Клинок мечты

– Что-то не так, сударь?

Он не ответил.

Сегодня Элейна остановилась в своей келье при Братстве Кловас. Вполне естественный для нее ночлег. Учителям и отцовской страже преподнесена легенда о том, где она. Слуги в Кловасе не привыкли к ее постоянному присутствию, поэтому, если Элейна уйдет, они не разнесут немедленную тревогу, а встречаться с Теддан в доме Аббасанн – напрашиваться на подозрения. По крайней мере, Элейна так полагала. Она присаживалась на койку, вставала и разглаживала платье, опять садилась, вставала, расхаживала. Казалось, будто на вершине дворца глядит с громады утеса Старых Ворот вниз на реку. То же головокружение, та же дурнота. Она ожидала, что найдется какая-то ее часть – может, эхо голоса воображаемой матери, – что велит ей остановиться. Но ничего подобного не находилось.

Теддан явилась за час до захода солнца. С собой она прихватила кожаную сумку. Ее шелковое платье окрашивали все цвета заката от красного до оранжевого и серого, покрывая тело, платье как бы многое обещало. Брови у Элейны поползли вверх от ошеломления пополам с восторгом. Теддан задрала подбородок и замерла, на мгновение представ в позе статуи некой богини плодородия. Когда же Элейна начала хохотать, кузина захохотала с ней вместе.

– Спятила, – сказала Элейна. – Тебя же запомнит любой.

– Все они запомнят кого-то, – возразила Теддан. – Не сыщут причин думать, будто это я. То есть догадки-то будут, но никаких доказательств. Остальное не имеет значения. На вот, накинь сверху… – Она двумя пальчиками указала на платье Элейны и подкинула на кушетку однотонный коричневый плащ.

Накидка прислуги, с глубоким капюшоном и длинноватым для ее ног подолом. Элейна завязала тесемки на груди, пока Теддан окутывала другим плащом свою блистательную красоту.

– Подействует? – спросила она.

– Никто не заметит служанку, кроме других слуг, а они знают, как не болтать лишнего. Вот увидишь.

«Увижу, – подумала Элейна. – Да, уж точно не откажусь».

Они выскользнули в заросший плющом переулок, миновав кухни братства. Элейна стала поворачивать на восток, к реке, но Теддан взяла ее под локоть и повлекла к западу.

– Куда это мы? На Камнерядье?

Теддан не отвечала. Кажется, улыбалась, но при надвинутых капюшонах наверняка не поймешь.

Акведук, отмечавший западный край Зеленой Горки, был построен века назад ради подвода свежей воды к селениям за Дворцовым Холмом, а также преградой набегам врага, давно с той поры покоренного. Широкий, точно канал, по краям он был мелок, значительно углубляясь на середине. Гранитные блоки, из которых его вырубили, законопатили смолой, которую обновляли раз в несколько лет, чтобы не просачивалась вода. У пешеходного мостка, перекинутого через акведук ближе всех к северной стене, Теддан приостановилась. Она достала из сумки две маски – черно-золотую и синюю с белым и протянула вторую Элейне.

– Здесь? – спросила та.

– И сейчас, – велела Теддан, устраивая черную с золотом на переносице.

Ткань покрыла скулы, спрятала рот, но для Элейны родственница осталась собой. Когда Элейна надела свою маску, Теддан сняла сандалии и ступила на мелководье у края канала.

– За мной. Не мешкать!

Элейна стащила обувь и плюхнулась следом. Вода оказалась прохладной, но не студеной. Зеленый камень проскальзывал под ногами, и она красочно вообразила, как спотыкается.

– Слишком скользко, – пожаловалась она.

– Вовсе нет, – бросила Теддан, уже двигаясь на север, к стене. – Ты только не падай.

Элейна последовала за ней, с каждым шагом выверяя, что ставит ногу твердо и ровно, прежде чем перенести на нее вес. Железная решетка в стене – через такой зарешеченный проход стража выводит узников выбирать из воды ветки и разный мусор – была раскрыта, и оттуда им приветливо махал молодой человек. Невысокий, с Элейну ростом, широкоплечий и с черными, густыми, вьющимися волосами.

– Кто это? – спросил он у Теддан, беря Элейну под руку.

– Родственница, – сказала Теддан.

Мужчина обратил свою улыбку к Элейне:

– Значит, родственница. Я Берр. Рад свести знакомство.

– Взаимно, – проговорила Элейна, ступая в тесную темноту.

Пролегавший в стене туннель позволял передвигаться лишь вереницей, и с Теддан впереди Элейна не видела другой стороны, пока не вышла наружу.

На север от них к небу вздымалась молодая поросль тонких, как пальцы, деревьев. За рощей в отдалении нескончаемым ревом ревела река, а после высился лес и золотистое с розовым отливом небо. Всего лишь минута – но теперь Китамар остался позади. Она очутилась за пределами родного города, и ощущение было даже приятнее, чем мечталось.

Берр, если так по-настоящему его звали, повел их по тропе через бурьян и кусты черники, росшие за городом, пока они не добрались до реки. На берегу сушилась небольшая лодка. Берр забрел в Кахон, толкая лодку, затем придержал, давая забраться Теддан. Элейна шагнула следом. Неустойчивая в потоке лодка под ней кренилась и вздрагивала.

– Куда сегодня? – спросила Теддан, когда взгромоздился и Берр.

– Уммон раздобыл ключи к корабельному сараю и достаточно серебра, чтобы продержать сторожа в пивной до рассвета.

– Притечье? – спросила Теддан, и Элейна чуточку забеспокоилась. Притечье – район посуровей, чем выбрала бы она, даже если им не придется разгуливать там по улицам.

– Речной Порт, – молвил Берр, выталкивая челн на стремнину.

Впереди показался и вскоре проворно приблизился северный китамарский мост. В угасающем свете Элейна различила кольца, где продевали цепи, перекрывавшие в военное время судоходство. Сейчас кольца висели без цепей.

Теддан вложила в ее ладонь что-то податливое. Кожаный мех с вином.

– Если покажется мутноватым – там для крепости кое-какие травки, – сказала Теддан, старательно подмигнув.

Что ж, подумала Элейна, откупоривая пробку, за тем она и пошла.

Ночь опускалась, но очень неспешно. Закат задержался за Старыми Воротами, поэтому фонари и свечи на закладах крутой дороги ко дворцу казались более яркой разновидностью звезд, а город – обычной темнотой, только погуще, чем лунно-седое небо. Вчетвером они шли во мраке. Маур и новенький чуть впереди, Канниш и Гаррет немного сзади, но никто не отдалялся, и они со всей очевидностью оставались единой группой. Трое из них носили синие плащи и короткие грубые мечи. С поясов свисали служебные бляхи наряду со свистками, готовыми призвать их новых сородичей. У Гаррета имелся в сапоге один ножик, а на поясе висел только кошелек.

– Об этом мне знать не положено, – сообщил Канниш. – Никому не положено, а тем, кто знает, не положено говорить.

– Но мы-то говорим? – заметил Гаррет.

– Да кто об этом только не говорит! Сплетничает вся казарма, точно мои сестры, когда позовут подружек с ночевкой. Раз его приволок дядя Марсен, то парни подходят ко мне – думают, будто я что-то знаю, раз мы семья.

– А ты знаешь?

– Ага. Только проболтаться будет стоить мне не только службы.

Канниш воздел подбородок, намекая, что преувеличивает. А может, и вообще врет. Гаррета аж проняло порывом дружеской приязни, и на миг он забыл тяжесть будущего, проживая этот миг в прошлом, мальчишкой.

– Не буду выпытывать. Не прощу себе, если ты потеряешь место.

Они прошли гильдию канатчиков и повернули на юго-запад, в сторону реки. Маур и Таннен разговаривали, но за их спинами Гаррет не мог разобраь о чем. Запах реки – пряный и чистый в сравнении с улицей – долетел вместе с прохладным ветром.

Падающая звезда сорвалась с небес, разделилась надвое и исчезла. Знамение, только Гаррет не знал, чего именно. Не вытерпев до следующего угла, Канниш не выдержал груза нарастающей тишины.

– Ну, маленько-то сказать я могу.

– Добро, – согласился Гаррет.

– То бишь в общих чертах. Не придется разглашать секретные сведения, и так ясно – игра нам предстоит рисковая.

– Необычный, судя по всему, замысел.

– С хитрым вывертом, будь спокоен, – произнес Канниш, вторя дядиному тону. – Насчет одного Марсен точно уверен – с Теткой Шипихой мы дружить не собираемся.

– Она взаправду такая дрянь?

– Я думаю, если капитан Сенит имел бы выбор покончить с ней и в этот миг умереть или жить полной, счастливой жизнью, зная, что она на свободе, то сразу бы вскрыл себе вены. Тетка Шипиха стоит за половиной всех преступлений, происходящих из Долгогорья. Вон, банда, которая спалила лавку Аммана Петтита, когда он им не заплатил. Они пришли от Тетки Шипихи. А тем разом три года назад десяток бойцов с мечами ограбили Храм – так они тоже были ее. Капитан Сенит вычислил, что она собирается отбить промысел у торговцев людьми. Выдавить их отсюда и хозяйничать уже самой.

– В Китамаре нет никаких торговцев людьми, – возразил Гаррет.

– Есть, – сказал Канниш и в этот раз не вскинул подбородок. Луна очертила вокруг его глаз пятна теней, и Гаррету стало зябко вовсе не от легкого ветерка. – Я тоже считал так, как ты, но они есть. По ночам в этом городе случаются такие вещи, что на закате мне охота прибить моих сестер гвоздями – чтоб только сидели за закрытой дверью. Знали бы люди то, что знает стража, вообще из дома бы не выходили.

Маур и Таннен свернули налево, на юг, вдоль реки. Если пройти достаточно далеко, то они окажутся в Притечье. Мимо прогромыхала арестантская телега, еще воняя дерьмом и дохлыми животными, которых осужденные уже повыбрасывали в реку. Люди на задней подножке телеги смотрели в никуда, как трупы, отупев от усталости. Возле извозчика сидел человек в синем, и на боку у него болталось кожаное погоняло – вроде набалдашника на конце ремешка. Направляясь обратно в острог, он окликнул Таннена с Мауром, и те приветливо отозвались.

– Город сожрет сам себя, коль перестанет точить на нас зубы, – произнес Канниш. – Как любил повторять дядя Марсен. Но теперь это я и сам вижу.

Они вышли на открытую площадь, где у воды встречались две дороги. У низкой каменной ограды примостился наливной колодец, а по бокам росли здания, как плечи нескладных мужчин и женщин. Маур вдруг остановился, и Таннен, прежде чем обернуться, сделал еще пару шагов. У Гаррета кольнуло в животе. Наверняка это россказни Канниша нагнали на него страху, но ночь ощушалась теперь немного прозрачней, немного ярче и немного острей.

Поравнявшись с Мауром, Канниш хмыкнул. Их невысокий товарищ держал голову слегка набок, подобно псу, услыхавшему подозрительный шорох, и ответил, будто Канниш задал вопрос:

– Вот корабельный сарай Оньяна Гримна.

Канниш взглянул в направлении реки. Корабельный сарай был большим и высоким, одним фасадом он выходил на улицу, а другим – к темной воде. На противоположном берегу возвышались Старые Ворота, точно сам город взирал на них сверху вниз. Или бог.

– Похоже на то, – сказал Канниш. – И чего?

– Я слышал голос, – сказал Маур. – И глянь на то окно. Оно завешано тряпкой, но…

– Там свет, – сказал Таннен и вытянул меч. Лунный луч блеснул на металле. – Там кто-то есть.

Канниш придержал Гаррета за предплечье.

– Жди нас здесь.

Наполовину недовольный, наполовину обрадованный, Гаррет присел на низкую каменную ограду, спиной к темноте. Он смотрел на лодочный сарай. Днем на этих самых камнях сидят портовики и погонщики, слуги с полными овощей и хлеба корзинами, и никто не чует никакого ужаса. Но в темноте все по-другому.

– Порядок, Маур, – сказал Канниш. – Мы справимся.

– Я пойду с вами, – сказал Гаррет.

Таннен повернулся с ухмылкой:

– Желаешь помочь – не стой на дороге.

– Лучше, если останешься. – Голос Маура дрожал.

Гаррет приложил ладони к камню ограды и с замиранием сердца наблюдал, как трое младших стражников рассредотачиваются и идут к лодочному сараю – и тому, что внутри.

Сарай был большим и высоким, как бальный зал, но на этом вся схожесть и оканчивалась. Заполненный водой шлюз занимал половину того, что сошло бы за танцевальный пол. Если громадные створки шлюза отпереть, то через Кахон можно было увидеть Старые Ворота, увенчаные Дворцовым Холмом, но вместо этого взгляд упирался в немереную ширь плотно подогнанной древесины и реку, струящуюся в нескольких дюймах внизу.

Полускрытую мраком крышу обтягивала паутина канатов, шкивов, цепей с подвесными мостками и старыми железными балками направляющих. Сверху в темноте висела плоскодонка, ее корпус был частично разъят, как у огромной недовыпотрошенной рыбины. Воздух пропах тут смоляным варом и лаком, а от смеси испарений с крепленым вином кружилась голова и слегка подташнивало.

Берр со товарищи затянули окна тканью, чтобы спрятать свет дюжины фонарей. Около двадцати человек сидели на лавках или болтали ногами в речной воде. В основном молодые парни возраста Берра, носившие штаны грузчиков из грубой холстины, как маскарадные костюмы. Некоторые, судя по комплекции, действительно занимались физическим трудом. Одна из женщин была в маске, три прочие – нет. Мужчины слонялись вокруг, хлопали друг друга по плечам, хохотали и притворялись, будто не зарятся на дам. Женщины в основном держались кучкой, порой одна-две отделялись от общего кружка, огибали зал и возвращались. За исключением Элейны. Она заняла место на хлипкой деревянной лестнице, что цеплялась к стене до темного верха. Не в гуще компании и не наособицу, а где-то с краю, где ей было вполне комфортно. Маска скрывала ее вежливую улыбку.

Теддан, разговаривая с очень высоким и особенно крепко сложенным мужчиной, глянула на нее через плечо. Элейна помахала кузине в ответ. Подразумевалось: «я в порядке, не обращай внимания», но Теддан дружески сжала здоровяку плечо и отошла. Разочарование на его лице было бы заметно даже с противоположного берега.

Теддан ступала с подкруточкой, показывая платье в наивыгоднейшем свете. Проходя мимо другого парня, она на ходу выхватила у него бутылку вина. Тот не протестовал.

Достигнув ступенек, Теддан растеклась возле Элейны, обвивая ее руками и кладя голову на плечо.

– Тебе скучно.

– Да нет, – сказала Элейна.

– Я описывала вечеринки чересчур притягательно, и ты разочаровалась.

Элейна чмокнула кузину в макушку.

– Со мной все прекрасно. Мне захотелось прийти и посмотреть. Я пришла. И смотрю.

– Не станет ли поинтереснее, если выпить? – предложила Теддан, протягивая бутылку.

Внутри черного стекла звонко плеснула жидкость.

Элейна покачала головой:

– Меня мутит и от того, что приняла по дороге.

– Но ты трезвая!

– Если чересчур протрезвею, обещаю – выпью. Не понимаю, как моя тошнота улучшит вам вечер, – сказала она и сама услыхала, как жестко прозвучали слова, а после заговорила помягче: – Я страшно изголодалась, но сама не догадываюсь, по чему именно. Я хочу, хочу отчаянно, а чего хочу – знать не знаю.

– Но не такого, как тут?

Элейна пожала плечами. Это было не то. Ни под каким видом. Она понимала царящую вокруг радость. Нарушить правила. Вкусить свободу. Но при этом приходилось терять самоконтроль, а в такой рукав ее руке ни за что не пролезть. Теддан могла очертя голову броситься в мир и уповать, что ее подхватит какой-нибудь бог. Элейне такой веры недоставало.

Но выразиться так обернулось бы грубостью, поэтому пришлось притворяться.

– Кто знает? До рассвета пока далеко.

Теддан сползла на ступеньку вниз и примостила голову на коленях Элейны.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива.

– Я тоже хочу быть счастливой, – сказала она. А затем: – О боже, что там происходит?

У края шлюза образовался полукруг зрителей. Здоровый мужчина, от которого отошла Теддан, стоял спиной к воде и дергал себя за штаны.

– Это Эддик, – сказала Теддан. – Когда он чувствует себя обделенным, то лезет побороться.

Эддик успешно справился с досаждавшим узлом и выбрался из штанин. Элейна ощутила, как к щекам приливает румянец, а с ним заодно и смех. Обнаженный воздел над головой кулаки и заревел.

– Обожаю, когда он так делает, – сказала Теддан. – Красивый мужчина.

– Какой-то выбритый медведь.

Кто-то еще из молодежи начал стаскивать с себя одежду, и Элейна чуточку придвинулась, чтобы лучше видеть. Второй был тоньше и порыхлее, но упущенное животной природой восполнял куражом. Стоящие полукругом отступили, давая место намечаемой схватке. Эддика все эти приготовления, похоже, приводили в восторг довольно двусмысленным образом.

– Боже мой! – воскликнула Элейна. – Беру все назад. Это же смехотворно.

– Только бы он тебя не услышал. Ты ранишь его чувства, – хихикнула Теддан.

Элейна прежде видала голых мужчин, но всегда в обстановке представления или праздника. Ритуала со своими ожиданиями и правилами. Здесь было другое. Двое принялись кружить напротив друг друга, руки раскинуты, губы насмешливо сжаты. Элейна сперва пыталась не глазеть на них слишком пристально, но потом за этим себя и застигла и отпустила вожжи с концами. Она таращилась на нагие тела, на то, как с каждым шагом сотрясались их бедра. Насилие и уязвимость, а еще дикая странность этой минуты не давали отвести от парней взгляда. Невольно она клонилась все ближе.

Что-то произошло, какая-то не видимая ей техническая оплошность, и два борца напрыгнули друг на друга. Замолотили длинные руки, пытаясь закрепиться на телесах соперника. Эддик взвыл и сместил свой вес. Его противник низко нагнулся и – напрягая спину, ноги и ягодицы – попытался вытолкнуть крупного мужчину в шлюз и темную воду. И почти получилось. Сборище заулюлюкало.

– Кто-нибудь нас точно услышит, – сказала Теддан и будто напророчила – ее слова прорезал свист.

А после прогремел голос:

– Это городская стража! Первый, кто станет сопротивляться, получит в брюхо мечом!

Теддан выпалила непристойность и повернулась. На полу корабельного сарая гуляки превращались в неуправляемую толпу, хлынув сперва к одному выходу, затем к другому. Теддан подтолкнула Элейну, и вместе они пошли вверх по ступенькам, подальше от этого хаоса, в темноту.

Опять свистки. Элейна не угадала бы сколько, но больше двух. Наверху лестницы маленькая дощатая платформа давала доступ к цепям и канатам. Внизу два синих плаща городской стражи орали, обнажив клинки. Свистел теперь только один, но он призовет других, если те окажутся достаточно близко.

– Не беги. Тихо, – сказала Теддан. – Они нас не видят.

Элейна была искренне убеждена, что это неправда. Она продвигалась по голым доскам дюйм за дюймом, глядя вниз, на каменные плиты. Пыль и копоть заполнили воздух. Кто-то кричал. Кто-то надсадно вопил. Она медленно, долго вдыхала, выпуская воздух сквозь зубы. Расстояние от нее до пола сарая казалось куда большим, чем при взгляде снизу на потолок. Ниже ее некоторые беглецы спрыгивали с канатов, раскинув руки, словно стремились обнять землю. А она брела вперед, по чуть-чуть, убежденная, что новый шаг непременно ее опрокинет. И зашла достаточно далеко – под ней уже был шлюз. Черная с серебром вода мерцала в лучах фонарей.

– Ты что делаешь? – спросила громковато Теддан.

Кто-то из синих плащей посмотрел наверх:

– Эй! Вы, двое! А ну, к чертям, спускайтесь оттуда!

Элейна оглянулась. Теддан выпученно смотрела на нее из-под маски.

– За мной.

Элейна прыгнула, верней, попыталась. Слегка поскользнулась в конце и вывалилась в воздух. Река поднялась ей навстречу. Холод оглушил как пощечина, но она предвидела это. Заставила себя открыть глаза, отыскала сторону, где пляшущие тени окаймляли каменный бок шлюза. И где исчезали под речными воротами. Лягаясь ногами, расталкивая воду, она поплыла навстречу вольному течению и свободе. Широкие деревянные створки прошли над ней, и она оказалась снаружи, уже в настоящей реке. На мгновение даже возликовала.

А потом ее схватило течение.

Даже знойной летней порой глубинные потоки Кахона неумолимо несли с собой жестокий холод. Они накинулись на нее и потащили вниз. Что-то шлепнуло по лицу – угорь, мусор или водяное растение. Она перевернулась, почти теряя небо из виду, и сделала рывок к поверхности. Голова вынырнула к воздуху, но промокшая маска не давала вдохнуть. Элейна сорвала ее, опять пробилась наверх, колошматя ногами, и со всей мочи поплыла к берегу. Река играла с ней, поймав в широкий водоворот, – затягивала и отпускала, словно не слишком голодная кошка раздумывала, есть ли ей мышь.

Горели легкие, ступни и ладони наливались оцепенением. Мышцы рук и ног ломило от усталости. Крошечная, невозмутимая часть ее разума делала вывод: это убьет меня. Скоро меня не станет.

Теперь берег казался дальше, чем в самом начале. Желание отдохнуть, дать себе время подумать, осмыслить, как лучше выбраться, было искусительным – и смертельным. Элейна забарахталась, гребя несмотря на боль и свои мысли. То был сырой, животный страх, и она дала страху гнать себя вперед. Постепенно, с оговорками, всегда готовая передумать, река стала уступать.

Проявилась набережная, и Элейна уцепилась за край. Пальцы соскальзывали с мыльного от водорослей камня, но самое жестокое течение уже миновало. Вода милостиво решила не заглатывать жертву обратно. Элейна добралась до крутых ступеней и, перевалившись, выбралась на потертые, скользкие плиты. Только тогда она обернулась и поглядела на реку. Если Теддан сделала так, как призывала Элейна, то сейчас она там. Быть может, тонет. На грани гибели. Умирает. Страх стиснул сердце девушки клещами. Элейна подняла подол платья и побежала.

Река отнесла ее за несколько улиц от лодочного сарая, но луна и Старые Ворота давали ориентир. Босые ноги шлепали по булыжникам. Она не знала, где потеряла сандалии. В сарае будут синие плащи. Она возьмет их в помощь. Да, ее поймают. Да, предстоит унижение. Но это был единственный способ успеть добраться до Теддан.

Ее платье будто бы выкроили изо льда. Оно приставало к коже и беспощадно терло на бегу. Дыхание сделалось прерывистым – она рыдала то ли от боли, то ли от ужаса. Элейна обогнула последний угол.

Перед ней раскинулась открытая площадь с колодцем и низкой оградой. На ограде, вытянув ноги, сидит человек. Не синий плащ. Она проследила за его взором на ближнюю от сарая улицу. Трое синих плащей с мечами наголо выстроили ночных гуляк на коленях. Мелкорослый стражник по очереди подходил к каждому новому задержанному, вязал им запястья и сажал на общий поводок. Каждого из кутил поведут к магистрату. Каждого ожидает расплата по закону.

И в уголке группы плененных, свесив голову, размазав по лицу слезы, стояла Теддан. В сердце Элейны вступили в бой ужас и облегчение. Теддан в безопасности. Теддан схвачена. Теддан доживет до минуты, когда ее приволокут с позором к отцу и она пожалеет, что выжила.

Один из двух синих поздоровее глянул в сторону Элейны и наставил на нее меч, будто обвинительный перст:

– Эй! Ты! Стой, где стоишь! Именем князя!

Он тронулся к ней, отвлекаясь от выстроенных арестантов. Видимо, этого шанса Эддик и ждал. С ревом здоровяк вскочил на ноги, протаранил мелкого стражника и припустил к северу, по-прежнему величественно обнаженный. Работая бледными конечностями, он уносился в залитые луной улицы, словно изгнанный бог, и его стихающий крик был полон звериной радости. Начали вставать и другие задержанные, угрожая столпотворением. Подступавший к Элейне страж повернул обратно, и она поняла, что это ее шанс. Она тут же метнулась, перескочила низенькую ограду и прижалась к заборчику, точно опять превратилась в ту девочку, которая играла со своей няней в прятки.

Сидевший на ограде мужчина откинулся назад и взглянул на нее сверху вниз. Он оказался ее возраста или около того. Резко очерченные скулы, волосы совершенно непонятного при луне цвета. Крайнее изумление на лице в другой ситуации добавило бы ему симпатичности.

Она прикоснулась пальцем к губам – «тише», – а потом прижала к груди сложенные в мольбе о помощи ладони.

Когда зазвучали свистки, Гаррет встал и в волнении начал расхаживать. Расстояние от ограды колодца до корабельного сарая он готов был преодолеть за считаные секунды. Шум голосов усилился. Вскрикнула женщина. Чего бы там ни обнаружилось, Канниш с Мауром столкнулись с этим лицом к лицу, а он прячется в темноте, вместо того чтобы встать с ними в один ряд. Его пальцы постукивали по бедру, барабаня, словно капли во время ливня.

Два свистка смолкли, и никто не отозвался в ответ. В пределе слышимости других синих плащей не было. Так дело не пойдет. Оставаться на месте – слишком много они от него хотели.

Дверь лодочного сарая открылась. Наружу пролился свет. В проеме толклись силуэты, растворяясь на фоне друг друга, пока с мечом в руке не появился Канниш. Он взмахнул оружием, спиной к Гаррету – и тут наружу вышел молодой человек и встал на мостовой на колени. Потом еще один. Потом женщина в дорогущем с виду платье.

Из здания лаял голос Таннена, словно пес собирал в кучу стадо овец. Канниш оглянулся через плечо, щеки смялись в ухмылке. Салютуя Гаррету, поднял меч. Гаррет поклонился и сел обратно.