Тормозной путь

– Я тебе неудобный вопрос задам – какие у вас планы на завтра?

– Завтра нам надо быть в Мытищах, получить там грузовой автомобиль для своего предприятия и на нём ехать назад.

– Тогда так, завтра мне всё равно по Ярославскому шоссе ехать, я вас довезу до платформы Лось, а там вы с электричкой до Мытищ за десять минут доедете.

– Хорошо, спасибо.

– Ты ещё скажи, как там в своей деревне обитаешь, доволен?

– Однозначно не скажешь, всюду свои прелести и свои проблемы. Работаю главным инженером на РТП – ремонтно-транспортном предприятии, живу в комнате общежития, кстати, со всеми удобствами. Немного подрабатываю в двух местных вузах, в политехническом и сельскохозяйственном. Служебный автомобиль есть, на нём разъезжаю. Люди там в основной массе доверчивые, доброжелательные, если только не считать партийных деятелей. У тебя тут нет никаких жучков?

– Нет, телефон в другой комнате, да и кому мы там интересны. У меня на работе партия ту же роль выполняет, руководит, направляет и тормозит. В свой родной Воронеж заезжаешь?

– Нечасто, но иногда заезжаю. Родители ещё работают, как состарятся, может быть, домой вернусь.

– Хорошо, когда живы родители. Мне теперь к моим только на могилы можно наведываться…

– В Грузию ездишь?

– Нет. После того как там судья по заданию секретаря райкома довёл моего отца до самоубийства и отобрал наш дом, чтобы там поселить секретаря райкома, после того как из-за этого умерла моя мать, нет у меня желания туда ехать. Правда, добрые люди оттуда мне сообщили, что наш дом подожгли и вместе с секретарём райкома он сгорел, но сволочной судья жив и пользуется благами жизни. Мне тогда двенадцать лет было, моя бабушка посадила меня в самолёт и привезла в Москву. Здесь нас приютила бабушкина подруга, народная артистка, которая жила в однокомнатной квартире. В Москве я закончил среднюю школу, поступил в мединститут, потом в ординатуру, в аспирантуру, жил в общежитиях, благодаря чему мы в ДАСе познакомились. Потом артистка умерла, наследников у неё не было, квартира досталась моей бабушке, а когда бабушки не стало, всё перешло ко мне. Тогда я что-то имел, поменял ту квартиру на более просторную, там и живу с женой и дочкой, да практически и с тёщей тоже – она добрая женщина. Кстати, эта дача тоже раньше принадлежала той артистке.

– А за могилами твоих родителей кто-то ухаживает?

– Да, есть там родственники, я им деньги перечисляю, они там всё делают. Ты понимаешь, например, если с тебя содрал взятку какой-то гаишник, ты проклинаешь не столько лично его, этого мерзавца, сколько систему, которая там царит. Так же и там. Если меня обидели в Грузии, несмотря на то что там много хороших людей, я не могу принимать этот край как свою родину, хотя я там родился и какое-то время жил, потому что там живёт и здравствует этот проклятый судья. Я – русский человек грузинского происхождения, здесь я выучился, чего-то достиг и, видишь, неплохо живу. Ты в моём разговоре какой-нибудь акцент чувствуешь?

– Нет, типичное московское произношение.

– Ты по себе посуди: если кто-то против тебя не особо правомерно применил статью закона, ты знаешь, что закон не столб, и ты его обходишь, идёшь другими дорогами, делаешь комбинации и в конце концов своего достигаешь, причём законно.

– Всё правильно.

Раздался скрип лестничной ступени, с верхнего этажа спустилась Катя.

– Катенька, проходи, садись. Сейчас мы ужин организуем.

Катя села рядом с Виктором, Ираклий отлучился на кухню. Только он вернулся, прозвучал звук дверного звонка. Он сказал, что приехала его жена, и пошёл к двери.

– Вот, познакомьтесь – моя жена, Софья Андреевна, тёзка жены Льва Толстого.

Как выяснилось из дальнейшего разговора, Софья Андреевна приехала на своём автомобиле после суточного дежурства в больнице. Она немного посидела с гостями за ужином, но, так как была в уставшем состоянии, Ираклий проводил её в их спальню на верхнем этаже, попутно объяснив, что последующие два дня у неё будут выходными. Вернувшись, он спросил у Кати, как она себя чувствует, и, получив позитивный ответ, обратился к Виктору:

– Ты с Олегом давно разговаривал?

– Нет, перед тем как тебе позвонил.

– Он предлагает где-то осенью, как морозы начнутся, организовать встречу в Щёлковском совхозе, как когда-то у нас было.

– Пообщаться было бы неплохо, но нам уже лет побольше и интересы не те, да и к эскортным делам не такая тяга.

– Хочет вспомнить молодость со спецификой своей работы.

– Он там чего-то достиг в своей организации?

– Начальник отдела – какого не знаю, ЦК комсомола.

– Там же только текущая суета, никакой науки и перспектива, если только с переходом на партийную работу.

– Вот именно. Кстати, как у тебя в твоей работе, есть перспективы по науке?

– Сперва думал, что глухо, но теперь кое-что вижу, и в ремонтном деле, и по перевозкам можно что-то сообразить. Недавно поступило предложение написать диссертацию для одного придурка.

– Это знакомо. У вас по техническим наукам такое ещё можно как-то с горечью воспринять, но, когда это творится у нас в медицинских науках, можешь представить, какой в перспективе будет финал.

– Я думал, в вашей сфере больше порядка.

– Куда там! Диссертации по заказам не так редки. Посмотри на объявления возле станций метро. Там полно объявлений о помощи в написании курсовых, дипломных, диссертационных работ и всего прочего.

– Спрос рождает предложение.

– Естественно. Утешение для нас только одно – продвигая вот таких липовых кандидатов наук, мы повышаем свою научную квалификацию и создаём себе перспективы для написания своих, надо понимать, авторских, докторских диссертаций.

– Я над этим уже думал. Надо набирать материал и выходить на докторскую.

– Бог в помощь. Я для себя тоже другой перспективы не просматриваю, только не представляю, что будет при таком подходе со всеми нами лет через пятнадцать-двадцать, когда настоящие профессора уйдут, а их места займут такие придурки, которых сейчас мы вот так, по заказам, готовим. Нам тогда хорошие места вряд ли будут светить, потому как у тех придурков связи. Хорошо, если они про нас когда-нибудь вспомнят.

– Может быть, правильно Олег сделал, что пошёл на комсомольскую работу, – всё-таки кандидатская степень у него есть.

– Его кандидатская степень никуда не денется, а вот вся система, которой он служит и которая всеми нами руководит, мне кажется, скоро приобретёт броуновский вид, и ты сам понимаешь последствия, которые могут быть при наличии гравитационной составляющей, да ещё и так называемых центробежных, то есть национальных, течений.

Катя мало что понимала в их разговоре, но с интересом слушала. На прощание Ираклий пожелал ей хорошей перспективы в дальнейшем и дал совет:

– Катенька, я не знаю, что в твоей жизни будет дальше, но запомни один мой совет – никогда не делай аборты. Появления ребёнка лучше не допускать, чем потом его убивать. После таких операций женщина перестаёт быть полноценной женщиной, и вину за такие дела она ничем не искупит и не отмолит ни в какой церкви.

За окнами наступила темнота. Всем пора было отходить ко сну. Ираклий стал извиняться, что у него мало отдельных спален, но Виктор выразил надежду, что в одной комнате с Катей они смогут, не боясь друг друга, переночевать. Ираклий ушёл в свою спальню, Виктор с Катей поднялись в отведённую им комнату. Катя подняла вопрос о расчёте, но Виктор ей всё объяснил. Он лёг ближе к краю широкой кровати и через непродолжительное время уснул. Катя легла с другой стороны так, что промежуток между ними был достаточно велик. Ближе к утру Виктор почувствовал, что этот промежуток стал намного меньшим и, проснувшись ещё раз, ощутил, что голова Кати лежит на его груди. На ней был лёгкий халатик, который расстегнулся, и одной своей маленькой грудкой она упирается в бок его груди. Ему было приятно ощущение такого упругого прикосновения, но ясно было, что спать так с ничего не подозревавшей девушкой – тоже не дело, однако шевелиться и будить её сейчас означало вызвать её испуг, чего тоже не хотелось. Наконец она зашевелилась и повернулась на другой бок, так и не закрыв свои маленькие грудки. Он ещё малость подремал, но вскоре встал, сходил в ванную и спустился вниз, куда чуть раньше пришёл Ираклий. Немного позже поднялась Катя, Ираклий накормил их завтраком, далее они сели в его «Волгу», и он привёз их к платформе Лось ярославского направления. Друзья попрощались, пожелав друг другу всего самого доброго, после чего Ираклий уехал по своим делам, а Виктор и Катя через несколько минут вышли из электрички на платформу в Мытищах.

От станции до завода было около пятисот метров. Виктор ранее там бывал и без труда нашёл отдел сбыта, где оформил необходимые документы с выпиской пропуска на территорию. Проблем с Катей не возникло, так как её просто вписали в его пропуск как сопровождающую. На территории завода представитель отдела сбыта провёл их на площадку готовой продукции, на которой можно было выбрать понравившийся им автомобиль. Виктор предложил выбрать машину Кате. В не особенно привычной для неё ситуации она указала на один из стоящих ЗИЛ-ММЗ-4502. Представитель завода достал из кабины комплект документации на этот автомобиль, сделал, где требовалось, необходимые записи и поставил в нужных местах штампы. Можно было ехать. Виктор сел за руль, и они подъехали к проходной, где он отдал вахтёру пропуск и показал документы. Тот открыл ворота и выпустил их на дорогу. Бензина в баке было мало, и они тут же подъехали к ближайшей заправке, где по максимуму обеспечили автомобиль топливом.

Конечно, комфорт езды в грузовом автомобиле во многом не тот, который может быть в салоне легковой машины, да и разогнаться до хорошей скорости при обкатке было невозможно. От монотонного восприятия дороги Катя начинала дремать. У неё никак не получалось выбрать наиболее удобное положение, в конце концов она, поджав ноги, легла на сиденье, и вскоре Виктор почувствовал её голову у себя на коленях. При сильных дорожных неровностях он придерживал её рукой от возможного смещения. Так они ехали довольно долго, несколько раз останавливались в населённых пунктах, чтобы что-то купить и поесть. Было уже темно, когда они доехали до своего областного центра. Остановив машину, он спросил Катю, какой путь до дома она выберет. Она поднялась и стала думать; было видно, что ей не хотелось покидать пространство кабины этого автомобиля. Из предложенных вариантов она попросила довезти её до дома, где живут её родственники, и показала, как туда проехать. Ему и самому не хотелось её отпускать – уже начал сказываться эффект привычки. Они подъехали к указанному ею дому, Виктор попросил её хотя бы как-то известить его, что она дошла до места и с ней всё в порядке. Катя показала на светящееся окно квартиры её тёти, предупредив его, что если она будет там, то свет в этом окне несколько раз погаснет и загорится снова. На прощание она обняла его с желанием поцеловать в щёку, но получился поцелуй в губы, довольно протяжный. Он сам не ожидал от себя такого резкого движения, чтобы притянуть её к себе, но через минуту отпустил. Катя вышла из машины, не закрывая дверь, чтобы не нарушать ночной тишины, и зашла в подъезд. Через несколько минут свет в окне замигал. Как бы в ответ на это Виктор захлопнул дверь и запустил мотор. Где-то спустя час он подкатил автомобиль к воротам гаража своего предприятия. Пришлось будить сторожа, чтобы тот открыл ворота и дал возможность поставить автомобиль на свою территорию. Виктор замкнул машину и, забрав с собой ключи и все документы, ушёл к себе в общежитие.

Утром следующего дня он передал их в отдел снабжения и в бухгалтерию для оприходования и постановки на баланс предприятия. К концу дня Света объявила, что из города вернулась Катя, что её привёз муж тёти на своих «жигулях». На следующий день она вышла на работу. В её облике что-то изменилось, даже походка. Когда она зашла к нему в кабинет, Виктор спросил:

– Как самочувствие?

– Всё хорошо, спасибо вам большое.

– Ты как-то немного изменилась, стала лучше выглядеть.

– Наверное, от того, что с хорошими людьми пообщалась.

Он проводил её глазами и продолжил работу. Несколько раз в коридоре он встречал Клаву, которая после высказанного ей приветствия скромно отвечала и отводила взгляд в сторону.

В обычном режиме прошли майские праздники. Партия, конечно, организовала первомайскую демонстрацию, на которой Виктору пришлось присутствовать, после чего народ пошёл выпивать, а он продолжил делать свои записи и печатать их на машинке. На этот раз почему-то не было партийного распоряжения о сдаче всех печатных машинок в опломбированное помещение на период праздников, чтобы никто не смог бы напечатать прокламации. В прежние годы такое бывало, но сейчас либо кто-то в партийной системе поумнел, либо печатные машинки появились в свободной продаже. Ближе к концу мая прошёл слух, что из армии вернулся Катин жених и где-то через месяц у них должна состояться свадьба. Во внешнем её образе можно было заметить возврат к существовавшему ранее сумрачно-смиренному облику. После их поездки на её лице появились элементы радости и уверенности в своих действиях, сейчас всё это исчезло.

Наступил июнь, ближе к середине месяца профсоюзная начальница Полина Леонтьевна собрала деньги на подарок и огласила дату свадьбы. По виду Кати в ней мало что изменилось, но радости на лице особенно не просматривалось. Виктор не задавал ей никаких вопросов, ожидая, что, если ей что-то будет нужно, она скажет сама.

За несколько дней до свадьбы ему позвонила диссертантка Эвелина, о которой он начал забывать. Она радостно сообщила, что уже с месяц как её защита была утверждена ВАК, и несколько дней назад ей был вручён диплом кандидата наук. Он поздравил её с таким этапом, но она не торопилась заканчивать разговор, сообщив, что её родители приглашают его вместе с двумя профессорами, то есть другим оппонентом и руководителем, отметить такое событие у них на даче. Она назвала субботний день, совпадающий с днём Катиной свадьбы, и попросила ни в коем случае не отказываться. Виктор устал от всех текущих дел и допустил мысль, что в тот день можно расслабиться. За день до поездки она позвонила ещё раз и попросила его подойти к воротам предприятия к девяти часам утра.

В назначенное время за Виктором подъехала чёрная «Волга», водитель которой открыл правую переднюю дверь и пригласил садиться. Проезжая мимо дома Клавы, он увидел её возле калитки, почувствовав, что и она его заметила в виде пассажира такой машины. В городе они заехали сперва за одним, потом за другим профессором, которые предпочли разместиться на заднем сиденье. За городом они въехали в лесной массив, миновали сперва один, потом другой шлагбаум, затем перед ними открыли ворота огороженного высоким забором участка, после чего привёзший их автомобиль остановился возле солидного коттеджа на берегу лесного озера.

Возле коттеджа под навесом в виде беседки располагался прямоугольный накрытый стол, рядом с которым хлопотали две официантки. Из коттеджа навстречу гостям вышла Маргарита Наумовна и, поприветствовав каждого приехавшего, предупредила, что Григорий Артемович и Эвелина сейчас выйдут. Через пару минут они вышли, глава дома с каждым обменялся крепким рукопожатием и пригласил к столу. Виктор ощутил его тяжёлую руку и цепкий пронизывающий взгляд с каким-то подавляющим действием. Его и профессоров разместили с одной стороны стола, по другую сторону места заняли хозяева коттеджа. Глава дома произнёс приветственные слова в адрес приехавших и предложил тост за здоровье каждого из присутствующих, обеспечивающее успешную их деятельность на пользу государства. Далее были тосты за виновницу торжества, руководителя и оппонентов, а также за её родителей. Виктор не был активным сторонником потребления спиртных напитков, но здесь он впервые ощутил вкус настоящего французского коньяка, после рюмки которого не хотелось закусывать, чтобы не нарушать ароматический и вкусовой эффект. В тот день ему не предстояло управлять автомобилем, отчего можно было позволить себе принять некоторую дозу, от которой опьяняющий эффект был весьма слабо и в какой-то мере приятно выражен.

После фазы застолья глава дома предложил старшему поколению прогуляться по окружающему коттедж участку леса. Хозяйка тут же внесла предложение Виктору и Эвелине покататься на лодке по озеру. Эвелина привела его к мостку с привязанной к нему вёсельной шлюпкой.

Виктор помог ей зайти в лодку и разместиться на заднем сиденье, а сам сел за вёсла. У него был опыт управления вёсельной лодкой, несколькими сильными гребками он разогнал шлюпку на середину озера. Эвелине пришлось схватиться за борт, чтобы не сильно отклоняться назад при сильном гребке.

– Где ты так хорошо научился управлять лодкой?

– Моё детство прошло недалеко от реки, у нас была лодка.

– Какая – вёсельная шлюпка?

– Нет, казанка. На ней можно было плавать и на вёслах, и с мотором.

– Как здорово. И где же твоя лодка сейчас?

– Дома, на земле, лежит без употребления.

– Как жалко. Скажи, а почему ты не распределился в свой родной город?

– От того института не было запроса на места, а потом там работают мои родители, так что возникла бы необходимость объяснять в парткоме отсутствие конфликта интересов – зачем мне это нужно? А почему ты обо мне так много знаешь?

– Саша мне кое-что рассказал, вы же вместе в аспирантуре учились. И ещё скажи, ты этой своей работой доволен?

– Почему нет? Есть свобода действий и, главное, свобода выбора решений.

– А зарплатой, что тебе твоя кассирша выдаёт, ты доволен?

– Зарплатой или кассиршей? Я полагаю, ты же всё знаешь. Разве твоя мама ничего тебе такого не говорила?

– Что она могла мне говорить про твою кассиршу?

– Например, про воплощение в жизнь плана по возвращению её спившегося мужа в семью и перехода его в режим трезвости? Вон она за нами в бинокль наблюдает, заботится о твоей сохранности, как бы лодка не опрокинулась и мы не оказались в воде.

Маргарита Наумовна сидела за столом и, держа бинокль в руках, наблюдала за ними. Виктор помахал ей рукой, она ответила тем же жестом и ушла, чтобы продолжить наблюдение из более потаённого места. Эвелина вспыхнула.

– Поворачивай к берегу.

– Успокойся. Нервный срыв ни к чему хорошему не приведёт. Если ты сейчас заговоришь с мамой, она скажет, что она ни при чём, а то, что пьющий мужик бросил свою подругу, перестал пить и вернулся к жене, – это случайность. Меня она обвинит в излишних фантазиях, и больше мы тогда не увидимся. Тебе такое надо?

– Нет, не надо.

– Тогда посиди. Давай проплывём по окружности.

Он прогрёб по периметру озера пару кругов, потом направил лодку подальше от берега. Эвелина прикрыла лицо руками и сидела молча. Потом спросила:

– Скажи, почему ты расстался со своей бывшей женой?

– Не понравился её матери, которая установила слишком жёсткие требования.

Она достала из кармана халата пачку сигарет, щёлкнула зажигалкой и закурила.

– Ты не против?

– Нисколько. Надо понимать, у тебя тоже что-то такое было?

– Да, только он начал гулять, мы и развелись.

– Здесь я не судья, но только пойми, я не хочу тебя обидеть, но, как в сказках, между принцессой и серой мышкой мужики обычно выбирают мышек, а к принцессам обычно притягиваются всякие авантюристы в расчёте, что родители принцесс их выведут на королевские высоты, и при возможности прежних королей заместить.

У Эвелины на глазах появились слёзы, она стала их вытирать и размазала по лицу тушь, достала платок – и размазала ещё больше. Виктор расположился перед ней коленями на дне лодки, взял у неё платок, намочил его в воде, отжал и смыл с её лица остатки туши.

– Спасибо.

– Теперь ты опять очень красивая женщина без излишеств.

Он ещё пополоскал платок, хорошо его отжал, сложил и возвратил ей. Пересаживаясь на место к вёслам, он взял её за руку и поцеловал тыльную её часть.

– Неужели?

– Очень даже. Отсутствие косметики показывает естественный вид женщины, а косметика только сбивает с толку. Представь себе: до свадьбы невеста с большим объёмом косметики кажется необыкновенно красивой, но перед брачной ночью косметику придётся смыть – и какой её увидит жених, перешедший в статус мужа?

– В таком случае лучше погасить свет.

– Мне такое знакомо. Моя бывшая жена так поступала, стеснялась, так сказать. Потом ещё и к себе не всегда допускала. Извини за наглый вопрос, но у тебя так случалось?

– Бывало.

– Понятно. Никуда не уйдёшь от того, что в семейной жизни четвёртая потребность человека иногда выходит на ведущую причину раздора.

– Как это?

– Ну хорошо, ты знаешь три ведущих потребности: это еда – извини, но от этого не уйдёшь, – очистка организма и сон. Четвёртая потребность – это секс. Согласен, желания мужа и состояние жены не всегда совпадают, здесь нужно взаимное понимание и, наверное, любовь. И я придерживаюсь мнения, что уступка здесь должна быть прежде со стороны женщины. Если муж чувствует такую уступку, уступает и он. Согласна?

– Я согласна с тем, что ты есть диктатор.

– Наверное, который жить под контролем сверху не сможет, так что скажи как-нибудь маме, что если у меня убрать любовницу, то сразу переключиться на другую привлекательную женщину я вряд ли смогу. Или лучше ничего ей не говори, всё равно она не так всё поймёт. А общение с тобой мне интересно, но только не здесь, несмотря на то что вокруг нас – прекрасный уголок природы. Понимаешь?

Она молча кивнула головой, достала ещё сигарету и закурила. Виктор сделал сильный гребок вёслами. Эвелина отклонилась назад.

– Осторожнее, ты хочешь свалить меня за борт?

– Ни в коем случае. Если ты будешь в воде, мне придётся тебя вытаскивать. Сильно гребу, так как стосковался по физической нагрузке.

– У тебя форма спортивная, ты чем-нибудь таким занимался?

– Нет, под любым предлогом стремился увильнуть от занятий по физкультуре.

– Почему?

– Видишь ли, был дискомфорт с переодеванием, но главное – не видел ни одного спортивного тренера, от которого шло бы хоть какое-то уважение. Обязательно были какие-то подколки, подковырки, возгласы, что ты ни на что не способен. Для чего мне такое всё надо? Я ходил на лыжах, ездил на велосипеде, занимался греблей, но больше, чтобы получить удовольствие от общения с природой да и поддержать форму, но только не в погоне за какими-то кубками или грамотами. Мне такое не нужно. Нет интереса.

– А за спортивными новостями следишь?

– Нет, это не для меня, мне всё равно, кто впереди, «Спартак» или «Динамо».

– Мой папа за футболом и особенно за хоккеем следит.

– У него напряжённая работа, и атмосфера соревнований служит ему какой-то разгрузкой, я так это понимаю, но, может, и ошибаюсь.

– А охотой ты никогда не занимался?

– Нет, никогда не испытывал желания кого-то убивать. Если только для самозащиты, то, может, что-то такое смогу сделать. Кстати, от уроков стрельбы не отлынивал. Даже второй разряд по пулевой стрельбе получил когда-то.

– А рыбачить не пробовал?

– Этим когда-то активно занимался. Наш дом был где-то в полутора километрах от реки, там была лодочная станция, у многих соседей были лодки. Нас была компания старшеклассников, где-то человек шесть, у каждого по своей лодке с мотором. Мы заплывали в тихие речные уголки, купались, загорали, ловили рыбу, сидели по ночам у костра, не без девчонок, естественно, и общались между собой по имени-отчеству либо только по отчеству. Люди старшего поколения, услышав от нас такое, удивлялись.

– Здорово! Я тоже хотела бы так поплавать.

– Сейчас там ничего такого нет. Вместо реки теперь водохранилище, летом там гниют водоросли и дохнет рыба. Окружающий аромат не из приятных.

– А в армии ты, я вижу, не служил?

– Нет. Как только появился первый раз на регистрации в военкомате, один майор так обложил меня своим художественным матом, что у меня сразу пропало желание служить в такой атмосфере, и я понял, что лучше пользоваться отсрочками, а потом стать на специальный учёт с кандидатской степенью. Если служить – то служить по-настоящему.

– Сложный ты человек. Общаться с тобой не так просто.

– Наверное. Мои координаты ты знаешь, а где ты теперь работать будешь?

– У Сергея Сергеевича на кафедре, он меня ассистентом берёт.

– Это неплохо. Ассистентом, далее наберёшь печатных работ, будешь доцентом.

Они проплыли ещё пару кругов по озеру, прежде чем Маргарита Наумовна снова позвала их к столу. Виктор причалил лодку к мостку, закрепил её, помог Эвелине ступить на твёрдую поверхность. При их приближении к столу Маргарита Наумовна снова заметила, как хорошо они рядом смотрятся. Эвелина была высокой девушкой, Виктор при росте сто восемьдесят сантиметров был чуть выше неё. Снова было застолье в категории ужина, несколько тостов, после чего утомившиеся профессора изъявили желание уезжать. Маргарита Наумовна поинтересовалась намерением Виктора остаться – как-никак завтра должно быть воскресенье, – но он, поблагодарив её за такой прекрасный ужин, сказал, что поедет. На прощание глава дома сказал ему, что при необходимости, если у него будут какие-нибудь проблемы, он может к нему обращаться, но никаких своих координат не оставил. Надо было думать, что связаться с ним можно было через Эвелину. Она помахала Виктору рукой и ушла в дом. Следом за ней ушла Маргарита Наумовна. Пока гости садились в автомобиль, с верхнего этажа дома прозвучал голос Эвелины.