Доля ангела

– Да нет, я в порядке, – сказала она.

– Точно? – спросила Кара, заметив выражение ее лица. – Нам совсем необязательно скатываться отсюда, если ты не хочешь.

– Если вы, ребята, можете, то и я смогу, – сказала Мэтти, и голос ее прозвучал куда увереннее, чем она себя чувствовала.

Ник стартовал первым, поднырнув под лентой, означающей границу зоны катания, за ним поехала Кара, потом Мэтти, и Джонни – замыкающим. Через несколько секунд они обогнали всех других катающихся на склоне, и перед ними раскинулось огромное открытое пространство нетронутого рыхлого снега без лыжни. Стояла зловещая тишина, только низкий свист ветра звучал в ушах.

После нескольких поворотов Мэтти остановилась и окинула взглядом восхитительную картину.

– Просто невероятно.

Она забыла недавние сомнения, и теперь, когда они спускались все ниже, сердце ее постепенно возвращалось на место.

– Скажи? – воскликнул Джонни, между очками и шарфом расплылась широкая улыбка. – Я знал, что тебе понравится!

Каждый поехал вниз по своей линии, улюлюкая и визжа от восторга. Лыжи прорезали мягкий пушистый снег, и, добравшись до самого низа, Мэтти обнаружила, что ноги дрожат и она совершенно выдохлась. Все-таки форму она за последние годы подрастеряла. Много лет назад Мэтти была очень сильной, потому что целыми днями каталась на лошадях, теперь же она часами сидела в офисе и на спортзал времени никогда не хватало, – и вот результат.

– Супер-де-дупер! – воскликнул Ник, останавливаясь рядом с ней и оглядываясь на их S-образные следы на снегу.

Мэтти расхохоталась – и над смешным словом, которое получилось у Ника, и из-за того, что ей удалось съехать с такого крутого склона.

– Полный восторг! – объявила она. – Дома с нами никогда ничего такого не происходит, правда, Кара?

Подруга помотала головой.

– Просто очуметь, до чего круто! – сказала она с горящими глазами. – Может, еще разок?

– Ну а как же! – воскликнул Джонни.

Теперь на гору взобрались уже безо всяких сомнений.

На третий раз они выбрали немного другое направление и поехали поперек склона, чтобы добраться до новой полосы нетронутого снега. Первым ехал Джонни, за ним Мэтти. Ник и Кара задержались на вершине, Каре понадобилось поправить крепления.

Все произошло за долю секунды.

Вдруг откуда ни возьмись налетел рывок ледяного ветра, раздался громкий треск, а за ним – будто громовой раскат. Мэтти остановилась и оглянулась. Моргнула. Не поверила своим глазам. Огромный снежный обломок съезжал по горе прямо на нее. Она едва успела осознать опасность, как ком уже накрыл ее, захлестнул с головой. Ее сбило с ног, она упала, одну из палок вырвало из руки, и Мэтти кубарем покатилась по крутому склону. Она будто попала в гигантскую стиральную машину. Лыжи отстегнулись, и ее швыряло по горе как тряпичную куклу. Мозг зарегистрировал слово «лавина». Мэтти попыталась закричать, но рот мгновенно забило снегом. Уши наполнились ревом. Все происходило так быстро, но ощущения были как в замедленном воспроизведении. Она вертелась на поверхности движущейся снежной массы и загребала руками, пытаясь удержаться наверху. Мэтти знала, что если ее закопает слишком глубоко, ее никогда не найдут. Много лет назад в обвал попал брат ее одноклассницы, катавшийся на лыжах в Снежных горах. Его нашли слишком поздно. Мэтти вспомнила об этом и громко всхлипнула. В голове закружились картинки из детства. Вот мама вешает белье в ветреный день, вот солнце ярко светит ей на веки, а она лежит в траве и прислушивается к стуку собственного сердца, вот они играют в прятки на винодельне, брат выскакивает из-за бочки, и она с визгом убегает во двор, вот она несется по хребту Шингл-Хиллз и Чарли Драммонд ее сейчас догонит…

Внезапно Мэтти врезалась во что-то и остановилась – и яростно закашлялась: и нос, и горло забило снегом. На мгновенье она испытала блаженное облегчение, потому что неконтролируемое верчение прекратилось. Но потом поняла, что полностью погребена под снегом. И понятия не имеет, в какой стороне верх.

Она падала с выставленными вперед руками, поэтому прямо перед лицом у нее осталось небольшое пространство, воздушный карман. Одна из палок по-прежнему была прикреплена к руке, Мэтти чувствовала, что палка под странным углом давит на запястье. Палка указывает вверх? Или вниз? Она не имела ни малейшего представления. Слава богу, она перестала кашлять и теперь изо всех сил старалась замедлить дыхание. Мэтти знала, что ни в коем случае нельзя впадать в панику. Надо сделать все возможное, чтобы как можно дольше сохранять тот крошечный запас воздуха, который у нее есть, поэтому заставила себя делать маленькие, неглубокие вдохи. Она попыталась подвигаться, но удавалось только пошевелить пальцами на руках и ногах. Как бы Мэтти ни старалась, тело не удавалось сдвинуть ни на дюйм. Когда она катилась вниз и болталась, будто в барабане, снег был легкий и воздушный, но теперь он облепил ее как цемент. В отчаянии Мэтти согнула пальцы словно когти и попыталась поскрести снежную твердь, чтобы хоть чуть-чуть расширить свою воздушную нору, но все старания были напрасны. Убедившись, что у нее ничего не выходит и что она только зря расходует драгоценный кислород, Мэтти прекратила попытки. Кровь стучала в висках. Во рту появился металлический привкус. К своему изумлению, она не чувствовала боли и сознание было на удивление ясное, хотя, судя по тому, как была согнута ее рука, не оставалось сомнений: с ней что-то не так. Еще Мэтти ощутила теплую влагу, расползающуюся по внутренней поверхности лыжных брюк. Надо было сделать хоть что-нибудь. Но что?

Понадобилось напрячь все оставшиеся мизерные силы, чтобы не впасть в панику.

Джонни? – спросила она себя вместо того, чтобы начать истерить. За несколько секунд до того, как начался обвал, она видела его перед собой и слегка левее. Она понятия не имела, попал ли и он под лавину, но в то же время не представляла, как он мог этого избежать.

Стояла ужасная тишина. Мэтти казалось, будто она торчит здесь уже несколько часов, но, скорее всего, прошли какие-то минуты. Вдруг ей как будто послышался шум, приглушаемый давящим со всех сторон снегом. Или мерещится? На них не было лавинных датчиков. Мэтти знать не знала, сможет ли кто-нибудь ее найти. Ясно было лишь одно – у нее очень мало времени. За неимением лучшего, она стала делать единственное, что пришло в голову, – начала молиться.

И тут настала полная темнота.

Глава 5

Мэтти открыла глаза. Ее обожгло ослепительно-белым светом, она поморщилась и снова зажмурилась. Попыталась пошевелить руками и ногами, но они, похоже, не действовали. Где она, черт возьми? Мэтти изо всех сил постаралась сосредоточиться и попыталась поднять голову. Плохая мысль, – подумала она, потому что тело тут же пронзила острая боль.

Она услышала, как незнакомый голос сказал что-то на непонятном ей языке. По твердому полу простучали, отдаваясь эхом, чьи-то шаги. Мэтти снова открыла глаза. Свет был такой яркий, что смотреть было больно и держать глаза долго открытыми невыносимо.

– Господи, Мэтти, как же ты нас напугала! Ты в порядке?

Кара. Этот голос она узнала. Мэтти попыталась пошевелить губами, но изо рта вырвался лишь сухой стон.

– Все нормально, не говори, не надо. Спешить некуда, выздоравливай!

Почему выздоравливать? Она что, заболела? Чем? И вдруг на Мэтти волной накатили воспоминания. Снежная гора, бешеные кульбиты, падение вниз, вниз, а потом внезапная остановка и вокруг – темнота. Невозможность пошевелиться. Может, она до сих пор погребена под снегом. Но ведь вроде не холодно.

– Ш-ш-ш… – выдохнула она.

– Все нормально, солнышко. Ты упала. Мы катались на лыжах. В Швейцарии. Помнишь? Моргни, если да.

Мэтти заставила веки дрогнуть.

– Мы с Ником стояли выше и видели, как это случилось. Мы ничего не могли поделать, все произошло так быстро. Слава богу, лыжный патруль был прямо за нами. Твоя лыжная палка торчала из снега, но сама ты была полностью зарыта. Они тебя несколько минут откапывали. Еще бы немного, и… – она сглотнула. – О, Мэтс, я так перепугалась. Если бы не палка… Но теперь все будет хорошо, ты жива.

Мэтти слышала в голосе подруги, всегда таком невозмутимом, с трудом сдерживаемые эмоции. Теперь она вспомнила. Она так там перепугалась. Но теперь-то она где?

Кара будто бы поняла, о чем Мэтти думает, и сказала:

– Ты в больнице, в долине рядом с Церматтом. Тут о тебе здорово заботятся. – Ее голос дрогнул, и Мэтти догадалась, что Каре пришлось собраться с духом, чтобы продолжить: – Тебя продержат здесь еще несколько дней, а потом перевезут в Лондон.

Джонни. Мэтти хотела спросить о Джонни. Где он? Почему не тут? Она снова попыталась заговорить, но едва смогла пошевелить губами. Она так устала. Надо поспать еще немножко… Опустился серый туман, и Мэтти снова провалилась в забытье.

Когда Мэтти проснулась в следующий раз, голова была чуть яснее. Свет немного потускнел, и ей удалось открыть глаза. Комната оказалась маленькой и квадратной, с тошнотворно желтыми стенами. Мэтти разглядела занавески в цветочек, висящие на окнах, а за окнами – затянутое тучами свинцовое небо. Вдали виднелись острые белые вершины гор. Она опять попыталась хоть немного сдвинуться с места, и кровать под ней скрипнула. Ай. Казалось, она продержалась пять раундов на ринге с Тайсоном Фьюри. Мэтти мысленно проинспектировала тело. Ребра болели, даже если она сдвигалась хоть на миллиметр, а правая рука была пристегнута к груди. Поднять ее Мэтти не могла. Левой ногой она тоже не могла пошевелить и теперь увидела, что та от бедра до лодыжки заключена в гипс и подвешена над кроватью под углом в сорок пять градусов. Наверное, с таким же успехом по ней мог проехаться грузовик с прицепом.

– Добрый день, как самочувствие? – с сильным немецким акцентом спросила медсестра, склонившаяся над ней, чтобы немного ослабить плотно подвернутое под матрас одеяло. – Мне нужно измерить вам температуру, сейчас поставим термометр в ухо. Хм, замечательно. Может, попробуете немного поесть?

Мэтти кивнула и поморщилась: даже такое крошечное движение отозвалось болью в черепе.

Медсестра нажала на кнопку, и изголовье кровати немного приподнялось. У Мэтти закружилась голова, и она энергично заморгала, стараясь противостоять ощущению слабости. Медсестра подкатила к кровати столик и взяла в руки мисочку.

– Я буду вам помогать, пока не сможете есть самостоятельно. Куриный бульон с клецками. Откройте рот, – сказала она и поднесла к губам Мэтти ложку.

Та чувствовала себя птенцом, который открывает клюв, чтобы его накормили, – такая же слабая и беспомощная. Даже есть было больно, но голод пересиливал боль. Когда они закончили, Мэтти попыталась заговорить.

– Джонни? – проскрипела она.

Но медсестра уже покинула палату и не услышала вопрос.

Усилия, потраченные на еду, так утомили Мэтти, что не было сил думать, поэтому она лишь безучастно смотрела, как медленно перемещаются по комнате тени, пока наконец не задремала. Она проспала несколько часов – до самого прихода Кары, которая вернулась уже вечером, когда за окном стало совсем темно. На этот раз с ней был Ник.

– Ну привет, подружка! – Кара влетела в комнату с огромной плиткой шоколада и стопкой глянцевых журналов. – Я ограбила больничный ларек. Нашлось даже несколько на английском.

Она положила журналы на тумбочку рядом с Мэтти и спросила:

– Как ты себя чувствуешь?

– Джонни? – снова проскрежетала Мэтти.

Она напряглась, приготовившись к плохим новостям. Валяясь без дела на больничной койке, Мэтти располагала уймой времени, чтобы вообразить худшее.

– Он в палате на другом конце коридора, – сказал Ник. – Слегка помят и весь в синяках, а еще у него подозревают сотрясение мозга, но в остальном все в порядке.

Мэтти выдохнула и почувствовала, как по всему телу прокатилась волна облегчения. С Джонни все в порядке. Ее худшие опасения не оправдались.

Приходил безжалостно-деловитый врач.

– У вас серьезный перелом большой и малой берцовых костей. Пришлось оперировать и устанавливать штифты, – объяснил он.

С профессиональной беспристрастностью он принялся описывать, как будет проходить период реабилитации, сказал, что Мэтти придется несколько недель, а то и месяцев провести в инвалидной коляске – до тех пор, пока не восстановится плечо, смещенное во время падения, когда порвались удерживающие его связки. Лишь после этого она сможет начать пользоваться костылями. Потом можно будет перейти на ортез для стопы и ходить в нем – «не недели, а точно месяцы» – таков был мрачный прогноз.

Похоже, не скоро я буду снова вскакивать на высокие парапеты набережных, – безрадостно пошутила Мэтти про себя. Неужели та дождливая фотосъемка действительно происходила всего несколько дней назад? Поверить в это было невозможно – впрочем, ни во что из произошедшего невозможно было поверить. Ведь по плану у нее был сейчас счастливейший отпуск, каникулы с любимым мужчиной и друзьями, нелепо-огромные бокалы пива, обильные альпийские ужины и романтические объятия у камина… Никто не предупреждал, что вместо этого она будет лежать в больничной палате вдали от дома, не в состоянии встать на ноги.

В швейцарской больнице Мэтти провела еще три дня, толком их не заметив, потому что обезболивающие надолго погружали ее в беспамятство. Пожалуй, такая доза и лошадь вырубила бы, – подумала она, в очередной раз проваливаясь в сон. С каждым пробуждением лежать становилось все неудобнее. Нога под гипсом нестерпимо чесалась – казалось, по ней бегает стая муравьев, и каждый раз, когда Мэтти пыталась пошевелиться, ребра протестовали и кричали от боли. Кара и Ник навещали ее каждый день, Кара сидела у кровати подруги часами: красила ей ногти в кислотный зеленый, кормила шоколадом и приносила разные сплетни в надежде немного приободрить. Джонни сначала видно не было, но ближе к вечеру второго дня, когда Мэтти стало особенно тоскливо, он наконец пришел. Ее мужчина, которого она уж и не чаяла увидеть, одетый в соблазнительно наброшенный больничный халат, медленно двигался в ее сторону.

– Матильда! – воскликнул он. – Наконец-то! Я тебя везде искал. Чертовы медсестры ничего не говорят, а если и говорят, то на немецком, так что я понятия не имею, о чем они.

Мэтти такое оправдание показалось не очень достоверным: все ее медсестры прекрасно говорили на английском. Но она прогнала эту мысль. Неважно. Вот ведь он, здесь.

– О боже, Мэтти, – сказал Джонни, добравшись наконец до кровати. – Я смотрю, тебя здорово помяло.

Она заметила ужас в его глазах, но попыталась состроить в ответ смешную рожу. Ай! Даже это было больно.

– Д-д-д… не очень, – пробормотала она.

Джонни стоял, как-то странно отклонившись, будто ему нестерпимо было подойти ближе, и взгляд, который он отвел в сторону, снова метнулся на лицо Мэтти.

Он пробыл недолго, промямлил неудачную шутку, что пора возвращаться в палату, пока медсестры-эсэсовки его не хватились. Только когда Джонни ушел, Мэтти осознала, что он ее даже не поцеловал. Ее это больно ранило, хоть и не удивило. В то утро медсестра вручила ей зеркало и расческу.

– Возможно, пора вам на себя взглянуть, – сказала она. – Только не волнуйтесь, сейчас выглядит хуже, чем дело обстоит на самом деле, и к тому же это скоро пройдет. Пластический хирург вам все объяснит.

Слова «пластический хирург» напугали Мэтти, она поднесла свободную руку к щеке и нащупала пальцами что-то припухлое и незнакомое. Чуть выше, прямо под глазом, обнаружилась покрытая коркой раздувшаяся шишка и нити наложенных на рану швов. Что эта чертова лавина сделала с ее лицом? Мэтти вспомнила привкус крови после падения. Она боялась на себя посмотреть, но и не посмотреть было невозможно, поэтому она поднесла зеркало к лицу. Один глаз обведен фиолетово-черным синяком, губа раздулась так, что лицо стало неузнаваемым, но страшнее всего выглядел порез под глазом – страшная рваная рана, красная и черная, схваченная безжалостными швами, на которые даже смотреть было больно. Она никогда не относилась к той категории девушек, которые часами вертятся перед зеркалом, но сейчас была потрясена до глубины души своим уродством. Так что ничего удивительного, что Джонни ее едва узнал, – она сама себя с трудом узнавала.

Похоже, Кару и Ника ее внешность шокировала не так сильно, как Джонни.

– Не парься, подруга, – сказала Кара, когда на следующий день Мэтти рассказала ей, что увидела в зеркале. – Порез неглубокий. Скоро к тебе вернется твое старое страшное лицо, будешь как новенькая.

– По-моему, Джонни в этом не так уверен, – с горечью заметила Мэтти.

Ник связался со страховой компанией Мэтти (слава богу, Бьянка настояла, чтобы перед поездкой она купила медицинскую страховку) и организовал ее транспортировку обратно в Лондон. Доктор Тевтон, как прозвала его Мэтти, сказал, это станет возможно через день или два, при условии, что процесс реабилитации будет протекать как следует. Когда Ник сообщил Мэтти эту новость, ребята стали с ней прощаться. Они бы и рады были задержаться, чтобы убедиться в том, что с Мэтти все в порядке, но обоих ждали дела и работа.

– Я к тебе приеду, как только ты вернешься в Лондон, – пообещала Кара, осторожно обнимая изувеченное тело подруги.

Джонни приковылял через несколько часов после того, как они уехали. Сказал, что завтра прилетает его мать – забрать его домой. Мэтти удивилась. Ей и в голову не пришло позвонить родителям: даже если бы те были где-то неподалеку, она бы не стала просить их о помощи.

– А как же я? – спросила она.

– Ну, эм-м… Ты ведь пока все равно не в состоянии лететь, правда? – проговорил он, и на секунду его прекрасные черты омрачило виноватое выражение. – И потом, Ник сказал, что у тебя все уже организовано.

– Да, но… – Мэтти откинулась на подушку; она слишком устала, чтобы объяснять ему: она надеялась, он сделает для нее хоть что-нибудь и хотя бы побудет с ней рядом, пока врачи не подтвердят, что ей уже тоже можно лететь домой.

– Слушай, Мэтс, увидимся в Лондоне, когда вернешься, ладно? Боюсь, в ближайшее время тебе все равно будет не до веселья.

О да, – с горечью подумала Мэтти, – тут ты совершенно прав, приятель.

Перед уходом он сжал ей руку, но Мэтти видела – он изо всех сил старается не смотреть на ее фингал и распухшее лицо. Она опять обратила внимание, что он ее не поцеловал ни при встрече, ни на прощание.

Когда дверь за Джонни закрылась, она почувствовала себя безнадежно одинокой – безнадежнее, чем за всю свою жизнь длиной в тридцать один год. Даже более одинокой, чем в тот день, когда впервые приземлилась в Лондоне, никого в этом городе не зная. И более одинокой, чем в восемь лет, когда умер их золотистый ретривер Уофл. Ей захотелось завыть, как тогда, в детстве, но слезы не приходили. Мэтти понимала, что надо, видимо, позвонить брату, но стоило ей представить себе их разговор, как у нее сжималось горло и она снова откладывала звонок. Кара обещала в общих чертах сообщить ему о несчастном случае, и Мэтти не знала, как будет рассказывать подробности. У нее не осталось на это никаких сил.

Еще Кара позвонила Бьянке, и через несколько часов после их разговора в палате Мэтти уже стоял огромный букет тигровых лилий. Мэтти понимала, что вернуться к работе сможет очень нескоро. Доктор говорил, что на восстановление уйдут не недели, а месяцы. Усугубляло положение то, что она жила на четвертом этаже в доме без лифта. Будем решать проблемы по мере поступления, – говорила себе Мэтти, стараясь не поддаваться всепоглощающей панике. Первым делом нужно добраться до Лондона. А с остальным разберемся потом.

Глава 6

Роуз плюхнулась на полотенце, которое сама аккуратно расстелила. Солнечное тепло нежно проникало в смазанные маслом руки и ноги, Роуз сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, расслабляясь. Восхитительная дуга золотого песка всякий раз вызывала у нее одновременно восторг и умиротворение. А тот факт, что прошло уже больше года с тех пор, как она в последний раз ощущала между пальцами ног песок, лишь усиливал удовольствие.

– Кто купаться? – спросил Марк у двоих уже раздевшихся до купальников детей, которые бешено скакали рядом с Роуз, предвкушая длинный день на пляже. – Но сначала крем от солнца.

Лео и Луиза наперегонки бросились обмазываться густым белым лосьоном.

Роуз открыла один глаз:

– Лео, шею сзади не забудь, – сказала она. – Идите втроем, я хочу сначала как следует прогреться.

– Роуз, ну пойдем, мы хотим, чтобы ты с нами! – умоляюще протянул Лео. – Пожалуйста!

– Да, Роузи, пойдем купаться! – потребовала Луиза.

– Роуз, давай, – присоединился к ним Марк. – Вода, похоже, просто отличная, грех такое пропускать.

Она, прищурившись, посмотрела на волны, накатывающие и разбивающиеся в пену у самого берега. Океан и в самом деле выглядел заманчиво: его сверкающая синяя прозрачность тянулась далеко-далеко, насколько хватало взгляда. Роуз улыбнулась, потому что на память пришел тот день, когда Марк признался ей в любви – вот прямо здесь, на этом пляже. Тот день, когда сердце ее подскочило от радости при звуке слов, которых, она считала, ей уже никогда не услышать. Тот день, когда он уговорил ее вернуться в долину и отныне жить с ним.

– Ох, ну ладно, раз вы все так настаиваете, – притворно заворчала Роуз.

Встав, она почувствовала на себе взгляд Марка, блуждающий по куцему нефритово-зеленому бикини, облепившему попу и грудь. Марк рассматривал ее неспешно, в свое удовольствие. В магазинах Юмераллы выбор купальников был невелик, поэтому Роуз заказала этот через интернет, надеясь, что он подойдет. Покупку доставили за несколько дней до их отъезда, но, к счастью, купальник не только оказался впору, но еще и идеально подчеркнул ее длинные темные волосы и кожу, которая уже начала подрумяниваться на солнце. Целое лето пробежек по виноградникам помогало поддерживать форму, а в «Кладовой Тревелин» работы было столько, что на обед Роуз чаще всего только и успевала схватить кусок багета и положить на него немного овощного террина или ломтик ветчины. Когда-то она была толстая и рыхлая. И несчастная. Роуз вспоминала об этом с содроганием. Больше она никогда не вернется в то время.

Марк потянулся к ней и небрежно провел ладонью по спине и ниже – по бедру, а потом игриво оттянул и щелкнул резинкой трусов бикини.

– М-м-м… замечательно, просто замечательно, – одобрительно произнес он.

– Эй, руки! – с наигранным гневом рявкнула она, но тут же не удержалась и рассмеялась, довольная, что он оценил ее покупку. За долгие дни винтажа Роуз часто начинало казаться, что он совсем забыл о ней, что ему нет дела до того, есть ли она рядом или давно сбежала с мясником; он был полностью сосредоточен на сборе винограда и переправке его в давильню в идеальный момент созревания. Как хорошо, что теперь у него наконец-то нашлось время на нее и на Лео с Луизой. Все утро дети соревновались, на кого Марк обратит больше внимания, но теперь внимание всех четверых гипнотически притягивал к себе океан.

– Помочь тебе? – спросил он, выдавливая лужицу лосьона ей на спину.

– О, прекрасно, – протянула Роуз, закрыв глаза и отдавшись ощущению его рук – таких надежных и сильных – на своей коже.

– Перевернись, спереди тоже помажу, – скомандовал он.

Она послушно развернулась, встретилась с ним глазами – и увидела, что взгляд его затуманился от желания. Дети – Роуз заметила – уже побежали вперед, им не терпелось искупаться. Марк убрал бутылочку.

– Пошли, красавица, надо их догонять, а то не найдем, – сказал он, сжал ее ладонь и потащил к воде.

Потом Роуз лежала и впитывала телом безжалостные солнечные лучи, глядя, как Марк и Лео лепят из мокрого песка у самого края воды корабль и две их такие похожие темноволосые головы почти сливаются в одну. Луиза скакала вокруг них, играя с веревкой водорослей, которую вытащила из воды, и океанский бриз подбрасывал вверх облако ее кудрявых волос. Роуз хотелось себя ущипнуть. Три года назад она была совершенно одна, ее занесло на другой конец земли с рюкзаком за плечами и разбитым сердцем. И вот теперь у нее есть любимый дом, собственный ресторан и семья как в «Инстаграме»[11]. Невероятно. Роуз надеялась, что картинка, которую она видит сейчас перед собой, в скором времени дополнится пухлым зеленоглазым малышом со смуглой кожей, который или которая будет загребать песок маленькими кулачками, сидя рядом со старшими братом и сестрой…

В тот вечер, разморенные солнцем и морским воздухом, они отправились в «Рустику», бистро во французском стиле, где Роуз когда-то работала.

– Alors! – Роуз едва не упала, когда ее радостно стиснули до хруста костей.

– Филипп! – закричала она, обняв его с ничуть не меньшим энтузиазмом.

Филипп был одним из ее первых друзей в Сиднее, и из скромного бариста он вырос в повара и ресторатора с собственной мини-империей заведений общепита. Он умело сыграл на успехе своего первого ресторана – «Рустики», прославившейся атмосферой рыбачьей деревни где-то на юге Франции, и вскоре открыл на прибрежной окраине Сиднея «Нуво Рустик», а за ним – «Рустика-сите», который, как и следует из названия, располагался в самом центре города.