Хранители Севера

– Н-н-нет… – вырвалось у Рагара. Его голос, обычно такой крепкий и уверенный, теперь срывался на хрип, полный животного ужаса.

Мужчина инстинктивно попытался отступить, сделать шаг назад, но его ноги вдруг стали ватными, подкашивались, отказываясь слушаться. Все мышцы одеревенели, скованные ледяным страхом. Он не мог ни двинуться с места, ни даже закричать, чтобы позвать на помощь. Он видел в своей жизни многое: сам убивал, был свидетелем жестоких казней, изощрённых пыток, кровавой бойни. Но то, что происходило сейчас, было за гранью любого его опыта. Он не мог заставить себя поверить, что это реально. В его перепуганном сознании, всплыли старые, полузабытые байки, страшные рассказы у костра о северных демонах, пьющих кровь. Он всегда лишь снисходительно усмехался над ними, считая их нелепыми сказками, до этого самого момента. Пятясь назад на непослушных, подкашивающихся ногах, Рагар неожиданно зацепился каблуком за острый обломок камня, торчавший из пола, и с тяжёлым стоном рухнул на спину. Его пальцы судорожно вцепились в холодный, шершавый мрамор. Сердце бешено колотилось в горле, готовое выпрыгнуть. Дыхание сорвалось, стало рваным и беспомощным.

Стук.

Стук.

Стук.

Он заставил себя поднять взгляд, и его кровь окончательно стыла в жилах. Смерть неторопливо шла к нему. Девушка приближалась тем же медленным, неумолимым шагом. Каждый её чёткий, отмеренный шаг отдавался в его сознании, как удар молота по наковальне, разрушая последние остатки мужества. За ней по мрамору тянулся широкий, алый след. Отдельные капли с её окровавленных пальцев, с лезвия меча – падали на пол, как тяжёлые, багровые росы. Пятна медленно расползались, принимая формы ядовитых, кошмарных цветов. Рагар всхлипнул, по-детски беспомощно, и закрыл лицо руками, пытаясь спрятаться, исчезнуть, но окружающая темнота не могла его спасти. Он отчётливо чувствовал на себе её жгучий, тяжёлый, пронизывающий насквозь взгляд.

– П-пожалуйста… – его голос сорвался, превратился в сиплый, едва слышный хрип. – Умоляю… не надо… отпусти…

Он беззвучно плакал, слёзы текли по его грязным щекам. Он молил, как последний, жалкий трус, забыв о всей своей былой гордости. Но тень, нависшая над ним, не остановилась, не дрогнула. В голове Талли всё пульсировало одним ритмом – ритмом голода. Её разум был затянут плотной, багровой пеленой. Чужая, тёмная энергия извивалась внутри неё, как клубок живых, ядовитых змей, нашептывая одно и то же: «Отпусти себя. Ещё чуть-чуть. И тогда станет легко. Навсегда.»

Жалобный голос Рагара почти не достигал её сознания. Его, по сути, и не было. Был только этот оглушительный рёв хаоса в крови. Шёпот, окутывающий разум, притупляющий всё, кроме всепоглощающей жажды.

– Тише, – мягко, почти с материнской нежностью прошептала она, останавливаясь над ним. – Всё будет хорошо… Скоро всё закончится.

Она даже улыбнулась ему, и в этой улыбке не было ничего человеческого. И взмахнула мечом. Острое, невесомое в её руке лезвие без малейшего сопротивления прошло сквозь его горло, как сквозь тонкий, податливый шёлк.

Раздался короткий, тошнотворный хруст.

Глаза мужчины распахнулись в последнем, немом ужасе, а затем медленно, навсегда, закатились под лоб. Его тело рухнуло, как тряпичная кукла, у которой перерезали все нити. Затылок с глухим стуком ударился о камень, и из глубокой, аккуратной расщелины на шее хлынула тёмная, почти чёрная кровь, растекаясь по мрамору. Талли стояла над ним, не мигая, глядя на эту картину. Адский голод внутри – всё ещё не отступал. Он лишь зверел, требуя больше. Всегда больше.

МЕЛЛИСА

Она неслась по узкому, сырому проходу, не чувствуя под собой ног. Белоснежные волосы, вырвавшись из небрежного пучка, развевались за её спиной живым шлейфом, хлестали по щекам и глазам, будто пытаясь ослепить, остановить. Ботинки с глухим стуком били по каменным плитам, и каждый шаг отзывался в подземелье коротким, зловещим эхом. По спине пробежал ледяной холод, а кожу покрыли мурашки.

«Это случилось.»

Мелисса была в этом абсолютно уверена. Так же, как была уверена, что Бернар, где бы он ни был, тоже это почувствовал. Их связь всегда была чем-то большим

«Талли потеряла контроль.»

Теперь у них, у тех, кто знал правду и был обязан её остановить, оставалось только два пути: спасти её, вытащить обратно к свету, или… остановить навсегда. Выбежав в главный, более широкий коридор, она едва не врезалась в высокую, напряжённую фигуру Бернара. Тот выглядел не менее встревоженным и бледным, чем она сама. Его обычно спокойные голубые глаза метались, и взгляд тут же, настороженно и резко, упал на следовавших за ней Адриана и Брайана.

– А что они здесь делают?! – вырвалось у него, и в голосе прозвучало не просто удивление, а готовая вспыхнуть враждебность.

– Это неважно сейчас! – рвано, почти срываясь на крик, отрезала Мелисса, отмахиваясь рукой. – Нам нужно торопиться!

Девушка уже собиралась броситься дальше, как её взгляд, скользя по полу, вдруг приковался к одному предмету в дальнем, тёмном углу. Там, у стены, одиноко лежал изящный лук. Тонкие, искусные узоры серебрились вдоль изогнутой дуги, даже в полумраке узнаваемые и уникальные. Её дыхание перехватило, сердце на мгновение замерло. Она знала это оружие, спутать его было невозможно.

– Это… Талли… – прошептала она, и голос её дрогнул. Она осторожно, почти благоговейно, наклонилась и подняла лук, ощущая знакомый вес в ладонях.

Бернар не ответил. Он лишь сжал челюсти с такой силой, что послышался лёгкий скрип зубов. Его лицо стало каменной маской, на которой читалась лишь готовность к худшему.

– Бежим! – скомандовал он резко, уже не глядя на чужаков, и рванул влево, в самый тёмный и узкий коридор.

Она, не раздумывая, сорвалась следом. Каменные стены с застывшими на них подтёками влаги мелькали по бокам, сливаясь в сплошную серую полосу. Редкие факелы, вбитые в стены, освещали путь короткими, нервными рывками, отбрасывая на своды и пол прыгающие, искажённые тени. В груди у неё, как живой ком, росло и сжималось напряжение с каждым шагом. Бернар бежал впереди, стиснув зубы до боли, и его губы беззвучно шептали какую-то старую молитву: «Пусть я ошибаюсь. Прошу, пусть это не то, о чём я думаю.» Но он знал – его предчувствие, обострённое годами опасностей, никогда не лгало.

– Осторожно! – вдруг крикнула Мелисса, резко вскидывая руку, чтобы остановить его.

В тот же миг из-за резкого поворота, шатаясь и покачнувшись, вышел человек. Он едва держался на ногах. Его бледное, испачканное кровью лицо было перекошено гримасой невыносимой боли. Он сделал ещё один неуверенный, спотыкающийся шаг вперёд и рухнул на колени прямо перед ними, едва не задев Бернара. Из его груди, сквозь рваную, пропитанную багрянцем ткань рубахи, торчала рукоять короткого клинка. Сталь мерзко поблёскивала в тусклом свете факелов, вся облепленная свежей, липкой, тёмной кровью. Он захрипел, его тело дёрнулось в короткой судороге. Изо рта, не сдерживаемого более волей, хлынула тёмная, почти чёрная, вязкая кровь. Она потекла по его подбородку густыми струйками и с тяжёлыми звуками закапала на землю.

– Грх… – он с невероятным усилием вскинул голову, и его затуманенный взгляд на мгновение поймал их фигуры. В глазах, полных предсмертной агонии, вспыхнула искра безумия и странного знания. – Вы… опоздали… Время… почти вышло…

Его взгляд помутнел, стал стеклянным и пустым. Дыхание оборвалось на полуслове. Тело дёрнулось в последний раз и безвольно повалилось на бок, застыв в неестественной позе.

Тишина, наступившая после его слов, была гуще и страшнее любого шума.

Мелисса судорожно сглотнула ком, вставший в горле. По всему её телу прокатилась ледяная, сковывающая волна чистого, беспримесного ужаса. Она ощутила, как мелкая дрожь, начавшаяся в кончиках пальцев, добирается до самых костей, до зубов.

– …Нет… – прошептала она, и ноги её словно приросли к месту. Она была больше не в силах сделать ни шага вперёд, туда, откуда шёл этот умирающий.

– Что за… – тихо, сдавленно выдохнул Брайан, его опытный взгляд уже впивался в полумрак зала.

Талли неподвижно стояла в центре просторного каменного зала. Под её ногами медленно растекалась густая, почти чёрная лужа крови, впитываясь в поры камня. Вокруг неё, словно живая аура, клубились и вихрились спирали чёрно-красной, зловещей энергии. Они скользили по её бледной коже, пронизывали распущенные волосы, извивались в воздухе, как разбуженные змеи, готовые в любой миг броситься на всё живое. А её глаза… её некогда живые и ясные глаза были теперь холодными, пустыми и бездонными. Они смотрели сквозь них, сквозь стены, сквозь саму ткань реальности, в какое-то иное, невыносимое для восприятия измерение. Весь окружающий мир, казалось, уже не имел для неё ни малейшего значения.

Мелисса едва удержалась, чтобы не зажать рот ладонью, сдерживая подкатывающий к горлу спазм. Во рту пересохло, слюна стала густой и липкой. Желудок сжался в тугой, болезненный узел. Едкая, горькая тошнота подступала к самому горлу. Воздух в зале был насквозь пропитан тяжёлым, сладковато-медным запахом свежей крови. Пряным, тёплым, металлическим. Он забивался в ноздри, оседал на коже липкой плёнкой, въедался в самое сознание. Зрелище, открывшееся перед ней, было чудовищным, не укладывающимся в голове. Мраморный пол, когда-то, наверное, белоснежный и сияющий, теперь был залит алыми, липкими потёками. Кровь запеклась в трещинах и швах, словно сама земля истекала смертельными ранами. И всё это… всё это сделала она. Её подруга. Та, с кем они росли вместе.

Брайан, стоявший рядом, дёрнулся с места. Сделал резкий шаг вперёд, и меч в его руке дрогнул, готовый к атаке.

– Стой! – рявкнула она, оборачиваясь к нему.

В её голосе прозвучала такая дикая, первобытная ярость и непреклонная воля, что он инстинктивно замер на месте. И даже не столько его остановило само слово, сколько ледяной, убийственный, полный абсолютной власти взгляд, который она бросила ему через плечо.

– Вы двое, – её голос прорезал воздух, обращаясь к Адриану и Брайану. – Ни с места. Ни при каких обстоятельствах не двигайтесь с этого места. Услышали меня? Ни шага.

Мужчина вскинул голову, губы уже готовы были излить поток возражений, требований объяснений, но он не успел вымолвить ни слова. Девушка даже не удостоила его взглядом. Она лишь сделала твёрдый шаг вперёд, и в её глазах вспыхнул холодный, стальной огонь решимости. Он невольно отступил на шаг, скрипнув зубами от досады и непонятного, внезапного давления.

– Бернар, – теперь её взгляд метнулся к другу.

Тот сразу выпрямился, все его мышцы напряглись в ожидании приказа.

– Прикрой их, если что-то пойдёт не так…

Она не стала договаривать, но и не нужно было. Бернар всё понял без лишних слов. Его пальцы с такой силой сжали рукоять меча, что костяшки побелели, а по коже прошла волна боли. Губы вытянулись в тонкую, безжалостную линию, подбородок напрягся. На его лице не осталось и следа прежнего мальчишеского задора, ни тени той дерзкой ухмылки, с которой он обычно встречал опасность. Осталась лишь ледяная, сосредоточенная готовность и тяжёлое осознание: если она не справится, они потеряют Талли навсегда. Иного шанса не будет.

Мелисса задержалась лишь на миг. Её взгляд встретился с глазами Адриана. Его карие, проницательные глаза искрились целой бурей эмоций – тревогой, недоверием, немым вопросом. Брови были хмуро сведены, образуя резкую складку на переносице.

«Почему ты идёшь одна? Почему молчишь? Что ты знаешь, чего не знаем мы?» – кричал его безмолвный взгляд.

– Я расскажу всё позже… Обещаю.

Он прочитал эти слова по движению её губ.

АДРИАН

Мужчина коротко, почти незаметно кивнул, не сводя с неё тревожного, пристального взгляда. Внутри у него всё сжалось в тугой узел. Перед ним стояла не просто девушка из враждебного королевства – перед ним был человек, сделавший сознательный выбор идти вперёд, навстречу ужасу, несмотря на собственный страх. Хрупкая внешне и одновременно несгибаемая духом. Даже он, всегда холодный и собранный, привыкший держать голову, ощутил, как в груди зашевелилась тёмная, холодная тревога.

Он заметил в глубине её глаз, на самом дне, отблески паники. Они метались по залу, выискивая невидимый выход, лазейку, хоть что-то, за что можно было бы уцепиться разуму в этом кошмаре. Она прикусила нижнюю губу, слегка нахмурила изящные брови, и в этот миг её лицо показалось ему удивительно юным, почти беззащитным, детским. Несколько секунд она стояла так, неподвижно, пока внутри неё бушевала настоящая буря. Он видел, как она борется – с долгом, со страхом, с неизбежностью того, что должна сделать. И вдруг – решимость. Она сделала выбор и твёрдо, не колеблясь, подошла к другу. Юноша крепко сжимал меч в руке, будто это был его якорь. Она приблизилась вплотную, так, что её белые волосы коснулись его плеча. Наклонилась и прошептала что-то очень тихо, только для него, прямо в ухо. Тот вздрогнул, и резко, почти в отчаянии, покачал головой, его глаза умоляли. Но она не отступила, её взгляд был неумолим.

Бернар стиснул зубы так, что скулы заходили ходуном от напряжения. Внутри него кипели и рвались наружу страх, гнев, жгучий протест, но он сдержал их все. Медленно, будто каждое движение причиняло ему физическую боль, будто он ломал себя изнутри, он убрал меч за спину, засунув его в ножны. Пальцы его предательски дрожали, когда отпускали знакомую шершавость рукояти.

Мелисса последовала его примеру. Она тоже плавно, без рывка, вложила свой клинок в ножны. Тихий, но отчётливый щелчок замка прозвучал невероятно громко в давящей тишине зала, разносясь гулким эхом. И затем, совершенно безоружная, она медленно, но уверенно шагнула в центр зала. Оставшись один на один с тем, что когда-то было Талли. Её шаги были тихими, почти неслышными на каменном полу. Она не скрывала своего страха, он читался в каждом осторожном движении, но она не позволяла ему властвовать над собой, вести её. В воздухе, густом от магии, разнёсся низкий, предупреждающий, почти звериный рык. Девушка замерла посреди зала. По её тонким пальцам пробежала лёгкая, неконтролируемая дрожь, но она тут же сжала их в кулаки, обретая твёрдость. Подняла подбородок, демонстрируя бесстрашие, которого не было внутри, и встретилась взглядом с тем хаосом, что пылал в алых, бездушных глазах её подруги.

Адриан, стоявший на краю, чувствовал, как с каждым его вдохом в лёгкие, в кровь, в самое существо проникает нечто чуждое и могущественное – древняя, запретная сила. Она ощущалась неправильной, искажённой, как будто вырвавшейся из иного, враждебного мира, которому не должно было быть места здесь. Температура вокруг падала стремительно, словно самая холодная метель просочилась сквозь стены в подземелье. Его дыхание превратилось в клубы белого пара, кожа под одеждой покрылась мурашками. Дышать стало трудно, воздух стал тяжёлым, густым. Всё пространство гудело от магического перенапряжения, звенело в ушах. Он ощущал эту силу на коже, будто невидимые, ледяные когти медленно прошлись у него по позвоночнику.

Мужчина снова, против воли, взглянул на Талли, и его сердце пропустило удар, замерло на мгновение. Её глаза… они не просто пылали яростью, они светились изнутри нечеловеческим светом, как два раскалённых докрасна угля в пепле. Первобытный страх поднимался по его телу, сковывал мышцы, затуманивал трезвые мысли. Это была не та упорядоченная магия, к которой он привык, что изучалась в академиях и использовалась в бою. Эта сила была иной. Дикой, запретной, забытой, изгнанной из мира. Такая, о которой даже в самых старых и запретных книгах говорили лишь намёками, полусловами. Что-то древнее и животное внутри него самого умоляло, вопило: беги, прячься, умри, только не стой на пути у этого пробудившегося чудовища.

– Вот что они скрывают все эти века… – прошептал он, и его собственный голос показался ему чужим, доносящимся из-под земли.

– Они опасны, – настороженно, без единой нотки сомнения, произнёс Брайан, не отрывая взгляда от происходящего. Его рука лежала на рукояти меча, пальцы были готовы в любой миг выхватить клинок. – Ты сам это видишь. Это не просто сила.

Адриан молчал. Не потому, что был с ним согласен, но потому что на уровне холодного расчёта понимал: Брайан прав. И всё же, где-то в самой глубине его души, что-то упрямо сопротивлялось, противилось этой простой и удобной мысли. Будто за этой тьмой, за этой дикой, необъятной и пугающей силой, скрывалось нечто большее, чем просто угроза. Скрывалась тайна, разгадка которой могла перевернуть всё. Если они хранили, прятали веками эту силу, жертвуя ради этого многим, значит, на то была веская, возможно, даже оправданная причина.

– Остаётся только ждать и наблюдать, – пробормотал он, почти неосознанно, глядя на Мелиссу. – Отец… отец не просто так хотел вернуть тот договор любой ценой… Он знал. Он тоже знал их секрет.

«А если и дядя знал? Если он знал с самого начала?»

Мысли, как осколки, вдруг сложились в пугающую, но ясную картину: Тревога и настойчивость отца, странные, уходящие вглубь веков связи Гильдии Нечистых, раздражение и подозрительная нервозность дяди при любом упоминании асуров, его лживые, витиеватые речи о мире и союзе, который он на самом деле никогда не желал. Почему? Что он на самом деле скрывает? Чего хочет? Их силу? Их уникальную кровь? Их полного подчинения?

«Нужно всё обдумать, разобраться во всех этих нитях, но не сейчас… Позже. После. Когда всё это закончится… Я должен буду поговорить с ней. Со всеми ними.»

Он встряхнул головой пытаясь отбросить поток мыслей. Воздух в зале продолжал вибрировать, наполненный тяжёлой, чужой магией. Его взгляд снова нашёл и остановился на тонкой, хрупкой на вид фигуре в центре зала – на её расправленных, несущих груз ответственности плечах, на осторожных, но твёрдых шагах, на сжатых в кулаки ладонях, в которых была сосредоточена вся её воля. Мелисса медленно шла вперёд, прямо навстречу обезумевшей, потерявшей себя подруге. Её губы беззвучно шептали что-то. Тихо, осторожно, успокаивающе, как будто уговаривают испуганного, стоящего на грани истерики ребёнка. Но с каждой её тихой фразой, с каждым шагом, магическое напряжение в зале не ослабевало, а наоборот, росло, сгущалось. Воздух становился тягучим, как мёд, а тени в углах зала – глубже, живее и зловещее.

МЕЛЛИСА

– Талли… это я, Мелисса, – голос её был чуть громче шёпота, но в нём отчётливо слышалась дрожь, которую она не в силах была скрыть.

Ответа не последовало. Только тяжёлое, хриплое дыхание, больше похожее на рычание.

Глаза подруги не моргали – они пылали, как два алых, раскалённых докрасна уголька, подсвеченные изнутри неукротимым пожаром. Бешеный, лихорадочный блеск не оставлял в них ни капли разума, ни тени узнавания. Плечи подёргивались в такт напряжённым, готовым к броску мышцам. Всё её тело вибрировало от сдерживаемой, дикой энергии. Пальцы, искривлённые и больше похожие на острые когти, судорожно сжимались и разжимались, будто цепляясь за невидимого врага. Вокруг них клубились и потрескивали тёмно-красные, багровые искры. Сила била через край, переполняла её, искривляла воздух маревами. Она была не здесь, не с ними. Её сознание утонуло в глубинах проснувшегося Хаоса.

Мелисса стояла неподвижно, как скала посреди бушующего моря. Она не пыталась сблизиться, не тянула руки, только смотрела пристально, неотрывно, прямо в эти чужие, безумные глаза, в которых бушевала адская буря. Глаза, в которых уже не осталось ничего от её весёлой, дерзкой подруги. Но где-то там, под толстыми слоями ярости, под ослепляющим магическим вихрем, под кровавой пеной, выступившей у рта – была она, настоящая Талли. Та самая девчонка, которая смеялась до слёз, спотыкаясь о собственные ноги на тренировке, которая тщетно пыталась согреть замёрзшие ладони у костра в зимние ночи и рассказывала самые нелепые и смешные истории. Та, что была ей сестрой не по крови, но по духу.

В голове всплывали, как обрывки страшного сна, картины прошлого: суровые лица наставников, их грубые, иссечённые шрамами руки, сжимающие плечи обезумевших воинов, тех, кого не удалось спасти. Кто-то из них в агонии царапал себе лицо, рвал кожу, пытался выковырять впившуюся тьму из-под собственных ногтей. Кто-то орал так, что голос рвался в хрип, и это уже не звучало по-человечески, а было похоже на рёв загнанного зверя. Не всех, далеко не всех, удавалось вернуть. Тьма вползала в разум медленно, но неотвратимо. Сначала – лёгкий, непонятный озноб где-то глубоко внутри. Потом – чужие мысли, которые вдруг становились твоими. Потом – кошмары, в которых ты совершаешь то, чего никогда не сделал бы наяву. И вот ты уже не помнишь, зачем сжимаешь в руке меч. Зачем вообще дышишь.

Хаос…

Они все с детства боялись Хаоса. Не так, как боятся огня или высоты, а как боятся медленно подкрадывающегося безумия, которое незаметно съедает разум изнутри. С каждым новым срывом, с каждой уступкой тьме, кожа на душе грубеет, сердце обрастает ледяными колючками, в горле рождается низкий рык, которого раньше не было. И в один ужасный день ты просыпаешься и понимаешь, что дороги назад уже нет. В состоянии Зверя нет места «почему». Нет «может быть». Есть только примитивные инстинкты: «бей», «беги», «рви». Шорох листьев за спиной – это засада, любое движение в темноте – враг. Даже самый знакомый, родной голос звучит как хитрая, смертельная ловушка. Ты больше не различаешь лица, больше не помнишь, кто тебе друг. И самое страшное – иногда ты даже не хочешь вспоминать, потому что в этом зверином облике есть своё, чудовищное спокойствие.

– Главное – заставить их вспомнить, – голос наставника прозвучал в её голове так отчётливо, будто он стоял прямо за спиной, и его дыхание обжигало кожу на шее. – Пока они не утонули во тьме полностью. Пока ещё есть хоть крошечная часть их самих, которая хочет выбраться. Иначе… дороги назад уже не будет. Никогда.

Девушка сглотнула пустоту. Горло перехватило так сильно, будто на него накинули удавку. Её пальцы, сжатые в кулаки, предательски дрожали. Она снова подняла глаза, заставляя себя смотреть в этот багровый ураган.

– Талли… – её голос стал чуть хриплым, сорванным. – Посмотри на меня. Пожалуйста… Узнай меня.

В ответ – лишь нарастающий гул. Тяжёлый, низкий, исходящий от самой фигуры Талли. Он вибрировал в воздухе, заставлял дрожать камни под ногами, звенел в ушах навязчивой, неприятной нотой. Чужая магия сопротивлялась её словам, давила на сознание, пытаясь заглушить этот тихий голос разума.

– Ты не одна… Мы с тобой. Я с тобой.

И тогда Талли дёрнулась. Совсем чуть-чуть, едва заметно для постороннего глаза – крошечная, быстрая судорога в уголке рта, мгновенное подрагивание век. Будто что-то живое, её настоящее «я», рванулось наверх, к свету, к голосу подруги, но Хаос тут же, с жестокой силой, вцепился в неё невидимыми когтями, затягивая обратно в тёмную пучину.

Мелисса, превозмогая тяжесть, сковывавшую ноги, сделала ещё один, маленький шаг вперёд. Ноги стали ватными, колени подкашивались.

– Я знаю, ты борешься там, внутри, – каждое слово давалось ей с огромным усилием. – Где-то глубоко, под всем этим… это всё ещё ты… Я верю в это.

Сильный порыв магического ветра обрушился на неё. Воздух сгустился, рванул навстречу, отбрасывая белые пряди волос назад, заставляя кожу покрыться мурашками. Но она не отступила, не отшатнулась, не закрыла глаза, продолжая вглядываться в искажённое лицо подруги.

– Помни нас, – её голос окреп, стал громче, она пыталась перекрыть им вой бушующей магии. – Вспомни, кто ты. Вспомни, что мы делали. Как ты воровала тёплые пироги с королевской кухни, как пряталась на самой высокой крыше замка, чтобы не идти на занятия, как подсовывала стражникам в сапоги ужей и потом хохотала до слёз, глядя на их танцы.

– Это не ты, Талли! – в её голосе впервые прозвучала отчаянная, почти яростная нота. – Это не твоя злость! Это не твоя боль! Это Хаос! Он использует тебя! Проснись!

Талли резко дёрнулась всем телом. Её спина выгнулась неестественной дугой, все мышцы напряглись до предела, так, что вены на шее и руках вздулись и посинели. Новый, ещё более мощный поток магии хлестнул по залу – пыль, мелкие камешки и осколки взвились в воздух вихрем. Ответом на её слова стал рёв. Грубый, гортанный, звериный, вырвавшийся из самой глубины груди. Он прозвучал как последнее, яростное предупреждение. Искры магии вспыхнули ослепительно ярко, на мгновение осветив её лицо – искажённое гримасой, почти нечеловеческое, незнакомое.

Адриан инстинктивно, не раздумывая, шагнул вперёд, его пальцы уже сжимали рукоять меча, готовые выхватить его. Но Бернар, не отводя взгляда от центра зала, резко перехватил его, вцепившись мёртвой хваткой в плечо принца так, что его костяшки побелели.

– Нет. – это было не просьбой, а приказом, тихим, но не допускающим возражений. – Ещё не всё потеряно.

– Тебе нужно вернуть контроль! – прокричала Мелисса, из последних сил перекрывая оглушительный рёв магии и безумия. – Ты должна! Ты сильнее этого! Вырвись!