Цена любви, или Плата за бессмертие

В моё плечо кольнули чем-то тонким и по всему телу распространилось жжение, все чувства и ощущения стали приходить в норму, и я открыла глаза. Я лежала на больничной койке на колёсиках в небольшой комнате, очень просто обставленной – кровать, стол, стул и средних размеров шкаф. Небольшое окно было расположено очень высоко и забрано решётками. Освещал всё искусственный свет из большого плоского плафона, врезанного в потолок.

Альберт стоял у моего изголовья.

– Добро пожаловать в новый дом, Люсиль. Отныне тебя будут звать так.

– Что вы сделали со мной? – спросила я слабым голосом и села. Лёгкая слабость ещё чувствовалась, но других неполадок в своем организме я не ощущала.

– Я вколол тебе парализатор Е2М, чтобы перевезти сюда. Мы находимся в Германии в доме-лаборатории профессора Мюллера. Прости, но более подробное расположение нашего места я не могу открыть – всё здесь держится в большом секрете, так как это важный научный объект.

Я вздрогнула, когда он назвал Германию. Половина земного шара отделяла меня от родных, и не было надежды на возвращение.

– Как же моя семья?! – вскричала я. – Они подумают, что я умерла! Позвольте мне связаться с ними.

– Нет, Люсиль, ты должна забыть о своей семье. Теперь у тебя есть только я.

– Но так нельзя! Я хочу домой!

Я попыталась встать с койки, но Альберт не позволил; тогда я стала вырываться, царапаться и кусаться, пока снова не лишилась подвижности.

– Прости, что мне снова пришлось парализовать тебя, но ты сама напросилась, – он держал меня в своих объятиях, и я чувствовала силу его могучих рук. – Позволь объяснить, чтобы ты поняла и больше не вела себя подобным образом.

– Я приехал в Америку по просьбе профессора, своего учителя. Для него я должен был кое-что раздобыть, что могло найтись только в твоей стране, а ещё ему была необходима молодая девушка, и я искал и её тоже. Однажды я встретил тебя и полюбил моментально. Ты гуляла в парке с сестрой и была необыкновенно хороша, как лесная фея. Я проследил за вами, выяснил, где ты живёшь, и навёл справки о вашей семье, после чего намеренно столкнулся с тобой в парке ещё раз. Остальное ты знаешь.

Прости, что пришлось увезти тебя так внезапно, оторвать от семьи, но теперь я буду заботиться о тебе, ты ни в чём не будешь нуждаться. Я буду любить тебя, а в будущем ты станешь лучшим творением гения. А теперь я верну тебя к жизни, но, предупреждаю, если ты попытаешься сбежать или снова начнёшь вести себя агрессивно, я снова обездвижу тебя, но уже навсегда.

По его тону я поняла, что всё так и будет, а потому удержала свои чувства при себе – свои гнев, боль, страх – решив, что постараюсь вырваться отсюда при первой же возможности. Нет сомнения, что я попала в руки к безумцу, и, если я не буду потакать ему, мне же будет хуже.

Он снова позволил мне двигаться, но теперь я спокойно, насколько это было возможно при данных обстоятельствах, уселась на койке.

– Молодец! А теперь я представлю тебе обитателей дома, наших помощников, которым ты тоже будешь хозяйкой.

Он протянул руку и помог мне встать, а затем позвонил в звонок. Через несколько секунд в комнату вошла троица, и я содрогнулась от отвращения, когда рассмотрела их как следует.

Первый оказался очень худым, одежда висела на нём мешком, а кисти рук, неприкрытые одеждой, были костлявыми – скрюченные лапы хищной птицы. Голова же казалась черепом, обтянутым кожей. Такое ощущение, что он долгое время голодал и непосильно трудился. Второй по росту был настоящим великаном (ему пришлось нагнуть голову при входе в комнату) с очень крупными руками и чертами лица, которые казались какими-то несуразными и не слишком пропорциональными на обыкновенного размера голове. Слишком уж большими были уши, губы, нос. Третья была обыкновенная старуха, если бы не её зашитый нитями рот. Она вызывала у меня какое-то опасение и тревогу, про неё я подумала, что это древнее и безумное существо, и постаралась совсем не глядеть на неё. Я вообще старалась не смотреть на эту отвратительную троицу.

– Это ваша новая хозяйка Люсиль, – сказал Альберт слугам. – Относитесь к ней так же, как ко мне и профессору, исполняйте любые её просьбы, если только они не противоречат тому, о чём я говорил вам ранее. А ты, Люсиль, знакомься с нашим ассистентом Алфавилем, помощником по мужской части Гигантомахом и помощницей по хозяйству Сарой.

Мне пришлось пожать им всем руки, от робости я не посмела отказаться, но чувство омерзения не покидало меня, пока они нас не оставили. Мужчины сдавили мне руку, словно она попала в тиски, правда у одного она была сухой и прохладной, а у другого горячей и влажной. Рука Сары едва коснулась моих пальцев, но этого хватило, чтобы почувствовать её тонкую пергаментную кожу и птичьи косточки и понять, что ей уже под сотню лет, если не больше.

– О чём вы говорили с ними раньше? – спросила я неожиданно храбро, когда уродцы оставили нас.

– Всего лишь сказал, чтобы они не позволяли тебе сбежать или причинить себе вред. Я ещё не могу полностью доверять тебе и только надеюсь, что все эти предосторожности будут ни к чему.

– Позвольте мне связаться с семьёй, – взмолилась я.

– Теперь у тебя только я, – покачал он головой, и на его лице не отразилось ни тени сочувствия.

Слёзы навернулись на глаза, но мой похититель вдруг протянул мне свисток.

– Ещё один жилец, рядом с которым ты не будешь чувствовать себя такой одинокой. Позови его.

Я свистнула, но звука не было, и я попробовала ещё раз с тем же результатом.

– Погоди немного, сейчас он придёт, – пояснил Альберт в ответ на мой непонимающий взгляд. – Этот свисток издаёт коротковолновые звуки, неслышимые для людей.

Дверь была приотворена, поэтому я заранее услышала цоканье собачьих когтей по полу и с облегчением выдохнула. Я любила животных, возможно, именно этот зверь станет единственным моим другом в этом странном доме, раз мне придётся провести здесь какое-то время, пока я не пойму, как сбежать.

Однако вошло ещё одно чудовище: гигантский дог с тремя головами – по бокам от его настоящей головы торчало ещё две шеи с головами каких-то беспородных дворняг.

– Это Цербер, – сказал хозяин пса и потрепал его по левой голове.

От пережитых потрясений я потеряла сознание.

Когда я пришла в себя, то лежала в постели, а койку на колёсиках убрали. Я была одна и могла с облегчением выдохнуть. Я ужасно боялась снова увидеть этих уродцев и то, что меня, наконец, оставили в покое, позволило мне почувствовать себя хоть в какой-то мере счастливой.

На столе я обнаружила записку, написанную изящным убористым почерком, и вот, что в ней говорилось:

«Люсиль, некоторое время я буду отсутствовать, но, если тебе что-то понадобится, позвони в звонок, и Сара исполнит любой твой каприз или накормит тебя. Твой Ал.»

Я подошла к двери и подёргала ручку, но, как и предполагала, она оказалась заперта. Я попыталась подставить стул под окно, но моего роста не хватало, чтобы выглянуть наружу, а стол я не могла сдвинуть с места. Шкаф оказался пустым, но я заметила, что кто-то переодел меня в простую белую пижаму, и чувство стыда и омерзения охватило меня при мысли, что это сделали руки одного из этих безобразных созданий.

Я обхватила себя руками и уселась на кровати по-турецки. Мне очень хотелось есть, но при мысли, что войдёт старуха с зашитым ртом, меня охватывал ужас, и я решила, что лучше поголодать. У меня больше не оставалось сомнений в том, что я попала в какую-то жуткую лабораторию и теперь могу стать частью противоестественных действий, какие, несомненно, здесь творятся. Я очень хотела жить и боялась того, что могут со мной сделать в будущем. А ещё я волновалась за родителей и сестёр, а потому разрыдалась и не могла удержать своих позывов. На ум пришла одна из картин прошлого, один из семейных вечеров чтения, когда Элла читала нам всем «Остров доктора Моро» и старалась голосом передать всю жуть этих отпечатанных в книге слов, и теперь мне казалось, что я попала в живое её воплощение. Я винила себя в своей легкомысленности и проклинала роковую встречу в парке. Зачем я вообще стремилась привлечь к себе внимание? Кто мог знать, что за ангельской внешностью джентльмена скрывается демонический оскал безумца?!

Я рыдала и рыдала, заглушая стоны подушкой, а когда слёзы иссякли, я без сил расползлась по кровати и быстро заснула. Молодость брала своё, и организм хотел восстановить силы, каким бы треволнениям не предавалась душа.

Когда я проснулась, то первые несколько секунд думала, что нахожусь дома, но, когда открыла глаза и увидела Альберта, поняла, что кошмар в моей жизни не закончится никогда.

– Я вижу, ты не очень хорошо отдохнула, – сказал мой мучитель и указал на поднос на столе. – Надеюсь, еда поможет тебе восстановить силы.

В мои планы не входило объявлять голодовку (силы и мнимая покорность пригодятся мне для побега), поэтому я набросилась на пищу со всей поспешностью, свойственной голодному человеку. Семья привила мне манеры воспитанной леди, поэтому я не могла не высказать похвалы повару, тем более что всё оказалось очень вкусным.

– Я передам твои слова Саре, но ей будет вдвойне приятно, если ты сама её поблагодаришь.

– Так значит, эту еду приготовила Сара?! – вскричала я, с ужасом одёргивая руку от недоеденного бутерброда.

Я содрогнулась при мысли, что старуха с зашитым ртом прикасалась своими руками к еде.

– Успокойся, Люсиль, – проворковал Альберт, поправляя за мной хлеб. – Сара хорошая хозяйка, а к её внешности ты скоро привыкнешь. Она вполне безобидна.

– За что ей зашили рот? – не могла не спросить я.

– Сейчас ты ещё не готова услышать правду об этих людях. Скажу только, что не стоит их бояться.

– Пожалуйста, Альберт, позвольте мне покинуть это место.

– Что за глупости ты говоришь? Здесь же наш дом. Мой учитель – больной человек и нуждается во мне, я не могу его бросить.

– Зато я могу. Я никого из вас не знаю, я хочу вернуться домой, к родным. Пожалуйста, Альберт, отпустите меня!

– Нет. Я люблю тебя и ты моя невеста, теперь наши жизни связаны. И разве ты сама не проявляла ко мне интереса в том парке?

Я кивнула, но в душе прокляла тот день и тот парк, а потом залилась слезами и стала умолять этого бездушного мужчину отпустить меня домой.

– Если вы так любите меня, то должны сделать меня счастливой, – завершила я, захлебываясь слезами. – А счастье моё не в этом месте. Зачем, зачем вы меня похитили? Здесь страшно, здесь мерзко.

– О, Люсиль, не говори так. Я безумно тебя люблю, и своими речами ты только разрываешь мне сердце. Я действительно хочу, что бы ты была счастлива. Так и будет, надо лишь подождать, пока ты привыкнешь к этому месту. Забудь об Америке, теперь я не в силах тебя вернуть. Германия уже начала войну.

Я залилась слезами пуще прежнего. Я поняла, что он никогда меня не отпустит. Оставалось только бежать, и теперь я должна была постоянно быть начеку, чтобы не упустить первой представившейся возможности.

Альберт стал утешать меня, прижимая к своей груди, совсем как мама в детстве, а потом стал напевать на своём родном языке, и до того это было прекрасное пение, что я невольно заслушалась и начала успокаиваться.

– Когда я смогу выйти из комнаты? – уже совершенно успокоившись, спросила я, когда он закончил петь.

– В любое время, если рядом я. Я могу показать тебе дом прямо сейчас.

– А собака?

– Цербер охраняет двор.

И вот он – долгожданный момент – когда я отправилась осматривать дом, чтобы найти возможные пути для побега. Но, как только я вышла из комнаты, сразу поняла, что моим надеждам не суждено сбыться. Мы оказались в длинном коридоре, в котором все двери были заперты, и открывал их Альберт своими ключами, но ни одна из комнат не оказалась выходом. Он показал мне уборную, столовую, смотровую, лабораторию и только; прочие двери так и не открылись передо мной. Я представления не имела, где находится выход наружу, потому что во всех комнатах окна располагались так же высоко, как и в моей. Этот дом был тюрьмой, и только счастливый случай мог избавить меня от неё.

У последней двери по коридору мы остановились. На стене рядом с ней висел какой-то приёмник, и Альберт нажал кнопку, а потом что-то сказал по-германски, в ответ же раздался механический голос, который я уже слышала однажды. Альберт разговаривал несколько минут, по интонации я поняла, что он больше спрашивал, а механический автомат всё так же монотонно бубнил в ответ. Затем он нажал кнопку, и связь прервалась.

– За этой дверью находятся покои моего учителя, профессора Мюллера. Я говорил с ним о тебе.

– Отчего у него такой неживой голос? – полюбопытствовала я, разглядывая дверь, за которой скрывался таинственный профессор. Тот, которому я была потребна не иначе как для какой-то жуткой цели.

Дверь эта была такой же, как прочие – высокой и окрашенной в белый цвет, в общем, как в больнице.

– Он переболел дифтерией. В его горло вставлена металлическая трубка, чтобы он мог дышать, но голос при этом изменился до неузнаваемости. Ему больше не петь оперных арий, которые он так любит.

Мне стало жаль несчастного. Возможно, он тоже страдает в этой тюрьме. Если он болен, то не может выйти, и вынужден терпеть выходки своего ученика. Мне следовало попробовать сблизиться с ним.

– Почему не спрашиваешь, какого он о тебе мнения?

– Какого?

– Ты очень ему понравилась, и он одобряет мою любовь к тебе. Он также надеется, что и меня ты полюбишь. Ещё он сказал, чтобы я обучил тебя германскому языку. Сейчас небезопасно не знать его. Какой иностранный язык ты знаешь?

– Я не знаю языков. Отец считал, что его дочерям вредно знать всё неамериканское.

– Понятно.

– Альберт, могу ли я узнать, зачем я вам? Если вы меня любите и хотите, что бы я с вами жила, стану ли я вашей супругой?

Мы уже дошли обратно до моей комнаты и теперь стояли у её порога.

– Нам не требуется свидетельствовать о своей любви ни перед богами, ни перед законом, – заявил он жёстко. – Достаточно, что наши чувства чисты и искренни.

Я не могла согласиться с ним. Он говорил скорее о себе, в своих чувствах к нему я пока не разобралась. Меня всё тут пугало. Он в том числе. Но демонстрировать свой страх ему я была не должна.

– Твоё будущее решится скоро, Люсиль. Нужно только подождать, пока отрастут твои волосы. Профессор хочет, чтобы они были как можно длиннее.

До встречи с Альбертом у меня была короткая стрижка по последней моде, теперь же волосы немного отросли, но им было ещё далеко до того, чтобы называться длинными, а это означало, что у меня было достаточно времени, чтобы обустроиться здесь и побольше разузнать обо всём.

– Хочешь, я не стану тебя запирать? Тогда ты сможешь самостоятельно выходить в уборную.

Я кивнула с показной радостью.

– Хорошо, но имей в виду, что прислуга может оказаться в коридоре. Они не войдут в твою комнату, но здесь проходят часто. И ещё напоминаю, что тебе не стоит пытаться бежать. Даже если тебе удастся покинуть дом, Цербер охраняет снаружи.

Он поцеловал меня в щёку. Впервые он позволил себе этот жест, и я не почувствовала неприязни, напротив, какое-то внутреннее ликование вдруг охватило меня. Прежде, чем я разобралась в своих чувствах, дверь захлопнулась, и я осталась одна. Бросившись на кровать, я разрыдалась без причины, потом немного успокоилась, попила воды и стала размышлять.

Почему-то мне расхотелось убегать из этого места, наоборот, теперь мне не терпелось разгадать все тайны, что скрывались за запертыми дверями. О чём мне было сожалеть здесь? Я же сама уже давно мечтала выйти замуж вслед за сёстрами и покинуть родителей и родной дом, а разве муж не мог увезти меня так далеко? Альберт несколько раз уже признался мне в своей глубокой любви, мне же он понравился ещё с первого раза. Он обещал заботиться обо мне, так чего мне бежать? Мне всё равно не вернуться в Америку, раз началась война. Правда, обитатели этого дома страшили меня, но я буду стараться как можно реже сталкиваться с ними.

Я позвонила в звонок и, когда в дверь постучали, не разрешила войти, а только громко попросила, чтобы Альберт незамедлительно пришёл.

– Доктор Шульц скоро будет, – услышала я в ответ писклявый высокий голос Алфавиля.

Так я узнала фамилию и степень своего похитителя, сам он мне полностью так и не представился. Я подумала, что он и его учитель должны быть врачами. Я всегда мечтала выйти замуж за учёного человека, как мама.

Через довольно долгое время в дверь снова постучали, и вошёл Альберт. Я бросилась ему на шею, даже не пытаясь понять этого порыва. Он крепко обнял меня, а потом заглянул в глаза и широко улыбнулся. Любая бы мечтала о такой улыбке и таком взгляде, которыми он меня наградил.

– Я зачем-то понадобился тебе? – спросил он, снова крепко прижимая к себе.

– Я только хотела сказать, что, как мне кажется, я немного тебя люблю. Я хочу стать твоей подругой жизни и доказать свою верность. Я готова жить в этом доме с тобой, но хотела бы обставить комнату по своему вкусу.

Я смотрела на его безупречные черты и влюблялась в него всё сильней, не удивляясь, что вот так запросто перешла на «ты». Нам предстояло вместе жить, и это было естественно.

– Что тебе принести?

Я попросила письменные принадлежности, книги, одежду и женские необходимые мелочи.

– Сейчас всё принесут, кроме одежды. Достать женское платье трудно, временно придётся поносить пижамы, но не беспокойся, ты красива даже в них. Могу предложить свой халат. А что тебе хочется почитать?

– «Остров доктора Моро».

Я не надеялась на эту книгу, но её принесли, как и прочие вещи. Принесла Сара, и, пока она была рядом и раскладывала всё по местам, я уткнулась Альберту в плечо и закрыла глаза.

– Она ушла.

И вот я посмотрела на комнату, которая приобрела более уютный и обжитой вид.

– Люсиль, ты не представляешь, как я рад изменениям в твоих мыслях и решении. Теперь я наисчастливейший человек на планете. Твоё чувство со временем окрепнет, а волосы отрастут – и тогда мы поможем тебе стать совершенней, и нашей любви не будет конца.

Он погладил меня по голове, а я признательно поцеловала его руку и прижала к своему сердцу.

– Послушай, как оно бьётся, когда ты рядом.

Мы затихли, вслушиваясь в унисоны наших сердец.

– Мне действительно жаль, что пришлось увезти тебя из родного дома, – сказал Ал, глядя на меня честными глазами. – Если бы я сделал тебе предложение как положено, пришлось бы ждать слишком долго, а у нас не было времени. Я знал, что война вот-вот начнётся.

– Давай больше не будем вспоминать прошлое. Мне тяжело думать о нём. Лучше расскажи о профессоре Мюллере. Зачем я нужна ему? Я поняла, вы тут все врачи.

– На твоём месте могла оказаться любая девушка, Люсиль, но выбор пал на тебя из-за моей любви. Мы в некотором роде учёные-новаторы, и теперь мой учитель хочет помочь юным леди дольше оставаться красивыми. Твоя симпатичная мордашка станет первой, на ком он испробует новое лекарство.

– Но ты уверен, что всё это безопасно и не причинит мне вреда?

– Конечно. Учитель знает, что делает, а я буду рядом, и если ты скажешь нет, мы сразу прекратим.

– Обещаешь?

– Обещаю.

На этом наш разговор прекратился, потому что Альберту нужно было идти работать. Что касается меня, то я очень скоро погрузилась в книгу, и таинственный остров, населённый монстрами, не давал мне покоя, пока я не окончила чтение. Как же много сходства было между романом господина Уэллса и этим местом, и я только надеялась, что конец будет иным для меня, ибо в книге он был слишком страшен.

С этого момента началась моя жизнь добровольной затворницы, потому что я сама себя обрекла на жизнь в четырёх стенах. Когда наступало время приёма пищи, в мою дверь стучали, и я просила оставить еду в коридоре, забирая её, убедившись, что там царит тишина; точно таким же образом я оставляла за дверью грязную посуду на подносе, и потом её забирали. За то время, что я находилась в уборной, принимая по вечерам ванну, мою комнату убирали, и я каждый раз радовалась, что Сара не попалась мне на глаза. Я была уверена, что именно она прислуживает мне, потому что никогда не слышала ответных реплик на свои просьбы.

В мою комнату принесли часы, поэтому я могла точно назвать время – с двенадцати до двух каждый день Альберт приходил ко мне, чтобы учить своему родному языку. Я оказалась способной ученицей, да и наши уроки доставляли мне удовольствие. Резкий скачок к более совершенному пониманию языка пришёл ко мне, когда мой учитель принёс книгу Эдгара Алана По, в которой поэзии было больше прозы. Я всё ещё помнила своё стихотворение про Аннабель Ли наизусть, как и многие другие, да и прочие его сочинения хорошо знала, а потому могла постоянно сопоставлять и сравнивать два языка между собой.

– Тебе не придётся отдельно учить новые слова, – поучал меня Ал, – если ты постоянно будешь говорить со мной по-германски. Не бойся делать ошибки, я буду поправлять тебя.

Затем он вдруг решил, что мне необходимо избавиться от американского акцента и добиться безупречного германского выговора, и тренировал меня издавать правильные звуки, да ещё и заставлял дважды в день читать вслух скороговорки. Это было очень трудно.

Всякий раз перед сном он заглядывал ко мне, чтобы пожелать спокойной ночи, но всякий раз я засыпала у него в объятиях, чтобы наутро вновь оказаться в полном одиночестве.

Я действительно ни в чём не знала нужды и не могла пожаловаться на скуку или недостаток развлечений, хотя жизнь в этом доме была совершенно иной, чем та, к которой я привыкла с детства. Но иногда мне хотелось выйти на воздух и подставить своё лицо солнечным лучам, однако я не решалась просить об этом. Я боялась столкнуться лицом к лицу с одним из этих безобразных людей или с отвратительным трёхголовым чудовищем. Боялась, что мне снова начнут сниться кошмары, как было в первые дни в этом доме.

Скоро мой возлюбленный заметил перемены на моём лице.

– У тебя какой-то болезненный вид, Люсиль. Ты здорова? Может, тебе что-то нужно?

– Глоток свежего воздуха, – после минутного раздумья ответила я, конечно же, тоскуя по солнцу, но не желая в этом признаваться.

– Так в чём же дело? Давай прогуляемся по двору, сегодня очень хороший солнечный денёк. Один из последних дней осени, знаешь ли.

Казалось почти невероятным, что я прожила здесь так долго. Почти полгода отделяли меня от моего американского прошлого.

– Я боюсь выходить из комнаты, – честно призналась я. – Мне кажется, если я ещё раз посмотрю на твоих помощников или Сару, то мгновенно умру от ужаса.

– Не говори глупостей. Мои люди не так страшны, как тебе кажется. У всех у них доброе сердце, а на их внешность тебе не стоит обращать внимания. Хочешь, я расскажу тебе о Гигантомахе, и тогда ты поймёшь, что он всего-то достоин жалости.

Я кивнула и прижалась к его груди.

– Впервые он встретился мне, когда ему было восемнадцать. Тогда бедняга был болен. Акромегалия, так называлась его болезнь. С такой болезнью не доживёшь до зрелого возраста, и, когда я рассказал о Гигантомахе профессору, тот согласился помочь. Наши совместные знания помогли вылечить беднягу, мы также развили его физическую силу и выносливость, но, как видишь, черты его лица до сих пор оставляют желать лучшего. А что бы выбрала ты, Люсиль?

– Я думаю, лучше умереть во цвете лет, чем оставаться безобразным долгие годы.

– Ты ещё молода и потому так говоришь. Я же считаю, что учитель поступает гуманно, продлевая жизнь этим несчастным, более того, после его вмешательств они получают более развитые способности.

– А что случилось с тонким?

– С Алфавилем? Его детство прошло в цирке уродцев, а когда он сбежал, стал воришкой. Профессор развил его природную гибкость да ещё помог избавиться от крупных неприятностей, за что он ему до сих пор благодарен и чтит как своего отца.

– А Сара?

– Про Сару я расскажу как-нибудь в другой раз. Давай лучше пойдём на улицу.

Я кивнула, и мы отправились в путь. Альберт отпер одну из дверей, которая прежде всегда при мне была заперта, и мы стали подниматься по лестнице в полутьме. Затем он отпер ещё одну массивную металлическую дверь и пропустил меня вперёд. Я оказалась в огромном ангаре. Прежде я видела такие ангары только на картинках, обычно они использовались для постройки и хранения дирижаблей.

– Во время империалистической войны здесь находились дирижабли жёсткой конструкции, – подтвердил мою догадку Ал.

– Значит, всё это время мы находились под землёй? – уточнила я.

– Да, вся наша лаборатория находится в подземном бункере.

Почему-то на ум пришли кадры из фильма «Кабинет доктора Калигари». Мог ли учитель Ала быть похожим на того безумца?

Мы прошли по ангару к выходу, и я подивилась его размерам. Должно быть, эти дирижабли были настоящими гигантами. Я никогда не видела вблизи ни одного. Мой отец недолюбливал технические новинки, он больше тяготел к искусству.