Тайны Сирамизы

Женщина кивнула, соглашаясь. Помолчала немного, не спеша отнимать руку и возвращать ее в перчатку.

– А клирик, что ушел?

– Поглядим, как быстро и насколько правдиво он донесет информацию до моих ушей, – прошептал мужчина.

– Уходим?

– Да.

3. Не высказан укор.

Два тусклых фонаря раскачивались на ветру, охватывая очертания пустынной территории призрачными крыльями света. Безжалостно пригибались ледяным дыханием ветров, трещали перемерзшие деревья.

Охраны перед сараем не было, на двери висел замок, а ключ от него сержант Луксиас носил с собой.

– Людей не хватает, – кратко объяснил и полез под пальто, снял с шеи цепь с ключом. Пока возился с запорами, Блаэн пытался привести в чувство Йену. Выронил ее из окоченевших рук, так и не добившись результатов. Поморщился, когда она с головой ушла в снег. Налетевший ветер припорошил ее ледяным блеском, в свете дрожащих огоньков волосы Йены заблестели как нити золота.

– Донеси, – попросил сержанта, соскальзывая по боку лошади и опираясь на здоровую ногу. Носком сапога второй едва касался сугробов. Развязав завязки у шеи, снял с себя плащ и неловко накрыл свою спасительницу, потом, дрожа от холода в лохмотьях, с тоской перевел взгляд на такую далекую дверь в постройку.

Тобиас, поглядев на это, довел клирика до порога, потом только, на ходу отряхивая от снега низ пальто, вернулся за девушкой.

Ступив внутрь небольшой караульной, Блаэн по памяти нащупал на стене светильник, там же взял искру, не сразу смог нагреть ее; долго дышал в сложенные ладони, в то время как Тобиас зловеще дышал ему в затылок.

Блаэн не раз напомнил себе, что то всего лишь человек. Что он уже в деревне. Что место расправы осталось очень далеко.

– Мог бы и помочь, – нервно пробормотал, прикрывая глаза от разгоравшегося света. Машинально обтер о себя покрытые коркой пальцы.

Тобиас, качнув своей ношей, только жестче сжал губы. Кивнул на угол, предлагая воспользоваться черенком от метлы в качестве трости. Этому совету Блаэн и последовал; опираясь на трещавший при каждом шаге деревянный сук, похромал к неприметной на первый взгляд перегородке, за которой такие же разбитые ступени отпугивали своим видом любопытных. Спиральный спуск принимал свой настоящий вид дальше, где глубже врезался в скалу. Прыгая, скорее падая с одной крутой ступени на другую, Блаэн в этот раз всерьез опасался скатиться кубарем и доломать оставшиеся кости, потому как ни поручней, ни иных опор здесь не было; одну руку заняв черенком и переносным светильником, второй цеплялся за случайные выбоины, полные собиравшейся со стен воды, которые находили пальцы.

Тени метались как безумец в бреду от каждого нырка вниз, пока Тобиас не отобрал фонарь.

К изумлению Блаэна, охраны не оказалось также и внизу, служебная ниша была пуста. Для верности осмотрев безлюдный коридор, послушав тишину, он остановился у холодных печек.

– Где все люди, Тобиас? – тихо спросил, концом палки пошевелив золу. – Не говори мне, что их мало, для охраны мага выделить двух юнитов можно было.

Тобиас напряг челюсть. Дернулись губы, не пропустив ни звука, сжались. Подбородок поднялся выше.

Блаэн повернулся всем телом, опираясь на черенок.

– Сержант?

– Комиссар забрал тех, кто здесь был, – наконец выложил сержант, очень неохотно. – Приказал мага никому не показывать.

Блаэн похолодел от догадки, прошившей мозг.

– Они не должны были вернуться из долины, эти десять солдат? И мастеру уготовано было сгинуть здесь бесследно? – Спиной привалился к стене, глядя на сержанта и силясь отыскать хоть какую-то разумность в поступках Алифора. Но, казалось, последнее время им двигал исключительно ненормальный, бесконтрольный страх, делая комиссара непредсказуемым. – Тобиас… Кто дал вам полномочия вершить самосуд?

Юнит сделал шаг назад из ниши, перехватил Йену.

– Открой камеру.

Блаэн допрыгал до первой решетки, отворил ее. Забрал фонарь, пристроил его на крюк на стене. Пропустил внутрь ниши сержанта.

– Тод убил бы их и выдал все за случайность? – Никак не мог сосредоточиться на мыслях, прошелся пятерней по коротким волосам. – Где? По пути или…

– Да не знаю я! – заорал Тобиас, швырнув Йену на койку. Развернулся, упер кулаки в бока, свирепо щурясь. – Кто будет отчитываться передо мной? Комиссар?

Тобиас тут ни при чем, это Блаэн понял. А если и при чем, то действовал против воли.

Мастер Ниэль дал знать о себе громким стуком, позвал охрану, прокричал имя сержанта. Тобиас тем временем сердито пропихнулся между решеткой и стеной, запер камеру новой заключенной одним из ключей со своей цепи, прошагал мимо клирика. Прокричал в ответ, что потухшую печь видит.

– Холодно тут, – уже спокойнее объяснил Блаэну. – Мастер, правда, язык никак не отморозит себе, и это меня печалит. – Кивнул на соседнюю с Йеной камеру. – Проходи, тут лежанка есть неплохая. Сейчас принесу тебе одежду сменную. Вода замерзла, наверное, не умоешься. Придется подождать, пока отогреется.

Ниэль не унимался, привлекая внимание хоть кого живого; Блаэн, цепляясь за решетку, проковылял к лежанке и с огромным облегчением усадил туда свое разбитое тело.

С мастером нужно было что-то решать, понимал это, но не сию минуту. Уронив голову в сложенные ладони, морщась от эха, бьющего в стены, пялился в пол под ногами, такой знакомый и безопасный, серый, почти чистый, не имеющий ничего общего с изрытыми, окровавленными землями Сидэ. Остро не хватало негромких переговоров охраны, а еще истеричные выкрики мага на фоне этой ненормальной тишины вспыхивали на болезненно обнаженных нервах. Крепла уверенность, что в темнице покоя ему не видать.

– Пусть он замолчит, – попросил, услышав шаги Тобиаса. Дыхание начало перехватывать, Блаэн сглотнул комок в горле.

Скрипнула решетка, лязгнуло железо, повернулся ключ в замке.

Клирик поднял голову.

– Умолкни! – зло процедил Тобиас Ниэлю, привалившись к преграде с внешней стороны. – Или я залью в тебя весь кувшин того сонного пойла, которое приготовил!

– Сержант! – Нос мастера пролез между прутьями, лоб вдавился в перекладину. Пытался увидеть, кто еще в темнице есть помимо одного юнита. – Мне нужно поговорить с комиссаром, позови его!

Тобиас перевел пустой взгляд на Блаэна, медленно опустившего руки вниз. От ключа, запершего его в камере и зажатого в руке того, от кого ждал помощи, глаза его не отрывались.

– Что мне ему ответить? – хрипло спросил сержант, двинув подбородком в сторону соседней камеры. – А, Блаэн?

Блаэн машинально поскреб щеку. Разодрал ранку, растер кровь на пальцах. Сдвинув брови, вспоминал, где мог поцарапаться, потом подумал о голых заиндевелых ветвях, от которых не всегда успевал уворачиваться, пока ехал через лес. Лицо, начавшее отогреваться, ощутимо пекло. Внутри все горело, стенания Ниэля смешались с мертвыми криками, которые то и дело врывались в уши.

Блаэн оцепенело смотрел на влажно блестевшие пальцы, трогал их липкость.

– Блаэн…

Ниэль шибанул миской по решетке, и Тобиас потерял терпение. Промчался в начало коридора, вернулся с заряженным арбалетом и кувшином. Кувшин опустил на пол, носком сапога придвинул его к камере.

– Пей, – приказал. Ниэль затряс головой, отказываясь, тогда сержант упер арбалет в плечо, острие болта уставилось на бледневшего пленника. Недобро понизил голос: – Я пробью тебе ноги и руки. И пока ты будешь орать, напою тебя. Пей!

Он выпил, несколько глотков, пока Тобиас не решил, что достаточно. Настойку мака забрал, указал на лежанку, куда мастер свалился, вытирая глаза, и отвернулся после к стене.

Проклятье, думал юнит, отходя от крохотной комнатушки.

Растопил печь, которую приволок к камере, потом сходил к дальней, греющей обиталище Ниэля.

– Вот, – сказал, вернувшись к клирику. – Оденься.

У решетки на пол упала кучка одежды. Не мундир, как заметил Блаэн, а обычный деревенский наряд: рубаха, грубые шерстяные штаны и жилет поверх. Даже веревки не выделил подпоясаться.

Блаэн поглядел на Тобиаса и принялся стягивать с себя растерзанную армейскую форму. Потянул рукав, который и не держался ни на чем, вниз, уронил его, следом покатилась пуговица. Ее путь в угол, к ведру, проследили оба. Тобиас вздохнул, избегая встречаться с глазами, которые и в полумраке излучали яркий пронзительный свет.

– Ты ведь понимаешь…

Широкая, иссеченная шрамами спина согнулась, когда клирик потянулся снять сапог, потом второй. Размотал окровавленные тряпки с ног, так и остался сидеть, обнял только колени.

– В чем ты меня подозреваешь?

Тобиас открыл рот, оглядел коридор, закрыл рот. Треснутый голос Блаэна, с которым они служили не один год под началом Тода Алифора, повидали немало и узнали друг друга достаточно если не для дружбы, то для доверительных отношений точно, заставлял чувствовать себя последней скотиной. Однако…

– Почему из всех… Вернулся только ты один? И ведь ни единого сомнения в смерти двухсот юнитов? Что со старейшинами? Как могла выжить эта слабая девка там, где полегла толпа опытных в бою мужчин?

– Ты веришь в то, что я в одиночку мог убить двести человек? – Блаэн поднял голову и отыскал глаза сержанта, смутно блестевшие в полумраке. – Тобиас… Посмотри на меня. О святая Сура… – протяжно выдохнул. – Даже если… предположить, что имел какие-то скрытые мотивы, ладно, пусть… Как, по-твоему, мне это удалось?

Тобиас прижал к прутьям лоб, не переставая оглядывать клирика, под слоем грязи и крови на котором невозможно было разобрать, ранен он, цел ли.

– Что произошло? Вы были в долине?

– Были. Тод был прав, старейшины потащили ту… Йену в долину. Оформление для своего выхода, конечно, выбрали под стать замыслам. Все красно, куда ни глянь.

Взгляд сержанта против воли пополз наверх, к толще скал над ними.

– Вы нашли проход?

– Нашли. – Блаэн встал, держась рукой за стену. Бережно наступая на носок больной ноги, доковылял до стола, оставил свой кровавый след и на нем. – Он открыт был, узкий такой. Пока шли, плечами обтирались. Но все запланированное на том и закончилось.

Тобиас крепче обхватил железные прутья, напряженно ожидая продолжения. Бок припекало. К тому времени, когда клирик доплелся до решетки, успел взмокнуть от ужаса, подбирающегося вместе с его неверной поступью. Невольно задержал дыхание, вглядываясь в резкие черты лица, хорошо видимые в оранжевых всполохах из печи.

– В долине змеи, – сказал Блаэн, и сержант ошеломленно попытался собраться с мыслями после такого заявления. Ожидал он несколько иного.

– Змеи… Змеи? – Провел тыльной стороной ладони по лбу, стирая выступивший пот.

– Не те, которых ты ногой откидываешь в траве. – Блаэн на миг закрыл глаза, воссоздавая образы. – Они в обхвате шире меня вдвое, а то и втрое. Длину не возьмусь описать, они как нитка из вязания, все тянулись и тянулись… Рога ваала видел? – Тобиас кивнул, хмурясь все сильнее. – Так у них зубы такие. Чудовищные клыки, на них нанизывали человека как кусок мяса на прут.

Сержант попытался представить себе такое диво, уголки губ скептически опустились. Почесал щеку, потом потер глаз, слезившийся от чада. Расстегнул пальто.

– Хочешь сказать, что там, – махнул куда-то, – скалы кишат змеями, которых никто никогда не видел? То есть… Разве их можно не заметить?

– Существование ваалов тебя не поражает? – резонно поинтересовался Блаэн, поднимая из кучи одежды рубаху и растягивая ее перед собой. – Лиггены тоже привычное дело, да? – Мотнул головой, обрывая себя. Припал на ногу, ухватился за решетку. – Никто не видел, но они есть. И не сунься мы туда, знать бы ничего не знали. Заметь, они не погнались за нами, не разоряют деревню.

– Что с ногой? – тихо спросил Тобиас.

– Плитой могильной придавило, сверху прокатилась одна из тварей. – Клирик судорожно вздохнул и сунул голову в вырез, натянул рубаху, одернул ее вниз. Следом запахнул на себе жилет и зябко растер плечи. Поднял штаны. – То, что помню. Дальше все меркнет. Девку помню, как уцелела только, известно лишь ей одной. Она проползла по мне, а я ее схватил. Она и вытащила меня оттуда. Ты ее расспроси, она видела не меньше моего.

– Они точно все мертвы?

– Там никто больше не кричал. Не шевелился. Если вдруг… Если кому-то повезло и выбрался, я рад за него, может, узнаем о том позже. Но… Тобиас, я не пересчитывал по головам, да и… Размеры у существ… Они плющили любые кости, в той смятке невозможно было разобрать, кого и сколько.

Сержант вжимался в холодную решетку, обдумывая услышанное.

– Комиссар? Вы разделились?

Блаэн вернулся к лежанке, сел. Подумал, что второе одеяло бы не помешало. И пить хотелось. Никак не мог отгородиться ото всего, и от шепота Ниэля, и от мыслей о Йене, попавшей в прежние застенки; от лиц тех, с кем служил, от предсмертного крика Алифора, оборвавшего все внутренности.

Сосредоточившись на черных полосах грязи, начал снимать заскорузлые от засохшей крови и глины штаны.

– Нас раскидали. Как орехи, по всей территории. Как только змеи нас почуяли, шансов не осталось. Тобиас… Я понимаю твое неверие… Но… Суры ради, дай воды.

Обмороженные щеки, нос жутко чесались, опять растер их в кровь.

Тобиас подергал цепь, висящую на шее. Звон ключей на ней напомнил о том, что камера клирика все еще заперта.

– Вода греется, сразу поставил, – вымолвил, так и не решив, как поступить с замком. – Блаэн… тебе лекарь нужен?

Клирик уже уложил поврежденную щиколотку на колено и, прикрыв глаза, прощупывал ее, а сержант вспомнил, что он и есть лекарь. Сказав, что принесет воды, тихонько отошел. Заглянул и в первую камеру, однако Йена не делала попыток открыть глаза. Накрыл ее, запер опять. Мастер уснул крепким сном. Мягкий живой свет скрадывал резкость и безмолвие бездонных недр, в которые они спустились, и, казалось, от голосов и свежего воздуха их отделяет всего ничего.

Наполнив холодной еще водой кружку, Тобиас дошел до ступеней, постоял, в кромешной тьме отыскивая очертания стен. Подышал, прислушался к абсолютной неподвижности. Мысленно попытался вообразить, что где-то наверху звучит топот множества ног, а твердый голос комиссара осведомляется о заключенных.

Блаэн мечтал услышать то же самое. Облизал сухие губы. Перелома не было, обошлось. Ушибленные ткани дергали, разнося боль по всей ноге, только вот унять ее никак не выходило. Она разрасталась, настойчиво и непрерывно, и в какой-то момент отчаяние достигло такой точки, что не смог дышать. Грудь сжалась, сдавилась до размеров горошины. От попыток вдохнуть заслезились глаза.

Не сразу боль отпустила, не сразу немного ослабла, позволяя втянуть в себя спертый жженый воздух.

Повернулся ключ в замке, открылась решетка. Мог бы встать сейчас и уйти, но не мог. Мысль об оставленных телах заставляла вновь и вновь сжиматься на узкой койке, пока она не затряслась. Пока Блаэн не осознал, что рыдает, уткнувшись лицом в разящий прелой соломой тюфяк.

– Вода…

Тобиас остановился, присел на корточки. Протянул кружку, на которую клирик внимания не обратил.

– Дай лучше… – просипел он, отворачиваясь, – … дай отхлебнуть из того кувшина, которым мастеру угрожал. Боюсь, не смогу уснуть сам.

* * *

Прошло всего несколько дней, по ощущениям Сафа – годы.

Окаменел, превратился в часть скалы.

Ниоке он показал, что о людях услышал. Не открывая глаз, изучил запах, прежний и нет. Странный, который мог бы показаться отвратительным, если бы нос его не упирался в сам источник и при малейшей мысли отодвинуться протестовало в нем все; напротив, не мог надышаться, хотел слизнуть его, распробовать все то смешение жизни и забвения, которое теперь означало присутствие рядом Тай.

Но люди, которые, вероятно, искали прежних людей, не позволили каменеть дальше. Затылком Саф чувствовал ожидание Ниоки.

С трудом нащупал руки, ноги, которые могли с таким же успехом принадлежать кому угодно, потому что не слушались его абсолютно. Шея, это сочленение головы и тела, жутко колола. Так надолго замереть, имея множество конечностей, которые потом нужно все отыскать на себе и привести в рабочее состояние – Саф поразился, откуда у людей запасы воли вставать каждое утро и собирать себя по кусочкам, превозмогая боль, которая становилась тем сильнее, чем настойчивее пытался перевернуться.

Привести себя в вертикальное положение оказалось задачей не из простых. Вывод из чего Саф сделал один – если залегать надолго, то делать это нужно в более гибкой форме.

– Это называется «онемение», – сообщил голос от стены и Саф, оскалившись, зашипел на него. Лин отскочил, врезался в стену, закрываясь руками.

Ниока испустила долгий протяжный вздох.

– Ты пугаешь его.

– Кого? – прохрипел Саф, пытаясь разодрать ресницы, перепутавшиеся между собой в процессе роста. – Некроманта? Пусть привыкает.

Некромант дышал и трясся как заяц в свои последние секунды, волнами от стены расходился резкий, отдающий железом дух, он бы точно взбудоражил хищника.

– Ты потеешь, – заметил Саф, лишь чуть кривясь. – Прекрати это делать. Сказал же, ничто тебе не угрожает.

Лин поспешно кивнул и замотался в шкуры, будто это могло скрыть его испуг. Змеи; он постоянно забывал о сложной системе отлова и распознавания ими запахов.

За то время, что они спали, Ниока привела жилище в опрятный вид, аккуратно сложила на кресло стопки чистой одежды, первоначально смятые шкуры на неровном полу заменила другими, более пушистыми на вид. Никуда не делся тревожащий нависающими острыми гранями потолок, но к нему можно привыкнуть. На небольшом круглом столике сверкало прозрачное изделие для хранения воды, которое Лин и тронуть побоялся бы, а Ниока, небрежно ухватив графин за тонкое горлышко, наполнила два бокала, один из которых протянула некроманту. Пока тот осторожно брал широкий сосуд двумя руками, Саф успел опрокинуть воду в себя и открыл, наконец, глаза. Серые как серебро.

– Тай.

Лин вздрогнул и, как и змей, сразу посмотрел на девушку. После уже прислушался к себе, к заметной, но терпимой вялости, переставшей граничить с энергетическим истощением.

– Спокойна. С ней все хорошо.

Саф распростер ладонь над ее лицом полукругом, едва не касаясь кожи. Потом отвел руку и нежно пригладил волосы. Лин чувствовал себя дурак дураком, сидя третьим в кровати, под наблюдением четвертого, и следя, как преображается исцелившееся лицо Асафи при одном взгляде на мертвую.

Всему есть предел, как полагал. Но перестать пялиться на подобное проявление благоговения не мог. И еще бы долго подглядывал, если б не пролил на себя воду и не ойкнул. Быстро начал пить.

– На спине остались шрамы, – огорченно уведомила Ниока. Саф заправил за ухо отросшие волосы и подвигал лопатками, проверил пластичность чешуи, движение которой рубцы могли нарушить. По вздоху Ниоки понял, что так и есть.

– Сейчас зазоры небольшие, – сказала она, кончиками пальцев проводя по полоскам голой кожи между белыми пластинками, показывая те места у шеи, на ребрах. – Но на деле может оказаться серьезной уязвимостью.

Плата за насильственное заживление взамен смены поврежденного покрова. Саф заранее смирился с такими рисками. Поднял глаза на давившегося водой некроманта.

– Ниока, его нужно отмыть, – что увидел, то и озвучил.

Но я ведь не ребенок, возмутился мысленно Лин, засовывая глубже нос в бокал, пока плескавшаяся там жидкость не задвоилась перед глазами.

Ниока ничего ненормального в словах Сафа не увидела.

– Я и тебе воды нагрела.

Их всех нужно постирать. Саф заставил себя оторваться от любования чертами лица Тай. Проморгался, выныривая из образов его же, раскрасневшегося, отражавшего все ее с ног сбивающие чувства, направленные исключительно на своего друга, мужчину. Недостойного.

– Как…

– Они в зале, – от тихого голоса Ниоки плечи Сафа ссутулились, выдавая тяжесть, на них лежавшую. – Ждут.

– Проверю снаружи. Сегодня спущусь.

Лин не понял ничего из обрывочных фраз. Вода закончилась и ему ничего не оставалось, как отдать бокал и, огибая ноги Тай, Асафи, ползти к краю.

– Асафи запретил трогать тела, – шепнула ему Ниока, видя, как морщит лоб. – Он сам будет воздавать им последние почести. И молить о прощении.

Лин ничего не мог поделать с уважением к хранителю, которое укоренялось в нем против воли. Вслух же заметил, что нет смысла уже так мучить себя. В ответ узнал, что очень болтлив.

Это проглотил, хотя ранее не упрекал никто его в назойливости.

Размял ноги, прошелся по склепу, потерявшему уже сходство в его голове с таковым. Теперь это походило на спальню, донельзя выстуженную, правда. Волчий мех существенно скрадывал холод под ногами, но вот небольшой камин внутри был бы кстати.

– Нет дымохода, – просто сказала Ниока. – В закрытом помещении глупо будет палить дрова и уголь.

– Мысли читаешь? – торопливо спросил Лин, едва сдерживаясь, чтобы не начать подпрыгивать в попытке согреться.

– Нет. Смотрю, как ты дрожишь. Оденься, – пояснила Ниока и, отодвинув пятнистую шкуру от камней, которая, как некромант считал, висит там для украшения, утепления, вытащила из открывшейся полости, а после протянула ему длинную шубу, вывернутую мехом внутрь, что делало ее изумительно приятной. Принадлежала, судя по размеру, Сафу, подол куполом разлегся вокруг босых ног. Следом ему досталась меховая обувка.

Сам хозяин вещей, казалось, не возражал против их перекочевания на чужие плечи и ноги. Возражал только против толпы и стоял у кровати, белое изваяние в шелковой юбке, весь раздраженный и теряющий терпение.

– Ослабь контроль, некромант, и выйди, – коротко бросил. – Ванна остывает.

Лин сглотнул, сообразив, что змей лично собрался искупать Тай.

– Она… Может испугаться.

Саф со свистом втянул в себя холодный воздух, охлаждая им тлеющую искру ревности.

– Я сказал тебе убраться. Ни при каких условиях ты не станешь присутствовать при ее омовениях.

– Тебя ждет сюрприз, – краем губ шепнула Ниока, ободряюще улыбаясь помертвевшему человеку и жестом предлагая выйти из норы. – Тебе тоже нужна вода, помогу с этим. И платье сменное есть.

Крепко схватив Лина за руку, быстро вывела из норы, не успел он напутствия змею дать по поводу обращения с Тай.

В большом зале раскинулся камин, громадный, похожий на средний сарай, основанием выраставший из самой пещеры и дымоходом в нее же враставший; он казался неотделимым от камней, окружавших его. В тех глубинах пылал жаркий огонь, лениво роняя пепел на каменные плиты. В ослепленных ярким светом глазах территория дальше терялась во мраке, а перед пламенем различался змей. И не один. Одетые как люди, выглядевшие как люди, они вызывали единственное желание упасть и прикинуться мертвым.

Увидев их, Лин столбом встал. Хозяева долины, в свою очередь, усердно занимались кто чем нашел и, как один, показывали ему свои спины.

Их было трое, и они были огромные. Как и Асафи. Даже в человеческом обличье размерами превосходили самого крупного человека, которого Лин только видел. Они были как шакал.

Сам не заметил, что крепко сдавливал ладонь Ниоки, и очнулся только, когда она подтолкнула его, понуждая шагать.

– Они тебя не тронут, – проговорила четко и громко, на весь зал. Обитатели его напряглись, головы склонили ниже, тихое шипение влилось в уши и застряло там, лишая ориентации в пространстве.

– Асафи запретил. – Один из них отлепился от громадного кресла, оглянулся. Черный Риор. Как будто чувствуя панику человека, изогнул угол губ, нарочно показывая ядовитый клык, а в удлиненных змеиных глазах стыл холод. – Перебирай ногами быстрее, некромант, вы все слишком воняете.

– Риор… – с укоризной произнесла Ниока. Риор демонстративно швырнул в камин горсть сухих веток, по залу поплыл густой аромат мяты. Начал оборачиваться второй, вокруг головы которого сиял огненный нимб, превращая волосы в жидкое пламя.

Лин тихонько дышал, пятясь, пока не уперся спиной в выступавшие камни. Быстро обернулся, уставился на очень даже реалистичное изображение луга; без любого намека на существование поблизости долины, без ее вечной зловещей тени, лишь солнце, травы и ветер, свободно гуляющий по просторам. Ошеломленно перевел взгляд дальше, на ручей и смеющегося ребенка, по колено забредшего туда.

– Это Саф украшал стены, – глаза Ниоки стали печальными. – Тай его научила рисовать. Он увлекся.

Удивился бы вслух, но тут почувствовал, как потянулись из него силы, затрепетала связь внутри, наливаясь холодом, и на миг задержал дыхание, подстраиваясь под эти ощущения. Забыв об устрашающих двуногих перед собой, о до потери речи поразившем его занятии Асафи, со страхом ждал, когда Тай рванет, испытает прочность тех оков, что удерживали ее душу.

Легкий всплеск заставил его сжаться. Повторный вогнал в ледяной пот и чуть не подкосил ноги. Ниока нахмурилась, вглядываясь в застывшего, ушедшего в себя некроманта. И тут же напустилась на змеев, посчитав их причиной, на что Риор презрительно фыркнул, Рэйно промолчал. Бьяр даже не поднялся с кресла, как не обращал внимания ни на что.