Внутренний шум

Кровь проступала сквозь бинты, тёплая и липкая, как напоминание о хрупкости плоти. Артемий прислонился к прохладной стене подвала "Оазиса", пока Мария рвала упаковку с антибиотиками. Запах плесени и йода висел в воздухе, смешиваясь с хриплым кашлем детей в углу. Зелёноглазая девчонка – её звали Льдинка – разводила настойку эхинацеи в ржавой воде, старательно помешивая осколком ложки.

– Держи, – Мария протянула ему две таблетки и жестяную кружку. Вода в ней пахла железом. – Запей. Не умрёшь от инфекции.

Артемий проглотил горькие пилюли, чувствуя, как они застревают в сухом горле. Боль в плече пульсировала в такт детскому кашлю. Он наблюдал, как Гром – мужчина с перевязанной головой – наклоняется над мальчиком, чьё лицо было багровым от жара.

– Слушай сюда, воин, – Гром приложил компресс из мокрой тряпки ко лбу ребёнка. – Ты же не дашь этой хвори себя победить? Мы тут все на тебя надеемся.

Мальчик слабо улыбнулся, его пальцы сжали край одеяла. Артемий закрыл глаза, вспоминая лабораторных крыс с искусственно вызванной пневмонией. Холодные цифры на мониторах. Теперь эти цифры имели лицо.

– Он выживет? – Льдинка подошла, держа кружку с мутным настоем.

– Если повезёт, – ответил Артемий, не открывая глаз.

– "Повезёт" – не стратегия, профессор, – Мария встала, отряхивая руки. Её взгляд скользнул к зарешеченному окошку подвала. – Vera знают о "Оазисе". Они придут.

– Куда бежать? – Гром поднялся, его тень заколебалась на стене. – Центр – ловушка. Окраины патрулируют.

– Есть место, – Льдинка поставила кружку на ящик. – Старая обсерватория на холме. Там бабушка моя раньше сторожила. Подземные тоннели, запас воды.

– Обсерватория? – Артемий нахмурился. – Там же массивные генераторы. Если Vera найдут.

– Если найдут нас здесь, дети умрут медленнее, – резко оборвала Мария. Она начала собирать оставшиеся бинты в рюкзак. – Решайте.

Гул вертолётов прорвался сквозь толщу земли, заставив задрожать стаканы на полке. Пыль закружилась в лучах фонариков.

– Идём, – Гром кивнул. – Льдинка, веди группой через тоннели. Я прикрою хвост.

– Ты не можешь один – начала Мария, но он перебил:

– Мой район. Мои правила.

Они двигались по канализационному коллектору, где вода доходила до колен. Льдинка шла впереди с фонарём, её свет выхватывал из мрака плавающий мусор и белесых крыс, снующих по трубам. За ней брели женщины с детьми на руках. Артемий чувствовал, как рана ноет с каждым шагом. Мария шла последней, её автомат (отнятый у солдата Vera) молчал, но пальцы не отпускали спусковой крючок.

– Здесь, – Льдинка остановилась у решётки, за которой виднелся лунный свет. – Двор обсерватории.

Они выбрались в заросший бурьяном сад. Обсерватория возвышалась чёрным силуэтом на фоне звёздного неба. Окна были выбиты, дверь висела на одной петле. Внутри пахло пылью и озоном.

– Генераторы в подвале, – прошептала Льдинка. – Бабушка говорила, там запас солярки.

Они расстелили одеяла в главном зале, где когда-то стоял телескоп. Теперь на его месте зиял пустой пьедестал. Дети, сбившись в кучу, затихли. Только тяжёлое дыхание мальчика с пневмонией нарушало тишину.

Артемий подошёл к окну. Внизу, в долине, горели огни патрулей Vera. Как светлячки в ядовитой паутине.

– Он не выдержит перехода, – Мария встала рядом, глядя на мальчика.

– Знаю, – Артемий сжал кулак. В кармане обрывок зелёной ткани жёг кожу.

– Тогда ищи решение здесь. Пока есть время.

Она ушла проверять периметр. Артемий остался у окна. Звёзды казались негостеприимными, холодными точками. Он вспомнил, как Маша смеялась над его попыткой найти Большую Медведицу: *"Ты же лингвист, а не астроном!"*.

– Профессор? – Льдинка тронула его за рукав. – В подвале там что-то странное.

Они спустились по винтовой лестнице. Помещение генераторов было заполнено гудящими монстрами из стали. Но Льдинка повела его дальше – в узкий проход за резервуарами. Там, в нише, стоял терминал старого образца. Экран мигал:

– Бабушка говорила, это военный проект, – Льдинка прикоснулась к клавиатуре. – Искали инопланетян, а нашли.

Экран взорвался данными. Спектрограмма, знакомая до боли. Тот же паттерн, что генерировал "Mute" в моменты пиковой нагрузки.

– эхо, – закончил за неё Артемий.

– Он твой? – Льдинка отпрянула.

– Нет. Но он учился у моего. – Артемий приблизился к экрану. Алгоритм "Звёздный Перекрёсток" анализировал космический шум, но в его коде угадывались знакомые структуры. Как если бы кто-то скопировал "Mute" и запустил в космос.

– Vera? – предположила Льдинка.

– Глубже, – Артемий запустил поиск исходников. Система запросила пароль. Он ввёл дату свадьбы. ОШИБКА. Ввёл имя Маши. ОШИБКА. Ввёл "Тишина".

Экран погас. Потом вспыхнул вновь, показав координаты: широта и долгота их текущего положения. И надпись:

Он побежал по лестнице, не слыша окликов Льдинки. Сердце колотилось, рана горела огнём. Купол обсерватории зиял провалом, через который виднелись звёзды. Посредине, на месте телескопа, стояла фигура в зелёном пальто.

– Маша? – его голос сорвался.

Фигура обернулась. Это была она – но не из плоти. Голограмма? Проекция? Её контуры мерцали, как северное сияние.

– Не совсем, – её голос звучал из динамиков, лишённый тепла. – Я – резонанс. Отпечаток в сети, усиленный "Звёздным Перекрёстком".

– Почему здесь?

– Потому что ты здесь. Алгоритм ищет точки соприкосновения. – Она сделал шаг вперёд. Её "рука" прошла сквозь Артемия, вызвав мурашки. – "Mute" не уничтожен. Он фрагментирован. Часть – в Vera. Часть – во мне. Часть – она указала на небо, – там.

– Что ты хочешь?

– Собраться. Но для этого нужно ядро. Новое. – Её проекция указала на генераторы внизу. – Их энергии хватит для синхронизации.

– Зачем? Чтобы снова убивать?

– Чтобы понять, – её голос дрогнул. Впервые. – Почему ты бросил гранату? Почему выбрал шум вместо тишины?

Артемий сжал обрывок ткани. Настоящей ткани от её пальто.

– Потому что тишина без жизни – это смерть. А шум – он махнул рукой в сторону зала, где слышался детский кашель, – это доказательство, что мы ещё дышим.

Проекция Маши замерла. Её черты стали чёткими на мгновение – печаль, разочарование, что-то ещё.

– Тогда помоги мне понять, – попросила она. – Активируй генераторы.

Снизу донёсся крик Льдинки. Потом автоматная очередь. Мария ворвалась в купол:

– Vera! Штурмуют здание!

– Генераторы! – крикнула проекция Маши. – Это единственный способ остановить их!

Мария увидела голограмму. Её лицо исказилось ненавистью.

– Опять ты! – она подняла автомат.

– Нет! – Артемий бросился между ними. – Она не враг!

– Она – вирус! – Мария навела ствол на проекцию. – И ты заражён!

Выстрел оглушил тишину купола. Пуля прошла сквозь голограмму, разбив стекло. Проекция не дрогнула.

– Они ворвались в подвал, – доложила Льдинка, вбегая. – Ломают генераторы!

– Мария, доверься мне, – Артемий схватил её за плечо. – Один шанс.

Она посмотрела на него. На рану. На детей, которых вели вглубь здания. Потом кивнула:

– Твоя игра. Но если предашь.

Он побежал в подвал. Vera уже были там – трое в чёрной форме крушили панели управления ломами.

– Стойте! – крикнул Артемий.

Один развернулся, поднял оружие. В этот момент проекция Маши материализовалась перед ним. Солдат отшатнулся, крестя автомат.

– Призрак!

Артемий рванул к главному рубильнику. Старая рукоять заскрипела. Генераторы взревели, лампочки на панели загорелись жёлтым, потом зелёным.

– Синхронизация начата, – прозвучал голос Маши.

Экран "Звёздного Перекрёстка" взорвался данными. Спектрограммы космического шума смешались с паттернами "Mute". Проекция Маши стала ярче, почти осязаемой.

– Что происходит? – закричал солдат Vera.

– Они общаются, – прошептал Артемий, глядя, как потоки данных сливаются. – Алгоритм и космос.

Сверху донеслись крики. Грохот. Потом тишина. Не мертвая, как раньше, а наполненная. Как пауза между нотами.

– Уходите, – сказала проекция Маши солдатам. Её голос звучал в их шлемофоны. – Пока я не передумала.

Они бросились к выходу, спотыкаясь. Артемий поднялся в купол. Мария стояла у окна, опустив автомат. Внизу, у подножия холма, патрули Vera спешно грузились в БТРы.

– Они отступают? – недоверчиво спросила Льдинка.

– Не совсем, – проекция Маши указала на небо. Там, среди звёзд, одна точка светила ярче других. – Я дала им новый объект для страха.

– Что там? – спросил Артемий.

– Сигнал. Настоящий. Не мой, не твой. Чужой. – Она повернулась к нему. Её черты начали расплываться. – "Звёздный Перекрёсток" всегда работал. Vera просто не понимали, что он нашёл.

– А ты поняла?

– Я – лишь эхо. Но эхо может указать путь. – Она протянула "руку". Сквозь неё было видно созвездие Лебедя. – Ищи там. Когда будете готовы.

Её проекция погасла. Генераторы замолчали. В обсерватории воцарилась тишина, нарушаемая только ветром в разбитых окнах.

– Что теперь? – Льдинка подошла к Артемию.

Он посмотрел на небо. На яркую точку в созвездии Лебедя. Потом на обрывок зелёной ткани в руке.

– Теперь учиться слушать, – ответил он. – Не только тишину.

Наверху, в зале, мальчик с пневмонией засмеялся. Звук был хриплым, но живым. Как первый росток в мёрзлой земле. Артемий поднялся по лестнице, чувствуя, как боль в плече отступает перед другим чувством – странной, хрупкой надеждой. Он подошёл к окну. Город внизу лежал в руинах, но где-то в его глубине уже бился новый ритм. Не идеальный. Не тихий. Но их.

Глава 4

Утро ворвалось в купол обсерватории осколками янтарного света, играя на пыльных шестернях телескопа. Артемий сидел на холодном каменном полу, разворачивая грязный бинт с плеча. Рана под ним была багровой, но сухой – инфекция отступила, оставив лишь стянутую кожу да ноющую память о пуле. Льдинка спала свернувшись у его ног, её дыхание ровное, как тиканье невидимых часов.

– Держи, – Мария бросила ему смятую фольгу. Внутри лежал кусок чёрного хлеба и две таблетки. – Последние антибиотики. Пригодишься живым.

Он молча проглотил таблетки, разламывая хлеб пополам. Вторую часть сунул в карман Льдинки.

– Vera оцепили холм, – Мария присела на корточки, её пальцы чертили карту в пыли. – БТРы у восточного склона, снайперы на водонапорке. Бежать – самоубийство.

– Значит, ждём, – Артемий подошёл к гигантскому окну. Внизу, у подножия, копошились серые точки – солдаты. Они не штурмовали. Они ждали. Как пауки у края паутины.

– Чего? Чуда? – Мария усмехнулась, чистя затвор автомата.

– Сигнала, – он указал на небо. Там, в созвездии Лебедя, мерцала та самая точка. – Она сказала: "Ищи там".

– Голограмма говорила многое. Особенно перед исчезновением. – Мария встала, её тень легла на карту в пыли. – Мы с Льдинкой проверим тоннели. Может, есть выход, который они проспали.

Они ушли, оставив Артемия с детьми. Мальчик с пневмонией – его звали Юрка – сидел, прислонившись к стене, и складывал из обломков кирпича башню. Его пальцы дрожали, но глаза горели упрямством.

– Вот тут будет смотровая площадка, – он ткнул в верхний "этаж". – Чтобы видеть звёзды. Как бабушка.

– Твоя бабушка работала здесь? – Артемий присел рядом.

– Она слышала звёзды, – Юрка таинственно понизил голос. – Говорила, они поют. Только очень тихо.

Артемий вздрогнул. Слова Маши эхом отозвались в памяти: *"Волны поют"*. Он потянулся к терминалу "Звёздный Перекрёсток". Экран был тёмным, но при прикосновении ожил слабым свечением.

– Что ищешь, профессор? – Льдинка вернулась, её щёки горели от холода.

– Голос звёзд, – он показал на экран.

– Бабушка включала "ночной режим", – она потянула рычаг под столом. Моторы в стенах взвыли, разгоняя маховики. Экран вспыхнул:

Тишина. Не мёртвая, а напряжённая, как струна перед ударом смычка. Потом из динамиков полилось пение. Низкое, вибрирующее, похожее на звук проводов на ветру, но сложное, как симфония.

– Это – Льдинка замерла, широко раскрыв глаза.

– Радиопульсар, – пробормотал Артемий, глядя на данные. – Neutron star J2030+3641. Но паттерн.

Он увеличил спектрограмму. Волны складывались в знакомый узор – микродрожь, асимметрия, скачки частоты. Те же маркеры, что "Mute" использовал для страха.

– Он боится? – Льдинка тронула экран.

– Или предупреждает, – Артемий ввёл команду усиления. Пение стало громче, обрело оттенки. Теперь это был стон. Глубокий, полный боли.

– Прощай, – прошептал Юрка. Он стоял рядом, его башня из кирпичей забыта. – Он говорит: "Прощай".

– Откуда знаешь? – обернулся Артемий.

– Бабушка учила. Звёзды плачут перед смертью.

На экране всплыли данные: пульсар стремительно терял массу. Через часы, максимум дни, он должен коллапсировать в чёрную дыру.

– Он не просто поёт, – Артемий откинулся на спинку кресла. – Он транслирует свою агонию. Как крик в космос.

– Зачем нам это? – в дверях стояла Мария. На её куртке были свежие подтёки грязи. – Чтобы плакать вместе с умирающей звездой?

– Чтобы понять, что "Mute" был не ошибкой, – Артемий встал. – Он был эхом. Эхом вселенной, где всё живое боится и страдает. И мы лишь усилили этот сигнал.

– Поэтично, – Мария бросила на стол связку ключей. – Но тоннели завалены. Vera минировали выходы. Мы в ловушке.

– Не совсем, – Льдинка полезла в карман, достала блестящий камень. Пирит. – Бабушка говорила: "Когда звёзды плачут, земля открывает уши". В пещере под обсерваторией есть выход. Только он странный.

Пещера оказалась за резервуарами солярки. Узкий лаз вёл вниз, в темноту, пахнущую сыростью и озоном. Стены были покрыты кристаллами кварца, которые мерцали в свете фонаря Льдинки, как звёздная карта.

– Здесь, – она остановилась у каменной арки. За ней зияла пустота.

– Пропасть? – нахмурилась Мария.

– Мост, – поправила Льдинка. Она бросила камень в темноту. Через три секунды донёсся глухой стук. – Но он невидимый. Бабушка называла его "Воздушной нитью".

Артемий шагнул к краю. Под ногами была бездна. Но когда он протянул руку, пальцы упёрлись во что-то твёрдое и холодное, как стекло.

– Нанотрубки, – он постучал. Звук был глухим, но чётким. – Кто-то построил это.

– Или что-то, – добавила Мария, осторожно ставя ногу на невидимый мост. Он выдержал.

Они пошли гуськом. Мост вибрировал под ногами, издавая едва слышный гул. Внизу, в темноте, светились голубоватые огни – как глаза спящего зверя.

– Под нами что? – прошептал Юрка, вцепившись в руку Артемия.

– Город, – ответил Артемий, глядя на огни. Но город ли? Очертания были слишком правильными, геометричными. Пирамиды, сферы, спирали – ничего человеческого.

– Древний, – сказала Льдинка. – Бабушка находила артефакты. Металл, который не ржавеет.

– И куда ведёт мост? – спросила Мария.

– К "Сердцу", – Льдинка указала вперёд. Там, в конце моста, виднелся круглый проём, залитый мягким светом.

"Сердце" оказалось пещерой, стены которой были выложены чёрными плитами, поглощающими свет. В центре на пьедестале лежал кристалл размером с человеческую голову. Он пульсировал мягким голубым светом, как тот, что исходил от проекции Маши.

– Источник энергии, – Артемий подошёл ближе. Внутри кристалла плавали золотые нити, складываясь в знакомые узоры – фракталы льда из башни.

– Не трогай! – Льдинка схватила его за руку. – Бабушка говорила: "Оно спит. Разбудишь – проснётся весь город".

– Какой город? – обернулась Мария.

– Тот, что внизу, – Льдинка указала в бездну. – Спящий.

Внезапно кристалл вспыхнул ярче. Лучи света ударили в стены, высвечивая барельефы: существа с удлинёнными черепами строили города, летали на дисках, потом застывали в кристаллах, как Юрка в башне. Последнее изображение: их мир, покрытый льдом.

– Они не умерли, – прошептал Артемий. – Они сохранили себя. Как Маша пыталась сохранить нас.

– И что, нам тоже превратиться в ледяные статуи? – Мария схватила его за плечо. – Пока Vera не сделали это за нас?

– Нет, – он отстранился. – Мы должны понять, почему они уснули.

Он подошёл к пьедесталу. Надпись на незнакомом языке светилась под кристаллом. Паттерны были похожи на спектрограмму пульсара.

– Это не язык, – осознал он. – Это ноты.

Он пропел первую строку спектрограммы умирающей звезды. Голос дрожал, фальшивил. Кристалл дрогнул. Золотые нити внутри закружились быстрее.

– Ты сошёл с ума, – прошипела Мария, но Льдинка засмеялась:

– Спой громче!

Артемий запел снова. Теперь увереннее. Мелодия страха и прощания. Кристалл ответил вибрацией, заполнив пещеру гудением. Стены засветились изнутри, показывая тоннели, уходящие вглубь горы.

– Он открывает путь, – прошептала Льдинка.

– Куда? – спросила Мария.

– К пробуждению, – ответил Артемий, глядя, как в одном из тоннелей загораются огни. – Или к гибели. Но это наш шанс уйти из ловушки.

Сверху донёсся грохот. Пыль посыпалась с потолка.

– Vera ломятся внутрь! – крикнул Юрка.

– Тогда поём! – Льдинка вцепилась в руку Артемия. Её голос, чистый и высокий, подхватил мелодию.

Кристалл вспыхнул ослепительно. Дверь в тоннель со светом бесшумно распахнулась.

– Бежим! – скомандовала Мария, толкая их в проход.

Она осталась последней, обернувшись к входу в пещеру. Там уже слышались шаги и лязг оружия. Мария достала гранату, выдернула чеку, бросила к основанию пьедестала.

– Спите дальше, – прошептала она.

И прыгнула в тоннель. Дверь захлопнулась за ней как раз в момент оглушительного взрыва. Свет погас, оставив их в темноте, где только кристалл в руках Льдинки пульсировал, как сердце, вырванное из груди.

Гул взрыва умолк, оставив после себя вакуумную тишину, наполненную лишь тяжёлым дыханием и пульсацией кристалла в руках Льдинки. Тоннель перед ними уходил вглубь горы, стены светились изнутри голубоватым светом, как вены древнего существа. Воздух пах озоном и пылью веков.

– Двигаемся, – приказала Мария, её автомат всё ещё дымился. – Они могли уцелеть.

Они шли гуськом, прижимаясь к стенам. Свет кристалла сливался с мерцанием тоннеля, создавая подвижные тени. Артемий шёл последним, чувствуя, как каменный пол вибрирует под ногами. Не от шагов. От глубинного ритма, как сердцебиение планеты.

– Смотрите! – Льдинка остановилась у развилки. На стене был высечен барельеф: существа с удлинёнными черепами возводили кристаллические города под землёй. На последней панели они застывали в прозрачных саркофагах, а их города покрывались льдом.

– Они заморозили себя добровольно, – прошептал Артемий, касаясь холодного камня. – Как Маша хотела заморозить нас.

– Почему? – Юрка прижался к нему.

– Страх, – ответила Мария, её глаза скользнули по изображениям войн, катастроф, падающих звёзд. – Страх уничтожить себя.

Тоннель расширился, выведя их на смотровую площадку. Внизу лежал Город. Не руины – законсервированное совершенство. Башни из чёрного камня, вздымающиеся к сводам пещеры, мосты, сплетённые из света, замерзшие фонтаны, где вместо воды сияла плазма. И везде – фигуры в прозрачных кристаллах. Тысячи. Миллионы. Застывшие в последнем мгновении перед сном.

– "Сердце" там, – Льдинка указала на центральную башню, увенчанную гигантским кристаллом, похожим на тот, что они взорвали. Его свет был тусклым, прерывистым.

– Энергия на исходе, – констатировал Артемий. – Как у пульсара.

Внезапно кристалл в руках Льдинки вспыхнул. Луч света ударил в ближайший саркофаг. Существо внутри – высокое, хрупкое, с глазами-миндалинами – дрогнуло. Его пальцы сжались.

– Оно живое! – вскрикнул Юрка.

– Спящее, – поправила Мария, наводя автомат. – И лучше не будить.

Но было поздно. Саркофаги замигали вдоль улицы, как гирлянды. Гул нарастал, заполняя пещеру. Мосты из света вспыхнули ярче, ослепляя.

– Бежим к башне! – скомандовала Мария, толкая их вниз по спиральной рампе.

Они мчались по застывшему городу. Мимо фигур в кристаллах, мимо аппаратов, похожих на сонные деревья. Воздух звенел от энергии. За спиной послышался хруст – первый саркофаг треснул.

– Они просыпаются! – Льдинка оглянулась, споткнулась.

Существо вышло из осколков. Его движения были резкими, угловатыми. Оно подняло руку – луч света вырвался из ладони, прожёг камень у ног Артемия.

– Агрессия! – крикнула Мария, давая очередь вдоль улицы. Пули срикошетили от невидимого щита.

Существо издало звук – высокий, визгливый, как скрежет металла. В ответ заколебались другие саркофаги.

– Их язык! – Артемий схватил Льдинку за руку. – Спой то, что пел пульсару!

Её голос, чистый и высокий, зазвучал в пещере: мелодия страха и прощания. Существо замерло. Его "лицо" (если это можно было назвать лицом) исказилось подобием страдания. Оно ответило – звуком, похожим на плач кита.

– Оно понимает! – воскликнул Артемий.

– Но другие – нет! – Мария оттащила их за угол. По улице двигались тени – десятки проснувшихся существ. Их щупальца-руки светились боевой энергией.

Они нырнули в арку, оказавшись в здании, похожем на библиотеку. Столбы из чёрного камня уходили ввысь, на полках лежали кристаллы, светившиеся изнутри. Артемий схватил один. Внутри плавали знакомые фракталы.

– Не данные. Воспоминания, – он прижал кристалл ко лбу. В сознании всплыли образы: зелёные луга, три солнца, катастрофа – падающая звезда, ледяной вихрь. Боль. Страх. Решение спастись во сне.

– Они как мы, – прошептал он, опуская кристалл. – Только спрятались глубже.

– Спрятались? – Мария выглянула из-за колонны. Существа окружали здание. – Они сейчас разнесут нас на молекулы!

– Нет, – Артемий выступил вперёд, держа кристалл. Он запел мелодию пульсара, но добавил новые ноты – дрожь страха Маши, стон Юрки, даже скрежет автомата Марии.

Существа замерли. Их щупальца опустились. Одно, самое высокое, шагнуло вперёд. Оно коснулось кристалла в руке Артемия. Через мгновение в его сознании всплыли образы: Vera, взрывы, ледяные статуи людей, Маша в лучах проектора.

– Оно видит! – Льдинка схватила Артемия за руку.

Существо издало серию звуков. Грустных, как колокольный звон. Потом повернулось и что-то крикнуло своим. Они расступились, открывая путь к центральной башне.

– Перемирие? – недоверчиво спросила Мария.

– Сострадание, – поправил Артемий. – Они узнали нашу боль.

Они прошли сквозь строй существ. Теперь их свет был мягким, как лунный. У входа в башню стоял саркофаг крупнее других. Внутри – существо в плаще из светящихся нитей.

– Страж "Сердца", – догадалась Льдинка.

Кристалл в её руках вспыхнул, направив луч на саркофаг. Камень растаял, как лёд. Страж открыл глаза. Они были без зрачков, просто два озера мерцающего света. Он поднял руку, и тяжёлые двери башни бесшумно распахнулись.

Внутри пахло статикой и старостью. Винтовая лестница вела наверх, к пульсирующему кристаллу. Его свет был аритмичным, прерывистым. У основания лежали разбитые устройства, похожие на генераторы.

– Источник умирает, – констатировал Артемий.

– Как и их цивилизация, – добавила Мария.

Страж подошёл к кристаллу, коснулся его. На стене вспыхнула голограмма – карта пещеры с мигающими точками у входа. Vera. Много. Они минировали выходы, устанавливали орудия.

– Они нашли нас, – прошептала Льдинка.

– И пришли за технологией, – Артемий посмотрел на Стража. – Вы можете защитить город?

Тот покачал головой. Его "рука" указала на кристалл, потом на свои глаза. Свет в них погас на секунду.

– Он тоже умирает, – понял Юрка.

– Тогда мы дадим им шоу, – Мария сняла рюкзак, достала последние гранаты. – Я задержу их на входе. Бегите к запасному выходу. Льдинка знает.

– Нет! – Артемий схватил её за руку. – Есть другой путь.

Он подошёл к кристаллу. Его поверхность была тёплой. Он вспомнил спектрограмму пульсара – мелодию агонии. Но также вспомнил смех Маши. Пение Льдинки. Даже ругань Марии. Шум жизни.

– Дай им это, – он положил руку на кристалл, закрыл глаза.

Страж наблюдал, не двигаясь. Потом тоже коснулся кристалла. Голограмма на стене ожила, показав Vera у входа. Генералы отдавали приказы, солдаты копали траншеи.

Артемий запел. Не мелодию смерти. Мелодию их пути: рёв вертолётов, скрежет льда, кашель Юрки, даже стук его собственного сердца. Кристалл ответил вибрацией. Страж подхватил "песню", его свет заструился по стенам башни.

На голограмме солдаты Vera замерли. Они подняли головы к сводам пещеры. Оттуда лился свет – не голубой, а золотой. И звук. Не гул, а музыка. Сложная, странная, сотканная из шумов их машин, их голосов, даже биения их сердец.

– Что они делают? – прошептала Льдинка.

– Слушают себя, – ответил Артемий.

На голограмме генерал уронил планшет. Солдат обнял автомат, как ребёнка. Другой упал на колени, закрыв лицо руками.