Седьмой карамельный демон

Мадгабис умолк, поймав на себе смертоносный взгляд Крота. Он не просто так испугался. Среди всех нас Крот хоть и являлся мелкой сошкой в обычной жизни – обычный ройщик земли на кладбище, копатель – но в нашем деле он не чурался ни пыток, не убийств. Ему мы доверяли самую грязную и жуткую работу. В этом ему не было равных. Мадгабис знал, что Крот ему ничего не сделает, но в любом случае его занесло не туда, и страх его теперь не беспочвенный.

Я многозначительно посмотрел на Корона. Лысый, пухлый, с усищами, как у моржа, он прочел в моих глазах негодование (ведь я предупреждал его!).

Корон нервно, своим старческим голосом с хрипотцой провозгласил:

– Черт тебя дери, Крот! Веди себя достойно и не вставляй свои умозаключения не к месту!

Крот вопросительно посмотрел на Корона и пробасил:

– Да я вообще молчал. Это вон твой прихвостень вякает без повода…

Начался галдеж. Корон что-то громко доказывал Кроту и брызгал слюной от негодования, а Мадгабис пытался выстроить логическую цепочку, объясняя всем, почему Крот не прав. Корон взял распечатки со стола и швырнул в сторону Крота, доказывая, что Нуллум – это не мифическое создание, не призрак, не группа сектантов, а маньяк-психопат.

Бледный и озлобленный, Граф сначала смотрел вокруг, ожидая, что эти взрослые мужчины наконец смогут остановиться, но понял, что этого не произойдет, и вопросительно посмотрел на меня.

Я встал с места, и спустя пару секунд все умолкли. Последним замолчал Крот, гневно объясняя Мадгабису, что он не смеет так с ним разговаривать.

– Мы что, – сказал я, – кучка дворовых малолеток? Крот, держи рот на замке, пока не дадут слово!

Я здесь единственный, кого Крот по-настоящему боится. В прошлом я приказал отрубить ему палец за то, что он проявил личную инициативу вопреки моим указаниям. Он сначала посмеялся и не воспринял меня всерьез, но потом до него дошло, что мы не шутим, и один из людей Корона отсек ему мизинец на левой руке. С тех пор он чаще молчит, но иногда забывается и начинает озлобленно скалиться на других.

Когда все окончательно умолкли, я обратился к Графу:

– Продолжай. Что в полиции успели нарыть?

Несмотря на нервную работу и отсутствие сна, Граф был самым спокойным среди нас. Я заметил, что вывести его из себя – та еще задача. Он никогда не ерзает, не бегает глазами и не перебирает что-то в руках, пока говорит. В этот раз он потирал лоб костяшкой большого пальца и время от времени растирал лицо ладонью.

– В полиции не связали Нуллума и последние смерти. Его в принципе перестали связывать с делами. Те энтузиасты, которые могли его поймать, уже на пенсии… Было время, но да ладно. Пока все думают, что это ограбление.

Граф запнулся, отпил из стакана и продолжил:

– Я даже больше скажу: следаки и канцеляры уже переворошили архив. По нашим каналам даже дела ФСБ и частных детективов смотрели. По Нуллуму – ничего. Единственное, дело два раза открывали и закрывали. Кем бы Нуллум ни был, я напоминаю, что это, скорее всего, один человек, и мы не знаем, какой породы этот зверь. Получается, что убивает он не всех подряд, а тех, кто вышел на какой-то ценный артефакт. За годы он, должно быть, награбил огромную коллекцию, но при этом не сбыл ни одного артефакта. Я убежден в одном: если бы действовала группировка, то за десятки лет они точно попытались бы что-то сбыть. Ну или выдали бы себя другим способом.

Граф умолк, а я добавил:

– Я знаю все, что продается за рубеж, даже самые мелкие монеты. Мимо меня не прошел бы ни один артефакт. У нас из-под носа уводили драгоценные реликвии, картины, драгоценности, и никто не попытался их сбыть. Значит, они еще в области, хранятся у кого-то в тайнике. Я уверен, что их собирает и копит Нуллум.

Мадгабис вопросительно протянул:

– Знаю, что мы это неоднократно обсуждали, но все-таки: зачем кому-то собирать драгоценности и не продавать их?

Корон и Крот начали наперебой высказывать свои догадки. Мадгабис громко всем доказывал, что Нуллум может быть не один и что он как-то перебрасывает артефакты через Литву или Польшу. Я знал, что это абсурд. В Европе у меня много связей, и я бы узнал, если бы что-то всплыло. Граф смотрел куда-то мимо стола, вокруг которого мы сидели, и, кусая губу, думал, как это все можно объяснить. Он – умнейший человек в комнате. После меня, конечно же. Да будь он умнее меня в несколько раз, он все равно не нашел бы ответ. А я ответ знаю, только вот озвучить его не могу. Потому что, если моя теория верна, то Нуллум, если не считать убийств, монстр той же породы, что и я.

Я прервал галдеж громким «Тише!» и обратился к Графу:

– Граф, а все-таки зачем ты нас всех собрал? Ведь одного факта, что Призрак как-то проявил себя после долгих лет затишья, недостаточно. Зачем было нужно наше личное присутствие?

Граф вырвался из раздумий, и на долю секунды уголки его рта дернулись в легкой улыбке. Он ответил:

– А вот это самый важный вопрос за сегодня, друзья. Немца убили на открытой парковке возле отеля. И тут я возвращаюсь к хорошей и плохой новостям. Хорошая новость заключается в том, что я смогу достать видео с камер наблюдения, расположенных на территории отеля, включая парковку, где стояла машина Немца. Кажется, там много слепых зон, но так или иначе зацепки будут…

Все одобрительно охнули: новость действительно оказалась хорошей. Я едва мог поверить в услышанное. Доступ к камерам перекрыли после того, как нашего человека в верхах прижали за взятки, а Графу такого рода базы данных достать было очень непросто. Да и по правде сказать, поводов смотреть записи видеонаблюдения не возникало. Мое сердце стало биться чуть чаще, а Граф тем временем продолжал:

– Сюда же, к хорошей новости добавлю, что полиция хоть и рассматривает дело весьма серьезно из-за международного скандала, куда смотреть и что искать, они пока не знают. Возможно, они и свяжут дело с Нуллумом, но это не даст им ровным счетом ничего – только если Призрак не засветился на камерах во всей своей красе. А это означает, что, пока они расставляют все точки над i, у нас есть отличная фора и возможность поймать его первыми. Поэтому все мы здесь, чтобы разработать план действий. Возможно, это последний шанс его поймать.

Граф умолк. И только сейчас до меня начало доходить, что это действительно может быть последний шанс поймать Призрака. Если Графа раскроют – точнее, когда его раскроют – я должен буду помочь ему исчезнуть, перевезти его в Европу.

– А почему он вообще выполз из своего логова? – резонно заметил Мадгабис. – Не может ли быть так, что его случайно загнали в угол?

– Действительно, почему он действовал в открытую, так рискуя? Может, это все-таки не Нуллум? – снова выразил сомнения Крот. – На него ведь вообще не похоже.

– Взгляни на снимки убитого Немца, Штерн, – мягким и шершавым голосом сказал Корон, покосившись в сторону Крота. – Я, если честно, ума не приложу, почему Крот считает, что это не Призрак… Да, действительно странно, что Нуллум выполз из своего логова и добрался до самого Калининграда, но смотри сам. В папке есть фотографии прошлых убийств, сделанных пять, десять и более лет назад.

Я стал разглядывать снимки. Порезы действительно жуткие, а в глазах убитых застыли удивление и ужас. Глубокие впадины в области ключиц. Может, все не так просто и это не Нуллум? Тогда кто еще? Думаю, что полиция сейчас тоже чешет голову, не понимая, что произошло. У нас действительно больше сведений об этом чудовище, потому что годы назад мы находили изуродованные тела, которые полиция так и не увидела. Тела мы хоронили сами – в первую очередь, чтобы не давать подсказки другим, в том числе и следователям.

– А посмертные снимки Гида? – спокойно произнес я, пробегая глазами по большому столу.

Мадгабис услужливо подошел и положил прямо передо мной папку.

Смотря в глаза бедолаге по имени Сава, который уже стал разлагаться, я увидел ту же печать ужаса и удивления. На нем было гораздо больше колотых ран, чем на Немце.

Немного подумав, я озвучил вслух теорию, над которой размышлял годами:

– Если Призрака возьмем не мы, а полиция, то у нас из-под носа ускользнет самый большой клад, который мы и вообразить не могли.

Крот посмотрел на меня с удивлением и пробасил:

– Как это вообще связано между собой?

Граф закатил глаза от глупости Крота, а я принялся терпеливо объяснять:

– Ну подумай сам. На протяжении двадцати лет кто-то добывал артефакты, иногда прямо у нас из-под носа. А еще в старых документах и описях упоминались ценнейшие предметы, которые потом пропали, и ни одна из этих вещиц не всплыла ни на нашей родине, ни за рубежом. Как думаешь, куда это все подевалось? У меня большие связи в Европе и в большой России, но нигде даже слыхом не слыхивали о том, что исчезало перед нашими глазами.

– Но погоди, Штерн, – снова удивился Крот, держа одной рукой свою черную, как смола, бороду. – Нахрена ему собирать весь этот хлам, не продавая? На что вообще этот псих живет? Ты, конечно, голова, но даже ты со своим опытом толком ничего вразумительного объяснить не можешь! Что-то я ничего не пойму. В нашей сфере не бывает такого, чтобы никто ничего никуда не пытался пропихнуть.

Ох, как ты ошибаешься, ведь я и есть тот человек, который заполучил много безделушек и не продал их. Сам Крот проматывает всю свою долю на ставки в казино, дорогой алкоголь и девок. Поэтому такой дуболом не поймет эстетическую натуру…

Эстетическую натуру? Я и правда так сейчас про себя подумал? А если я прав и психопат-убийца Нуллум – такой же, как и я?

– Эй Штерн, ты как? – вырвал меня из размышлений Крот.

Я встрепенулся и непринужденно ответил:

– На самом деле Нуллум – психически нездоровый человек. Он из тех, кто откладывает все добро для каких-то только ему понятных нужд. Не хочу погружаться в психиатрическую терминологию, Крот. Ты и так знаешь, сколько наших пропало за двадцать лет, хотя у нас абсолютная монополия на сбор и сбыт всех древних и драгоценных артефактов. И подавляющее большинство пропащих душ – это дело рук Нуллума. Сейчас я вообще не представляю его мотивы, но вот что я знаю наверняка: если Призрак забирал артефакты у убитых, находил что-то сам, а потом все это не продавал и даже нигде не засветил, значит, у него сейчас самый большой тайник, который мы и вообразить не можем. И если он случайно окочурится или будет пойман полицией, то мы этот тайник навсегда потеряем. По сему получается, что мы должны поймать смертоносного убийцу-психопата живым раньше полиции, не засветившись при этом самим.

Сделав глоток воды из бумажного стаканчика, я продолжил:

– Как мы уже отметили раньше, о Нуллуме нам известно только его прозвище, которое ему дал наш знакомый патологоанатом на месте обнаружения очередного тела. С латинского «нуллум» переводится как «ничто». Сначала мы думали, что Нуллум – это группа чернокопателей или сектантов. Но потом пришли к выводу, что это один человек – физически крепкий мужчина пятидесяти лет и старше. Про его ум и отклонения говорить не стану, но скажу про единственную зацепку: в основном он действует в окрестностях городов Н., С. и Г.

В какой-то момент все умолкли. Вероятнее всего, не из-за новизны информации о Нуллуме, а из алчности. Все думали о том, что бы такое придумать, чтобы поймать Призрака раньше полиции. Учитывая, что за двадцать лет мы в этом не преуспели, думали все сосредоточенно. Как мне показалось, каждому пришла только одна мысль: посмотреть видео с камер наблюдения.

Я обратился к Графу:

– Когда сможешь достать видео с камер наблюдения? И есть ли вероятность, что у тебя не получится их достать?

– Достать-то получится, – задумчиво ответил Граф. – Вопрос в том, смогу ли я хорошенько подчистить за собой следы. Сейчас стало очень сложно что-то брать из отдела и оставаться незамеченным. Насчет срока… Думаю, сегодня к вечеру или в крайнем случае завтра к утру записи будут у меня.

– Надо все это сидеть и просматривать, – сказал я, – причем очень внимательно и вдумчиво! У нас, кроме этих записей, сейчас ничего нет, и пока мы их не посмотрим, будем гадать на кофейной гуще!

– Я возьму на себя и свою команду записи внешней камеры, – сказал Граф, – которая выходит на задний вход и захватывает часть парковки, на которой стояла машина Немца. Также отправлю людей еще раз походить по окрестностям. Может, удастся достать записи с камер, расположенных на других зданиях. Мы сможем договориться с владельцами, если будем ссылаться на поиск вора или грабителя…

– Мы возьмем на себя все внутренние камеры, – добавил Мадгабис, по выражению лица которого можно было подумать, что он перемножает в уме двузначные числа.

– Граф, – спросил я, – какие еще есть камеры и зоны для наблюдения? Командуй.

Граф сразу подхватил:

– Корон, ты тогда со своими людьми возьми на себя внешнюю камеру. Там поток людей больше, но пристально смотреть не придется. Временной интервал поделите на два. Не думаю, что Нуллум мог беззаботно пройти к главному входу. Там по опросам все тихо, но любая аномалия может дать хоть какую-нибудь ниточку. А ты, Крот, пройдитесь по городу С. со своими людьми, там наверняка Гид что-то расспрашивал у местных. Попробуем узнать, что они с Немцем искали. Узнаем место – сможем взять на контроль.

Я подумал и добавил:

– Граф, машина бралась в аренду? Если так, то узнай из отчетов в полиции, установлена ли телематика. Если узнаем, куда Гид с Немцем ездили, то картинка будет более полной. Скорее всего, бедолаги где-то с ним пересеклись случайно. Но, чтобы привлечь внимание Призрака, надо постараться. Значит, если отследим маршрут арендованной машины, возможно, получим еще одну важную зацепку.

– Да, телематика установлена, – кивнул Граф. – Я еще подготовлю отчет о маршруте и отправлю его тебе через Мадгабиса вместе с флешкой с записями с камер. Вдруг ты их тоже захочешь посмотреть.

Граф уехал первым. На нем – записи с камер, а значит, без него у нас связаны руки. Крот уехал в своем направлении. Корон предложил мне и Мадгабису остаться и поесть жареной оленины (они подстрелили на охоте оленя). Но голода я не ощущал. В моменты азарта во мне просыпаются другие чувства – чувства паранойи и страха. А их можно на время унять только одним способом – посетить свой не известный никому, кроме меня, тайник.

Глава 2. Тайник

Штерн

Основные события

Я взглянул на часы. 01:46. Сон не пришел, а лишь подкралась легкая дрема. Весь вчерашний день я провел на работе, проводя групповые и частные консультации с зависимыми людьми.

А еще весь прошлый вечер я с большим нетерпением ждал записи с камер, на которых должен появиться Нуллум. Чутье подсказывало, что в этот раз мы увидим хотя бы силуэт этого призрака, держащего в страхе и гневе всех нас на протяжении стольких лет. Нуллум действует в тени, не привлекая внимания. Про него вообще никто не знает, кроме нас.

Встав с кровати, я напился воды, и, пока варил кофе, ломка нахлынула с новой силой. Терпеть уже совсем невыносимо. Мне необходимо посетить мой тайник.

Правда, лежат там не скелеты, а артефакты, которые я не успел сбыть. Хотя кого я обманываю? Я не хотел избавляться от этих вещей. Я лишь чувствовал нездоровую тягу оказаться среди них как можно скорее. Несмотря на множество важных дел, мне нужно перевести дух, и сделать это можно, только оказавшись в тайнике. Чем больше я чувствую напряжение, тем неистовее впадаю в психоз и становлюсь очень нервным и резким.

Я написал со своего старого нокиа сообщение с восклицательным знаком и отправил его на нужный номер. Скоро я получу один из нескольких вариантов ответа. Цифры 1 и 2 обозначали ключевые адреса, по которым можно забрать машину, а цифра 3 означала, что машина на техобслуживании.

1 – Парковка Южного вокзала.

2 – Парковка у заброшенного Дома Советов.

3 – Машина на техобслуживании.

Помимо цифр, имелись две буквы. Буква «N» означала «ниссан», а буква «F» – «фольксваген». Эти две машины использовались нашей группировкой для конспиративного передвижения.

Машины всегда были исправные и заправленные. Но, самое главное, их невзрачный вид не привлекал лишнего внимания.

Машины обслуживал Мех, человек Корона. Он всегда проверял их на жучки и геолокационные датчики. Машины левые, зарегистрированы на безымянных людей. Несмотря на то, что ГАИ могла остановить меня и проверить документы, за всю историю осечек не происходило. Мы действовали аккуратно. Такая конспирация появилась из-за большого количества камер на дорогах: свои личные машины главарям группировки стало светить очень опасно.

Я услышал звук смс. Пришел вариант, который я видел чаще всего: 1N и 2F. Это означало: ниссан стоит на Южном Вокзале, а фольксваген – у Дома Советов. Практически всегда я брал фольксваген у Дома Советов: близко и от работы, и от квартиры.

Вся эта задумка с машинами – моя. Возможно, это всего лишь раздутое следствие моей паранойи, но всякий раз, когда я ехал на своей машине на дело или в свой тайник, от нервов у меня даже ладони потели.

За столько лет любой жучок или слежка привели бы к тому, что про мой тайник узнали. Я даже иногда готовился к неудобным вопросам: что я так часто делаю в тех краях? Зачем оставляю машину на пустоши и иду по большому открытому полю, по самой грязи в направлении редких домов, часть из которых пустует?

Даже если бы за мной следили, понять, куда я еду, кажется невозможным. Тем не менее, тот же Корон, узнав о моем тайнике, мог бы создать такие проблемы, что меня бы ничего не спасло. Разве что молниеносно купить билет в аэропорту и улететь хоть куда, в любом направлении. Хотя я и гораздо выше его в условной «пищевой» цепи, но я тихий и остаюсь в тени. По сути, хоть я и являюсь самым опасным и важным игроком на поле незаконных артефактов, в индивидуальном плане я остаюсь хрупкой единицей.

Ударив себя по щекам ладонями и прогнав мысли, я выпил кофе и наспех поел. Оделся я неприметно: в мешковатый балахон с просторным капюшоном, который надежно скрывал лицо. В обычной жизни я носил очки, которые существенно повышали мою солидность на работе. Идя на дело, я надевал линзы.

Посещение моего тайника сродни принятию успокоительного или даже наркотика. А пока этого не произошло, нет предела моей нервозности и раздраженности. Я чуть не разбил маленькое зеркало в ванной, пока надевал линзы. В редких случаях удается сделать это с первого раза, а уж когда я на взводе, надевать и снимать линзы для меня – настоящая пытка. Наконец я собрался.

Теперь самое сложное – выйти из квартиры. Когда я долго не посещал тайник, голова словно начинала набухать, а легким переставало хватать воздуха. Что-то постоянно раздражало, и я снова и снова проверял каждую из комнат: закрыл ли окно, выключил ли газ, воду, утюг и другие бытовые приборы.

Причем я видел своими глазами, что все выключено, но все равно проверял второй, третий, пятый раз. И вот наконец я стоял у входной двери и медленно, до упора поворачивал ключ сначала в одном замке, а потом во втором. Далее, чтобы не появилось желание снова проверить, закрыл ли я дверь – или, еще хуже, вбежать в квартиру и начать весь цикл проверок снова – я сделал три глубоких вдоха, а потом медленно достал из кармана свою самую нелюбимую карамель, конфету «барбарис». Я разворачивал обертку, вслушиваясь в ее мерзкий шелест, и клал конфету в рот, ощущая весь ее поганый вкус. Это – трюк. Конфета во рту означала, что весь цикл пройден, и я могу идти дальше. Когда я подходил к машине у Дома Советов, то выплюнул конфету в первую попавшуюся урну.

Сам Дом Советов – пережиток прошлой эпохи. Гигантская заброшка времен СССР в центре города походит на здание-призрак. Приезжие удивляются ему. Мы, местные, принимаем его присутствие как данность. Возле этого огромного дома находилась большая стоянка, бесплатная и никем не контролируемая. Держа руки в карманах, с натянутым на глаза капюшоном я ходил и вглядывался в машины, ища свою. Наконец увидел ее немного сбоку, недалеко от руин времен еще более древней эпохи – королевского замка Кенигсберга.

Ключ от тайника висел вместе с крестом на груди, на прочной металлической цепочке. И вот теперь моя нервозность по-настоящему переросла во что-то огромное, как это и бывает всегда, когда я начинаю собираться проведать тайник. Я ведь не имею никаких вредных привычек, но врачи говорят, что одиночество и стресс убивают гораздо неистовее и беспощаднее, чем сигареты или алкоголь. Мне в данную минуту – да что уж там, в последние годы – трудно представить, насколько это правда. Однако я чувствую, что не за горами тот день, когда я на себе познаю всю истинность этого научного факта. Я черпаю энергию, видимо, уже из резервов организма. Я очень устал за последнее время, но эта мысль мелькает лишь на мгновение, а дальше я снова заряжен демонической энергией.

Найдя машину, я, не мешкая, выехал на дорогу. Ехал, как обычно, аккуратно. Часто из-за паранойи поглядывал в зеркала: не следит ли кто? Спустя минут пять я убедился, что один. Мысли сжимались, и думать стало сложнее. Мне то и дело чудилось, что мой тайник, в котором лежит все, что может меня уничтожить, либо сгорел дотла, либо, еще хуже, был вскрыт.

Я боялся этого каждый раз, когда туда ехал. Мысли были едва осязаемы, словно мне их кто-то диктовал из радиорубки. Хотелось разогнаться, но я плохо водил и еле тащился. Меня то и дело объезжали, сигналя или подрезая, давали понять, что за рулем таким как я не место. Водители вглядывались в окна, пытаясь определить, что за полудурок едет по трассе с такой скоростью. Капюшон надежно скрывал лицо, а доли секунды никому не хватит, чтобы понять, кто за рулем. Я же в свою очередь испытывал сильнейший прилив гнева. Всякий раз хотелось поступить фаталистично и просто свернуть на обидчика. «Да знаете ли вы, кто я, муравьи?!» И чем ближе к месту, тем сильнее накаляется безумие.

Подъезжая, я чувствовал, что вот-вот лопну, как мыльный пузырь. Вокруг ни души. Я припарковался, как и всегда, на небольшом холме под деревом. Примерно в четырехстах метрах отсюда открывался хороший обзор. С холма спуск довольно мягкий. Прямо по дороге находилась моя заброшка, стоявшая на отшибе: бетонные серые блоки и крыша с редкой черепицей, покрытой коррозией. По правую руку – продолжение поля и лесополоса из ясеней и сосен. Слева – редкие дома небольшой деревеньки, по большей части тоже заброшенные. Следующий жилой дом находился примерно в трехстах метрах от моего. Изредка я видел там припаркованный старый внедорожник. Кто-то здесь все-таки имеет свой загородный дом, пусть и не очень роскошный.

Земля была мерзлая, поэтому удалось передвигаться быстрым шагом. Словно коршун, я вглядывался в окна домов вдалеке и озирался вокруг. За все разы, что я тут появлялся, лишь однажды я увидел лысого мужчину, который в сотнях метрах от моего заброшенного дома делал что-то у себя во дворе. Недоремонт, на который. судя по всему, не хватило денег, ибо за годы почти ничего не изменилось.

Мой же дом совсем невзрачен. По сути, это обычное бетонное строение, серое и потертое, огороженное невысоким металлическим забором и отделенное лесополосой. Через забор можно легко перелезть, зато лесополоса идеально скрывает дом, делая его еще более малозаметным.

Подвал являлся «изюминкой» всего сооружения. В него было сложно попасть, даже если знать, где искать. Дом стоял на старом немецком фундаменте, поэтому подвал был глубоким и состоял из нескольких комнат. Снаружи казалось, что кто-то начал строить дом, поставил стены и крышу, а потом из-за нехватки денег бросил эту затею. Подвал, в отличие от самого дома, был обустроен хоть и весьма просто, но хитро, и свои цели выполнял на отлично.

Подходя к дому, я машинально проверил ключ на шее. Раньше перед входом в тайник я испытывал некий трепет. Дух захватывало, как у игрока в казино. Но в последние годы я чувствовал только нервозность и нетерпение. Думаю, все те, кого я лечил от наркотической зависимости, покупая дозу, мысленно мчатся на голос ломки в свое укрытие точно так же, как и я сейчас в свой подвал.

Ветер выл, колыхая ветви деревьев. Я мягко проскользнул внутрь дома: каждый раз перед уходом я смазывал замок и петли. Перед поездкой сюда я всегда запасался влажными салфетками, антисептиком, литровой бутылкой воды и двумя барбарисками, чтобы перед выходом «накормить» ОКР. Две на тот случай, если одну случайно уроню. Ох, помню я тот случай, когда не предусмотрел запасную конфету! Несколько часов не мог выбраться, по десять раз проверяя замки.

Топить помещение здесь невозможно даже с помощью дров, поэтому я тепло одевался и всегда брал с собой строительные перчатки. Внутрь дома мог попасть любой человек, но в подвал нет. Я обошел дом, а потом поднялся на второй этаж, чтобы убедиться, что никакой бездомный не решил скоротать тут время. Таких казусов еще не было: я никого не заставал. Но я знал, что иногда в этом доме ночевали бездомные. Они пробирались внутрь по бревну через один из незастекленных проемов.