Мечта, нарисованная в небесах

– Он не страшный, – Юки посмотрела на скорчившую гримасу Айко, – а добрый. У него даже есть имя. Мурасамэ.

Она не смогла отказать себе в удовольствии понаблюдать за реакцией Такеды. Того аж перекосило. На мгновение, правда, но скривился он, будто слопал разом корзину лимонов с пучком свежего имбиря, после чего вновь надел маску безразличия.

– Фу, собака, – разочарованно протянула Айко. – Они мне не нравятся.

Да, Юки тоже не слишком любила собак, но этот конкретный пес, невидимка и призрак, невольно вызывал симпатию. Хотя бы потому, что защитил ее.

Ночной случай в саду ей не привиделся. Судя по тому, как изменился в лице Такеда, стоило упомянуть имя призрачного пса, всё происходило наяву. Однако не всё ли равно, если никому нельзя пожаловаться? Что она скажет отцу? Признается, что бродила по ночному саду в одиночестве и околачивалась возле покоев их гостя? Она повела себя глупо, легкомысленно и, чего греха таить, недостойно благородной девушки, так что о заступничестве господина Фудзивары можно было не мечтать. Юки не слишком надеялась на поддержку, а рассчитывала лишь избежать брака с ненавистным человеком.

Что хотел Такеда, доподлинно она не знала, но, похоже, планам мешали осуществиться многочисленные свидетели и яркое солнце над головами. Он, извинившись за причиненное беспокойство и, возможно, неудобство своим присутствием, попрощался с дамами до вечера. На закате лучшие воины Империи продемонстрируют искусство владения оружием и боевые навыки. Победитель получит помимо награды вечную славу и почет.

– Уж господин Такеда наверняка не за почетом сюда явился, а известно за чем, – заметила развращенная столичными нравами родственница, окинув Юки придирчивым взглядом.

– Как жаль, что ты уедешь от нас, сестренка, – едва не хныча, простонала Айко. – Твоя свадьба уже на следующей луне. А мне говорят, что после мы с тобой больше не увидимся, что дом Такеды слишком далеко и мне не позволят тебя навещать. Это ведь не правда? Я могу когда-нибудь приехать в гости?

– Мы будем видеться, когда пожелаем, – отрезала Юки, игнорируя возмущенные и нарочито громкие вздохи столичной родственницы.

Она высказалась без малейшего сомнения. Для начала потому, что желала утешить младшую сестренку. Во-вторых, чувствовала острую необходимость сказать что-то наперекор тетке с чересчур длинным носом, сующимся в чужое дело. И наконец, она не собиралась выходить замуж за Такеду и, следовательно, перебираться в его обитель, несомненно кишащую демоническими созданиями.

– Любезная тетушка, не сватом ли Такеды вы прибыли в наш дом? – пресекла Юки шумное проявление излишних эмоций со стороны родственницы. – Судя по тому, как рьяно вы радеете за его интересы.

Она не договорила. Ее прервало хлюпанье чая, которым внезапно занялась «тетушка». Родственница не нашлась бы, что ответить на вопросы, если бы те посыпались один за другим. Например, где подарки от жениха, как велика и достопочтенна его родословная и многие другие, что будоражат сознание всякой невесты и ее семьи.

– Кстати, о подарках, – вслух, хоть и полушепотом пробормотала Юки, частично озвучивая мысли. Она зачерпнула пригоршню обжаренных в карамели орехов из глубокой тарелки и зашагала к себе.

Что привезли сваты Такеды, разумеется, нисколько не интересовало Юки – и так понятно, что явились не с пустыми руками. Но она не хотела ни думать, ни видеть, чем наполнены сундуки, и отец, хоть и принял чужое богатство вместе с предложением о браке, будет вынужден их вернуть. А также забрать назад свое обещание отдать старшую дочь за Такеду. Ее честь, здоровье и жизнь не продаются за золото, самоцветы, шелка и стадо овец. Желание избавиться от бесчестного подлеца вытеснило мечты о далеких путешествиях и о драконьих полетах, которые казались романтичными в ночи и слишком нереальными при свете дня. Именно с просьбой о свободном выборе себе мужа она отправилась в храм, затерянный среди бамбуковой рощи.

На сей раз, совсем иначе чем прошлым утром, Юки проделала путь от поместья до леса. Не в образе крестьянки, а как госпожа, она миновала городские улочки в закрытом паланкине, отгородившись от посторонних глаз ярко расписным шелком занавесок. Только когда запах еды и грязи остался позади, она выглянула из-за покрывала, и на губах сама собой возникла улыбка: бренчащая свежесть и прохлада витала в прозрачном воздухе, аромат зелени и молодых листьев впитывался в кожу, хаотичный перезвон колокольчиков усиливался, возвещая о скорой остановке.

Небольшое сооружение с каркасом из обтесанных и выкрашенных в золото брусьев имело тонкие, как бумага, и твердые, как закаленная сталь, стены и казалось вросшим в землю. За века, возможно, оно и вправду слилось с природой. Каменное основание покрывал зелено-коричневый налет мха. И если за чистотой вокруг храма кто-то следил, тщательно выпалывая побеги бамбука и постригая траву, то чистить ступени, больше похожие на обломки скалы, неизвестный смотритель не утруждался. Вероятно, тут работал старый монах, давно сменивший общество собратьев на одиночество, – настолько древний, что поспорил бы количеством прожитых лет с самим храмом. Однако никто никогда не встречал ни единой живой души, кто ухаживал бы за зданием и прилежащей территорией. Может, трава тут не растет, деревья не пускают корни, лакированная поверхность натирается до блеска дождем, и ржа не властна над металлическими поделками.

– Ага, – иронично поддакнула себе Юки, – а подношения сами себя съедают.

Шагая по проторенной многочисленным людом тропке, она мимоходом отметила, что ее отец до сих пор в храме – его повидавшая виды, а оттого смирная, лошадка щипала юную поросль бамбука. Юки ступила под тории и дернула веревку колокольчика, висящего в углу высокой перекладины ворот. Язычок колыхнулся и тонкие медные стенки отозвались протяжной вибрацией. В тот же миг в тени храма шевельнулась нечто большое и темное, точно пятно густого мрака, и, разбуженное мелодией, юркнуло меж деревьев в чащу. Сердце ухнуло в пятки.

– Всего лишь зверек, – выдохнула Юки и прижала оледеневшую ладонь к неестественно горячему лбу. Не хватает отныне еще шарахаться от каждого шороха и движения, пугаясь и видя везде порождения злой магии.

Она перевела взгляд на лошадь – та непременно почует потустороннее. С позднего вечера животное покорно поджидало хозяина и только стригло ушами да било себя хвостом, отмахиваясь от надоедливой мошкары. Так и сейчас: не последовало никакой реакции на подозрительный сгусток тьмы.

Просто дикий зверь, привлеченный запахом еды, повторила мысленно Юки, успокаиваясь. Или загадочный надзиратель за порядком в храме, он же уборщик и древний старец. Впрочем, не чересчур ли шустро бегал дед для своего преклонного возраста? Может, всё-таки рысь или не в меру упитанный заяц? Юки мотнула головой: не за тем она тут, чтобы разгадывать тайны обитателей священной рощи. Она должна сосредоточиться на главном вопросе.

Юки поднялась по широким, как горные выступы, плитам, служащим лестницей в храм, и с усилием подвинула двери, столь тяжелые, будто выкованные из необработанной железной руды. Она застала отца неспешно шагающим к выходу. Господин Фудзивара на мгновение опешил, после чего в его глазах загорелась радость, сменив уныние и усталость.

– Юки! Доченька! – он едва не кинулся навстречу, но пресек порыв и ограничился улыбкой. – Хвала богам, ты в порядке. Надеюсь, господин Такеда тоже в добром здравии.

Да что может случиться с мерзким колдуном? Его ни одна зараза не проймет, ни единая напасть не одолеет. В противном случае давно бы собственными гнусными речами подавился насмерть.

– Да, – сдержано ответила Юки, выпалив гневную тираду исключительно в уме.

– Замечательно. Значит, я могу быть спокоен как за фестиваль, так и за будущее благополучие своих драгоценных детей. Я молился не только за ваше выздоровление, но и за ваш скорый и крепкий союз.

Юки невольно вскинула брови и скривилась: когда он успел усыновить проклятого бесчестного подлеца?

– Отец, – серьезно начала она, – я не выйду замуж за Такеду. – Юки воспользовалась моментом, когда господин Фудзивара потерял дар речи, и спешно продолжила: – Я понимаю твою к нему благосклонность. – В действительности она не понимала. – Признаю, что он величайший воин, смел и самоотвержен, доблести и силы ему не занимать, быть может, он сказочно богат и о таком перспективном супруге мечтает каждая юная особа. Но я… – Юки замолчала, видя, как грозовые тучи сгущаются в суровом взгляде отца. Еще чуть-чуть, и он разразится бешеной яростью.

– Вы с ним поженитесь! – выкрикнул он и мотнул головой, как ослепший от вида крови бык. – Ты не вправе перечить старшим и оспаривать их решение, а я и те, кто представляет семью Такеды, уже условились о вашей свадьбе. Капризов и отказа не приемлю.

– А я не приемлю Такеду в качестве супруга. Никогда! – от отчаяния достучаться до отцовского сердца и разума Юки сорвалась на крик, в котором, однако, не угадывалось ни истеричных, ни слезливых ноток. Ее голос звучал громко и твердо. – Я выйду замуж за первого встречного разбойника, но женой Такеды ни за что не стану!

Снаружи пронесся поток ветра, волна подхватила десятки колокольчиков разом и привела в неистовое движение, заставляя их переливаться звоном. Юки прикусила язык. Похоже, боги приняли ее высказанное сгоряча желание.

– Да как ты?.. – господин Фудзивара онемел повторно за короткий срок. Лицо побагровело, глаза едва не вылазили из орбит. – Как осмелилась произнести подобное кощунство в стенах храма?!

– И пусть, – упрямо процедила Юки. – Кто угодно будет мне милее, чем омерзительный подлый Такеда.

Господин Фудзивара не решился продолжить спор. То ли не рассчитывал переубедить непокорную дочь, то ли боялся навлечь гнев богов и превратиться в третий раз за утро в выброшенную на берег безголосую рыбу. Он сокрушенно покачал головой и покинул храм.

Юки огляделась. Не так часто она оказывалась тут одна, чтобы в подробностях изучить убранство. Справедливости ради, рассматривать особо нечего: стены увешаны вьющимися в разные стороны стеблями, которые, в свою очередь, увенчаны белыми бутонами и уже распустившимися шапками цветов; под самым потолком зияют оконца, похожие на бойницы, где непременно несут караул крошечные крылатые стражи, незримые людскому глазу; вдоль стен расположены узкие длинные столики, и на одном из них слабо дымятся пахнущие сандалом палочки. Вместе с сизыми нитями к небу поднималась просьба господина Фудзивары послать ей и мерзкому колдуну выздоровление. Судя по тому, как быстро Такеда пришел в себя, молитва не долго ждала ответа. Интересно, сколько времени займет исполнение ее невольного желания?

По соседству с горящими ароматическими палочками Юки положила букет пышных ирисов. Те в полумраке казались темно-фиолетовыми и оттого мрачными. Снятая с головы и нашедшая место рядом заколка в форме нежно-голубой бабочки скрасила гнетущее впечатление, добавила скромному подношению жизни. Юки грустно улыбнулась.

– Не знаю, о чем просить. Наверное, я уже услышана. Разве что о справедливости, о честном исходе сегодняшнего турнира. Я даже не желаю проигрыша Такеде, а лишь хочу победы достойному воину.

Она не осмелилась называть имя человека, которого считала заслуживающим почетного звания и награды. Появится ли Котаро на фестивале? Примет ли участие в битве? Она не знала и могла лишь лелеять мечты, где вновь увидит его.

Спустившись по ступенькам, Юки завернула за угол храма и очутилась ровно там, откуда в чащу недавно прошмыгнул невнятный темный силуэт. Из стены на высоте в половину человеческого роста выпирал деревянный выступ шириной в две ладони. Для каких целей использовали полку, не понятно, но как подставка для тарелки вполне годилась.

– Это для тебя, зайчонок-переросток, – улыбнулась Юки, разворачивая материю, куда перед походом в храм закутала миску с утомленным до состояния каши рисом. – И для тебя, неуловимый служитель, – она полила в тарелку молодого, но крепкого вина, которое припасла также заранее.

Она ощущала пристальный взгляд и была готова поклясться, что за ней наблюдал некто, обладающим разумом, а не бессловесный дикий зверь. В священной роще не водилось зла, поэтому некто, скользнувший темным пятном, очевидно настроен благожелательно и не причинит вреда. Природа и те, кто тут обитает, щедры и добры, если их не предавать.

– Прими угощение, дедушка, – с прежней улыбкой Юки поклонилась в пояс тому, кто прятался между густых рядов бамбука и кто выдавал себя внимательным взглядом, жгущим насквозь. Огонь не палил до боли, а скорее, согревал. Юки выпрямилась. – Или не дедушка, а заблудший в лесу путник… Или первый встречный разбойник…

От последней фразы стало не по себе, но не так, как становилось от близкого присутствия Такеды. Она ощутила не липкий леденящий укол страха, а пощипывание легких щекочущих мурашек, которые бегали не по коже, а отчего-то под ней – вдоль вен и заползая в легкие. Чувство не грядущего кошмара, а предвкушение интригующей авантюры.

Проходя под воротами с изогнутой к верху перекладиной, Юки вновь позвонила в колокольчик, а затем уселась в паланкин и велела слугам трогаться с места. Роща оставалась позади, а серебряные переливы еще долго откликались эхом в глубине души, повторяя мелодию, похожую на урчание котенка.

Юки пропустила выступление театральной труппы. Весь день до вечера провела в комнате, опасаясь столкнуться с отцом или Такедой, а из покоев сцена едва проглядывалась из-за заполонивших сад гостей. Единственное, что удавалось лицезреть без препятствий, были облаченные в броские одежды фигуры, мечущиеся по деревянному помосту, да бой шаманских барабанов и громкая игра флейты чарующим звучанием долетали сквозь распахнутые окна.

Спектакль завершился, яркие костюмы и маски мелькнули последний раз и скрылись, но зрители не спешили расходиться. Самое волнительное и долгожданное событие ожидало впереди. Юки, как бы ни противилась внутренне, была обязана присутствовать на закрытии фестиваля. Она не могла игнорировать поединок чести и доблести.

Чести – как же? Скорее, подлости и обмана, учитывая, что там будет участвовать Такеда. Наблюдать за тем, как он берет верх над противником и, возможно, не ловкостью и силой, а магией… Ничего хуже и омерзительней не сыскать на всем белом свете.

Господин Фудзивара с супругой и дочерьми занимали почетное, обособленно от прочих, место на возвышении. Натянутая над головами крыша из плотного белого шелка выполняла роль общего зонта, который укрывал от слепящих красной позолотой лучей заходящего солнца. Маленькие лавочки, служащие для отдыха, к началу турнира были заняты ровно наполовину: госпожа Фудзивара, не отличавшаяся крепким здоровьем, сразу воспользовалась возможностью присесть, младшая же дочь оголодавшей белкой кинулась на сладости, а жевать стоя ей показалось неудобным. Мать, заметив неподобающее поведение, сердито шикнула на девочку и немедленно приказала прикрыть рот веером или не чавкать так громко, если уж не в состоянии справиться с соблазном в виде засахаренной хурмы. По правде, фрукты, пусть и сушеные, выглядели весьма привлекательно, так что жадность Айко можно было легко понять.

После торжественной вступительной речи, из которой Юки не услышала ни слова, господин Фудзивара уселся на свое место и жестом подозвал старшую дочь. Та подошла, и он указал на серебряный поднос, стоящий на углу столика, в стороне от тарелки с лакомством для Айко. Там, укрытый куском материи, лежал некий предмет, чьи очертания наводили на мысль о фигурке животного.

– По окончанию состязания, – обратился господин Фудзивара к дочери, – вручишь приз победителю. Хотя вопрос вашей свадьбы давно улажен, думаю, господин Такеда будет польщен, получив особый дар из рук невесты.

– С чего вдруг вы решили, отец, – с холодной надменностью произнесла Юки, – что Такеда победит?

– Кто другой, если не он? – искренне подивился господин Фудзивара.

– Разбойник с большой дороги, горный отшельник, скучающий от одиночества монах, – лениво начала перечислять Юки, замечая, как темнеет от негодования лицо отца, раздуваются ноздри и напряженно двигаются желваки. – Да мало ли славных воинов в бескрайних землях?

Поддавшись любопытству, она приподняла ткань и взглянула на приз. Действительно зверь. Высеченный из белого камня тигр лежал, вытянув передние лапы и выпустив когти. Каждый штрих, каждая деталь была учтена мастером, создавшим из куска нефрита произведение искусства. Над скульптурой поработал истинный художник.

– Тонкая работа, – Юки наклонилась, притворившись, будто желает рассмотреть поближе, и шепнула: – Нет, уважаемый отец, замуж за Такеду я не пойду.

Удивительно, но она не страшилась отцовского гнева. Брак с подлым колдуном пугал сильнее во сто крат. Что сделает с непокорной дочерью господин Фудзивара? Убьет? Пусть! Между смертью и пленом у жестокого Такеды она выберет, безусловно, первое.

– Ты станешь его женой, – едва не шипя от злости, ответил отец. Говорил он тихо, не демонстрируя эмоций на публику, но грозно. – Вручишь Такеде награду, и я объявлю о вашем браке. Впрочем, я сию же минуту мог бы провозгласить о союзе моей старшей дочери и победителя турнира. Мне обещать тебя ему во всеуслышание?

Юки закусила нижнюю губу с досады. Господин Фудзивара настроен решительно, и ничто не остановит его, пожелай он обнародовать весть о браке дочери с победителем состязания. Пока о свадьбе не известно достоверно широкому кругу лиц, ее можно избежать, и Юки еще не теряла надежды. Едва брак станет достоянием общественности, она пропала. Осознав, насколько близка к погибели, Юки умолкла, выпрямилась и заняла прежнее место, рядом с младшей сестрой. Турнир начался.

Солнце почти спряталось за горизонт. Стремительно алеющее небо давало достаточно света, чтобы отчетливо различать противника, а лучи не светили в упор и не ослепляли бойцов. Ранний вечер – идеальное время, выбранное ради общего комфорта: и участников, и зрителей.

Ни один из них не был представлен, поскольку никто не сомневался в происхождении и добром имени соискателей приза. Назовут победителя – это главное. А прямо сейчас арену заполнили воины численностью не меньше двух десятков – точное количество Юки не сосчитала из-за того, что те не строились в шеренгу, а ринулись в бой, едва прогремел гонг.

В разной одежде, в доспехах и без оных, высокие и крепкие, кто полагался на мощь, худощавые и гибкие, как тростник, рассчитывающие на ловкость и точность. Они кидались в атаку и отбивали нападение одного, двух или сразу трех оппонентов. Выстроганные из дерева мечи – тренировочные, чтобы не превратить состязание в кровавое месиво, – гулко ударялись друг о друга, о тела соперников и крошились в щепы. Массовый поединок имел неоспоримые преимущества перед одиночным: зрелищность и быстрота, а в конце на поле брани останется стоять сильнейший.

Конечно, Такеда выделялся на общем фоне. Облаченный в неизменные черные доспехи, с растрепанными и успевшими посереть от пыли волосами, он врывался в скопление противника тараном и бил без разбора. Меч поднимался и летел в сторону, сшибая с ног. Кого-то Такеда сметал с пути ударом мощного, как молот кузнеца-великана, кулака. Его клинок запачкался кровью. Нескольким мужчинам не повезло особенно – с разбитыми головами, бесчувственных, их уволокли слуги. Атаковать Такеду никто не решался, собираясь кучками поодаль, но он сам с упрямством твердолобого быка вклинивался в чужой поединок. Он будто пробивал себе дорогу к выбранной заранее цели.

– Вот оно как, – пролепетала Айко. Она перестала жевать и во все глаза уставилась на побоище, которое устроил Такеда.

– Может, не нужно смотреть? – с сомнением предположила Юки. Девочке, наверное, рановато наблюдать за жестоким боем. Она сама-то губы в кровь искусала и тонкую накидку чуть не располосовала, теребя ткань и впиваясь в ту ногтями.

– Я спокойна, – возразила Айко. – С таким мужем тебе точно ничто не угрожает.

Юки в раздражении хмыкнула: да, с таким мужем угрожает только сам муж. Нынешние времена опасны, страну раздирают войны и бунты, каждый желает отхватить кусок земли пожирнее. Глава дома должен обладать достаточной силой, дабы сберечь себя и семью. Бесспорно, Такеда отразит нападение вражеского отряда, но кто защитит Юки от такого супруга? Кто спасет ее и вытянет из цепких лап?

– Котаро, – сама того не осознавая, она ответила вслух. Ее завороженный взгляд устремился к арене, где продолжалось сражение. Она вдруг различила настоящую цель, куда рвался Такеда. Он стремился туда же, куда всей душой тянулась Юки.

Вот он – высокий и статный, с орлиным профилем, с медными бликами в хвосте, собранном на затылке, в потрепанном временем кимоно. Он не привлекал внимание, сражаясь тихо, уклоняясь от ударов и легко справляясь с тем, кто осмеливался напасть. Его оружие действовало мягко, будто щадило противников. Он не напрашивался на драку и лишь оборонялся, словно оказался на арене случайно и против воли был втянут в состязание. В противоположность ему Такеда бился с четким намерением покрошить врага и победить.

Стремительно начавшийся бой множества клинков вскоре перерос в поединок. Их осталось двое, они сосредоточили взгляды зрителей и разделили симпатии на двоих. И не нужно было иметь провидческий дар, чтобы понимать: большинство желали победы знаменитому и величайшему Такеде. Присутствие второго, скромного неизвестного воина, вызывало недоуменные перешептывания в рядах гостей.

Первые атаки были точными и неуловимыми, словно вспышки молний между двумя исполинскими дубами. Мечи сталкивались с оглушающим звоном, от которого, казалось, дрожали листья на ветвях сакуры и старых кленов. Деревянные клинки будто превратились в стальные. Каждый удар высекал искры, ослепительные до рези в глазах, и Юки жмурилась, всё крепче и крепче сжимая шелковую накидку и сложенный веер.

Такеда шел напролом, и его меч безжалостно рубил… уже не противников, а воздух. Котаро без видимых усилий избегал контакта и, когда не получалось увернуться, легко отводил вражеский клинок своим. Наверняка подобная битва могла продолжаться до рассвета. Один ярился, как дикий вепрь, а на лице другого блуждала ироничная полуулыбка.

Разозлив соперника, дезориентировав его ловкими и быстрыми поворотами и грациозным уходом с линии атаки, Котаро остановился как вкопанный за спиной Такеды. Секунда тишины. Сердце Юки перестало биться. Такеда обернулся и отлетел от полученного в челюсть удара. Склонив голову набок, Котаро словно любовался результатом своего труда и потирал костяшки ладонью.

В толпе зрителей одновременно и как по команде прокатился возглас не то удивления, не то разочарования. А внутри Юки что-то вспыхнуло, да так горячо, что она едва не задохнулась. Она прижала сомкнутые руки к груди, боясь, что наполненное огнем сердце выпорхнет, если не удержать, и разлетится искрами фейерверка.

Еще не поднявшись, сидя на земле, Такеда вытер с подбородка кровь и что-то глухо прорычал. Глаза сверкнули золотыми всполохами. Кровь на пальцах потянулась вниз тонкими ниточками, почернела и, изгибаясь змейками, метнулась к Котаро. Их обоих окружило марево, тьму которого пронизывали дрожащие серебристые прожилки.

Юки поспешно огляделась: гости по-прежнему следили за происходящим на арене, но не проявляли обеспокоенности. Их не заботило, что в ход у бесчестного Такеды пошла магия? Никто не замечал колдовства? Похоже, никто. Юки тоже обратилась в истукан с постепенно леденеющим сердцем.

Такеда шевельнул рукой. Две фигуры, трепеща бесформенными краями, бросились на Котаро. Тот уклонился от первой, клинок рассек воздух, словно черный шелк. Фигура рассыпалась, и тем временем атаковала вторая. Развернувшись кругом, Котаро ушел вправо, разрезая тень пополам.

Много ли навоюешь деревяшкой против колдовства? Казалось, это невозможно, но в руках отважного воина клинок приобрел свечение. Тоже волшебство, или Юки принимала желаемое за действительное? Она беззвучно повторяла его имя, а когда в очередной раз в испуге закрывала глаза, рисовала в воображении безмятежно плывущего по небу дракона. Отчетливо виднелись огненные искры в лучах закатного солнца и в чистой лазури, подернутой розоватым сиянием. Вот бы улететь с ним прямо сейчас.

Такеда вскочил, и из земли вырвались сгустки тьмы. Их гигантские пальцы-отростки почти захлопнулись, поглотив Котаро, и снова он, уворачиваясь, отсек клинком их черные трепещущие конечности. Он двигался, словно ветер, легко, плавно, грациозно и неуловимо. В ответ на его внутреннюю силу пышные бело-розовые хлопья цветов осыпались и кружились в танце, не спеша опускаться на землю.

Изменившись в лице, Такеда что-то выкрикнул, и в воздух поднялся смертельный вихрь, стремящийся накрыть собой не только противника, но и арену, сад, зрителей и, быть может, мир. Черный ураган взвыл, и Котаро прыгнул навстречу буре. Тени поглотили его.