Доля ангела

Вернувшись домой минут сорок спустя, она увидела, что машина Астрид припаркована как-то поперек дороги, как будто ее бросили впопыхах. Задняя пассажирская дверь была распахнута, за ней виднелось детское сиденье. Роуз закрыла дверь и поспешила в дом. Австрийскую няню она нашла на кухне, любующуюся тем, как ее белобрысый пухлый сынок за обе щеки уплетает хлопья с молоком.

– Привет, Астрид, как ты? Здравствуй, Макси! – Роуз нежно потрепала его по светлым кудряшкам.

Астрид улыбнулась, влюбленно глядя на малыша.

– У нас все отлично, да, Макс?

Макс подхватил своими толстыми пальчиками кусок печенья из тарелки и швырнул его на пол.

– У тебя дверь в машине была не закрыта, ты знала? – спросила Роуз.

– О боже, извини. Макс так раскричался, требовал завтрака, и я очень торопилась. Он, когда голодный, просто ужасен. Прямо как его отец.

Астрид работала няней Лео и Луизы уже больше трех лет. Когда она обнаружила, что случайно забеременела от местного винодела Томмо Драммонда, Марк с радостью предложил ей вернуться к работе, как только она сможет это сделать, и привозить ребенка с собой. К счастью для всех, и особенно для молодой матери, Макс оказался очень веселым и общительным малышом – ну, за исключением тех моментов, когда был голоден, – и все, в особенности Луиза, его обожали. Роуз впервые приехала в Калкари на несколько месяцев позже, чем Астрид: изначально она собиралась работать помощницей с проживанием и кухаркой, и девушки сдружились, сплоченные общей неприязнью к Изабелле, бывшей жене Марка, которая теперь, по счастью, больше его женой не являлась.

– Пойду посмотрю, где двое остальных, – сказала Роуз. – Приведу их завтракать. Я тут подумала, может, сегодня после обеда нам всем сходить на речку искупаться? Похоже, денек будет жаркий. Правда, сначала у меня куча готовки для «Кладовой», и срочно нужно прополоть овощную грядку у ресторана, ну и еще приготовить обед для бригады сборщиков.

– Звучит неплохо, – ответила Астрид. – Я сегодня везу детей в Юмераллу, Изабелла хочет, чтобы я их сводила в парикмахерскую. В прошлый раз, когда я их подстригла сама, она сказала, что они выглядят хуже беженцев и что я, видимо, резала им волосы садовыми ножницами. Пфф! А если и садовыми – что тут такого?

С тех пор как несколько лет назад Изабелла бросила Марка, она все время перемещалась между долиной Шингл и своей родной Испанией. Она страшно усложняла жизнь Роуз (хотя и Астрид тоже было ненамного легче!), и той до сих пор было не по себе от высокомерия и резких замечаний бывшей хозяйки. Изабелла же, в свою очередь, смотрела на Роуз как на комок мусора, случайно занесенный в дом. Для нее Роуз была самозванкой, которая долго здесь не продержится. Если, конечно, кто-нибудь спросит мнения Изабеллы. Из-за этого Роуз в ее присутствии путалась в словах и чувствовала себя не взрослой женщиной, а неотесанным подростком. Впрочем, теперь она испытывала нечто вроде удовлетворения: ведь, получается, она доказала, что Изабелла была не права, раз Роуз до сих пор – почти три года спустя – остается с Марком. Тот из кожи вон лез, чтобы сохранять мир, а Роуз, со своей стороны, старалась по возможности не попадаться на глаза своенравной испанке, хотя иногда это бывало нелегко. Она напомнила себе, что сегодня ей придется поговорить с Изабеллой – узнать, привезет ли она купальные костюмы детей и плавательные очки: она перевернула их комнаты вверх дном и только потом вспомнила, что на прошлой неделе они оставили купальные принадлежности у матери. Звонить ужасно не хотелось.

Глава 3

Мэтти потянула молнию на чемодане и остановилась, услышав за окном узнаваемый рокот и гудок черного кеба. Она оглядела бардак, воцарившийся в комнате. Одежда лезла из ящиков, журналы и книги балансировали на прикроватной тумбочке, из грязных кружек из-под кофе и тарелок была проложена дорожка к двери. Да и вся квартира выглядела не лучше. Кара поддразнивала ее, говорила, что на работе Мэтти умеет быть аккуратной и организованной до тошноты, а вот дом ее даже под свинарник не сгодился бы. Она побежала ко входной двери, обещая себе, что наведет порядок, когда вернется.

А сейчас ее ждали гораздо более увлекательные дела.

Они с Джонни, Карой и Ником должны были встретиться в аэропорту через час. Мэтти чуть ли не подпрыгивала от предвкушения: она никогда еще не была в Швейцарии и ее покорили увиденные на туристических сайтах картинки – точь-в-точь как в книжке со сказками: казалось, там на самом деле живет Хайди![8] Мэтти работала в «Трех пчелах» уже почти год и за все это время ни разу толком не отдыхала, так что ей не терпелось поскорее сбежать из мрачного лондонского сумрака. Работа в одном из самых динамичных рекламных агентств Лондона с его реестром модных первоклассных клиентов была не вполне той карьерой художницы, которую Мэтти себе когда-то придумала, но зато это место с лихвой оплачивало счета, скопившиеся за годы учебы, и к тому же ей нравилось, что работа у нее творческая, и нравилась энергия людей, с которыми доводилось сотрудничать. А еще ей нравилось жить в большом городе, нравилось ощущать себя частью этого вибрирующего пространства, и в мечтах она позволяла себе разгуляться – представляла, что, возможно, когда-нибудь возглавит собственное агентство, а может, вдохнет жизнь в какой-нибудь старый заброшенный бренд. Мэтти хотела доказать, что не ошиблась, – доказать себе самой, а также всему тому, от чего когда-то убежала. А то, что она жует желудочные таблетки так, будто это мятные леденцы, и не может вспомнить, когда в последний раз просыпалась без головной боли, Мэтти считала неотъемлемой частью этой работы.

Такси посигналило снова, и она в последний раз огляделась по сторонам, убедилась, что не забыла чего-нибудь жизненно важного. Сбежала по лестнице, загрузила чемодан в багажник кеба и забралась в салон. Наконец-то у них с Джонни будет возможность побыть вместе, ни на что не отвлекаясь. И с лучшей подругой она наконец-то вдоволь наобщается. Идеально, просто идеально.

С Джонни Мэтти познакомилась чуть больше года назад. Она договорилась с парой приятелей, с которыми давно не виделась, встретиться воскресным вечером в пабе в Ковент-Гардене. Заведение было темное и шумное, наводненное экспатами и бэкпекерами[9], и их когда-то такой родной австралийский акцент теперь казался Мэтти иностранным. Голые доски пола были липкими от пролитого пива, из колонки над головой бухали басы. Ощущение тут возникало такое, будто попал в преисподнюю, но, когда днем Мэтти пришло сообщение от приятелей, она была на совещании и не успела предложить какого-нибудь места получше. Наконец она отыскала в толпе тех двоих, ради которых сюда пришла, но сквозь рев голосов и музыки не слышно было и половины того, что они рассказывали, так что Мэтти решила, что долго задерживаться тут не станет. После следующего бокала она начала прощаться. Пообещав, что скоро снова с ними увидится, Мэтти стала пробираться сквозь массу людей к двери. Когда она потянула на себя тяжелую железную ручку, ее едва не снесла высоченная фигура, которая, наоборот, входила.

– О боже, прошу прощения, я вас не заметил. Все нормально? Не ушиб я вас? Поспешишь – людей насмешишь, да?

Мэтти запрокинула голову и увидела над собой широкие плечи в полосатом изумрудно-белом свитере для регби, коротко остриженные волосы песочного цвета и излучающий тревогу взгляд таких ясных голубых глаз, каких она никогда в жизни не видела. Говорил мужчина четко, не растягивая по-простецки слова, но ей пришлось встать на цыпочки, чтобы расслышать его вопросы в гвалте паба. Проведя более внимательный осмотр, Мэтти заметила у него на переносице россыпь мелких веснушек. Широкие плечи и веснушки. Убийственная комбинация. Интересно, что могло понадобиться чистокровному британцу, весьма вероятно выпускнику частной школы, в «Рванине»? Это было традиционное место встреч выходцев из британских колоний.

Она ответила, стараясь перекричать шум, отчего голос прозвучал немного хрипло:

– Не беспокойтесь, я в порядке. Честное слово, все нормально.

– Послушайте, поверить не могу, что наскочил на кого-то настолько ослепительно прекрасного. Но, может, в этом-то все и дело? – продолжал он с надеждой в голосе. – Может, я просто потерял сознание при виде такой красоты?

От кого угодно другого эта фраза прозвучала бы ужасно пошло, но Мэтти посмотрела на незнакомца снизу вверх и почувствовала, что помимо собственной воли немножечко им очарована. Впрочем, она не очень-то поверила в искренность его слов. Хоть она и унаследовала от матери светлую кожу и тонкую кость, а от отца – глаза бутылочно-зеленого цвета и темно-каштановые волосы, Мэтти знала, что ее внешность далека от канонов женской красоты: неровные губы (нижняя более полная и слегка выпирает), кривоватый нос, волосы торчком. К тому же на ней были любимые выцветшие джинсы, ботинки RM и старая футболка, которая давным-давно потеряла форму, – в общем, прикид не самый гламурный. Кара пришла бы в ужас.

Мэтти потянулась поближе к его уху и прокричала:

– Честное слово, все в порядке, я как раз уходила.

– Может, вы позволите мне вас угостить? Я должен был тут кое с кем встретиться, но довольно сильно опоздал, и честно говоря, – он вгляделся в сумрак паба, – обстановка не самая уютная. Неудивительно, что вы собрались уходить. – Он замолчал, во взгляде его читалась мольба. – Я знаю неподалеку одно место, можно выпить там. Пожалуйста… Я буду вечно проклинать себя за грубость, если вы не позволите мне загладить вину.

Мэтти повертела эту мысль в голове, внимательно оглядев мужчину. Приходилось признать: он был чертовски очарователен. И так сильно старался. С другой стороны, она ведь его знать не знала.

– Клянусь, я не маньяк. И не сумасшедший.

Он что, прочитал ее мысли? Сама того не желая, Мэтти улыбнулась. Почувствовав слабину, незнакомец взял ее под руку.

– Ну же, всего один бокал, прекрасная фея-антипод. А потом я позабочусь, чтобы вы очутились там, куда так спешите. Обещаю. Провалиться мне на этом месте.

И Мэтти позволила вывести себя из паба и повести вниз по улице.

Он отвел ее в тихий винный бар. Бар находился буквально за углом от «Рванины», но в смысле стиля отстоял от паба на миллионы миль. Они сидели друг напротив друга за отдельным столиком, отгороженным от других диванчиками, на столе горела свеча, и казалось, будто кроме них в этом мире вообще никого нет.

– И часто вы вот так цепляете незнакомых девушек в барах? – спросила Мэтти с улыбкой.

– О да, – серьезно ответил он. – Обязательно именно незнакомых.

Один бокал обернулся несколькими, они непринужденно болтали – так, как болтают старые друзья, которые не виделись много лет и теперь должны обсудить кучу всего, а вовсе не так, как разговаривают люди, едва друг с другом познакомившиеся. Он мягко над ней подтрунивал – точно так же, как делал это когда-то ее брат, Мэтти и забыла, какие чувства это у нее всегда вызывало: будто кто-то любит тебя столь сильно, что готов тебе все простить. Она слишком привыкла строить из себя на работе жесткого руководителя, который все держит под контролем, и было приятно, что кто-то сейчас видит ее совсем другой, для разнообразия оценивая по одному лишь внешнему виду.

Только когда официанты принялись щелкать выключателями, Мэтти огляделась по сторонам и осознала, что кроме них в баре уже никого не осталось. Пора было делать ноги, пока она не выкинула чего-то такого, о чем потом пожалеет.

– Простите, но мне действительно пора. Надо рано вставать – ну, понимаете, работа и все такое… Но спасибо, что спасли этот вечер.

Мэтти встала с дивана, слегка покачиваясь от красного, которое оба пили. Определенно пора домой. Он настоял на том, чтобы поймать ей кеб, и она смотрела из отъезжающей машины, как постепенно уменьшается и исчезает вдали его силуэт. Губы ее сами собой растянулись в улыбке.

Он произвел на нее еще большее впечатление, когда на следующий день позвонил ровно в восемь, пока она шла по Уордор-стрит на работу, – чтобы пожелать ей доброго утра.

Сначала Мэтти волновалась, что отношения невозможно будет сочетать с работой, которая требовала от нее очень много внимания и присутствия до поздней ночи. Но их роман развивался очень медленно, и Джонни оказался старомодным романтиком.

– Я думала, они вымерли в последний ледниковый период, – сказала Кара, когда подруги в очередной раз обсуждали Джонни.

Ему нравилась клубная жизнь (на вкус Мэтти, пожалуй, даже чересчур), и он таскал ее по самым жарким ночным клубам Лондона, пока у нее не закружится голова. Нет сомнения, Джонни фонтанировал энергией и с ним было нескучно, к тому же она, похоже, ему всерьез понравилась, и это ей очень льстило. Она попалась на крючок – шепотом признавалась Мэтти Каре, – и земля ушла из-под ее ног тридцать восьмого размера.

Когда Джонни упомянул катание на лыжах, она пришла в восторг. Они никогда еще никуда не ездили вместе дольше чем на выходные, так что перспектива провести с ним десять дней в Швейцарских Альпах выглядела просто восхитительно. Вообще-то, думала Мэтти, она была бы счастлива провести отпуск с ним даже в палатке где-нибудь в полях, ну а в укрытых снегами горах, с часами с кукушкой и с таким количеством шоколада, что за всю жизнь не съешь… Да, пожалуй, она не против. Когда Джонни спросил, не позвать ли им с собой Кару и его друга Ника, Мэтти восприняла эту идею с восторгом. Лучшей компании для отпуска она и представить не могла, да и отдыхать вчетвером наверняка очень весело. К тому же кто знает? Что, если Кара и Ник друг другу понравятся?

Мэтти умоляла Бьянку дать ей отпуск.

– Сара справится и одна, я уверена, – говорила она, не сомневаясь, что заместительница с радостью ухватится за такую возможность, и в то же время втайне уповая, что та не примется за работу уж слишком старательно.

Бьянка согласилась, хоть и без большой охоты.

– Что-то я не замечала, чтобы ты, с тех пор как начала работать с нами, как-то уж очень сильно рвала задницу, – сказала она. – Но до отъезда сдай съемку DeVere. И смотри ничего себе там в горах не сломай.

Глава 4

От морозного альпийского воздуха у всех перехватило дыхание. Когда поезд прибыл в Церматт, Мэтти в немом восхищении вертела головой и запрокидывала ее назад, пытаясь охватить взглядом снежные вершины возвышающихся вокруг гор. Смеркалось, и пока друзья выгружали из багажного отделения сумки, их приветствовали мигающие огни деревни. Курорт оказался точь-в-точь таким, как она себе представляла: усеянным традиционными домиками-шале с покатыми крышами, чьи освещенные окна сияли золотом на фоне темного неба. Мэтти снова запрокинула голову: небо было глубокого синего цвета, а на нем – миллионы звезд. В последний раз она видела столько звезд много лет назад, в середине лета, в виноградных полях. Лондонское небо никогда не становилось достаточно темным для того, чтобы можно было любоваться звездами.

– Полнолуние, – сказала Мэтти, в восторге от вида сверкающего диска рядом с проступающей из темноты треугольной вершиной Маттерхорна.

– Оу-у-у-у! – завыл Ник. – Раньше я был оборотнем, но потом это прошло-о-о-о!

Джонни застонал:

– Чувак, только не это! Только не шутки про оборотня, ну сколько можно.

На мгновенье Ник приуныл, но потом посмотрел на Кару, и Мэтти заметила, как он оживился. На ее подруге были черные брюки стретч, облегающие, будто вторая кожа, а сверху – куртка цвета металлик с подбитым мехом капюшоном. На копну платиновых волос Кара нацепила вязаную шапочку, а макияж выглядел так же безупречно, как и за несколько часов до этого, когда они только выходили из аэропорта. Ну а глаза сияли тем же нетерпением, что и у Мэтти.

Отель привел обеих в еще больший восторг – если такое вообще возможно. Вдоль фасада большого квадратного здания тянулись широкие балконы резного дерева, а крышу покрывал толстый слой сахарной снежной глазури – настоящий пряничный домик, испеченный под Рождество. Внутри отель оказался ничуть не менее очаровательным: стены обшиты деревянными панелями, из кухни доносятся восхитительные запахи, а в общей гостиной пылает огонь и стоят огромные диваны, в которые, кажется, можно провалиться, как в глубокий сугроб.

– Похоже, отпуск будет не просто восхитительный, а восхитительный умножить на сто! – проговорила Мэтти, откидываясь на спинку одного из кресел. Она уже очень давно не чувствовала себя так хорошо и наслаждалась мыслью о том, что стресс от работы остался где-то далеко позади.

– Точно, подруга, – согласилась Кара. – Посмотрим, что ты скажешь завтра, когда доберемся до склонов!

Едва они вошли в номер, Мэтти прыгнула на пружинящую и застеленную лоскутным одеялом кровать.

– Мадам все устраивает? – с наигранной серьезностью поинтересовался Джонни.

– О да. Только вот одно плохо…

На лице Джонни отразилась искренняя тревога.

– Что такое, Мэтс?

– Что-что! – засмеялась Мэтти. – Плохо, что ты до сих пор стоишь там!

Она похлопала по кровати и широко раскинула руки, чтобы его обнять.

На следующее утро они проснулись рано и пошли на завтрак. Кара и Ник уже поглощали мюсли и мягкие булочки, густо намазанные маслом и малиновым джемом. На сервировочном столе стояли чашки кофе с молочной пеной, присыпанной стружкой горького шоколада, а в углу накрахмаленный повар в белоснежном колпаке ловко переворачивал в воздухе омлеты по заказу постояльцев.

– Доброе утро, братцы, – сказал Ник, оторвавшись от айпада. – Похоже, день будет абсолютно восхитительный!

Мэтти переглянулась с Карой и ответила, пытаясь сохранять серьезное выражение лица:

– Да, супер.

Ник был образцовым англичанином, даже более типичным, чем Джонни, и Мэтти не переставала умиляться его произношению.

– Джонни, ты будешь яйца? – спросила она.

– Конечно. Надо как следует подзаправиться, чтобы на склонах от тебя не отставать, – сказал тот.

– Да конечно! Что-то мне подсказывает, это мне сегодня придется вас всех догонять.

Мэтти училась катанию на горных лыжах во время школьных поездок в Австралии, но склоны Перишера и Тредбо были детскими горками в сравнении с крутыми откосами, которые она увидела сегодня утром с балкона.

– Я думал, в Австралии вообще снега не бывает, – изумленно воскликнул Джонни, когда они впервые заговорили, не поехать ли кататься на лыжах.

– Еще как бывает! – заверила его Мэтти.

Джонни, который якобы поехал на лыжах в ту же секунду, как научился стоять, развлекал ее историями о том, как каждую зиму родители возили его на европейские курорты и что он даже занимался хели-ски[10] в Скалистых горах. Мэтти утешала себя тем, что, по крайней мере, снег выглядит ласковым и пушистым. Если она навернется, приземление будет мягким.

– Кара, ты как?

Кара кивнула, и помпоны на ее шарфе весело встряхнулись. Она была с ног до головы одета в лыжную форму из последней коллекции «Шанель», и на рукаве черного комбинезона было вышито золотом лого из двух переплетенных букв «C».

– Вид у тебя, конечно, на все сто, – сказала Мэтти, ничуть не смущаясь, что сама она выглядела гораздо более приземленно в своих синих лыжных штанах и куртке цвета кетчупа.

– Спасибо, подружка, – подмигнула ей Кара. – Надо быть на стиле, скажи?

Когда все четверо получили ботинки, лыжи и доски, они протопали несколько шагов до подъемника, вдыхая чистый и свежий горный воздух и взволнованно оглядываясь на других лыжников и сноубордистов, которые роились вокруг. Сердце Мэтти забилось быстрее, но она понимала, что дело не только в высоте. Она улыбнулась Джонни.

– У тебя вид как у лисы, которая забралась в курятник, – сказал тот, улыбнувшись в ответ.

– Поверить не могу, что впереди целых десять дней вот этого всего. И девять ночей, – игриво добавила она.

Новое шелковое белье (единственный вид одежды, на который Мэтти тратила деньги не скупясь) прошлой ночью пришлось как нельзя более кстати.

– Просто идеально! – завершила Мэтти.

– Ну тогда вперед, покажи, из какого ты теста! – бросил ей вызов Джонни.

– Из крутого, ты будто не знаешь! – храбро ответила она.

– Серьезно? Покажешь насколько? – спросил он, притягивая к себе ее лицо для поцелуя. Она ощутила на губах тепло его губ, такое сладостное на контрасте с морозным воздухом.

– Да ну, какое там крутое, – сказал он, отпуская ее. – Сплошная пастила.

Утро они провели вместе на Маттерхорн-Гласье-Парадайз, и Мэтти в самом деле казалось, будто она в раю: она скатывалась по широким трассам, визжала от восторга и веселилась от души. Какое же это было блаженство – напрочь забыть про дедлайны и дотошных клиентов, про серый, дождливый и грязный Лондон. Ноги очень быстро вспомнили, каково это – стоять на лыжах, но по мастерству и стилю катания до Джонни ей было, конечно, далеко.

– Ты знала, что отсюда видно Швейцарию, Францию и Италию? Это одна из самых высоких точек на континенте, – сказал он, когда они остановились полюбоваться видом, открывающимся с вершины.

От разреженного воздуха у Мэтти немного кружилась голова, но она старалась не обращать на это внимания и концентрироваться на восхитительном ощущении мягкого скольжения по снегу, которое испытывала, съезжая вслед за друзьями.

– Три страны, – выдохнула она. – Потрясающе.

Джонни не соврал, когда назвался мастером в катании: он слетал со склонов на головокружительной скорости, Ник, Кара и Мэтти едва за ним поспевали. Скатившись, он каждый раз милостиво дожидался их внизу.

– Не знаю, как вы, а я бы не отказался от перекуса, – сказал он примерно в полдень, когда они стояли в очереди на подъемник.

Кара и Мэтти с энтузиазмом закивали.

– Я знаю подходящее место, – сказала Кара, которая перед отъездом из Лондона подробно изучила курорт. – Говорят, там круто.

– Круто – это мне подходит. Показывай дорогу! – сказал Джонни.

Они ввалились в крошечное деревянное шале, до отказа набитое лыжниками в мембранных костюмах.

– Похоже, эта блестящая мысль пришла в голову не только нам, – заметил Ник, оглядывая помещение.

Друзья нашли местечко у огня, втиснулись в кресла и принялись снимать слои одежды.

– Ох, одно в лыжах неприятно: волосы после шапки! – проныла Кара, стягивая шлем и встряхивая платиновой гривой.

Мэтти провела пятерней по короткой всклокоченной стрижке. Ей было слишком весело, чтобы беспокоиться о внешности.

В горном ресторане было от души натоплено, дровяная печь потрескивала прямо рядом с ними, испуская тепло, и вскоре, когда они подняли огромные кружки ледяного пива, чтобы поздравить друг друга с первым утром прекрасных приключений, щеки у всех четверых так и сияли.

– Как насчет того, чтобы после обеда покататься без трассы? – предложил Джонни.

– Отличная мысль, – поддержал его Ник.

Мэтти засомневалась.

– А это точно безопасно?

– Да все будет отлично, – заверил ее Джонни. – Это самое крутое, что тут есть! Столько нетронутой сахарной пудры!

Официантка принесла обед, и Мэтти забыла о тревогах.

– Раклет, – торжественно объявила девушка, разгружая поднос.

В центр стола она поставила огромную миску расплавленного сыра, а рядом – корзинку хлеба, блюдо с вареной картошкой, маринованными огурцами и луковицами. Мэтти удовлетворенно вздохнула: катание на лыжах пробуждало зверский аппетит.

Они за считаные минуты уничтожили всю еду и наслаждались остатками напитков, пока Джонни не схватил свои перчатки и шлем.

– Ну ладно, ребят. Нас ждет целая гора снега!

Сытая и немного сонная от плотного обеда с большим количеством сыра, Мэтти, тяжело шагая, вышла из ресторана, Кара и Ник – за ней.

– Ну что, все готовы? – спросил Джонни, когда они пристегнули ботинки к креплениям, защелкнули застежки шлемов, надели очки и накинули на запястья петли палок. Кара и Ник кивнули.

Холодный горный воздух взбодрил Мэтти.

– Еще как! – отозвалась она.

– Тогда поехали!

Мэтти покатилась по лыжне вслед за Джонни. Он вел их на самую высокую точку курорта, на ледник. Обводя глазами отвесный обрыв, Мэтти чувствовала, как сердце проваливается прямо в лыжные ботинки: сквозь снег здесь временами проглядывала то скала, то каменистая осыпь. Они что, правда отсюда покатятся? Она слегка задохнулась – то ли от волнения, то ли из-за большой высоты. У них у всех дыхание было немного затрудненным.

– Ты как там, не испугалась? – спросил Джонни.

Мэтти сглотнула, но мотнула головой. Если он считает, что все в порядке, она ему доверяет.

– Я уверен, у тебя получится. Я бы не потащил тебя сюда, если бы сомневался в твоем уровне катания.

Мэтти не была трусихой – совершенно, и сейчас ей бы хотелось скрыть от Джонни, что она в ужасе от того, насколько крутой этот склон. Бесстрашная. Ведь называли же ее так когда-то. Неужели она больше не заслуживает этого прозвища? Мэтти перевела взгляд с Кары на Ника – похоже, ни тот, ни другая не разделяли ее беспокойства.