Дом семи ветров

– Извольте-с угоститься, – по-старинному приговаривал Тишенька, накладывая в тарелку Игорю кусочки мяса в густой подливке. – Беф а-ля Строганόфф.

Кошатник весело насвистывал известную мелодию из «Женитьбы Фигаро». Исподволь поглядев на него, Игорь Икончиков подумал, что есть какое-то сходство между этим дедом и персонажем из мультика про Алису Селезнёву – Громозекой: тоже громогласный и занимает много места. Деду Кошатнику только бы меховую шапку с ушами на папаху сменить – и вот тебе вылитый Громозека будет.

– Ай, Тишка! Ай, кулинар! Ужин – пальчики оближешь! – нахваливал трапезу деда Кошатник. – Вы, девки, учитесь…

Он только начал есть, как к нему стянулись до того бездельничавшие на веранде или прятавшиеся в саду кошки. Теперь дед, как бы оправдывая своё прозвище, восседал в окружении ластившегося к нему хвостатого народца, как кошачий бог. Среди тёршихся вокруг него кошек Игорь Икончиков приметил и пятнистую спинку своего Тихона, потом посмотрел на рыжего мальчишку и чуть не рассмеялся вспомнив, как при первой их встрече на чужой кухне Виолетта назвала его кота тёзкой своего брата. И правда ж – тёзки!

Кошатник ел так: зачерпывал кушанье в ложку и, прежде чем отправить в рот, выбирал из ложки пару кусочков мяса, мял их неповоротливыми пальцами, рвал на ещё меньшие кусочки и с рук раздавал кошкам. Игорю Икончикову такое положение вещей было не по нраву и даже отбивало аппетит, поэтому он старался не смотреть на Кошатника, а смотрел в свою тарелку. Безотносительно происходящего за столом, ужин всё же выдался наславу и бефстроганов получился просто отменным.

Василина уперлась локтями в стол, опустила подбородок на переплетённые в замок пальцы и вопросительно уставилась на Кошатника.

– Деда, а, деда? – полушутливо обратилась она к старику.

– Чевось, внуча? – подхватив шутливый тон, отозвался Кошатник.

– А ты таблетки свои не забыл?

– О-ой! – уже всерьёз опешил он и шлепнул себя ладонью по лбу. – Забыл! Право дело – забыл! Склероз к мозгам прирос, да чтоб его… Где, где они?

Тишенька отложил вилку, бесшумно снялся с места и, как ветер, унёсся в дом. Василина вздохнула, пошарила глазами под веками – в точности, как делала её сестра. Теперь её тон стал более суровый, когда она заговорила:

– Только давай без фокусов своих. А то будешь – перед санитарами в больнице мухлевать.

Виолетта сдержала улыбку.

Вералика отстранённо отделяла мясные кусочки от пюре и раскладывала их на другом краю тарелки, пытаясь не закрывать тонких тёмно-зелёных птиц. Игорь Икончиков обратил внимание на то, что тарелки у всех – разные. Ему, например, выдали с розочками на серых стебельках и затёршейся золотой каёмкой по краю. У Виолетты была глубокая тарелка в белый горох на голубом фоне. Её сестра ела из аккуратной тарелочки с ветками сирени. Какие-то такие хранились у Игоря дома в серванте и ставились на стол только по особым случаям. Кошатник же вообще преспокойно себе ел из эмалированной миски со смешными ёжиками в голубых штанишках. На месте, с которого отлучился Тишенька, осталась стеклянная ярко-оранжевая тарелка.

– Да, деда, не саботируй лечебный процесс, – поддержала сестру Виолетта.

– Я не саботирую, вы что! – деланно обиделся Кошатник. – Я ж всё понимаю: святое дело! Вот вы говорите – деда Мотя… А деда Мотя ещё из ума не выжил, понимает…

– Ну а если понимаешь, то почему таблетки не пьёшь? – строго свела к переносице брови Василина.

– Да кто сказал, что не пью?! Пью! А вот же – как раз…

На счастье Кошатника как раз в этот самый момент из дома вернулся Тишенька со стаканом воды и блюдцем в руках, на котором перекатывались капсулы и лежали кругляшки таблеток. На лице деда, однако, радости не отобразилось – наоборот, появилась мученическая гримаса, он даже брезгливо скривился.

– Ой, а что это, деда, такой недовольный вдруг сделался? – вдруг стала подначивать Виолетта. – Вижу же: не хотел таблетки пить, даже не собирался!

– Собирался! – обиженно возразил Кошатник. – Вот прямо только-только собирался, видит бог – да забыл…

Тишенька, подносивший деде блюдце с таблетками, прятал за рыжими локонами улыбку и то, как покраснел. Василина и Виолетта даже не пытались сдерживать смех. Василина прыснула в кулачок, лукаво сощурилась на Кошатника и с вызовом сказала:

– Ну так пей сейчас!

Ноздри толстого носа Кошатника недовольно вздулись.

– Не будешь же, – покосилась на него Василина, – я по лицу вижу: задумал что-то.

– Нет! – возмутился Кошатник. – Я чист, как стёклышко, и полон искреннего желания принять лекарства.

Маленький рот Василины изогнулся в ехидную улыбку, острую, как серп.

– Ой ли… Врёшь же, деда! – тряхнула она чёрной головой и легла щекой на кулачок.

– Да не вру, вот те крест!

Кошатник быстрым движением, сложив большие пальцы щепотью, перекрестился. Василина с лукавой усмешкой погрозила ему.

– Ай-яй-яй, деда-деда… Креститься и божиться каждый может, а ты – возьми и выпей эти таблетки! Чтобы все видели. Чтобы Игорь – видел, что деда Мотя не пустослов и ему не слабо.

Игорь Икончиков смущённо наблюдал за этим действом. Кошатник зыркнул на него, вздохнул и стукнул крупной ладонью по столу, вспугнув всех кошек на веранде.

– Не пустослов я! – вскричал он и повернулся к внуку. – Тишка! Давай-ка это сюда. Покажем, кто тут пустослов, – и сгрёб в горсть таблетки с блюдца, другой рукой подхватил стакан.

Как пьют водку, Кошатник выдохнул ртом, с обречённым «ну, с богом!» закинул в рот горсть таблеток и запрокинул стакан. Василина тем временем не сводила с него взгляда, подперев голову обеими руками. Тишенька стоял с блюдечком в руках, не спеша возвращаться к трапезе, и как-то виновато глядел на гостя, будто бы взглядом извиняясь за то, что тому пришлось стать свидетелем этого фарса. Василина ласково сказала:

– Тишенька, братик, ты проверь: выпил деда таблетки или, как в прошлый раз, закинул за воротник? А то деде с его фокусами – только что в цирке и выступать…

Тишенька отставил пустое блюдце на стол и склонился к деду. Кошатник сердито скрестил руки, насупился, надул щёки, и стал казаться ещё больше и ещё круглее. Тишенька невозмутимо осмотрел его, повернул лицо на Василину и заверил:

– Выпил.

– Вот и славненько, – отозвалась сестра, берясь за вилку и возвращаясь к своей остывшей порции.

Обращаясь то ли к сидевшему рядом Игорю, то ли в никуда, Виолетта тихонько вздохнула и обыденно повела плечами:

– И вот такая дребедень – каждый день…

Так же тихонько Игорь Икончиков отозвался, комментируя развернувшуюся у него на глазах:

– Дед пей таблетки, а то получишь по жопе.

– Именно так! – воскликнула Виолетта, воздев свою вилку с белой костяной ручкой и захихикала.

Василина тоже расслышала комментарий Игоря и подхватила хихиканье сестры.

– Точней и не придумаешь.

Кошатник обиженно надул губы. Он тоже слышал, что сказал Игорь.

– У, сопляк, это кто ещё получит по жопе…

Игорю Икончикову стало неловко.

Ситуацию попытался разрядить Тишенька. Положив ладошку, такую же белую и изящную, как у его сестёр, на круглое плечо Кошатника, он склонился и успокоительным тоном пропел:

– Деда, ну он же шутит!

– У-у, шуточки всё у них, шуточки, вы поглядите, – заворчал Кошатник, вновь вооружаясь ложкой и полезая в свою эмалированную миску, чтобы шумно соскрести со дна остатки пюре с мясной подливкой.

Вералика опустошила свою тарелочку и теперь сидела с отрешённым видом, как восковая кукла, выпрямившись на стуле. Кошатник посчитал необходимым пояснить ей происходящее, обводя смуглым пальцем присутствовавших:

– Вот, они меня обижают, да ещё и смеются!

Девочка посмотрела на сестёр, на брата, на Игоря Икончикова. Взгляд у неё был пустой и холодный – Игоря пробрало до мурашек. В этом взгляде он увидел, что Вералика совершенно не понимает, почему смеются, что испытывает её дед. Личико её, не по-детски прекрасное – пугающая бесчувственная маска, не выражающая ни единой эмоции. Ей ни смешно, как другим, ни обидно за деду. Она вроде и здесь – и в то же время в другом измерении. «Аутистка, что ли?» – промелькнуло в мыслях у Игоря Икончикова. Он никогда в своей жизни не видел настолько пассивных и молчаливых детей, а тем более – никогда не видел аутистов.

Виолетта с Тишенькой собрали тарелки и расставили блюдца. Посреди стола появился пузатый фарфоровый заварник с кобальтово-синими цветами, рядом с ним – сахарница без крышки, расписанная фирменной ломоносовской кобальтовой сеткой. Тишенька двумя руками, вот-вот надорвётся, притащил эмалированный чайник – жёлтенький, с нарисованным букетиком земляники – и с предупредительным возгласом:

– По-о-оберегись! – водрузил на резную подставку, на которой до того стояла утятница.

Виолетта поставила на стол ягодный пирог.

– Это мы с Виолой испекли! – Тишенька указал пальцами обеих рук на пирог и хвастливо посмотрел на Игоря.

Виолетта мягко улыбнулась, возвращаясь на своё место. Её как будто не очень устраивала этакая слава, она даже смутилась, взмахнула ресницами и опустила глаза.

– Это Тишенька испёк, – поправила она. – Наш главный мастер-кулинар.

– Круто, – похвалил Игорь Икончиков Тишеньку и с видом элитного дегустатора добавил: – Сейчас опробируем.

Втайне ему казалось необычным, что здесь всё готовил преимущественно этот рыжий пацан, хотя с ним в доме жили две взрослых сестры. При этом, в собственной жизни Игорь не считал готовку исключительно женской прерогативой, потому что чаще всего дома готовил только он. Но он не ведал кулинарных премудростей, ему не доводилось печь пироги или колдовать над горячими блюдами с французскими названиями. Состряпать яичницу на скорую руку, пожарить картошку, отварить макароны, наварить мясного бульона – это всё Игорь воспринимал как чистую обыденную формальность, чтобы никто из домашних, не дай бог, не помер с голоду. Он давно разучился корпеть над вкусом и, тем более, подачей. Главное – чтобы было съедобно.

Это в других домах, где он бывал, готовили матери или девушки. Либо его знакомые парни готовили сами, но то – если жили одни. Такого, чтобы пацан готовил на всю семью, да ещё и так вкусно, Игорь доселе никогда не встречал.

Кошатник жевал пирог, к его подбородку липли отдельные крошки, по губам размазывался бордовый сок. Он ел и нахваливал:

– Ух, Тишка, завидую же я твоей невесте! Невесты ещё нет – а я уже завидую! Ну что за парень, а? Талант!

– Да уж не поспоришь, – подхватил Игорь. – Просто красавчик!

Обычно он был сдержан в похвалах, но тут почему-то влился в общее журчание застольного разговора. Тишенька смущался, краснел, прятался в волосах, неловко чесал щёку. Игорь заметил, что у него на руке несколько коротких ноготков покрашены чёрным.

После чаепития Тишенька с Виолеттой собрали со стола посуду. Недоеденный пирог отнесли на кухню, закутали в полотенце и оставили на столе.

– Ну и напачкали мы тарелок, – поразился Игорь, зайдя на кухню следом за Виолеттой. – Всегда, когда вижу, сколько остаётся после еды, всерьёз подумываю о том, чтобы перейти на консервы и одноразовую посуду.

Посуду от ужина, порешили, в этот раз мыла Виолетта. Она уже мылила губку. Когда Игорь заговорил, она обернулась через плечо, улыбнулась, отчего на её щеках появились ямочки, и сказала:

– Пеппи Длинныйчулок каждый раз после трапезы заматывала испачканную посуду в скатерть и выбрасывала, чтобы не мыть. Но мы не в вилле «Курица», и у нас нет чемодана с золотом. К тому же, экологичнее – мыть посуду, а не использовать одноразовую.

– Давай я помогу? – предложил Игорь Икончиков.

Виолетта окинула его каким-то пренебрежительным взглядом.

– Не надо. Я управлюсь сама.

– Ну – как? Ты же, типа, разрешила мне тут пожить… меня накормили, я ел из этой посуды. Не могу же я ничего не делать, просто так…

– Ты – гость, – возразила Виолетта.

Она была весьма настойчива, да и Игорь не горел желанием возиться с посудой. Он, скорее, предложил это так, приличия ради. И поэтому, когда Виолетта сказала «не надо», с чистой совестью отправился слоняться по дому и искать своего кота Тихона.

Оказалось, тот счастливо расположился на коленях у Кошатника, свернулся калачиком и довольно урчал. С наступлением темноты на участок стянулись, кажется, все окрестные кошки и заняли всю террасу перед домом. Одни сидели, как буханки хлеба, важно подобрав под себя лапы, другие лежали, третьи сидели на самом столе и напряжённо наблюдали за серыми мотыльками, бившимися о плафон лампы над террасой. У забора бесновался сторожевой пёс, в темноте слышался оглушительный лай и цепной звон: это бесстрашная кошка Клякса, избегая собратьев, предпочла, спрятавшись за частоколом, подразнить собаку. Будто поддерживая сторожевого пса тринадцатого дома, соседские собаки вдалеке лаяли и завывали в ответ.

За горизонтом проносился со свистящим гудком невидимый поезд, грохотал по рельсам тоннами вагонов и затихал вдали, обрываясь так же резко. Ближе, совсем за забором, в речке наперебой квакали лягушки. В травах прятались сверчки и перешёптывались друг с другом. Где-то пел соловей. Ветер пел – в колокольчиках, подвешенных под навесом террасы, скрипел во флюгерах, что пытались острыми стрелами угнаться за ним.

В вечерней фиолетовой мгле освещённая терраса казалась слишком яркой, а ещё – единственным живым, видимым и осязаемым местом во всём мире. Помимо кошек, на ней собрались и домочадцы, кроме Виолетты. Маленькая Вералика что-то сосредоточенно рисовала цветными карандашами, склонившись над столом. Над ней кружили маленькие звенящие комары, но она не обращала на них внимания, как и на сидящих тут же деду и брата.

Кошатник сидел на скамейке в окружении кошек и котов всех мастей. Напротив, в плетёном кресле, сдвинутом к углу стола, сидел Тишенька. Оба держали в руках веером карты, на столе лежала кучка «битых» и колода с козырем – довольная дама бубён.

– Деда, ну так невозможно! – возмущался Тишенька. – Я больше никогда не буду с тобой ни во что играть! Ты всё время жульничаешь!

На хитром лице Кошатника протянулась улыбка – насмешка.

– Да ладно? – говорил он, а в горле его булькал смешок.

– Складно! – передразнил Тишенька, кладя свои карты на стол вверх рубашками и взмахивая руками. – Ты моего валета шестёркой червей побил и сказал, что это козырная. А ты думаешь, я не видел? Я тебе больше скажу: козырную шестёрку я в прошлом ходе взял.

Кошатник сощурился и глянул на кучку «битых».

– А ты уверен? – таинственно спросил он. – Ну-ка, давай, можешь сам проверить.

– А вот и проверю! – согласился Тишенька, полный уверенности изобличить деду.

Он снял верхние карты, перевернул, посмотрел и обомлел. Рыжие подвижные брови поползли вверх, рот сам открылся. Глядя на одну из карт, Тишенька зарылся белой рукой в кудри за затылке.

– Быть не может… Ничего не понимаю… Да как так-то? Она ж у меня была. Я её сам в руках держал… А где – черви?..

Кошатник торжествующе глядел на него.

– А ты у себя посмотри.

Тишенька взял со стола свои карты, глянул и раззявил рот ещё сильнее.

– Откуда?..

Кошатник округло хихикал.

Тишенька заозирался.

– Не, ну вы видели? Видели?! – заквохтал он, как базарная баба, обращаясь ни то к Вералике, ни то к сидевшей на другом конце террасы Василине, ни то вообще – к кошкам, и продемонстрировал всем шестёрку червей.

С довольным, деланно невинным видом Кошатник развёл ладонями.

– Ловкость рук – и никакого мошенничества.

– Я так не играю, – обиделся Тишенька, сморщив веснушчатый нос. – Нет, ну ты всё время мухлюешь! Даже когда в города с тобой играем – ты в атлас подглядываешь.

В этот самый момент на террасу, стукнув пластиковыми бусинами в дверях, вышел Игорь Икончиков. Остановился и огляделся. Он приметил Василину, сидевшую отдельно ото всех. На коленях у неё лежала книжка, но книжка её не занимала. Василина уперлась острым локотком в плетёный подлокотник и говорила по телефону.

– Что там? – расслышал Игорь, как она переспрашивает своего собеседника, и увидел, как поворачивается её лицо и быстрый взгляд проскальзывает по сидящим за столом. – Да как обычно: деда жульничает, а Тишенька обижается… Деда? Деда – нормально. Таблетки пьёт… Да мы вот только поужинали… Тишенька мясо такое сделал! Очень вкусно, как всегда… Да, приезжай скорее! Мы все очень ждём… Вералика – нормально… Рисует… Не-а, ни с кем не говорит… Да нормально… Виола тут нового гостя привела, Игоря… Да вроде – нормальный… Ну, вот увидишь. Приезжай… Да, и я тебя целую, мам.

Пытаясь никому не мешать и не смущать своим присутствием, Игорь Икончиков осторожно обошёл террасу. Он вытягивал шею и среди скопления кошек выискивал своего Тихона. Он увидел нескольких похожего окраса, но они никак не реагировали на его присутствие, даже ухом не вели. И то ли холодный ветерок с реки дунул – а у Игоря пробежали мурашки, когда он обнаружил, что потерял кота.

Под навесом перешёптывались китайские колокольчики.

– Эй, ты не этого красавца ищешь? – раздался пугающий своей резкостью и неожиданностью голос Кошатника.

Игорь развернулся на пятках и увидел на руках у старика ошеломлённого, явно только что разбуженного Тихона с красной шлейкой на груди.

– Да, его. Всё это время он сидел с вами?

– Да-а. Славный котяра. Только тощий. Вон, аж косточки прощупываются! Ты его хорошо корми.

Тишенька сидел вполоборота, облокотившись на спинку кресла, и с интересом смотрел на Игоря.

Игорь нашёл кота и не знал, что делать теперь. Он сел на краешек скамейки рядом с Вераликой и заглянул в её рисунки. Не надо было присматриваться, чтобы уловить во всех них что-то странное. Вералика рисовала удивительно хорошо для своих лет – с точностью воспроизводила мельчайшие детали. Только на всех рисунках, которые увидел Игорь Икончиков, были изображены часы: большие с маятником, которые стоят в прихожей и отбивают каждый час, с гирьками, как на кухне, будильники, наручные, просто циферблаты. Были фантазийные рисунки с тончайшими завитками и изгибами, но по композиции всё равно напоминавшие циферблаты. И все стрелки на всех нарисованных Вераликой циферблатах показывали без четверти час.

Вералика не замечала Игоря. Только мельком взглянула на него, а в то же время – сквозь, и ревностно отодвинула свои рисунки. Игорю было скучно, поэтому он попытался заговорить:

– Ого, сколько часов!.. – и тут же поймал на себе испуганные взгляды Тишеньки и Василины.

Вералика вжала голову в плечи и смотрела дико и забито.

Василина сорвалась с места и моментально возникла за спиной младшей сестры, будто телепортировалась из одного угла террасы в другой. Сделав шаг, она оказалась между Вераликой и Игорем, закрыв их друг от друга. Игорь смотрел на её ягодицы, задрапированные чёрной юбкой платья.

– Я здесь, – ласково обратилась Василина к девочке. – Всё в порядке. Можешь продолжать рисовать.

Потом она обернулась через плечо и посмотрела сверху вниз на Игоря.

– Вераличка боится незнакомых. Лучше пока с ней не разговаривать, а то она может испугаться и закатить истерику.

– Понятно… – потупился Игорь.

Колыхнулась чёрная юбка на бёдрах, сверкнул синий камень в перстне. Теперь Василина стояла к нему лицом.

– Если уж очень нечем заняться, я могу показать сад вечером.

– Давай. А почему – нет?

Каменный цветок

Они обогнули дом. Сад был тёмен, только ветви ближайших деревьев золотились в электрическом свете, проникавшем с веранды. В руке Василины щёлкнул карманный фонарик. Игорь Икончиков огляделся вокруг, взглянул на дом, стонавший скрипом флюгеров. Светилось окно кухни – как уютный солнечный островок, и в нём за подвязанными, как кулисы на сцене, шторами можно было увидеть тонкую спину Виолетты. Через открытую форточку в сад доносился шум воды.

Игорь задрал голову и увидел свет в чердачном окне. Потом – дернулась занавеска, и свет погас. Окошко исчезло в темноте.

Луч Василининого фонарика прорезал белым лезвием темноту и выхватывал треугольный островок: заросшая мощёная дорожка, из травы едва ли виднеются окатанные спинки булыжников, а по бокам от неё пушился лиловыми цветками лук-шалот. Среди его тонких восковых перьев полз курчавый мышиный горошек, торчали белые шарики одуванчиков, подорожник разложил овальные листы и тянул стрелки. Где-то в траве у дорожки стрекотали ночные сверчки. Пахло жасмином. Игорь взглянул под ноги, в луч фонарика, и подумал, что этот небольшой вырезанный из темноты лоскуток выглядит запущенно.

Василина шествовала чёрной тенью по тропинке, плечом к плечу с Игорем. Перед ними подрагивал и вонзался глубже в темноту белёсый лучик.

– До Революции в доме был штат слуг, – рассказывала Василина. – Был садовник. Лавр Петрович – Виола же говорила, что Дом построил Лавр Петрович? – был знатным садоводом и любил путешествовать. Он привозил из поездок, с гастролей разные семена и саженцы и сажал всё в своём саду. Не многое прижилось, не всё сохранилось с тех времён, но вот – яблони, вишни, тёрн…

Из глубины сада доносились жалобные стоны – это старые деревья скрипели на ветру.

Из-под ноги у Игоря отскочила крошечная лягушечка и скрылась. Лишь возмущённый шёпот кустиков шалота выдал её.

Луч фонарика скользнул прочь с дорожки и осветил заросли дикой розы, глядевшей изумлёнными розовыми цветками. Как башенки на волшебном замке, вверх тянулись заострённые купола бутонов, внутри которых покоились свёрнутые лепестки. Василина провела по листьям ладонью, склонилась и потянулась носом к одному из цветков. Кончиком пальца провела по краям лепестков, словно их пересчитывая.

Игорь неловко засунул руки в карманы джинсов.

– Мне всё-таки кажется, на ваш сад лучше было бы взглянуть при дневном свете, – заметил он, за чем последовала не очень удачная шутка-не-шутка: – А то это больше похоже на романтическую прогулку. Остаётся только целоваться с красивой девушкой, – как вдруг он резко зажмурился и выставил ладонь, загораживаясь.

Его ослепил свет фонарика, который направила на него Василина. Игорь видел лишь абрис её темной фигуры в ореоле света, а вокруг – темнота.

– Именно поэтому мы и здесь, – послышался строгий голос Василины.

– Ч-то?..

Щелчок – фонарик погас. Всё погрузилось во мрак. Лишь за деревьями желтело окошко кухни.

– Я знаю, при каких обстоятельствах вы познакомились с моей сестрой, – заговорила Василина, в чёрном платье сливаясь с ночью в саду – или это не Василина, а сёстры просто дурят Игоря?

– Да, получилось не очень красиво, – признал Игорь.

Незримый сад вздохнул ветром – это покачнулась чёрная материя на бёдрах Василины.

– Она всё равно сказала тебе адрес. Теперь ты здесь. А если ты здесь и хочешь остаться с нами хотя бы ещё на одни сутки, – шептала она из темноты у розового куста, – то будь сдержан. Держись подальше от моей сестры. Пока мы обе в этом доме, никаких отношений с мужчинами мы не имеем.

– Вы можете просто выгнать меня, – потерялся Игорь. – Я сам уйду, прямо сейчас!

– А где ты будешь ночевать?

– Да найду, – отмахнулся Игорь. – Первый раз, что ли? Попрошусь к кому-нибудь из друзей.

– Виолетта дала тебе этот адрес, потому что тебе некуда идти. Если пренебрежёшь её гостеприимством – она обидится. Я не могу тебя выгнать, потому что не я приглашала, и ты ещё ничего такого не сделал, из-за чего тебя можно было бы выгонять. Оставайся, живи. А то, что мы с тобой здесь говорили – будет нашим секретом. Потому что Дом любит секреты. К тому же, в нашем доме можно жить так, что вы и забудете, что живёте ещё с кем-то под одной крышей.

– Странная, конечно, логика, – хмыкнул Игорь. – Ну ладно.

Они вдвоём вернулись, шелестя по траве, к звенящей террасе. Там пахло добротным табаком: это Кошатник раскурил трубочку. Кошки постепенно покидали террасу. Кошатник и Тишенька стучали по столу костяшками домино. Вералика по-прежнему рисовала часы.

– Ты даже в домино умудряешься жульничать, что ли? – обиженно причитал Тишенька, полезая рукой в кофр, где располагался «базар» и набирая себе костяшек.

– Нет, просто удача всегда на моей стороне, – самодовольно усмехнулся Кошатник. – Э, ты смотри, сейчас весь «базар» к себе перетащишь – точно проиграешь.

– Это мы ещё посмотрим, кто проиграет…

С лукавым видом Кошатник попыхивал трубочкой.

Василина и Игорь поднялись на террасу. Девушка, окинув взглядом сидящих за столом, сказала строго:

– Время уже к десяти. Допоздна не засиживайтесь.

– Есть, товарищ командир, – двумя пальцами отсалютовал ей Тишенька, не отрываясь от разложенных на столе белых с точечками костяшек.

– Смотрите у меня, – пригрозила Василина. – Особенно – ты, братец. Знаю я тебя: к полуночи разгуляешься, сам спать не будешь и другим не дашь.

Тишенька только рукой на неё махнул.