Самозванец

Уединение в шепчущем о ветре лесу, тёплые лужицы света, пробивающиеся через низкие тучи и зелёные кроны, стоптанные ноги и следы смолы на кафтане – всё это удерживает его здесь, на светлой полянке, вокруг которой толпится лес. Он тянется пытливыми еловыми лапами, чернеет стеной, ограждая от невиданной и запретной земли, куда идти живому не позволяется. В этой земле – судьбы каждого проглянувшегося камня, каждого корня, обнимающего землю, каждой букашки и цветочка.

Мысли об этом туманят его разум, будто бы Старец всё ещё юн и глуп, и не знает, что правда топчется где-то рядом, выглядывает из-за широких стволов украдкой, но никогда не является целиком.

Он ждёт ещё несколько куплетов кукушкиной песни перед тем, как вернуться к своим спутникам. Они ожидают его на кромке леса, и идти к ним не хочется – Старец бы предпочёл подольше остаться здесь, подслушивая совсем тихий треск грома, затаившийся в низких мрачных облаках. Но время не ждёт. Каждый вдох, каждый привал и каждый восход умирает его народ, а мир держит всё меньше Столпов. С этим нужно что-то делать, только ноша кажется куда больше его самого, куда тяжелее, чем он может утянуть. Старец с трудом встаёт, и, опираясь на одолженный у Лешего посох, плетётся назад.

Старец бы лучше прошёл этот путь один, разослав своих спутников по разным сторонам света, чтобы они несли вести, искали помощи там. Вчетвером ясно справились бы быстрее, и толку вышло поболе. Вышло бы, если бы двое его вестников не оказались подлетками.

В этот раз ему не свезло. Давняя его семеюшка, ясноокий юнец с одними острыми словами в закромах и именем, за которое его многие бы с охотой потопили в ближнем болоте, ещё не дорос до одиноких путешествий – с него в пути до сих пор бы слетали отцовские лапти.

Простоволосую де́вицу с чёрной косой и хмурым ликом же кто погрубее назвал бы эфемером. Юным созданием, рождённым без памяти веков и поколений всего второй раз. В сравнении с юнцом и Старцем она – младенец. И хоть мир вокруг с каждым восходом становится всё меньше – исчезают такие вот мирные поляны, валятся деревья, растут городища – вместе с этим дороги полнятся пусть Столпами, да незнакомцами, которые могут носить в помыслах и на поясах дурное. Кто же отправит младенца в такой путь одного?

Да и может оказаться, что княже знакомец кому-то из них.

– Старик, долго ты там бродить будешь? Ещё чуть-чуть, и городище увидим, а он по лескам шатается, – без единой толики почтения к летам выкидывает юнец. Он лежит на траве, положив руки под голову. Из его рта торчит длинный стебелёк.

– Молчи, язва. Не забывай, кто теперь старший.

Юнец фыркает.

– Постарше бывали!

– Да я тебе…

Говорит Старец, да сетует про себя, что так и не нашёлся на этом круге с любушкой. Её и правда теперь могут звать Любушкой, а могут кличать Фридой или Брехтой – смотря на какой конец света занесло её в этот раз. Она бы перерубила рождающийся спор на корню, оттаскала юнца за ухо и улыбнулась Старцу тепло, как летний закат.

– Идём, – резко обрывает приятельскую грызню девица. Она перекидывает чёрную косу через плечо и протягивает руку юнцу, чтобы тот поднялся. Он брезгует помощью и одним ловким прыжком вскакивает сам. Девица хмурится, протирает ладонь о юбку.

– Хватит цапаться, а то николи не придём, – важно добавляет она.

И они идут, притаптывая к земле высушенную солнцем и поднятую ветрами пыль. Маковки деревянного детинца растут, как тесто в тёплой печи, а Старец всё никак уразумеет, за что ему попались в нагрузку именно эти двое. Юнец всегда был плутоват и остр на язык, вёл какие-то свои игрища, любил помрачать людям рассудки и сначала делать, а затем уж помышлять, но к этому Старец после всего пройденного вместе стал привычным.

Девица же неизвестна, тиха. Она молчалива, резка и будто томится по чему-то. Они и встретили её давеча, растерянную и всё никак не берущую в толк, отчего она вернулась на новый круг. На расспросы не отвечала ни вчера, ни теперь. Старцу только оставалось ломать голову, как же так вышло, что ей никто ни о чём не поведал ни в прошлой жизни, ни в этой, и вести её с собой – показаться князю. Вдруг он чем поможет или что про неё знает – слухи ходят разные, и молва на одном из рынков донесла до ушей Старца такую небылицу, что и нарочно не придумаешь.

А если припомнить, какие у него вести для князя, кружево выплетается дряное. Будто и правда близится конец времён, и впору ложиться да помирать в придорожной канаве. Старцу пока не хотелось – ещё не надышался, да и любушка его далече.

В общем, девицу взяли с собой. Времена наступили такие, что одна она никуда бы не дошла и сгинула в окрестных лесах, будь она хоть трижды Столпом.

– Голову покрой, – говорит Старец, протягивая девице невесть откуда взятую тканку. – Покуда до князя дойдём, будешь Манькой, внучкой моей. А ты, стерва, – Старец обращается к уже нахорохорившемуся юнцу, – Сёмой зовёшься, найдёнышем, тебе Манька по взрослению обещана.

Манька и сама кривится в лице, пока вяжет тканку поверх косы, но ни слова не молвит. И верно делает, а то найдут, с какими расспросами пристать. Даже мудрейшие и древнейшие, с которых пошёл род столпской, ещё не созрели сполна, чтобы жить в мире и покое, перестать выдумывать законы да избирать дичину среди подобных – потому что иные прошли меньше кругов или родились не в том теле.

– Елдыга! – кратко, но не кротко выкрикивает в ответ велениям Старца Сёма и припускает вперёд по пыльной дороге. Проносится пару десятков шагов, резко тормозит и глядит проверить: где там его невеста со Стариком? Идут?

Детинец ещё мал, но силами местных смердов обещает вскоре вырасти, чтобы раньше всех приветствовать Солнце. Внутрь пускают всякого, и даже на такую несуразную свору ратник у ворот только хмыкает в бороду. Старец, Манька и Сёма входят во двор, на котором пестреет, галдит и пахнет кислым пивом торг.

Старец велит младшим занять лавку возле распахнутых ворот наскоро сколоченной корчмы, а сам заходит внутрь. Пока он, то и дело бросая на юнцов взгляды через плечо, выспрашивает у корчмаря о местном князе да о невольнике, которого он себе прибрал, Манька с Сёмой послушно сидят бок о бок на лавке, с усердием делая вид, что не замечают друг друга.

– Глухо, – вскоре вздыхает Старец, присаживаясь на лавку. Он со стуком опускает рядом с собой деревянную чарку с золотистым напитком. – Князь здешний нелюдим, выходит редко и, молвят, хандрит сызмальства.

– Значит, нужно его выманить, – предлагает Сёма.

Звучит лихо, ни к каким уловкам Старцу прибегать не хочется, но не согласиться с мальчуганом трудно. Даже Манька коротко кивает.

Трое молчат, и в этой паузе Старец подносит чарку к усам, с наслаждением глотает хмель. Его разум такому не затуманить, а по вкусу такой искристо-ягодной сладости он успел соскучиться.

– Старый, а мне-е-е?! – протягивает Сёма скорее из вредности, чем из веры, что с ним поделятся.

– Соплям не полагается, – отмахивается Старец и довольно улыбается. Были в том, что теперь он – старший, хоть какие-то выгоды.

– А если поджечь? – внезапно спрашивает Манька. Двое сразу забывают о перепалке и удивлённо поворачиваются к ней.

В чёрных глазах Маньки отражается мрачная решимость.

– Ты чего, загубишь ещё кого-нить, – нерешительно протягивает Сёма. Ему идея девицы не особо нравится, но скорее из-за того, что её предлагает Манька, а не он сам. Ничего получше самому на ум не идёт.

– Зато князь точно выйдет из терема, а в переполохе некому будет помешать нам потолковать.

– Ага, если его самого нечаянно на новый круг не отправим! А потом ищи свищи.

– Тогда и искать не надобно, – бурчит Манька.

– Никто ничего жечь не будет! – вмешивается Старец. – Только хуже сделается.

Какое-то время сидят молча, выхватывая слова в досужих сплетнях купцов и смердов. Все шепчутся об одном – невольнике, закованном в цепи на задах терема да в свои лета не может вспомнить, кто он таков и с какого круга пришёл. Перешёптываются, решают, что он дурит. Озорной цветочный ветер вяжет косы в длинных бородах торговцев и заглядывает под подолы девицам.

– Неужели кто другой, кроме князя, не сойдёт? Купец побогаче, скажем… – заскучав, предлагает Сёма.

– Ни у одного купца не будет того, что найдётся у князя. Он длинной рукой куда захочешь дотянется, а купец – только до соседнего торга, – важно поучает его Манька.

– Может и не куда захочешь, – хмыкает Старец, – но точно дальше, чем два подлетка и старик, которого пора на салазки сажать.

– Ты помирать не торопись, – говорит Сёма. – Я кое-что придумал.

Старцу становится боязно даже представить, какая идея хуже поджога могла прийти в голову мальчишке. Старец залпом допивает содержимое чарки, утирает позолотившиеся усы тыльной стороной ладони и грузно поднимается с лавки. На его поясе звякает топорик с рунами и цветами.

– Отдумывай обратно, я пойду с караульными потолкую.

Он делает пару медленных шагов к внутренним воротам, оборачивается и наказывает Маньке с Сёмой:

– Ждите здесь.

Глава 4-5

4. Язва

Олег резко дёрнулся на кровати, вдохнув воздух. Он словно вынырнул с самого дна холодного мутного озера: затылок саднил, а в горле будто что-то застряло. На краю сознания появился вопрос: сон? Или всё-таки нет? Бред?

Олег резко сел, пытаясь прокашляться.

– А так тебе и будет, сквернавец, раз вздумал в бабкиной квартире курить!

Олег ещё не успел прийти в себя и вспомнить, кто он сам, но стоящего на пороге комнаты Харитона опознал безошибочно.

– Не курил я, – просипел Олег.

– Как же. То-то шмалит как… Как… – Харитон осёкся. Видимо, даже его богатый на брань словарный запас иссяк от такого кощунства. – Шмаль.

Олег откинулся на подушку, провёл руками по лицу. Он только проснулся, но уже был измотан и измучен. Похоже, сегодня настал один из плохих дней, когда даже подъём с кровати кажется подвигом.

– Ты чего пришёл-то?

Харитон всё ещё стоял на пороге. Он покачал головой, глядя через коридор на изувеченную дверь.

– Какое мракобесие ты тут вчера устроил? С замком что?

– Ключ потерял.

– У меня же лежит всегда второй.

Олег лениво перевернулся на бок, чтобы не смотреть на Харитона.

– Поздно пришёл, не хотел тебя будить.

– А замок ты очень хотел менять? – забрюзжал старик. – Сам за новый будешь платить!

– Заплачу! – громче и грубее, чем следовало, ответил Олег, приподнимаясь на локтях. Хмуро посмотрел Харитону в глаза, смягчился:

– Пожалуйста, делай, зачем ты там пришёл. Я только проснулся и не в настроении говорить.

Харитон бросил на внука оценивающий взгляд и исчез в темноте коридора. Из ванной послышался шум воды.

Олег почувствовал: не стоит рассказывать деду о вчерашнем бесцеремонном госте. От того, что случилось в метро, а затем и на кухне, тянулся шлейф загадки и дурости. Дурной загадки. Харитон или не поверил бы ему и решил, что Олег задымил всю квартиру совсем не сигаретами, или, что ещё хуже, поверил бы и захотел сам разобраться с воришкой, который ничего не украл.

Ничего. Кроме какого-никакого, а душевного спокойствия Олега.

Часы на стене подсказывали, что было почти двенадцать дня. Олег грузно встал с кровати и, прихватив с тумбочки серебиристый блистер и очки, зашаркал на кухню. Там Харитон с видом оскорблённой гордости поливал из маленькой красной лейки громадную монстеру.

Олег запил таблетку водой. В висках пульсировало, комната перед глазами кружилась. За стеной запищал телефон, и Олег метнулся обратно. Харитон продолжил поливать растения на подоконнике, но напрягся, стараясь выхватить из соседней комнаты отрывки разговора. Внук отвечал собеседнику коротко и односложно, больше слушая. Харитон смог услышать только что-то про двадцать первое отделение. Старик нахмурился: для чего Олег понадобился волкам?

Внук появился в проёме кухонной двери беззвучно и спросил у Харитона так, будто они только что не пособачились:

– Мне надо уйти кое-куда. Если я вызову и оплачу слесаря, встретишь его?

– Соплёныш, ты ни во что не вляпался? – почти снисходительно уточнил Харитон.

– Если будет что-то важное, я тебе расскажу, обещаю.

Олег был пугающе серьёзен.

По пути в отделение, где в хладной темнице всю ночь прозябал (Олег на это надеялся) вчерашний воришка, без тени скромности назвавшийся Сетом, Олег зациклился на двух вещах. Первое – волк, забирая Сета, даже не стал прикидываться, будто с ним не знаком. Второе – Олегу с утра позвонил аж сам начальник отделения и настойчиво пригласил его прийти. «Обсудить произошедшее и выходы из ситуации».

Кто этот Сет?

Местный чокнутый, уродившийся сыном нужного папаши? Или юродивый, над которым сжалились причинители правопорядка?

Пока Олег не мог решить, на каком из вариантов остановиться, из железной двери двадцать первого отделения «Вневедомственной Охраны Личностей и Корпораций» на улицу высыпала целая стая вооружённых до зубов волков. Они, обменявшись всего парой слов и адресовав Олегу несколько внимательных взглядов, погрузились в бронированный микроавтобус. Когда последний из них, запрыгнув на ступеньку, стукнул ладонью по двери машины, та с железным лязгом закрылась, и водитель нажал на газ. Волчья карета исчезла за поворотом.

Олег дождался, когда звук мотора поглотят шелест листвы и серая низкая хмарь, и наконец зашёл внутрь.

Будь что будет.

В светлом и неожиданно просторном холле его уже поджидал толстячок в очках и тёмно-серой форме. Он встретился с Олегом взглядом и, словно прочитав что-то на его лице, подскочил на встречу.

– Олег Олегович, верно?

Тот поджал губы и кивнул.

– Пройдёмте! – Толстячок быстро засеменил в сторону какой-то неприметной двери, ведущей к помещениям, в которые обычно не пускают посетителей.

Несколько неожиданно мрачных коридоров после слепящего света, пара поворотов и невзрачных дверей, и наконец, небольшая бетонная комната – душная и холодная. В одной половине за обшарпанным письменным столом сидел скучающий волк с не самым высоким званием на погонах, а вторую половину отгораживали от него металлические зубья.

Внутри обезьянника на жёсткой лавке свернулся калачиком долговязый брюнет. В ту же секунду, как Олег осознал, кто это, тот распахнул свои жуткие жёлтые глаза и протянул:

– Приве-е-ет, а я тебя тут ждал.

– Помолчал бы. Ты уже успел натворить дел.

Олег обернулся на невозмутимый и хрипловатый голос. Держась за ручку приоткрытой двери, стоял ещё один волк, сильно выше ростом и, судя по висящей на его поясе кобуре, должностью. Сет снисходительно умолк, а сам волк коротко улыбнулся Олегу и по-деловому отчеканил:

– Меня зовут Кайсар, я вам звонил утром. Есть к вам разговор.

Кайсар учтиво указал рукой внутрь светлого кабинета. Олег поторопился зайти, чтобы поскорее избавиться Сета, который не иначе как собрался пробурить взглядом дыру в его спине.

Кайсар кивнул волку, сидящему возле обезьянника, и плотно закрыл за собой дверь. Обошёл большой стол, поставленный посередине кабинета, как памятник канцелярской работе, и опустился в кресло. Указал Олегу на стул напротив. Олег сел на самый краешек, сохраняя вид, будто он на завтрак проглотил металлическую балку.

Волк деловито сложил руки на столе, прочистил горло и вкрадчиво начал:

– Олег Олегович, у меня к вам есть большая просьба.

Олег нахмурился. Всё явно шло куда-то не туда.

– Послушайте, Кайсар…

– Просто Кайсар, – подсказал волк.

– Просто Кайсар, – продолжил в тон ему Олег. – Я уже понял, что вы хотите его выгородить. И мне наплевать, честно. Мне нужны только деньги за дверь, которую он расфигачил, и гарантия, что я его больше никогда не увижу.

Волк наклонил голову, нахмурился и сцепил руки в замок.

– Не совсем так. Я имею в виду, что выгораживать мне его незачем, поделом, но от заявления я бы всё-таки попросил вас отказаться.

– Почему же? – Олегу и вправду стало интересно. Ни папаши, ни жалости, похоже, на долю Сета не выпало.

Кайсар поджал губы, будто бы отвечать на этот вопрос было постыдно, и поёжился на стуле. Затем наконец собрался со словами и подался вперёд, облокачиваясь на стол.

– Дело в том, что безусловно глупая и необдуманная выходка Сертая может навредить его близким, и он об этом не подумал. Как всегда.

На лице Олега взметнулось настолько красочное удивление, что Кайсару даже не нужно было ждать, пока он задаст хоть какой-нибудь вопрос.

Волк причмокнул, встал с кресла и подошёл к окну.

– Очень прошу вас воздержаться от заявления, иначе моя карьера будет под угрозой.

– Чего?

Олег не был уверен, что услышал именно то, что сказал Кайсар. Но когда волк наконец оторвался от окна и повернулся к Олегу лицом, всё встало на свои места.

То-то с самого начала Олегу показалось, будто это лицо он уже где-то видел.

Такие же нос, скулы и разрез глаз, только не жутко-янтарных, а тёмно-карих, почти чёрных даже в ярком освещении кабинета. Копия один в один, только спустя лет двадцать: то ли от тяжёлой работы, то ли от реальной разницы в возрасте, то ли от всего вместе.

– Вы его брат, – догадался Олег.

– Я готов предложить вам любые деньги или преференции, какие смогу организовать, – вместо ответа затараторил Кайсар. – Понимаете, Сертай делает глупости, но никому не причиняет вреда. Он просто не думает о том, как это может аукнуться. Всегда был таким, я вообще думаю, что у него есть что-то с головой, – Кайсар выразительно покрутил пальцем у виска, – но матушка запрещает мне проверить. Обычно она за ним и следит, но тут он сбежал, как она отвлеклась на клиента…

– Мне не интересно, – негромко, но уверенно отрезал Олег. – И «преференции» мне ваши не нужны.

Олег встал со стула и так и застыл на месте, не зная, куда деть себя из этой ситуации.

– Просто возместите ущерб за дверь и не трогайте меня больше.

Заявление он и так не хотел писать, а теперь ввязываться в это Олегу совсем не улыбалось. Грызня внутри корпораций за место потеплее и поближе к главному офису была ничуть не бескровнее, честнее и чище грызни самих компаний между собой, когда выбирался новый ведущий отрасли. Всему этому предшествовали нескончаемые и похожие друг на друга рекламные кампании разных холдингов, потом торги и голосования.

Победитель этого перформанса становился монополистом в медицине, охране, энергетике или производстве какой-нибудь вещи, пока не облажается, а остальные ждали его прокола и пытались сами выискать у действующего лидера провал или оплошность.

Такие же подковёрные игрища, был уверен Олег, но в миниатюре, происходили и в двадцать первом отделении. И чтобы его не затянуло под этот самый пыльный и протёртый ногами половик, нужно было оказаться от него как можно дальше прямо сейчас.

– Я вас понял.

Кайсар будто бы смущённо почесал щёку ногтём указательного пальца, сделал два гулливерских шага до стола и открыл верхний ящик. Олег стоял полубоком, да ещё со слепой стороны, и нервный импульс заставил его резко развернуться, когда волк потянулся за чем-то. Своё неловкое и резкое движение Олег закончил в тот же момент, как на стол опустился толстый белый конверт.

– Это – возмещение ущерба, – хрипловато проговорил Кайсар.

Даже не трогая конверт, Олег уже понимал, что это куда больше, чем обычно просит слесарь за самый простенький замок.

– Я это не возьму, – неубедительно даже для себя возразил он. Конечно, Олег не забыл, что вчера днём он официально вступил в ряды безработных, а пенсии, которую ему платят по медицинской страховке, не хватит и на то, чтобы просто заплатить за электричество. Ему нужны были деньги, но не эти.

– Я вас без них никуда не пущу, – почти рыкнул волк. Потом как будто понял, как это прозвучало, неловко улыбнулся, прижав шею к плечам и процедил:

– Будем считать это моим персональным извинением за Сертая.

Сам Сет, как только Олег вышел из кабинета Кайсара, отвлёкся от изучения потёков краски на стене, но не шелохнулся. Лишь проводил Олега глазами, которые от залёгших под ними теней будто стали светиться ярче, от порога одной двери до другой.

Олег уже собрался наконец уйти отсюда, когда его остановил голос:

– Ничего не вспомнил, Старик?

Какая-то сила заставила Олега резко обернуться на Сета, но она же сдавила горло, удерживая в нём слова и воздух.

Сет подался вперёд и резко вскочил с лавки, ухватился руками за прутья обезьянника и просунул между ними голову. На бледном как фарфоровая маска лице вспыхнула самоуверенная ухмылка.

В тот же момент волк, которому полагалось следить за Сетом, так бойко вскочил со стула, что опрокинул его, и в два прыжка оказался у решётки.

– А ну… Засовывайся обратно!

– В чём дело? – из кабинета выглянул Кайсар, уже держа руку возле кобуры. Но обнаружил лишь немую сцену и бледного Олега, застывшего на пороге.

Сет отступил от решётки, не отрывая от Олега глаз, сложил руки на груди и прищурился, будто пытаясь увидеть в нём что-то новое. До Олега наконец дошло, как нелепо он застыл под удивлёнными взглядами двух волков, поправил очки и процедил:

– Вот язва.

И вышел за дверь.

Сет ликовал.

Чужие деньги обжигали карман, но отбрыкаться от них он так и не смог. Уже дома резко выдвинул ящик стола и выбросил туда злосчастный конверт. Затем попытался так же быстро задвинуть ящик обратно, но тот, как назло, застрял на полпути – видимо, что-то завалилось под рейки. Олег стукнул по ящику сильнее, будто это могло помочь, но только ударился рукой. Он с досадой плюхнулся на скрипучий стул, упёрся локтями в колени, уронил в ладони голову и шумно выдохнул.

Так он сидел несколько минут, пока в кармане рубашки не провибрировал телефон.

«Буду через час», – писала она.

Нелли подняла воротник плаща, чтобы холодный ветер не задувал под одежду. Небо всё сильнее хмурилось, а подсохшие с прошлого дождя лужи подёрнулись мелкой рябью. Нелли ускорила шаг.

Вот и нужный дом, знакомые двери с облупившейся краской. На деревянной скамейке с подгнившими досками, будто не чувствуя падающих на него капель, сидел юноша в чёрном. Нелли подошла к домофону, посмотрела на молодого человека, пока ждала ответа между протяжными гудками. Юноша не двигался, запрокинув голову, а глаза его были закрыты.

Неужели спит?

Наконец домофон откликнулся более радостной и гостеприимной, но всё ещё неприятной на слух мелодией, и Нелли потянула на себя дверь.

Дождь сильнее заколотил по металлическому козырьку парадной.

– Извините, – негромко позвала она, держась за дверь.

Юноша не отреагировал. Нелли набрала в грудь воздуха.

– Проснитесь!

Он медленно поднял голову и посмотрел на неё.

– Дождь идёт, – глупо улыбнулась она, чувствуя себя неудобно под его взглядом. Юноша был явно младше, но Нелли всё равно стушевалась.

– Не спите тут, простынете.

Он странно хохотнул.

– Да я тут кое-кого жду.

– Вы бы хоть под крышу зашли, – улыбнулась Нелли и закрыла за собой тяжёлую дверь. Разбудить она разбудила, а пускать посторонних в чужой дом лишний раз не хотелось. Тем более после того, что рассказал ей Олег.

Глядя в мутное и обклеенное жвачками зеркало, она попыталась пригладить выскочившую медную кудряшку, но коротко остриженные волосы не слушались. Она ещё раз бросила взгляд на вытянутое покрытое веснушками лицо в отражении, вздохнула чему-то своему и повернулась к дверям.

Ещё более усталый и взъерошенный чем обычно, Олег сейчас больше напоминал дворового кота, чем человека. Он ждал её, держась за ручку открытой двери. Нелли улыбнулась и сделала шаг из лифта.

– В общем, чёрт его знает, что это за чудик, – подвёл итог рассказа Олег.

Они с Нелли сидели на кухне, кофейник мурлыкал на плите, а за окном колотил по листьям дождь.

– А ты уверен, что нигде с ним не сталкивался?

– До вчерашнего утра – нет.

– Ни в школе, ни на работе, ни в больнице? А может, он вообще твой фанат?

– Ага, – с ехидный весельем поддакнул Олег, – прибыл прямиком из той Вселенной, где я всё-таки стал популярен из-за Кванта, и меня не уволили!

Нелли пожала плечами:

– И чем тебе не сюжет нового комикса?

Кофейник резко заклокотал, вклиниваясь в беседу, и Олег тут же вскочил угомонить его. Разлил кофе по чашкам, в одну из них добавил ложку сахара и много молока, так, что напиток приобрёл карамельный оттенок. Эту кружку поставил на стол перед Нелли, она с улыбкой кивнула.

– А ты всё также пьёшь кофе ради страданий? – усмехнулась она, глядя на абсолютно чёрную, чуть ли не кипящую горькую жижу в кружке Олега.

– Ага, один раз не получилось, теперь пытаюсь откинуться как-то попроще, – беззаботно бросил Олег, убирая молоко в холодильник.

Нелли на его шутку не ответила.

Он выглянул из-за эмалированной дверцы и присмотрелся к лицу девушки. Нелли сдвинула брови, опустив взгляд вниз.