
Полная версия
Тормозной путь
– Мама, оставь меня! Своей опекой ты мне всю жизнь испортила!
На эти слова мало кто обратил внимание, они поехали через открытые ворота, через лес со шлагбаумами в направлении города. По взглядам профессоров на Виктора можно было заметить мысль о том, что он устоял. Против чего – они не уточняли. Водитель доставил каждого из профессоров до мест их жительства, а Виктора отвёз до того места, откуда он его забирал утром. Проезжая мимо клуба, можно было заметить людское веселье, сопровождаемое громкой музыкой. На какой-то миг он увидел Катю в одеянии невесты, но ничего другого не рассмотрел.
Через два дня Катя вышла на работу, по её виду вроде бы ничего не изменилось – только появилось на правой руке обручальное кольцо, но облика счастливой жены не наблюдалось. Спустя ещё пару дней до Виктора дошла информация, что Катин муж за драку с кем-то из других ребят отвезён в районный отдел внутренних дел и посажен на пятнадцать суток. Она несколько раз заходила в его кабинет, но никакого разговора не получалось. Когда на работе уже никого не было, она зашла к Виктору и рассказала, что свою брачную ночь провела так, как он советовал ей по второму варианту. Конечно, ей было неприятно, но она себя переборола, доказав мужу, что она девушка. Однако на второй день к ним заявился тот самый пьяница, с которым она раньше была, но об этом никто не знал. Катин муж тоже был выпившим и, естественно, возмутился такой клеветой на его жену, в невинности которой он был полностью убеждён. В результате была драка, где победа была за её мужем, но теперь он вынужден отбывать в заключении двухнедельный срок. Виктор не стал задавать ей никаких лишних вопросов, просто молча её выслушал.
Ближе к концу июня позвонил Александр и сообщил даты защит дипломных проектов, где Виктору предстоит быть председателем комиссии. Чуть позже был звонок из сельскохозяйственного института по аналогичному вопросу. В связи с окончанием полугодия возросла напряжённость работы на предприятии. В этой связи ему пришлось попросить секретарей комиссий назначить начало защит на вторую половину дня. Получалось, что всю последнюю неделю июня и несколько первых дней июля он будет вынужден заседать в экзаменационных комиссиях. Сущность такой работы ему была хорошо знакома, в новинку только пришлось осваивать роль председательствующего.
В политехническом институте всё прошло в нормальном режиме, в конце каждой защиты ему приходилось от лица комиссии поздравлять выпускников с присвоением им квалификации инженера и высказывать добрые пожелания. Примерно то же было и в комиссии сельскохозяйственного института, однако в последний день заседания экзаменационной комиссии к защите своего дипломного проекта была приглашена одна юркая симпатичная девушка по имени Наташа, которая хорошо сделала доклад и ответила на заданные ей вопросы. Однако заседавшая в комиссии женщина бальзаковского возраста в звании доцента, Наталья Игоревна, начала задавать ей сложные для инженерного уровня вопросы и принялась критиковать предлагаемые в её проекте решения. Там рассматривались возможности совершенствования конструкции опорных устройств сельскохозяйственного полуприцепа-зерновоза. Тема была достаточно актуальной, хотя при желании погрешности в ней можно было усмотреть. Виктору пришлось Наталье Игоревне напомнить, что по рассматриваемому вопросу может быть несколько решений, и мнение любого автора заслуживает уважения. После того как была заслушана защита последнего студента, началась закрытая часть заседания комиссии с процедурой выставления оценок. По кандидатурам большинства студентов особых разногласий между членами комиссии не было. Однако, когда речь зашла о выставлении итоговой оценки по проекту той самой Наташи, тихо сидевшая до этого Наталья Игоревна начала доказывать, что проект никудышный, а эта девушка недостойна никакой положительной оценки. По итогам учёбы у этой студентки значилась отличная успеваемость и в случае отличной оценки по итогам защиты ей должен быть выдан диплом с отличием. Остальные члены комиссии погрузились в глубокое молчание. Виктору пришлось вступить в диалог.
– Наталья Игоревна, объясните, пожалуйста, вашу позицию по данному вопросу.
– Ничего не буду объяснять, поверьте мне, я её знаю.
– С какой стороны вы её знаете, разъясните.
– Виктор Константинович, вы её видите первый раз, а я её за прошедшие годы лучше всех присутствующих изучила и считаю, что она недостойна отличной оценки, несмотря на все представленные вам формальные признаки.
– Хорошо, Наталья Игоревна, вы можете выразить своё несогласие в установленном порядке. В итоговой ведомости я вижу, что, кроме вас, остальные члены ГЭК поставили этой студентке отличные оценки, так что позвольте, я присоединюсь к большинству.
– Делайте что хотите.
Она встала и вышла из аудитории. Следующим этапом было подписание протоколов и зачётных книжек, на что ушло несколько минут. За дверьми аудитории слышались громкие голоса студентов, утомлённых долгим заседанием комиссии. Наконец эта процедура была закончена, и студентам была дана команда на вход в аудиторию для заслушивания выставленных оценок. Студенты выстроились перед столом комиссии, Виктор глянул на проблемную студентку, стоящую в каком-то оцепенении, и объявил, что, согласно решению комиссии, все принятые к защите дипломные проекты оценены положительно. Далее он перешёл к оглашению списка студентов и выставленных оценок. Еле стоящая Наташа, услышав, что ей выставлена отличная оценка с выдачей диплома с отличием, чуть не упала, но заметно оживилась. На этом комиссия завершила свою работу, от Виктора требовалось только через пару дней подписать дипломы и подготовленный секретарём комиссии отчёт об итогах её работы для утверждения на учёном совете.
Он вышел из института и, направляясь к автомобилю, увидел подходящую к нему Наташу. Она была уже совершенно иной с ярким румянцем на лице.
– Виктор Константинович, спасибо большое! Мне уже рассказали, как вы меня отстояли. Если бы не вы, она меня совсем бы уничтожила.
– Лучше объясни, за что она к тебе так придиралась?
– Сама не знаю, как-то на занятиях ей возразила, ей не понравилось, она стала ко мне придираться. А тут ещё один преподаватель меня похвалил – я под его руководством доклад на конференции делала, – так она и на него стала бочки катить. Я потом узнала, женщина она одинокая и всех девчонок терпеть не может.
– Типично женская несовместимость, держись, набирайся опыта.
– Вы скажите, как теперь я могу вас отблагодарить?
– Чего меня благодарить? Я делал свою работу.
– А вы можете сказать, как вас найти, если мне потребуется?
– Ну хорошо, возьми визитную карточку, там телефон и адрес указаны.
– Спасибо.
Она побежала к своим сверстникам, столпившимся на ступеньках у входа в институт, но тут же прибежала обратно.
– Виктор Константинович, сфотографируйтесь с нами, пожалуйста.
– Если только ты рядом со мной стоять будешь.
– Конечно.
Ему ничего не оставалось делать, как пройти на ступеньки и стать рядом с Наташей. Стоя среди радостных выпускников, он как-то инстинктивно ощутил волну холода от какого-то взгляда. Не было нужды придавать этому большого значения, но было видно, как на некотором отдалении от них прошла та самая Наталья Игоревна. Он пожелал выпускникам всего доброго и уехал на своё место работы.
С начала следующей недели по договору с политехническим институтом должна начаться четырёхнедельная производственная практика студентов. Это позволяло некоторым работникам уйти в отпуск в расчёте, что их места займут студенты. Часть студентов была размещена в общежитии, но кое-кто из них предпочёл каждый день ездить на работу из города. Руководителем практики от института был ассистент с кафедры, где работал Александр, а руководство практикой от предприятия Виктор поручил механику по ремонту, которому за такую работу полагалась небольшая доплата от института. Прохождение практики не прибавило особых хлопот, по её окончании работавшие студенты получили зарплаты, все остались довольны возможностью получить дополнительный заработок.
Однажды Виктору позвонила бывшая студентка – теперь уже выпускница – Наташа и спросила, будет ли он на месте в течение часа. Услышав, что он не собирается никуда уходить, она попросила разрешения к нему приехать. Он не придал этому большого значения, но вскоре в его кабинет она зашла вместе со своим отцом.
– Виктор Константинович, познакомьтесь – это мой папа, Егор Иванович.
– Проходите, садитесь.
Егор Иванович выразил Виктору массу благодарностей за то, что он защитил его дочь от «агрессивной бабы», как он выразился, объяснил, что занимается пчеловодством, и попросил в качестве благодарности принять от них банку мёда. Виктор поблагодарил их за такой подарок и насколько мог объяснил, что такие ситуации – это жизненное явление, и, конечно, Наташе придётся приобретать соответствующий опыт по их преодолению. Он поинтересовался, где собирается Наташа работать, и упомянул, что, если у неё будет соответствующее желание, она, как обладательница красного диплома, может продолжить учиться в аспирантуре. Они ещё обсудили некоторые жизненные проблемы, далее он проводил их до их машины, после чего они уехали в радостном расположении. Мёд оказался необыкновенно вкусным. После принятия его малыми дозами Виктор почувствовал некоторую прибавку сил и улучшение хода своих мыслей.
В августе напряжённый ритм не уменьшился, поскольку часть работников возвратилась из отпуска, но другая часть ушла в отпуск, а подспорья в виде студентов не было. Клава тоже взяла отпуск, её стала замещать Таня. Виктор вспомнил, что и у него есть такое же законное право на очередной отпуск, поскольку имеет более чем годовой стаж работы на данном предприятии. Однако предпосылок для того, чтобы куда-то уехать и отдохнуть, он не видел, так как дел по написанию той самой чужой диссертации было достаточно. В один из ясных солнечных августовских дней в его кабинет вбежала взволнованная Клава и чуть не упала перед ним на колени.
– Помоги, если можешь. Наверное, Божья кара на меня сошла…
– Объясни, в чём дело.
– Дочка заболела, совсем угасает.
В спешном порядке он попросил Катю замкнуть его кабинет, спустился с Клавой во двор гаража, усадил её в «москвич» и погнал машину к её дому. Клава вбежала в комнату, Виктор прошёл за ней. В комнате у стены на табуретке сидел её муж Степан, за небольшим столиком сидела женщина в медицинском халате и что-то писала. В глубине комнаты стояла кроватка с лежащей на ней дочкой Клавы. Виктор подошёл к столику, прочитал содержание выписанного рецепта.
– Вы что – хотите ребёнку дать такую дозу антибиотика?
– Да, другого пути нет. Температура 37,8.
– А кандидоза не боитесь?
– Что делать – воспаление купировать надо.
– И посадить печень?
– Вы врач? Что-нибудь в медицине понимаете?
– Кое-что.
Он подошёл к детской кроватке, взял свободную табуретку, сел на неё рядом. Несколько секунд смотрел на девочку, затем провёл над ней рукой. Девочка открыла глаза. Спустя некоторую паузу, он заговорил:
– Как тебя зовут?
– Машенька.
– А лет тебе сколько?
– Четыре годика.
– Что у тебя болит?
– Животик.
Одну руку он держал возле её головы, другой медленно провёл над её животом.
– Что чувствуешь?
– Тепло, мне приятно. Дядя, не убирай руку, мне лучше.
– Это хорошо, а под моей рукой что чувствуешь?
– Тепло, и боль уходит.
Он стряхнул руки, затем несколько раз провёл ими вдоль туловища, погрел рукой правую сторону, потом несколько раз приближал и отдалял руки от живота, затем как бы что-то отводил в сторону. Девочка оживилась, лицо стало влажным. Клава хотела подойти, но Виктор резким жестом руки остановил её. Наконец, дочка заговорила:
– Мама, я кушать хочу, дай мне стакан молока и кусочек чёрного хлеба с маслом.
Клава глянула на Виктора, он кивнул головой. Машенька попила молоко с хлебом, возвратила стакан и, ровно дыша, повернулась чуть набок и уснула. Все сидели молча, наблюдая за происходящим. Виктор ещё раз стряхнул руки, несколько раз провёл ими над животом Машеньки, подержался несколько секунд за металлическую дужку кровати, затем повернулся к трём сидящим взрослым и медленно, с чередованием слов и пауз, заговорил каким-то другим, совершенно не свойственным ему, почти рычащим голосом:
– А теперь всё внимание ко мне. Вы слышите только мой голос и не шевелитесь. Запомните, что если кто из вас будет болтать другим людям, что сейчас видели, то ребёнку станет хуже и, может быть, намного хуже, так что каждый из вас будет молчать. Говорить про то, что вы видели, можно будет только со мной. Теперь вам всё ясно, и вы сейчас возвратитесь в нормальное состояние. Считаю до трёх. На счёт «три» вы можете начать шевелиться.
Он просчитал до указанной цифры, после которой люди начали шевелиться, и его голос стал таким, каким был раньше. Он попросил осторожно, чтобы не будить ребёнка, измерить температуру. Она оказалась даже чуть пониженной. Клава была в каком-то оцепенении и с трудом могла говорить. Степан молча сидел у стены, казалось, он с трудом осознаёт, что происходит. Виктор встал и, проходя мимо Клавы, посоветовал ей, как дочка проснётся, напоить её слабым чаем из цветков куркумы или ромашки, что росла у неё вдоль забора. Докторша собрала свои записи в сумку и с трудом стала подниматься со стула, Виктору пришлось ей помочь. Неуверенной походкой она вышла на улицу, он предложил ей сесть в автомобиль, она не возражала. Следом за ними вышла Клава.
– Спасибо тебе за всё. Откуда ты так можешь?
– Объясню потом. Завтра зайду. Или заеду.
Виктор сел за руль рядом с докторшей. Она перевела взгляд на него:
– Вы применили гипноз?
– Нет, до гипноза там далеко.
– А что тогда вы делали?
– Я не медик, как это называется – не знаю. Просто повторил то, чему когда-то поучился у одного московского старичка, специалиста по биотерапии, как он говорил.
– Брали уроки?
– Нет, просто пообщался с ним и посмотрел, как он работает. Кстати, какой вы поставили диагноз?
– Абсцесс в брюшной полости. Вы считаете иначе?
– Мне кажется, там был просто печёночный спазм.
– Который вы сняли?
– Возможно. Лучше скажите, как вы себя чувствуете, кто вы и как вас зовут?
– Я врач вашего поселкового медпункта, моё имя Вера, по отчеству Дмитриевна. Работаю здесь больше полугода, направлена сюда от районного отдела здравоохранения.
– Какая же у вас специализация?
– Терапевт общей практики и одновременно педиатр, как видите. Живу в комнате при медпункте. В штате работаю с медсестрой, но она местная жительница.
– Понятно, буду знать, что в посёлке есть врач. Куда же вас отвезти?
– Не знаю, на сегодня больше вызовов не было.
– Местные достопримечательности изучили?
– Немного. Знаю только свой медпункт, ваше ремонтно-транспортное предприятие и немного колхоз «Закат».
– Хорошо, можем пообщаться с природой, не возражаете?
– Нисколько, покажите мне лес, реку, буду благодарна.
Виктор тронул автомобиль, они проехали мимо восстанавливаемой церкви, проехали по лесным просекам и остановились на берегу небольшой реки. Он сам не очень хорошо изучил эти места и с интересом рассматривал растущие тут деревья, замечая между ними растительность, характерную для грибных мест. По состоянию берега можно было заключить, что люди здесь бывают относительно редко. Он открыл дверь, помог Вере выйти.
– Выходите, Вера Дмитриевна, или просто Вера, как лучше называть?
– Просто Вера, а вы, я знаю, Виктор Константинович?
– Да, и хотелось бы без этикетных формальностей, тем более нас никто не слышит.
– Хорошо, я просто Вера, а ты просто Виктор, идёт?
– Вполне. Скажи только, как ты здесь оказалась, на выпускницу института ты не похожа, и ещё на правой руке след от кольца.
– Ты проницательный. Меня насквозь не видишь?
– Нет, могу только рукой прозондировать.
– Как ты всё это делаешь?
– Сам не знаю, вначале надо войти в режим настроя и как-то увидеть возможность итога своих действий. Если почувствуешь, что не получится, лучше не начинать.
– Сегодня у тебя получилось.
– Как-то почувствовал, что перехожу в другое состояние, но это не так просто.
Августовская жара действовала и на лесной массив, тем более пребывание у реки располагало к тому, чтобы войти в воду. Вера подошла к краю берега, разулась и, спустившись к воде, провела по ней рукой. Виктор спросил:
– Есть желание искупаться?
– Да, только нет соответствующей одежды.
– Если хочешь, я могу скрыться в кустах, здесь никого нет, только мы одни. Если я что и увижу, то никому не скажу, какая ты, тем более что женскую анатомию в небольших пределах знаю, хотя и поменьше, чем ты – мужскую.
– Непривычно как-то, мы только познакомились.
– Смотри сама, тебе виднее – ты врач.
– Ну, хорошо, только ты не будешь думать обо мне плохо?
– Нисколько. Я не моралист, но вижу только то, что наши желания совпадают.
– Войти в воду?
– В том числе.
Она осмотрелась вокруг, убедившись, что в пределах видимости никого нет, сняла с себя всю одежду и, входя в воду, позвала его последовать её примеру. Ему ничего не оставалось, как полностью раздеться и пойти за ней. Речка была небольшая, но находились места, где можно было поплавать. Встречались и такие места, где он опирался на дно, а её рост этого не позволял, и ему приходилось её поддерживать. Прикосновение двух тел порождало обоюдную реакцию. Они вышли из воды и легли на траву. Он собрался предохраниться, но она его остановила.
– Не надо.
– Не боишься забеременеть?
– Нет. Больше меня об этом не спрашивай.
Они реализовали накопленную ранее энергию, запах трав дополнительно способствовал выработке гормона счастья. Наконец она заговорила:
– Я вижу, у тебя давно никого не было.
– Да, ты же медик, всё такое чувствуешь. Я и по тебе такое заметил.
– Правильно, я давно с мужем рассталась, – она помедлила, но потом продолжила: – Мы жили в Балашове Саратовской области, работали в центральной районной больнице: я терапевтом, он психиатром. Два года жили нормально, потом решили завести ребёнка, он просчитал период, когда это лучше сделать, чтобы получить особенно талантливое потомство, я забеременела, потом он сказал, что ошибся, уговорил меня избавиться от этого ребёнка, чтобы забеременеть в другой период, но такое больше не вышло.
Виктор чувствовал, что она хочет найти понимание, но ей трудно говорить. Он прижал её к себе, одарил поцелуями, промассировал эрогенные участки. Она оживилась, стала чаще и глубже дышать. Снова возник контакт взаимных стремлений. После того как всё закончилось, она заметила:
– По второму разу ты гораздо лучше.
– Ты же меня тренируешь, вот форма и улучшается.
– Правильно, если какой-то орган не работает – он атрофируется. Скажи, ты же тоже был женат, почему расстался?
– Сложно сказать. Видимо, появился конфликт абьюзерных интересов, базирующихся на преобладании одной личности над другой. Она была против моего поступления в аспирантуру, а потом, как родила, стала позиционировать себя так, будто она совершила такой подвиг, что все кругом должны перед ней преклоняться.
– У неё просто возник послеродовой синдром, а ты про это вряд ли что знал.
– Нет, конечно, тогда я был слишком наивен, да и занимался совсем другим делом.
– Теперь, когда у неё всё такое пройдёт, может быть, вы и сойдётесь.
– Нет, такое крайне маловероятно.
– Кто у тебя родился – дочь, сын?
– Дочь, такого же возраста, как и дочка Клавы.
– Тоскуешь по ребёнку?
– Как-то об этом не думал. Знаю, что ребёнок есть, но после того, как мне указали на дверь в их доме, мне общаться с ребёнком ещё не время.
– Жаль, я хотела бы подержать на руках своего малыша.
У неё появились на глазах слёзы, ясно было, что слова здесь не так значимы, – он снова применил действия. Возбуждение отвлекло её от грустных мыслей и переключило на реализацию успокаивающего инстинкта с выработкой гормона ощущения счастья. После отдыха она предложила ещё раз искупаться. Они поплавали, снова полежали на траве, прежде чем ощутили наступление темноты, которая добавила им немного романтичности.
Наступление рассвета возвратило им осознание необходимости возврата к текущей действительности. Трава, на которой они лежали, не была абсолютно чистой. Они искупались и как смогли обсохли в вертикальном положении, после чего оделись, сели в автомобиль и поехали в посёлок. По дороге Виктор спросил:
– Ты с мужем официально разведена?
– Нет, просто расстались по обоюдному согласию. Он предложил мне пожить отдельно, так, как я захочу, а сам привёл на моё место одну медсестру. Он с ней живёт, а я узнала в управлении здравоохранения, где есть свободные места, и вот здесь оказалась.
– Это как – чтобы проверить чувства?
– Может быть, но у меня к нему уже ничего не осталось.
Они подъехали к дому, где располагался медпункт. Дом был разделён на две неравные части, в большей из которых располагалось служебное помещение, а в другой, намного меньшей части была жилая комната для врача. Уходя, Вера сказала ему номер своего служебного телефона. Виктор подъехал к гаражу предприятия, ворота были открыты, так как автобусы уже выезжали на линию, поставил автомобиль во дворе возле бокса и прошёл в общежитие. До начала работы оставалось больше часа – было время, чтобы позавтракать, прежде чем вернуться на своё рабочее место.
В кабинете он снова обнаружил чьё-то посещение. Бумаги, оставленные им на столе, были в сохранности, но расположены несколько иначе. Он не думал, что кого-то интересует научная составляющая его дел, – скорее всего, это просто проверка его политической сознательности. Пусть проверяют. В конце дня он пешком дошёл до дома Клавы, возле калитки увидел её дочь, которая, заметив его, побежала навстречу с разведёнными в стороны руками. Как-то инстинктивно он подхватил её на свои руки.
– Дядя Витя, вы меня ещё погреете?
– Конечно, погрею, как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, только в животике немного побаливает.
Из дома вышла Клава, открыла калитку, Виктор опустил ребёнка на землю. Машенька взяла его за руку и повела в дом.
– Мама, дядя Витя обещал меня ещё погреть, чтобы я хорошо себя чувствовала.
Они прошли в дом, Машенька легла на кроватку, Виктор поводил над ней руками. Чувствовалась повышенная температура в районе печени и особенно жёлчного пузыря. Как мог он прогрел теплом рук проблемный участок её тела, у Машеньки появилась отрыжка, она сказала, что теперь совсем хорошо себя чувствует. Глядя на Машеньку, он сознавал, что где-то есть и его такая же дочь, и ему совершенно неизвестно, сможет ли ей кто-то помочь, если с ней случится что-то плохое.
Он встал, Машенька быстро вскочила с кровати. Клава захотела его чем-нибудь угостить, но он отказался. Она вышла его проводить, Машенька крутилась рядом. Невдалеке показался приближающийся Степан. Машенька побежала к нему, рассказывая, как дядя Витя её полечил и что теперь ей намного лучше. Виктор посоветовал Клаве держать дочь на печёночной диете, не давать ей ничего жирного и жареного. Лучше всего съездить в райцентр и сделать там в больнице биохимический анализ крови, по которому можно сделать конкретные выводы.
В последующие дни он продолжал работать по диссертации дальше, и к концу августа она была закончена. Периодические встречи с Верой повышали его жизненную активность и способность хотя бы что-то прогнозировать. Такое общение было хорошо тем, что ни он, ни она ни на что не претендовали и принимали текущую действительность без стремления что-то изменить. Ушедшие в отпуска работники возвратились на свои места, что позволило вернуть ритм работы предприятия на прежний уровень. Клава также вышла на работу и, как раньше, когда вокруг никого не было, зашла в его кабинет. Он попросил её сесть и немного подождать, пока он кое-что допишет. Закончив писать, Виктор посмотрел в её глаза.
– Как дочь?
– Всё хорошо, бегает. Спасибо тебе.
– У тебя мёд есть?
– Да, Степан немного работает на восстановлении церкви, там священник его со своей пасеки мёдом угощает.
– Это хорошо, давай его дочери, лучше с чаем, только не передозируй.
– Что ты всё пишешь после работы, можно узнать?
– То, что нужно потом напечатать и одному туповатому мальчику доложить на совете; помнишь, так же, как тогда, когда ты ездила со мной на защиту диссертации?
– Помню, я так не хотела, чтобы та мадам к тебе подходила.
– Лучше, если бы ты меня не ревновала и тогда не ездила. Тогда бы у нас ничего не изменилось… Может, лучше тебе не говорить?
– Ну почему, скажи.
– Хорошо, скажу, только боюсь сделать тебе хуже. Помнишь, после защиты на банкете мать той аспирантки на тебя так пристально смотрела? Теперь постарайся связать её взгляд с внезапным возвращением к тебе Степана и его переключение на трезвость. Не сейчас, но позже в спокойной обстановке можешь как-нибудь задать ему такой вопрос.