39,5

Андрей Новиков

39,5

Пролог

Посвящается моим Учителям

В сумерках раннего ноябрьского утра, плотно укрытого низким темно-серым небом, по улице Ленина мимо небольшого деревянного дома под номером четыре, размеренно, как заводная механическая кукла, шагал странный сгорбленный старик. Одетый по сезону в ушанку, фуфайку, ватные штаны и валенки, он шагал куда-то изо дня в день одной и той же дорогой и изо дня в день нес на плече топор.

Мальчик не знал, куда и зачем идет этот старик, но и тот не знал, что выбери он другой маршрут и дальнейшая судьба маленького худенького пацана, с неподдельным интересом наблюдающего за ним через одно из многочисленных окон дома у дороги, могла бы сложиться по другому.

Глава 1. Черно-белое детство

1 ноября 1978, рабочий поселок Лесной, улица Ленина, дом 4. Утро.

Высокие дубы, окружавшие со всех сторон неказистое строение, до недавнего времени бывшее сельским советом, своей почти черной корой и монолитной неподвижностью лишь подчеркивали угрюмость поселкового пейзажа, который немного оживлял выпавший в изобилии снег. Ночью была метель, и один из этих исполинов, подпиравший карниз старого дома, до самого утра терся об него своей вековой корой, от чего дом скрипел как мучимый недугом старик, не давая спать жильцам, еще не обвыкшимся на новом месте.

Под кровлей этого дома жила молодая семья из трех человек: Валентин и Валентина Майоровы и их сын Андрей, которому скоро исполнится шесть лет и, наверное, на следующий год он пойдет в школу. По правде говоря, есть сомнения по поводу школы. Дело в том, что могут и не взять, ведь надо семь полных, а у него семи полных не получается… Эта мысль не дает Андрею покоя уже не первый день. Все его друзья уже ходят в школу, кто год, а кто и целых два. Ни братьев, ни сестер у мальчика нет. С детским садом как-то не сложилось. Ну, сами подумайте: манная каша с обязательным сливочным маслом, дневной сон, прогулки под руководством воспитателя за ручки с девочками, очереди, чтобы поиграть наиболее интересными игрушками. Это ли достойное занятие для серьезного молодого человека? Единственная отрада – полдник: печенье, конфеты, компот. Но стоит ли это того, чтобы целый день находиться в неволе? Вот то-то и оно!

Ровно два месяца Андрей ходил в садик, а потом наотрез отказался. Без характерных для таких случаев детских слез и истерик, он просто сказал родителям, что уже достаточно взрослый и у него две бабушки, живущих неподалеку, поэтому проводить время в детсаде более, чем странно. Непонятно почему, но Валентин и Валентина согласились. То ли потому, что их сын обладал невероятным даром убеждения, то ли потому, что он на самом деле вырос, а, может быть, потому что за этот время Андрей перетаскал из садика всю возможную детскую заразу, кроме ветрянки. Ветрянкой переболели все, но не он.

Мать Андрея уже давно была на работе, с пяти часов утра. Поскольку столовая была в семи минутах ходьбы от дома Майоровых, то Валентина, как завпроизводством и живущая ближе всех от работы должна была раньше всех приходить и уходить позже всех, открывать и закрывать «Чайную» (именно такое чудное название гордо несла на своем фасаде самая обычная столовая), принимать и отпускать продукты, контролировать процесс приготовления пищи, а если надо, то и руководить, и непосредственно участвовать, и вообще соответствовать высокому званию работника советского общепита. На этой неделе у нее первая смена и мужчины с утра должны были справляться со всем сами.

Валентин собирался, закончив проверять школьные тетради, а Андрею предстояло провести время до вечера одному. Сам же сказал, что взрослый. Уже который день он был разведчиком и заносил в тетрадку в виде разнообразных значков автомобили, трактора, пешеходов, мужчин и женщин по отдельности, школьников, разделяя их на мальчиков и девочек… Особое внимание привлекал тот самый седой сгорбленный старик с топором на плече. По нынешним временам картина весьма сюрреалистичная, но тогда была вполне заурядной, странной была разве что ее повторяемость, такой вот “день сурка”, если угодно. Любопытство не оставляло мальчугана, и он спросил у отца, куда может ходить этот старик с топором каждое утро.

Отец бросил беглый взгляд в окно и объяснил, что в это время большинство взрослых идет на работу и этот старик тоже, он работает сучкорубом в лесу.

– А что есть такая работа – рубить сучки? – удивился Андрей.

– Есть не только такая. Много еще чего есть, – ответил отец.

– А чего это он еще на работу ходит, бабушки-то мои давно на пенсии, не работают, вот и старику, наверное, пора бы сидеть дома, – поразился пацан.

– Может и пора бы, но, Семеныч свой стаж в молодости прогулял и теперь вот добирает, – сказал отец, чем окончательно озадачил пацана, и отправился на работу.

Иногда Андрею казалось, что их дом целиком состоит из окон, во всяком случае, другого такого в поселке точно не было. Отец быстро шел по направлению к школе, в одной руке он нес раздутый портфель, а другой рукой бережно прижимал к себе стопку не поместившихся в нем тетрадей. Отец был учителем математики в школе, в которой пацану предстояло учиться.

Оставшись один, Андрей предался размышлениям на тему «Кем быть», но быстро пришел к выводу, что до позднего вечера проверять ученические тетрадки не по нему, рубить сучки у деревьев – вообще странно… вот разве что крутить баранку, как сосед дядя Толя… А что, нормально. Сказано – сделано. Быстро расставив имеющийся в наличии автопарк от няни Вали, пацан понял, что работать-то не на чем – не хватает лесовоза, а жаль… Ну, ничего, может еще будет. А пока можно и на легковом «Москвиче» промчаться, например, до райцентра. Захожу в гараж, осматриваю машину, открываю дверцу, запускаю двигатель, включаю радио, а там…

«Быть шофером хорошо,

а летчиком —

 лучше,

я бы в летчики пошел,

пусть меня научат.

Наливаю в бак бензин,

завожу пропеллер.

“В небеса, мотор, вези,

чтобы птицы пели”.

Бояться не надо

ни дождя,

 ни града.

Облетаю тучку,

тучку-летучку.

Белой чайкой паря,

полетел за моря.

Без разговору

облетаю гору.

“Вези, мотор,

 чтоб нас довез

до звезд

 и до луны,

хотя луна

 и масса звезд

совсем отдалены»…

Знаю-знаю, это стихотворение Владимира Владимировича Маяковского, книга такая есть, бабушка Клавдия любит читать ее внуку больше других. «Кем быть?», вроде бы, называется. Пропеллер, мотор… Вентилятор как раз подойдет. Если к столу приставить стул, а на него поставить вентилятор, а его включить в розетку… Вот это получается то, что надо. Чем не «Кукурузник» авиалесоохраны? Погнали!

1 ноября 1978, рабочий поселок Лесной, улица Ленина, дом 4. Вечер.

Вечером, пока мама готовила ужин, у Андрея состоялся обстоятельный разговор с отцом. За день вопросов созрело немало. Зачем учиться в школе восемь, а то и целых десять лет, чтобы потом ходить до пенсии лес валить? Видел он не раз, как мужики деревья в поселке валили. Здоровые вековые дубы… Ну, какая там наука? Нужен инструмент, сноровка и, разумеется, сила, что, как говорили мужики, глядя на худосочного пацана, дело наживное. Кем еще можно стать после школы? Шофером можно? А потом в армию после школы идут… Это что такое? Зачем? Сколько там служат? Для всех обязательно, так же, как и школа?

Отец отнесся к Андрею с пониманием и подробно ответил на все его вопросы, которых по ходу беседы возникало все больше и больше. Заканчивали разговор уже после ужина. По всему получалось, что десять лет хочешь-не хочешь, а отдай школьной скамье, да еще и экзамены в итоге выдержать надо. Потом, если в институт не поступишь или не захочешь, то надо идти служить в армию или на флот, что, конечно, дело важное и нужное, почетная обязанность и романтика опять же, но два-три года вдали от родных и друзей как-то не хотели укладываться в детской голове и озадачивали даже больше, чем предстоящая в ближайшей перспективе школа-десятилетка рядом с домом.

Как оказалось, взрослая жизнь, такая увлекательная на неискушенный детский взгляд, весьма и весьма непроста и полна всяких нелепых условностей, над которыми стоило поразмыслить всерьез. Должен быть какой-то, приемлемый для всех, вариант развития событий, когда эти самые интересы государства совпадают или хотя бы не противоречат конкретно его, Андрея, интересам, которых он еще и сам-то толком не знает.

Вот какие у него сейчас интересы? Книжки, машинки, самолетики, оружие, велосипеды и мотоциклы… А что через десять лет будет, когда армия на носу? Да и не получается чего-то… вот, если он в шесть лет в школу пойдет, то закончит в шестнадцать и что тогда до армии делать? Вроде как ни на какую серьезную работу в шестнадцать лет не возьмут, а в восемнадцать – добро пожаловать в армию. Надо про нее как следует разузнать – дело серьезное и его, похоже, не миновать.

Отец Андрея в армии не служил, поэтому получалось, что больше всех про нее знал и мог рассказать либо его брат Александр, либо брат матери Анатолий – кадровый военный-ракетчик.

Дядя Саша был студентом лесотехнической академии, на войсковых стажировках летал штурманом на военно-транспортном самолете и готовился стать офицером запаса. В очередной приезд на каникулы охотно рассказал пацану все, что знал про военную авиацию. Это происходило несколько вечеров подряд, пока юный дядя не получил от мамы племянника нагоняй за начавшийся у того диатез от многочисленных шоколадок.

Шоколадки были не только вкусными, но и отличались необычайно красивыми обертками на авиационную тематику. Вот где такие купить, а летчикам их прямо на работе каждый день выдают! Не работа – мечта. А как стать летчиком? Оказывается крайне сложно… Дядя Саша узнавал, но его в армии не оставили, сказали – сами пока справляются, если что призовут, а пока учись студент на механика, как и хотел. На следующий год история повторилась, а дядя Саша, получив бесконечную ностальгию по небу, стал главным механиком на мебельной фабрике, что было весьма и весьма почетно.

Андрей при любой возможности расспрашивал дядю об авиации и скоро уже знал практически столько же, сколько и дядя. Озадачивало, что требований к летчикам предъявляют куда как много – это и безупречное здоровье, и превосходная физическая подготовка, и отличные отметки, и незаурядные личные качества (с этим предстояло разобраться) и многое другое, всего и не запомнить.

А как понять годишься ты в летчики или нет? Как пойдут дела в школе —пока непонятно (хорошо бы не так, как в садике), комиссий медицинских не проходил, но уколов точно боится да и вообще много еще чего боится… например, злобного соседского пса Жулика, проехать на велике по деревянному щелястому пешеходному мостику через ручей, длинношеих шипящих гусей, которые гонятся за ним припав к земле и растопырив крылья, словно дальний бомбардировщик по взлетной полосе… и как же больно они щиплют – все ноги в синяках.

Вопрос «Кем быть?» оказался совсем непростым и в один из вечеров был прямо задан отцу. Отец задумался и ответил:

– Сын, кем быть – ты решишь сам, когда немного подрастешь, но не важно какую профессию ты выберешь, важно всегда и во всем быть человеком. Это – главное.

Никаких дополнительных разъяснений на этот счет впредь Андрей не просил. Все было понятно с первого раза. Оставалось вырасти.

1972 – 1978. Рабочий поселок Лесной. Улица Школьная, 3. Кошкин дом. Кошкины и Компотик.

В доме номер три по улице Школьной прошла та часть детства, которую среди взрослых принято считать если уж не счастливой, то по крайней мере беззаботной. Но по прошествии лет, Андрей, как ни пытался, но никак не мог назвать свое детство таковым. Нет, оно не было несчастливым, и он не был несчастным или обделенным чем-либо, у него была полная семья… Но и беззаботным его детство никак не назвать. С детства при деле, помощник по хозяйству, во всем принимал непосредственное участие с тех пор, как только научился ходить. Бабушки, то одна, то другая брали его с собой всегда и везде, разве что кроме женской бани. Если какие-то дела по дому выполняли мужчины, то и он был тут как тут – инструмент подать, гвозди принести, за водой с кружкой сходить.

В каждой бочке затычка, говорили иногда про него. Ну, и он в долгу не оставался, хватая все на лету и, прежде всего, пополняя свой словарный запас, который затем виртуозно и безошибочно применял по назначению, ввергая в дикое изумление женскую часть семьи, откровенно недоумевающую, где их единственный пока сын и внук мог научиться таким “изысканным” словесным оборотам.

Детство – самая сложная пора в жизни человека, где он острее всего чувствует недостаток любви, внимания, интуитивно и безошибочно определяет добро и зло, ложь и правду, предательство и самопожертвование. Ребенка можно ввести в заблуждение или обмануть, но лишь на короткое время. Дети быстро учатся и навыки, полученные ими в раннем детстве остаются с ними навсегда.

Андрею не терпелось вырасти, стать мужчиной. Ему казалось, что разговаривая вот так, по-взрослому, он максимально быстро станет взрослым и авторитетным. Это определенно должно было помочь. Вместо этого он получал нагоняй от бабушки или мамы (отец с утра и до поздней ночи был на работе) и отправлялся в угол, а иногда и не просто в угол, а по старорежимному – на горох. Надо сказать, что воспитательное воздействие это имело весьма сомнительное, словарный запас только прирастал, но применение его стало более осмотрительным. Сын учителя рос заядлым матерщинником и с этим практически ничего сделать было нельзя.

Каждое лето в гости к бабушке приезжал брат Алексей с семьей. Он работал шахтером, жил в Караганде, был мастером на все руки и очень скучал по малой родине, мечтая вернуться обратно при первой возможности. Но возможность не торопилась представляться, а семью с тремя детьми нужно было содержать, что безмерно добрый и безгранично трудолюбивый шахтер Кошкин делал без оглядок на других, от души и щедро давая и своим и приемным детям то, чего не хватало в детстве ему самому.

У этого деда Андрей научился многому. И, прежде всего, поражало то, что дед Алексей не ругался – не ругался вообще и не ругался никак. Попадет молотком по пальцу (зрение подводило иногда) и не матерится, крякнет только и дальше работает. Упала штакетина на ногу – вдохнет воздух через плотно сжатые зубы и дальше работает как ни в чем не бывало. Вот выдержка у человека. Да и шутка ли – несколько дней лежал недвижимым со сломанными костями под завалом в шахте, там сдюжил и другим упасть духом не давал. Вот сила воли и характер – пример для подражания, но ни в шахту, ни, тем более под завал, Андрею не хотелось.

А как себя проверить? А вообще надо ли чего-то проверять? Ну, не герой он, это ж и козе понятно, но и не совсем уж чтобы трус… Середнячок как-будто или вроде того. Так ведь и не мужчина еще, а мальчик и страшно ему бывает да и всплакнет иногда ненароком, если никто не видит. И самовольником его бывает бабушки называют, но это если он вдруг сделает то, чего делать было строго-настрого запрещено, например, уйдет со своей улицы на другую, или увяжется за пацанами и придет домой только к вечеру, когда уже разосланы гонцы во все стороны, когда облава и идут навстречу отец с ремнем, бабушка с хворостиной… Так это не то, чтобы он ослушался бабушку или маму, а просто хотел быть как все, проверить себя, что не слабо постоять близко-близко к железной дороге, когда поезд идет, постоять настолько близко, чтобы потоком воздуха закачало, потом сидеть на насыпи, оглушенным адреналином, ждать другой поезд и смотреть как старшаки курят то бычки, а то и махорку. Но, где был и что делал лучше уж не рассказывать, иначе горох может превратиться в пшено и век свободы не видать – до школы просидишь на огороде.

– А ну, иди сюда, самовольник, – ухо пацана попало в крепкие материны пальцы. – Щас домой придем, я из тебя всю дурь вытрясу, – все больше распаляется женщина, уставшая после работы и уже часа полтора разыскивающая непослушного отпрыска.

– Ну, началось, – думает Андрей, – ремня не миновать, но если первым зайти домой, то есть шанс заскользнуть под диван (проверено – помещается), а оттуда его уж без посторонней помощи не достать. Мать про диван пока не знает, так что все получится!

Вместе с дедом Алексеем приезжала и его семья: жена Анна и сыновья – Саша, Витя и Павел. Павлик – самый младший из сыновей, но все равно старше Андрея на целых восемь лет. Любимым занятием и развлечением пацанов в деревне была рыбалка, но не для Андрея. Ему это было почему-то совсем не интересно. Не интересно и все тут.

За компанию с Павликом или Витей его охотно отпускали на пруд, все какое-никакое развлечение да и навык полезный, но надоедало ему на рыбалке быстро и хотелось к железной дороге, туда где поезда, запах шпал, грохот проходящих составов… Там можно монетку или гвоздь на рельсы положить, можно проволоку, на крайний случай можно и камень, если уж совсем ничего подходящего на глаза не попадется.

Но уйти из компании дружных родственников не получалось, им строго-настрого было наказано смотреть за младшеньким и беречь как зеницу ока. Вот и сидел на рыбалке – следил за поплавками на многочисленных удочках, помогал копать червей, подкармливать рыбу, запутывал леску закидушек, подавал бутерброды и смешил городских рассказами о деревенском житье-бытье и пересказывал русские народные сказки, которые знал наизусть, хотя и читать-то еще не умел.

Все детские книжки были удивительно хорошо иллюстрированы и рассматривать картинки в них было одно удовольствие, а, глядя на них, и сказки запоминалась легко и непринужденно. Несмотря на то, что содержание книжек Андрею было уже известно, слушать он их мог бесконечно, однако у родителей катастрофически не хватало времени и больше всего доставалось прабабушке Оле, которая охотно занималась с мальчишкой, соглашаясь почитать ему принесенные многочисленные книги.

Она старательно делала вид, что читает, а сама пересказывала ему сказки на свой лад, глядя на те же самые картинки. Андрей быстро подлавливал прабабушку на неточностях, а иногда и противоречиях. Прабабушка исправлялась, рассказывала дальше и снова была уличена на слишком вольном пересказе. Дело было в том, что читать не мог ни Андрей, ни его прабабушка, но имелась одна немаловажная деталь – он уже знал тексты сказок наизусть. Вечером прабабушка в шутку жаловалась на сообразительного пацана, с гордостью называя его «ленинской головкой».

Бабушка Клавдия – дочь прабабушки Оли, была до замужества Кошкиной, более всего из еды любила рыбу и шутила:

– Я ж Кошкина, вот фамилию и оправдываю.

Говорящая фамилия, чего уж там, тем более, что все Кошкины любили и рыбалку, и рыбу, и молоко… Молоко из ведра-подойника в банки переливать не успевали – парни его прямо из ведра и выпивали, присасываясь к нему один за другим и так, пока дно не увидят. Их превосходный аппетит и беспрекословное послушание старшим ежедневно ставили в пример Андрею, аппетита у которого не было от рождения. Да и чувства голода он никогда не испытывал, от слова совсем… Любимая еда – печенье и компотик, вот только так и можно было за стол заманить.

– Андрюша, что хочешь кушать? Что тебе приготовить? – спрашивала, зная плохой аппетит пацана, бабушка Аня – жена деда Алексея, и получала неизменный ответ под дружный хохот сыновей:

– Печеньку и компотик…

– Может молочка попьешь? – с надеждой спрашивала она.

– Не… компотик.

Так и прицепились в семье к Андрею эти незлые прозвища – Компотик да Ленинская голова, а к бабушкиному домику – Кошкин дом.

Бабушка Аня вздыхала, с укоризной качала головой, но неизменно наполняла полную кружку вкуснейшим компотом-ассорти из яблок, груш, сливы и чего-то еще, что в изобилии росло в небольшом садике у Кошкиного дома.

Кроме небольшого садика у бабушки Клавдии был большой огород, в сезон преимущественно засаженный картофелем, свеклой сахарной и свеклой кормовой, тыквой, помидорами, морковью, луком, чесноком, горохом, фасолью. Пятнадцать соток, дающих все вышеперечисленное и пожирающих взамен все свободное время. Свободное время… Что это?

Домик бабушки стоял на углу Школьной улицы и Школьного переулка. Он был окружен каким-то бесконечным и вечно ломающимся забором… Забор страдал от интернатовских пацанов, транзитом следовавших в чужие сады, от неуклюжих трактористов, сгребавших его целыми пролетами, от подвыпивших и заснувших шоферов, встретивших рассвет на чужом огороде, от одиноких прохожих, наткнувшихся в темном переулке на хулиганов и выламывавших себе в помощь подходящую штакетину, способную если уж не победить, то хотя бы уравнять шансы на победу и открыть дорогу к пункту назначения, от коров, решивших почесать о него рога и бока, от лошадиных повозок, зацепившихся осью… И это далеко не полный список всех его обидчиков и разрушителей.

Забор боролся за существование и мстил обидчикам… сажал им занозы, протыкал шины, рвал штаны, ломал рога, выворачивал оси, сдирал краску и метил их всеми доступными ему способами. Иногда это помогало и по горячим следам обидчики находились, после долгих препирательств привлекались к восстановлению забора и возмещению причиненного вреда, но чаще… Чаще бабушка Клава латала дыры в заборе на скорую руку хворостом, а в ближайшие выходные зять Валентин чинил изгородь как следует, устанавливая дополнительные столбы и обрезки рельсов по углам, забивая многочисленные гвозди, укреплял штакетник проволокой и металлической лентой и прочее, прочее, прочее, что хоть как-то могло способствовать в борьбе за живучесть стратегического объекта… Здесь и Андрей забил свой первый гвоздь, и по пальцу молотком ударил тоже у этого забора.

1972-1978. Рабочий поселок Лесной. Няня Валя.

Няня Валя – троюродной сестра Андрея, но тогда он об этом не знал и в силу возраста относился к ней не иначе как к няне. Валя жила в интернате рядом с небольшим домиком бабушки мальчугана и все свободное от школы время проводила с ним. Вообще с Валями мальчишке повезло: папа Валя, мама Валя, няня Валя… и такое «разнообразие» трудновато поддавалось пониманию не только его самого, но и тех кто любит спрашивать малышей:

– А как зовут твою маму?

– Валя…

– А папу?

– Валя…

– Не, малой, отца как зовут?

– У меня мама Валя, папа Валя и няня Валя, – терпеливо объяснял пацан особо непонятливым, дабы свести этот, в общем-то бессмысленный, по его мнению, диалог к задумчивому перевариванию собеседником услышанного.

Няня Валя закончила десять классов и уехала в большой город. Устроилась работать на завод и скоро стала бригадиром, поступила учиться в юридический с твердым намерением стать судьей, но это совсем другая история. Пацана она любила по-прежнему и в каждый свой приезд дарила ему превосходные модели автомобилей, выполненные в масштабе 1:43. Восторгу мальчишки не было предела да и сама няня была довольна, что ее подарки производят такой эффект. Все самые классные игрушки были от няни Вали. Со временем Андрей поймет, что вместе с приятными воспоминаниями о детстве от няни ему перешло и умение дарить подарки, но это будет не скоро.

1972-1974. Рабочий поселок Лесной, улица Радищева, дом 14. Первое слово. Предсказание деда.

Дом номер четырнадцать по улице Радищева построил дед Виктор, отец отца Андрея. Пришел с войны и построил деревянный пятистенок с русской печью и голландкой. И заложил огромный фруктовый сад. Самый большой и самый лучший. Все своими руками. Отец Андрея и его брат Александр родились уже в этом доме, а их старшая сестра Людмила переехала сюда вместе с родителями. Дом был не то, чтобы очень большой, но гостеприимный и всегда полный людей – родственники, квартиранты, друзья и друзья друзей.

В этом доме Андрей сказал свое первое слово и научился ходить. Первое слово… С этим было все не просто. Долгое время Андрей не говорил. Почему? А не интересно было. Странным казался такой способ общения. Зачем чего-то говорить, если пальцем покажи и тебе все дадут-подадут, принесут, откроют… Зачем говорить? Странные эти взрослые. Целый день их не было дома, были на какой-то работе… И вот сейчас собрались за большим круглым столом под люстрой с висюльками, сидят, смотрят друг на друга и говорят, говорят и ничего не делают. Даже смотреть на них становится не интересно, хоть и соскучился за день.

Все о чем говорят (ну, или почти все) просто и понятно, но способ общения какой-то все же не на вкус Андрея, какая-то бессмысленная трата времени что ли… А еще пристают и хотят, чтобы он в этом тоже участвовал – скажи то, скажи се… Давно уже знает, что и как называется, кого как зовут, но чего теперь – всем рассказывать? Зачем??? Всем известно, что трехцветную кошку зовут Муркой… Скажи «Мурка», скажи «мяу»… Зачем??? Захотел – подошел и погладил, а ласковая кошка сразу отзывается бархатным мурчанием, трется о ноги. Вот это общение, и слов никаких не надо!