Дом семи ветров

– Слышал? – нахмурилась Василина. – Отмахивается тут! Вот я тебе деденого снотворного дам – будешь потом ходить, слюни пускать.

Кошатник посмеивался на лавочке.

– И да, Тиш, – вспомнила Василина, проходя мимо стола, – проследи, чтобы деда сам снотворное перед сном выпил. Всё, Вераличка, пойдём, пора спать.

Сначала она попыталась за подмышки поднять девочку со стула, но та начала упираться: схватилась руками за столешницу, да так сильно, что пытаясь её подвинуть, Василина вместе с ней чуть-чуть сдвинула стол. Деревянные ножки тяжело скрипнули по полу. Тишенька отвлёкся от домино и пролепетал:

– Не надо, лучше я её уложу…

– Василька! – подхватил Кошатник. – Оставь девчонку в покое!

Но упрямая Василина их не слушала. Поняв, что просто так снять Вералику со стула не получился, она одной рукой аккуратно отодвинула её рисунки, приговаривая:

– Всё, поздно. Забирай рисунки и пошли спать.

Тем временем на краешек лавочки возле Кошатника присел беспрестанный Игорь, сложил руки на коленях. Тишенька ещё напряжённо наблюдал за сёстрами, а Кошатник, весь в облаке табачного дыма, повернулся к Игорю и предложил:

– Сыграешь с нами?

Игорь мотнул головой, хотел отказаться, но не успел он сказать слово «нет», как Кошатник отвернулся от него. Это террасу огласил резкий вскрик Василины:

– Ай!

Всё внимание мгновенно свелось на неё. Она стояла, вытянув дрожащую руку и непонимающе оглядывала кисть.

– Укусила тебя? – спросил сорвавшийся с места Тишенька.

Он хотел приблизиться к старшей сестре, но в тот же момент младшая сползла со стула на пол и начала биться в истерике, завывая так громко, что у Игоря заложило уши. Кошатник покачал головой, шипяще вздохнул и неуклюже перевесился через подлокотник лавочки к Вералике. Рука, держащая дымящуюся трубочку, лежала на его толстом колене, на полосатой засаленной материи штанов.

– Эй, красавица, – ласково заговорил с внучкой Кошатник, – а ну не реви. Всех кошек распугала. Ну, что это такое?

Тишенька сел на корточки перед распластавшейся на полу сестрой и позвал, проговаривая по слогам:

– Ве-ра-ли-ка! – и заговорил с ней ласково: – Василина не даёт тебе рисовать? У-у-у, какая плохая Василина. Но а ты – зачем её цапнула? Ты же не собака, ну? Вон, даже Грета – собака, а никого же не кусает. А Василине больно. А вот если я тебя укушу – тебе же тоже будет больно? – и тут Тишенька с корточек резко вскочил на четвереньки и начал звонко лаять, как настоящая собака. – Рр-ваф! Р-ваф!

Из темноты его лай подхватила сторожевая, Грета.

Вой Вералики затих. Всё ещё красная, она также поднялась на четвереньки и начала лаять на Тишеньку в ответ. Кошатник над ними забулькал отрывистым, как икота, смешком. Василина засмеялась, когда Тишенька, не поднимаясь с четверенек, погнал Вералику по террасе в дом. Засмеялась, увидев их, и вышедшая из дома Виолетта, когда они, пробегая мимо, чуть не сбили её с ног в дверях.

– Ну что за выдумщики, а! – весело приговаривал им вслед Кошатник.

Потом, оказавшись один на один с Игорем в прихожей, Виолетта объясняла ему:

– Вераличка – особенный ребёнок, с ней очень сложно. Ей уже семь, а она не говорит, живёт в своём мирке. Для неё как будто ничего вокруг не существует. Из нас только у Тишеньки получается найти с ней контакт. Его она слушается. Василина всё пытается найти ключик: читает ей вслух, думает, что так Вералика быстрее заговорит, водит её к специалистам, записала в специальный кружок для таких детишек, научила считать и, кажется, даже – читать… Но с этими истериками она справляться не научилась, а они случаются непредсказуемо.

Игорь слушал и молчал, вспоминая, что ему говорила Василина в саду. Но Виолетта – лесная фиалка, в белом кружевном сарафанчике… На лицо как две капли воды с сестрой, но в то же время – совершенно на неё не похожая. Это к ней он шёл, ей принёс букет фиалок. Она сама дала этот адрес. Как нелепо теперь – когда он остается в её доме… К ней нельзя прикасаться. Заговаривать с ней, вероятно, тоже нельзя. Но нежная Виолетта – первая девушка в его жизни, кто вызвала в нём такой странный тёплый трепет. Теперь – так…

Может быть, строгие сапфировые глаза ничего не заметят? Не будет же их всё время преследовать чёрная тень?

– Ладно, пора, – сказала Виолетта. – Я принесу тебе постель.

Вопреки заверениям Игоря, что он справится сам, сёстры хлопотали, застилая ему постель. До того комната пахла сырой пылью и нежилым пространством, но взбивая перину, Василина стряхнула пыль, а Виолетта на своей коже внесла нежный аромат фиалки. Игорь просто стоял в стороне и наблюдал за их движениями – как наклоняется Василина и её ладони разглаживают и подтыкают ситцевую простынь, как Виолетта, распространяя флёр цветочного аромата, натягивает на подушку клетчатую наволочку. Каждое её движение сопровождалось шуршанием колокольчиков на запястье. Постельное бельё, которое они достали, явно всё было из разных комплектов, но при этом ситцевая простыня, клетчатая наволочка и однотонный, с тиснёным узором пододеяльник каким-то чудом прекрасно сочетались между собой.

Кот Тихон не мог оставаться в стороне, пока Виолетта и Василина застилали постель: запрыгнул на перину, когда Василина встряхивала простыню, и потом сидел бугорком под цветастой тканью, залез в пододеяльник. Девушки смеялись. Игорь взял кота на руки, ткнул, как ребёнка, в прохладный сатиновый нос и сказал:

– Тишка, разве не видишь, что ты мешаешься?

– Он наоборот помогает! – смеясь, возразила Виолетта.

– А вот – если ночью будет холодно, – сказала Василина, взваливая на готовую постель громоздкий сложенный плед – шерстяной, в крупную клетку, пахнущий нафталином, земляничным мылом и чуть-чуть – лавандой. – Но обычно на ночь мы протапливаем.

После она отряхнула ладони, вытянулась, разминая спину, и вышла из комнаты. В дверях она остановилась и выжидающе посмотрела на замешкавшуюся сестру. Та выпрямилась, метнулась к Игорю, улыбнулась его коту и легко коснулась подушечкой указательного пальца нежного носика. Затем, подняв пронзительные фиолетовые глаза на Игоря, улыбнулась и ему.

– Спокойной ночи.

– И тебе спокойной ночи, – отозвался Игорь.

Василина, стоя на пороге вполоборота и положив руку на косяк, нетерпеливо смотрела на них.

Потом обе сестры вышли. Захлопнулась дверь, притянутая сквозняком. Василина остановилась в прихожей, уперла руки в тонкую талию, и угрожающе обратилась к Виолетте:

– Ты разве забыла про уговор, сестрица?

– Нет, конечно. Но надо же было пожелать спокойной ночи человеку. Это простая вежливость.

Василина свела к переносице гибкие чёрные брови.

– Ой, смотри у меня!

Тут Виолетта тоже подбоченилась, тоже нахмурилась и уподобилась ей зеркальному отражению.

– Это ты – смотри. Сестрица…

Игорь лёг. Постель была прохладной. Кот Тихон замурчал и свернулся в ногах, как на подушку, положив меховую щёку Игорю на лодыжку.

Оказалось, что в доме совершенно невозможно спать. За стеной на кухне гудела и пыхтела печка – но достаточно тихо, чтобы к этому звуку можно было привыкнуть. Так же можно было привыкнуть и к стрёкоту сверчков под окном, и к завываниям далёких собак, и к дружному кваканью лягушек, и к низкому грохоту поездов. Все эти звуки, сливаясь в общую симфонию, приносили покой и убаюкивали. Не давало покоя только то, что казалось, сам огромный дом скрипел, когда ветер завывал, гнул деревья в саду и бросался в окно – но это лишь скрипели флюгера на крыше. Над потолком комнаты, в которой Игорь беспокойно вертелся в скрипучей кровати с боку на бок, раздавались звенящие звуки, как будто кто-то перебирал струны гитары, и тихое неразборчивое пение. Гитарная музыка запиналась, сбивалась, но всякий раз терпеливо начиналась заново. Прислушавшись, Игорь смог разобрать отдельные фразы:

Что остаётся от сказки потом,После того как её рассказали?[3]

Там же наверху – стук из соседней комнаты и сердитый женский голос:

– Да Тихон!

Кот в ногах у Игоря повёл ухом и выжидательно поднял голову.

Музыка стихла.

Послышался скрип половиц – словно кто-то, гонимый бессонницей расхаживал туда-сюда над потолком и по галерее. Возможно, это призраки прошлых поколений, живших в этом доме.

Снова – скрипят флюгера и от ветра звенят стёкла, как будто вот-вот выпадут из фрамуг.

Ещё спать не даёт карусель всех безумных воспоминаний сегодняшнего дня.

Игорь от безделья полез в телефон. Вспыхнувший дисплей на мгновение ослепил его, но вскоре глаза привыкли. Там было одно непрочитанное сообщение: «Привет. Ты как? Я скучаю». Игорь смахнул его и не стал отвечать. Подложил телефон под подушку, повернулся на бок, встревожив кота, и закрыл глаза.

В форточку из сада запрыгнула черная кошка, вытянулась и стекла на подоконник. На кровати фосфорически сверкнул глазами кот Тихон, напрягся, утробно заурчал. Не обращая на него никакого внимания, кошка Клякса по-хозяйски прошла вдоль кровати по половичку, запрыгнула в изголовье и свернулась, аккуратно сместив с подушки голову спящего Игоря.

Проснулся Игорь тогда, когда уже за окном сад освещало катящееся в зенит солнце. В тот короткий миг между пробуждением и тем, как откроет глаза, он был уверен, что находится дома. Только спина и, в особенности, шея непривычно затекли во сне. В родной кровати так не бывает.

Он открыл глаза и долю секунды не мог понять, где находится. Перед глазами – окно в сад, на котором колышется поволока лёгкого тюля, в струящейся драпировке играет свет и тень. К окну спинкой приставлен стул, оббитый кое-где тлеющей грубой красно-чёрной шерстью. На этом стуле сложена одежда Игоря, а на стопке одежды, как на троне, восседает важная чёрная кошка. На подоконнике за тюлем ленно вытянулся серый кот с пушистым хвостом, с белой манишкой на грудке и белыми лапками. На стене над кроватью висит узорчатый ковёр с бахромой. Комнатка крошечная. Ещё, кроме кровати, в ней помещается комод и этажерка в углу.

Игорь вспомнил, что вчера уже осматривался в этой комнате. Вспомнил кружевную салфетку со свешенным уголком на комоде, серебряные подсвечники, чёрно-белые фотографии в рамках, деревянную шкатулку и овальное зеркальце с ручкой. Игорю стало интересно – и он взял в руки одну из фотографий. За стеклом застыло сморщенное лицо древней старухи, сфотографированное как бы снизу вверх. На голове белеет завязанная сзади косынка. Ворот цветастого халата расстёгнут на шее, и за ним виднеется крошечный плоский крестик на шнурке. Что-то загадочное и магнетическое было в этом образе…

На другой фотографии – портрет молодой девушки. Светлые волосы коротко подстрижены и закручены в старомодной причёске. Игорь поднёс эту фотокарточку к глазам и никак не мог отвести взгляд. Девушка на фото улыбалась, но в глазах её улыбки не было. В монохроме тени выглядели особенно тёмными, и лицо её казалось точёным. Было в этих чертах что-то таинственное, притягательное, но в то же время – холодное и пугающее. Игорь долго всматривался, а девушка загадочно смотрела на него сквозь время.

«Она очень похожа на сестёр», – догадался Игорь и вернул фотографию на место.

В другой рамке фото не по размеру – как на паспорт – слишком маленькое, что за него положили белый листок. Тоже чёрно-белое. На нём – серьезный мужчина в костюме и даже с галстуком, тёмные волосы зачёсаны назад, смотрит в камеру. И правда, кажется, фото из паспорта или какого-то пропуска.

На последней фотографии из стоявших на комоде – эти мужчина и женщина с фотографий держатся под руки. Лицо у мужчины довольное, не как на маленьком фото, голова чуть наклонена. Кажется, фотограф поймал момент, как он что-то кому-то говорит. Одет мужчина в чёрный костюм, безупречно сидящий на нём, а в петлице пиджака белеет бутоньерка. Женщина рядом с ним в изящном белоснежном платье, её лицо затуманила лёгкая фата. На первый взгляд легко могло бы показаться, что это Виолетта или Василина в подвенечном платье, однако фотокарточка слишком старая. Невеста на ней стоит, молчит и улыбается. Только глаза её – не улыбаются…

Игорь решил заглянуть в шкатулку. Резная деревянная крышка не сразу поддалась: оказалось, надо сдвинуть металлические крючочки, держащиеся за петли. Очевидно, шкатулку очень давно не открывали, и ржавые крючочки двигались неохотно.

В оббитой изнутри красным бархатом шкатулке лежало много всякой всячины. Первое, что бросилось Игорю в глаза – свернутая, как змея, нитка крупного золотистого жемчуга, и не настоящего как будто. Бусы обтекали оранжевую прямоугольную коробку «Красной Москвы». Раззадоренный интересом и чувством запретного, которое возникает, если без разрешения шарить в чужих вещах, Игорь решил осторожно разобрать шкатулку, всё посмотреть, а потом вернуть на место, сложить всё, как и лежало.

На удивление, парфюм во флаконе ещё не выветрился, хоть и потемнел. Под коробкой с духами обнаружился пластиковый кофр, в котором на атласной драпировке лежала позолоченная юбилейная медаль «60 лет». Такие дарят на юбилеи сотрудникам на градообразующих предприятиях. Под кофром с медалью – серая трудовая книжка. Игорь пролистнул её. Некоторые гербовые странички слиплись между собой. На первой странице аккуратным каллиграфическим почерком выведены данные держателя: «Горовой Матвей Игнатьевич». Похоже, во всей трудовой только одна запись: «Энергия».

Игорь отложил трудовую книжку на комод, где уже стояла коробочка «Красной Москвы», лежал киот с медалью и жемчужные бусы. В шкатулке осталась кипа чёрно-белых фотокарточек и почтовых открыток с адресами на обороте. На фотокарточках запечатлены женщина, похожая на знакомых Игорю сестёр, с ребенком на руках, грудной малыш, лежащий животом на пелёнке в окружении погремушек, женщина с чёрной кошкой, её муж с ребёнком. Была и старинная фотография, из тех времён, когда люди ещё старательно позировали для снимка. На фоне драпировки сидела бледная женщина с тёмными волосами под каре. Она смотрела задумчиво, и белеющие веки таинственно прикрывали её глаза. Одной рукой женщина придерживала ребёнка, как куклу, в кружевном платьице. У щекастого младенца было забавное выражение лица.

На дне шкатулки Игорь нашёл два золотых обручальных кольца, серебряную звезду Ордена Славы и нательный крестик на истлевшем шнурке. Он даже вынул крестик и поднёс его к фотографии старухи, чтобы сравнить. Это был тот самый крест.

Закончив свои исследования, Игорь аккуратно, в том же порядке сложил всё содержимое обратно в шкатулку: фотокарточки и открытки, трудовая книжка, юбилейная медаль, «Красная Москва», бусы – но в конце концов, как по закону подлости, крышка отказалась закрываться. Мешалось что-то снизу, как будто в шкатулку набили больше, чем она могла вместить. Игорь чертыхнулся и начал снова перекладывать содержимое из шкатулки, чтобы утрамбовать всё так, чтобы в итоге можно было закрыть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Александр Башлачёв – советский поэт, бард, рок-музыкант, певец, входил в Ленинградский рок-клуб. Выступал с браслетом из колокольчиков и тремя колокольчиками на груди.

2

Кецалькоатль – божество пантеона народов доколумбовой Америки (ацтеков, тольтеков), также имя ассоциируется с выдающимся правителем тольктеков Се-Акатлем Накшитлем Топильцином Кецалькоатлем. По одной из легенд, Се-Акатль – европеец, попавший в Центральную Америку по океану, и принёсший тольтекам науки (математику, астрономию), а также некоторые христианские принципы, вроде отмены кровавых жертвоприношений и т. д. Такая версия о происхождении приводится в книге Хосе Лопеса Портильо «Пирамида Кецалькоатля».

3

Строчки из произведения В. С. Высоцкого «Песня Кэрролла»