки» художника. Песец в их понимании являлся грязным мохнатым существом, пятнадцати сантиметров в длину и семи в высоту. И было никак не понятно, речь идет о миниатюрном мутанте песца или о лохматом мутанте крысы.

Все согласились, что в старые времена горностай и заяц баловали людей вкусным мясом и ценным мехом, но никто не смог отличить зайца от горностая. Волка признали многие, но серый густой окрас сочли блеклым и неестественным. Летчик утверждал, что недавно наблюдал сверху семью китов нарвалов из трех особей, гиганты вздымали волны раздвоенными хвостами. Что такое белуха, рыба или животное, не ведал никто. Морж и тюлень слились в понимании очевидцев в единое целое, а прибрежные и лесные птицы – в одну семью.

На всякий случай (возможно, эти сведения пригодятся) Денис попросил мужчин нарисовать под картинками известные варианты мутаций, подписать дату и место встречи. Листы собирать не стал, понадеялся, что Таймыр сохранил на спине, исполосованной реками и озерами, хребтами, лесами, тундрой, кого-то из первородных. Хотя уже понимал всю ничтожность надежд.

Ассенизаторы и метеорологи посмеялись, но отнеслись к заданию серьезно. В качестве встречной нагрузки, они подарили парню макет маяка и свинцовый короб для сбора. Мол, встретишь – не пасуй, тащи на корабль! Под общий хохот, студент включил дурака: нацепил коробку на шею и ходил, забавно согнувшись. Зверей умолял не трогать, на тарелку не приносить – деликатным делом займутся другие специалисты.

К вечеру, после заходов в населенные городки и на стоянки маякоискателей, прибыли на Таймыр. К вечеру – по московским меркам. Ослепительный полярный день, сжигающий изнуренную северную землю, станет чередоваться белыми ночами с двадцатых чисел июля, когда солнце будет садится, но не спрячется за горизонт. Потом придут ночи сумрака, со второй половины августа, с малиновыми закатами вплоть до утреннего восхода. И, как ни странно, сентябрь, октябрь и ноябрь порадуют сильных духом, упрямых, морозоустойчивых сменой нормальных суток. А с декабря – зловещее царство полярной ночи, с потрясной иллюминацией в магнитных слоях термосферы, до новых «серых» ночей. Но затрещат морозы и завоют злые метели в самом начале осени.

В-общем, все познается в сравнении, наш умеренный климат прекрасен по сравнению с суровым арктическим. Впечатлительный парень мерз в удобном теплом салоне, от леденящих душу ненецких баек и россказней.

Выбирая подходящее место для стоянки и опасаясь крупных мутантов, командир экспедиции попросил пилотов сделать разведку над полуостровом на малой высоте.

Денис схватил контурную карту, прильнул к иллюминатору. Играющие алмазы морей завораживали, суша удручала. Ни малорослый тундровый кустарник, ни высыхающие русла больших и малых рек, ни заболоченные пруды некогда великолепного озера Таймыр, ни параллельные цепи гор Бырранга более не являлись пристанищем для жизни. За пару часов разведки, тарелка не подняла на крыло ни одну птицу, не спугнула ни одного зверя.