Интуит

Валерия Василевская

Интуит

Глава 1

Глава 1.

Летом на юге жарко, а на севере очень холодно, так полагают многие, поэтому избегают на севере отдыхать. Денис Аксенов считал сложившееся суждение устойчивым предрассудком. Он с детства мечтал поплавать в тяжелых зеленых водах, насладиться величием и мощью Ледовитого океана.

А как вынул из шляпы профессора сложенную записку с коротким словом «Таймыр», поверил: мечты сбываются. И что особенно радует, сбываются на халяву. Да, это самая дальняя точка, куда экстравагантная дама отправляла своих студентов. Да, за полярным кругом. Где, по сведениям очевидцев, температура июня в этом году не опускалась ниже тридцати градусов, а июль обещает быть еще более жарким. Аномалия, чем надо пользоваться. За две недели практики, загореть Аксенов успеет.

Избавившись от лотереи, профессор ловко пристроила на макушке шляпу-горшок, красную, самосвязанною, и сразу стала похожа на стареющую артистку из двадцать второго столетия.

– Направление ясно каждому? – Лолита надула губки, повела по передним рядам прищуренным томным взглядом. Дальних она не видела. Выражение ее лица, как обычно, не совпадало с тематикой разговора, а деловой настрой зрелой ученой дамы – с жеманными жестами пустоголовой кокетки.

– Подойдите, возьмите тетради. На обложке я написала, какие книгу получите, библиотекарь ждет. На первой странице перечислены животные, чье мнение нас особенно интересует. И не пытайтесь халтурить! Ответы типа «во всех бедах виноваты маяки», вряд ли покажутся мне убедительными. Выявляйте не зафиксированные, не очевидные факторы, приводящие к вымиранию первородных. В ближайшие пять дней Московский филиал ИВЕПП (Институт восстановления естественных природных параметров) рассылает тарелки по всем означенным направлениям. Постарайтесь на них успеть. Кто опоздает, будет добираться на перекладных, используя собственные сбережения, смекалку и предприимчивость. Удачных каникул, господа студенты!

Тридцать парней и девушек, третий курс кафедры биоэнергий, встали, с шумом двигая стулья. Денис подошел к столу. Ему досталась тетрадь, где Лолита старательным почерком девочки первоклассницы написала крупно «Таймыр». А внизу: «ОСОБО ОПАСНО!», крупнее, с жирным подчеркиванием.

Это значит, не будь ротозеем, бери на складе костюм для защиты от радиации. Парень кривенько усмехнулся: а где особо приятно? Но невольно повел долгим взглядом по тетрадкам в руках друзей – не на многих стояла та же отличительная отметка. Очищение от маяков проводится полным ходом, Планета может вздохнуть, выходя из клинической смерти. Но плохо Планете дышится, судя по первородным…

Библиотека студенческого городка занимала самую светлую, самую сухую квартиру на втором этаже уцелевшей трехэтажной «хрущевки», филиала ИВЕПП в Пересвете. Крошечный островок легендарного Подмосковья чудом остался цел, чудом не испытал кошмара атомной бомбы. На мелкие города у пришельцев с Теото-Тима не хватило боезарядов. Здесь жили когда-то люди, но кто-то пропал в проклятых губительных лагерях, кто-то успел сбежать в спасительные чащобы. Здания сами рушились, без ремонта, без отопления, протекали чахлыми крышами, покрывались опасной плесенью.

После двухсот лет войн, после освобождения, Пересвету присвоили гордое перспективное звание «студенческого». Из всех уголков России сюда приезжали юные. Первородные – только парни. Золотые девчонки, матери Нового Человечества, навсегда остались в чистейших (не знающих радиации) закупоренных муравейниках. Но мутанты – парни и девушки, кто был способен ходить, соображать и действовать. Кому указом Правительства было запрещено производить на свет опасных, себе подобных.

Молодежь занимала квартиры, кому какая понравится, чистили, ремонтировали, в кухнях сооружали небольшие легкие печки. А зимой топили разросшимися сквозь асфальт деревами-мутантами. Беззаконный спил первородного чахлого деревца приравнивался к убийству человека или животного.

И каждый знал: можно брать в опустевших квартирах что хочется, сохранившуюся посуду или полугнилую мебель. Можно полюбоваться на ставшие бесполезными телевизоры и компьютеры, отнести в пункт сдачи цветмета, обменять на пару тетрадей, желтых, по двенадцать листов. Но самое главное – книги. Источники вековой, стертой, печальной памяти. Где на ломких листочках прадеды разговаривали с потомками, делились крепкими знаниями. Или радовали сограждан теплым изящным юмором, окрыляли новой мечтой. Каждый, нашедший книгу, обязан скорей нести в ближайшую библиотеку, где специалисты выявят ее ценность… Или, увы, полную бесполезность.

Раньше было много деревьев, из них делали много бумаги, на множестве предприятий, приносящих вред всей округе. На ней можно было писать что угодно, любую ненужность, ее можно было сминать, разрезать, небрежно выбрасывать.

Сегодня бумагу делают мало, почти вручную, из мутированных растений, из набранного в развалинах развалившегося тряпья. И используют экономно, для обучения молоди, для издания мелкой газеты с приказами от Правительства, с отчетами от ИВЕПП.

Сегодня крупицы знаний, нужные человечеству, переписчики-волонтеры копируют от руки, мелким почерком, набирая связный толковый текст из десятков рваных изданий.

И пришедшим биоэнергикам мутантка Лада Владимировна указала на стол с неполными учебниками биологии из школы или из ВУЗов, с выцветшими журналами, скукоженными, но вычищенными, с тонкими распечатками былых отчетов по практике, диссертаций и даже докторских. Здесь Лолита вчера работала, каждому осторожно подбирала литературу, чтоб студенты грубыми пальцами не прикасались к лишнему, в ближайших десятилетиях, вряд ли восстановимому.

Каждый поднял поднос со своими «страницами из веков». Зоркие разместились за столами у дальней стенки, уступая места у окон друзьям, кто похуже видит. Драгоценное изобретение – потресканные очки – не всегда находилось в сокровищницах развалившихся ящиков, редкий раз франтово поблескивало на носах у юных счастливчиков.

Но Дениса не подводили ни глаза, ни руки, ни ноги. И ни разу он не болел ни одной из новых болезней, что в течении дней переводят золоченого первородного в печальный список скопцов. «Белый медведь, северный олень+, горный баран (чубук), песец, волк+, горностай, заяц-беляк+, нарвал+, белуха, морж, тюлень, белая сова, белая тундровая куропатка, утки+, гуси+, гагары, чайки+, кайра, прочие птицы и животные моря и морских побережий, рыба рек и озер», – уточняла в тетради задание оптимистичная женщина. Только-то и всего?

Практикантам предписывалось войти в энергополе каждого вида животных, выведать об опасностях, которые угрожают. Составить ловцам инструкции, где следует изымать драгоценнейших первородных, из опасного ареала переводить в надежные благоприятные зоны.

Наивно рассчитывать на встречу хоть с кем-то из довоенных реликвий, кроме одомашненного северного оленя, никто не гарантирует существование прочих. Меньше половины из списка отмечены крупными крестиками. Это значит, похожих зверей (первородных или мутантов?), за четыре десятка лет Эры Нового Человечества, встречали хотя бы раз.

На удачу надежды мало. Нахмуренные биологи (а четыре девушки плакали) аккуратно перерисовывали простыми карандашами мохнатеньких и пернатых на пустых страницах тетрадей. Ниже чертили полосы – здесь будут писать отчет.

И тетрадь превратится в Дневник биоинтуита на практиканте, будет бережно сохраняться в библиотеке ИВЕПП. Последние, наисвежайшие, наивернейшие сведения лучше многих старых учебников. С дневниками будут работать ученые института, искатели маяков, волонтеры из заповедников. С ними станут годами сверяться потоки новых студентов.

А пока биологам требовалось по возможности просмотреть довоенные материалы, чтоб сравнить, чтобы хоть на глазок оценить масштабы потерянного. Аксенов листал страницы выцветшего журнала, с трудом различая строчки среди несмываемых пятен. Вот ты какой, Таймыр… Вечная мерзлота – и северное сияние. Десять месяцев вьюги, морозов – и короткое лето, когда тундра вдруг покрывается яркими радостными цветочками. Золото и алмазы, не тронутые добытчиками, миллиарды тонн нефти, никель… Тысячные стада северного оленя и мохнатых овцебыков! Рыси, лоси и росомахи смотрят прищурым взглядом в удлиненные объективы! А вальяжные бары медведи! А белухи у берегов! А лежанки моржей и тюленей!

Если б Денис мог так же, наблюдать, вникать – и снимать!

Парни, девушки повздыхали, представляя себя с фотокамерами, и тут же о них забыли, как о пустых фантазиях. Но об утраченном мире, прекрасном и безопасном, перелистывая страницы, горько жалели все.

Студенты не понимали, как могли деловитые предки, столь подробно, красочно, въедливо описавшие кучу подробностей всех морей и материков, «устройство» каждого зверя, его привычки и хитрости, недоусвоить главного:

Каждое из животных – незаменимая клеточка в иммунитете Планеты. Чем разнообразнее виды, чем больше птиц и зверей, насекомых, рыб, пресмыкающихся – тем для Планеты лучше, а главное – безопаснее. Энергополя живущих, очень разные, но родные, от гигантского кашалота до крошечного клопа, перетрут в порошок любого пришельца с другой планеты. Не допустят в тесную кладку своих «тяжелых кирпичиков» чужеродное существо с враждующей энергетикой.

Земляне сами разрушили драгоценный иммунитет охраняющей Биосферы, когда беспощадно, массово взялись убивать друг друга. Когда заражали тысячи гектаров земель и вод повышенной радиацией. Когда умирала Жизнь, миллиарды лет сотворяемая, миллиардами малых жизней. Когда несчастные матери пернатых, мохнатых, разумных вдруг стали рожать мутантов.

А мутанты фонили новыми, разрушающими энергиями. Мутанты флоры и фауны изнутри взрывали «кирпичики».

Пришельцы с Теото-Тима воспользовались враждой. «Всего лишь» слетелись вовремя, к разрушенному, подготовленному. Не зеленые победили ослабевших, бледных землян – земляне предали сами и себя, и малых детей, и надежную колыбель, обитаемую Планету.

Зеленые разбросали по поверхности континентов фонящие маяки. Они добивали Жизнь, не нужную им, чужую. Они мечтали под Солнцем возвести свою цитадель и уже копали фундамент под свои надежные стены.

Почему наши умные предки не могли обуздать своей жадности, своей рвущей из горла агрессии? Почему не желали видеть, что только так и получится? Что никто не станет плясать на мешках, набитых деньгами, на спасительных островах? Что их дети будут кормить разжиревших мутантов-крыс на ядерном дне воронок?

Что наступит время, когда уцелевшее человечество проклянет зачинщиков бойни… И в секунде от вымирания, догадается, что не оружие – лишь спасение первородных спасет от новой агрессии.

В принципе, это задание можно выполнить даже дома. Лежать в гамаке в саду, поедать горячие коржики и спокойно себе медитировать, просматривать информационное поле белого медведя или кита-нарвала. Если б Денис был гением, он так бы и поступил, а в отчете отобразил «край земли» во всех важных подробностях, видимых и невидимых. Схлопотал бы отличный балл. Чем значительнее результат, тем меньше претензий к способу его получения. Увы, Аксенов не гений, ехать ему придется.

Прощаясь (если бы парень осмелел, зашел попрощаться), Марьяна вскинула бы печальные глаза, сморгнула б слезинку длинными, устремленными вверх ресницами. Она из тех, кто остается дома. Всегда. Паралич обеих ног. С тех пор, когда попала в полынью. Когда Денис, тринадцатилетним мальчишкой, нес заледенелую девочку по тридцатиградусному морозу, а она тихо плакала, уткнувшись ему в щеку. Бывшая одноклассница, первая любовь. Гуляли они звездным вечером, от любопытных взглядов скрывались. Он вырос и уехал учиться, а она осталась сидеть, маленькая и бледная.

Ее любить невозможно. Можно только бояться. Потому что бездонные фиалковые глаза до сих пор говорят о любви и патологическом всепрощении, сходным со всепрощением христианских мучеников.

Потому что могучий дар ясновидицы, делающий ее сходной с легендарной Вангой, пресекает любые личные отношения.

Это Денис давно уяснил, когда из затасканной куртки, оставленной в гардеробе, стянул самодельный ножичек, за что его била совесть. Забежал, как обычно, к Марьяне, принес ей на дом задание. По уходящему в сторону взгляду догадался: девочке стыдно, и она всеми силами пытается это скрыть. Вот только скрывать Марьяна никогда ничего не умела.

Очень парень тогда рассердился. Какое имеет право так, исподволь упрекать его? Зачем сует длинный нос? Господь знал, что делал, отделяя людей друг от друга стенами непонимания! И она – не его совесть!

Мальчик вернулся в школу, сунул ножик в чужой карман. На душе сразу стало спокойней. А к Марьяне с тех пор почему-то стал заходить все реже, задание оставлял у калитки в почтовом ящике. Много лет миновало с тех пор, и уехал не попрощавшись.

Теперь к знаменитой целительнице приезжают со всей России, за калиткой на травке, на лавочках каждый день собирается очередь. Приезжая домой на каникулы, Денис эти «толпы народные» всегда обходил стороной. Боялся в синих глазах разглядеть отражение прошлого. И пытался забыть о ней.

Глава 2

Глава 2.

В Заполярье Аксенов летел на трофейной старой тарелке вместе с тройкой метеорологов, встревоженных патологическим потеплением на Крайнем Севере, с супружеской парой нанайцев, лежавших в московской клинике, но наотрез отказавшихся отречься от древней традиции кочевать за хвостами оленей, с бригадой ассенизаторов, которым дали задание очистить весь полуостров – четыреста тысяч гектар! – от сброшенных маяков.

Разговоры первопроходцев метались от дела к шутке, но основное парень все-таки уловил. Почти полвека назад, тарелка с Теото-Тима взорвалась высоко над Таймыром. Маяки разлетелись в воздухе, превратив полуостров в источник смерти, до которого до сих пор не доходили руки Нового Человечества.

Оказалось – очень напрасно. Похоже, по этой причине погода в этом году катастрофически жаркая, угрожает таянием льдов, затоплением прибрежной зоны. Что нанесет новый удар по экологии полярного края. Для многих растений и животных – удар смертельный.

Денис понял: загорать не придется, да и купаться в прогретых радиоактивных водах никто ему не позволит. Эти воды кишат мутантами, от варианта пираньи до аналога ихтиозавра.

Парень высказался на тему и встретил вежливые, плохо скрываемые улыбки бывалых первопроходцев. Ветеран службы ассенизаторов Семен Лазуба проворковал сквозь седые усы:

– Ближе ста метров к воде не суйся. Есть такие мутанты – гигантские жабы, со стороны кажется – нагромождение пупырчатых плесневых валунов. Сидят эти жабы тихо, а как заметят добычу – резко стреляют липким раздвоенным языком! Мигом спутают, дернут, причавкнут – и «камень» уйдет под воду. На моей памяти случай был, два человека погибли, один чудом в живых остался. Он-то нас тогда надоумил расстреливать прибрежных жаб с воздуха.

Мужчины озабоченно закивали, скрывая ухмылку. Аксенову показалось, многие тихо кумекают: тонка у студента кишка? Кудреватые ли извилины? Особой доверчивости не показал, но намотал на ус – нет дыма без огня.

В новоявленных формах жизни парень был не очень силен – классическая биология начала первого века не занималась изучением мутантов. Не потому, что наивно считала их скоропреходящими или нежизнеспособными – не было у людей на мутантов ни сил, ни времени. Биологи видели свое предназначение в пересчете мизерного остатка первородных, в создании лучших условий для их сохранения.

Новые века, рассуждали ученые, призовут к действию новых естествоиспытателей, которые опишут новые растения и новый животный мир родимой Планеты. Ежели, разумеется, вредоносные новые формы позволят всем вместе выжить.

Подумав, Денис раздал весельчакам листочки. (Заранее озаботился, собирал в общаге по комнатам упаковки сыпучих продуктов, распрямлял, сидел рисовал.) На опросниках слева зверюги, довоенные, в профиль и в фас. Правая, расчерченная сторона, надеялась на записи очевидцев.

Если бы наш студент был чуток поехиднее, он бы скоро сообразил, что взял реванш. Бывалые путешественники, нанайцы и метеорологи не смогли распознать никого, кроме северного оленя. Белого медведя дружно принимали за мутанта бурого, горного барана – за домашнего, и каждый стремился исправить «ошибки» художника. Песец в их понимании являлся грязным мохнатым существом, пятнадцати сантиметров в длину и семи в высоту. И было никак не понятно, речь идет о миниатюрном мутанте песца или о лохматом мутанте крысы.

Все согласились, что в старые времена горностай и заяц баловали людей вкусным мясом и ценным мехом, но никто не смог отличить зайца от горностая. Волка признали многие, но серый густой окрас сочли блеклым и неестественным. Летчик утверждал, что недавно наблюдал сверху семью китов нарвалов из трех особей, гиганты вздымали волны раздвоенными хвостами. Что такое белуха, рыба или животное, не ведал никто. Морж и тюлень слились в понимании очевидцев в единое целое, а прибрежные и лесные птицы – в одну семью.

На всякий случай (возможно, эти сведения когда-нибудь пригодятся) Денис попросил мужчин нарисовать под картинками известные варианты мутаций, подписать дату и место встречи. Листы собирать не стал, понадеялся, что Таймыр сохранил на спине, исполосованной реками и озерами, хребтами и зоной тундры кого-то из первородных. Хотя уже понимал всю ничтожность надежд.

Ассенизаторы и метеорологи посмеялись, но отнеслись к заданию серьезно. В качестве встречной нагрузки, они подарили парню макет маяка и свинцовый короб для сбора. Мол, встретишь – не пасуй, тащи на корабль! Под общий хохот, студент включил дурака: нацепил коробку на шею и ходил, забавно согнувшись. Зверей умолял не трогать, на тарелку не приносить – деликатным делом займутся другие специалисты.

К вечеру, после заходов в населенные городки и на стоянки маякоискателей, прибыли на Таймыр. К вечеру – по московским меркам. Ослепительный полярный день, сжигающий изнуренную северную землю, станет чередоваться беленькими ночами с двадцатых чисел июля, когда солнце будет садится, но не спрячется за горизонт. Потом придут ночи сумрака со второй половины августа, с малиновыми закатами до утреннего восхода. И, как ни странно, сентябрь, октябрь и ноябрь порадуют сильных духом, упрямых, морозоустойчивых сменой нормальных суток. До декабря – зловещего царства полярной ночи, с потрясной иллюминацией в магнитных слоях термосферы, до белых майских ночей. Но затрещат морозы и завоют злые метели в самом начале осени.

В-общем, все познается в сравнении, наш умеренный климат горяч по сравнению с суровым арктическим. Впечатлительный парень мерз в удобном теплом салоне, от леденящих душу ненецких баек и россказней.

Выбирая подходящее место для стоянки и опасаясь крупных мутантов, командир экспедиции Олег Озеров попросил пилота сделать разведку над полуостровом на малой высоте.

Денис схватил контурную карту, с карандашом прильнул к иллюминатору. Играющие алмазы морей завораживали, суша удручала. Ни малорослый тундровый кустарник, ни высыхающие русла больших и малых рек, ни заболоченные пруды некогда великолепного озера Таймыр, ни параллельные цепи гор Бырранга более не являлись пристанищем для жизни. За пару часов разведки, тарелка не подняла на крыло ни одну птицу, не спугнула ни одного зверя.

На скалистых берегах Карского моря и моря Лаптевых не было даже намека на крикливые птичьи базары. Похоже, птицы покинули эти края многие годы назад, пух и перья на каменных выступах, заменяющих гнезда поморникам, крачкам, гусям и гагам, смыты волнами и дождями.

Бывшие лежбища моржей и тюленей выделялись на черной гальке блестящими белыми косточками. Выброшенный на берег морской мутант сгнивали под палящим солнцем. На манящий запах тухлятинки не прилетела ни одна птица, не прибежал ни один зверь.

Денис смотрел и смотрел, отворачиваясь от товарищей, скрывая за профессиональной деловитостью подступающие к глазам слезы. Арктическая пустыня оправдала свое название, ее низкорослая растительность желтела и засыхала, не напитав собою ни одного травоядного. Контакт с разумными биополями отсутствующих животных, для него, середнячка-недоучки, маловероятен. Выслушав грустный отчет, въедливая Лолита будет вынуждена смириться.

Место для первой стоянки выбрали неподалеку от разбитой тарелки пришельцев. Здесь она взорвалась на значительной высоте, здесь маяки разлетелись на десятки километров по округе. Освободив основной квадрат от радиоактивных источников, экспедиция постепенно очистит весь полуостров.

Не выходя из салона летательного аппарата, каждый надел защитный комбинезон. Командир замерил уровень радиации за бортом и категорически запретил обнажать ту часть тела, которая бесконечно дорога каждому мужчине, если он имеет намерение таковым оставаться. Тарелка не улетит. Она станет для экспедиции и спальным корпусом, и кухней, и биотуалетом.

Распределили каюты на жилом втором этаже. Денис выпросил крошечный закуток в глухом закоулке под лестницей, протер пыль, раскидал в надлежащем беспорядке вещи. Может, следует подсуетиться, пойти и помочь товарищам? Откровенно говоря, не хотелось. У каждого своя работа, пусть каждый ее выполняет.

Растянулся на раскладушке, полистал грустные картинки с грустными мордами навеки почившего зверья, аккуратно убрал за ненадобностью. Наверняка можно ожидать контакта лишь с видовым полем одомашненного северного оленя, но на Таймыре нет и его. Кто есть? Ау! Отзовитесь!

Тело привычно кружилось, проваливаясь в яму глубокого расслабления. Намерение обнаружить хоть единственное животное, обитающее в округе, становилось отправной точкой этой медитации, ее стержнем, идеей-фикс. Сознание уплывало, уступая место вселенскому непостижимому знанию… Таймыр, обиженный людьми и теото-тянами остров, скажи, чем я могу тебе помочь?

И вдруг – почувствовал страх. Вокруг темнота. Но он в темноте четко видит, отлично ориентируется в многоярусных переходах, проложенных под землей. Не тьмы он боится – воды, холодной, всепроникающей. Вода убивает сородичей, вода гонит из-под земли. Почва раскисла, затоплены норы, перепорчены все запасы… Лишь побег избавит от смерти…

Денис вынырнул из чужого мироощущения, открыл глаза. Обитатели подземных нор, симпатичные пестрые лемминги, похожие на хомяков. Или кто-то очень похожий. Наитие затягивало.

Теперь дух студента парил над поверхностью полуострова, призывал наземных животных. Все бессмысленно. Радиация погубила птиц и зверей, мутанты, и те не выжили. Только мутанты леммингов сохранились в толще земли, скрытые от облучения.

Теперь они выходили на размоченную поверхность, собирались в грязные стаи. (Не в стомиллиардоголовые стаи, поедающие все на своем пути, перекрывающие великие реки в победном шествии с востока на запад, как мигрировали азартные наши с вами серые крысы во времена Мамая.) В группы из десятков зверьков, сливающихся по мере приближения к большой земле, в испуганную капитулирующую армию.

Парень хотел проснуться, предостеречь товарищей, но кто-то давил на плечи, удерживал дух в пространстве, тело – скованным, непослушным.

Не только умные лемминги… Уже все зверье заполярья бежит, стремится на юг, подхваченное инстинктами всеобъемлющей истерии. Бегут неуклюжие белые медведи, изнемогая, падая от жары, бегут рогатые мутанты песцов, горбатые росомахи, красные волки, полосатые рыси, крылатые белки… Мутанты, мутанты, мутанты… В воздухе, на земле… Бежит тундра, бежит тайга, и живых нагоняет грохот Ледовитого океана…

Парень дернулся, в ужасе вынырнул в узенькую коморку, сердце бешено колотилось. Дело – дрянь… Но пушистые лемминги глубоко в мерзлотах не водятся. Немножко не совпадает… с сегодняшним днем. А если катастрофа случится в будущем?.. В другом, не в этом году?

Излучение убранных маяков не развеется десятилетиями, аномально теплый климат сохранится. Если холода станет меньше, а теплых месяцев больше, если вечная мерзлота с мамонтами подтает… Вездесущие грызуны тоже не растеряются, сразу пророют норы.

Парень не напрягался, не думал, информация легкой струей сама проникала в голову. Катастрофа произойдет… вероятно… В этом столетии?.. Через полсотни лет! Великий потоп, великое таяние снегов… Быть может… Поворот оси Земли?! Разве это невероятно? Довоенная наука утверждала, что ось Земли поворачивается на сорок градусов через каждые двести тысяч лет. До нового поворота оставались сто пятьдесят. Так все полагали. Можно было спокойно сидеть и поплевывать в потолок.

Вряд ли ученые просчитались. Что-то изменилось в законах вращения шарика. Если информационные поля зверей правы… Если тайга и тундра предчувствуют катастрофу… Тогда очередной конец света нагрянет при нашей жизни! При жизни наших детей!