Мечта, нарисованная в небесах

И от содержимого желудка и кишечника заодно. Расстроится наверное, что до нужника не успеет добежать. Жаль… Было бы жаль, не будь он хамом и вором, и Юки не испытывала ни малейших угрызений совести. Она вернула крышки на место, чтобы еда не остыла. Откупорила фарфоровую пузатую бутылку, бросила туда выжимку из пижмы, чечевицы и вишни, после чего тщательно взболтала прежде чем закрыть. Эти нехитрые манипуляции, чтобы злодейский план сработал наверняка и полностью.

– И выспишься хорошенько, господин подлец.

Юки деликатно постучала, дабы возвестить гостя об ужине, и в ту же секунду рядом плюхнулась недавняя служанка, сотрясая пухлыми формами. Сотню демонов на ее голову! Напугала! Юки отшатнулась и сердито процедила:

– Я велела тебе не вмешиваться.

– Пощадите, юная госпожа! Меня накажут, если вы будете исполнять мои обязанности.

Договаривая, она уже отворяла двери, так что Юки ничего не оставалось, кроме как стремительно вскочить на ноги и спрятаться, чтобы избежать нежелательного внимания Такеды. Прижавшись спиной к стене, она проводила взглядом служанку. Та взяла поднос и шагнула в гостевые покои, после чего закрыла за собой двери. Крохотная щелочка, впрочем, сохранилась, к которой Юки незамедлительно припала.

Такеда сидел за низким брусчатым столиком, глаза были сомкнуты, ладони покоились на коленях. По обе стороны от него горели ароматические палочки, от них тянулись сизые струйки дыма и собирались витиеватым покрывалом над головой. Он приподнял веки, отреагировав на стук, дождался, когда служанка, преодолевая благоговейный трепет, поставит перед ним поднос, после чего заглянул в источающий пар горшочек.

– Стой! – голос Такеды пророкотал громом так, что вздрогнула не только шаркающая к выходу служанка, но и Юки. – Иди сюда.

Он запустил ложку в бульон, помешал, поднимая на поверхность крупно рубленую зелень и кусочки тофу, и вдохнул. Ноздри раздулись, как у разъяренного быка. Он перевел взор на служанку, стоящую рядом и опустившую голову, будто в признании вины.

– Ешь, – приказал Такеда.

– Что вы, господин, разве я посмею? – запричитала она.

Такеда поднялся резко, как на пружинах, сизая пелена разметалась клочками и поползла по углам. Служанка пошатнулась, сгорбилась и вжала голову в плечи, словно от грузного мешка, внезапно упавшего ей на спину. Черноту в глазах Такеды рассекли золотые молнии, губы искривились в гримасе ярости. Он схватил служанку за шкирку и с силой встряхнул.

– Что ты добавила в еду, грязнуля?! – прорычал он сквозь зубы. – Яд? Хотела отравить меня?

– Нет, помилуйте! – вскричала в испуге служанка. Она беспомощно колыхалась, как лоскут парусины или новорожденный котенок. Но даже если бы обмякла на руке Такеды, он наверняка не ощутил бы тяжести веса, с какой легкостью мотал бедную женщину из стороны в сторону. – Еда только что приготовлена, и никто ее не трогал. В доме не посмели бы! Клянусь, я ничего не делала и не желала зла. Сжальтесь, господин!..

Глухой к мольбам служанки, Такеда выволок ее на середину комнаты. Он отпустил жертву, но бедная женщина, как кролик под гипнотическим влиянием удава, не шевелилась. Жива она или уже скончалась от ужаса? Шумное неровное дыхание указывало, что длань смерти ее коснулась, хоть еще и не вынула душу из тела.

Юки, следящую за происходящим из коридора, трясло мелкой дрожью. Перед глазами расстилалась мутная рябь. Казалось, дым от ароматических палочек добрался до нее и проник в голову, лишив зрения. Это к лучшему. Юки не увидит, как по ее оплошности лишают жизни служанку. А ведь план был хороший и многообещающий! Если бы дуреха не вмешалась…

Как, при содействии каких темных сил, Такеда распознал, что в суп что-то подмешали? Неужели обладал поистине собачьим обонянием? Однако он не определил крушину и принял ее за яд – значит, чутья ищейки у него не было. Просто догадался? И как он теперь поступит со служанкой?

Юки уткнулась лбом в стену, холодную, как ледяная глыба. Сил уйти не доставало. Она, конечно, не увидит, зато услышит предсмертные крики и хрип служанки. Та расплатится за преступление хозяйки. Но это несправедливо! Разве не Юки затеяла вредительство против мерзавца Такеды, чтобы проучить его? Не Юки планировала месть? Если она, то и отвечать тоже ей. Сбежал бы трусливо дракон? Отвернулся бы Котаро от безвинно страдающего? Нет, они никогда бы не смалодушничали. Значит, и она не должна.

Имя юного доблестного воина мелодичным звоном распугало сизый туман в сознании и будто бы вдохнуло сил, добавило уверенности и осветило дорогу. Решительно и без промедления Юки распахнула дверь и громко произнесла:

– Не тронь ее!

Брови Такеды взметнулись. Не ожидал, подлец, жестких повелительных ноток в голосе слабой девушки. Юки уверенно шагнула вперед. Такеда усмехнулся: наверняка прочел на ее лице готовность драться за справедливость, которая рождалась внутри. Он наотмашь отвесил служанке оплеуху тыльной стороной ладони. От удара женщину развернуло кругом, и она ничком грохнулась на пол, а Юки аж подскочила от внезапной жестокости. Дыхание перехватило. Юки остолбенела, ощущая, как стынет кровь в жилах и леденеет сердце.

– Хотите сказать, что еда не отравлена? – Такеда невозмутимо вернулся к столу и перемешал порядком остывший суп. – Ежели так, принцесса, то разделите трапезу со своим покорным слугой. Понимаю, что вам по нраву изысканные яства, а не монашеская пища.

– Там нет яда, – пробормотала Юки. И куда исчез прежний твердый тон? Рассыпался в прах под искрящим золотым огнем. – Но порции так малы, – она прочистила горло, что, однако, не помогло, – и едва ли хватит, чтобы утолить голод одного. Кроме того приличия не позволяют ужинать вместе с мужчиной.

– Поздно вы вспомнили о приличиях, – хохотнул Такеда. – После того как вломились, как ураган, в мою комнату.

Лицо обдало жаром. Юки, горько сожалея, что забыла веер, потупила взгляд и отвернулась. Она покачнулась, пятясь к выходу, и пролепетала:

– Я ухожу немедленно. Простите за беспокойство. И… отпустите служанку.

– Я что, держу эту глупую бабенку? – передернул Такеда плечами.

Он откупорил фарфоровую бутылку и наполнил прозрачной, как слеза, жидкостью невысокую чарку с широкими краями. Пригубил, и сердце Юки восторженно всколыхнулось: сонное зелье мерзавец таки не учуял! Если первая часть плана – несмываемый позор – провалилась, то вторая сработала.

– Принцесса гнушается бедной пищи, – попенял Такеда и притворно вздохнул. Сделал глоток и подлил еще вина. – Но хотя бы не откажите в любезности испить со мной чудного нектара богов из личных запасов господина Фудзивары.

Вряд ли обычное рисовое вино можно было назвать божественным нектаром, но проверять Юки бы не рискнула. Она-то знала, какая доза снотворного там примешана – слону бы хватило. Она бросила прощальный взгляд на лежащую кулем служанку. Страшно оставлять ее на милость гнусного мерзавца, но выбор невелик. Юки стрелой метнулась к распахнутым дверям.

Опоздала. Древко стрелы хрустнуло и сломалось – путь преградила рука, упертая в стену. Такеда стремительно настиг беглянку, едва та кинулась к выходу. Оперение стрелы осыпалось – препятствие исчезло, но та же рука сжалась на шее Юки, и саднящая боль, подобно терновым шипам, опутала горло. Мир потемнел и покрылся колючей ледяной коркой, чернота заиграла золотыми вспышками. Юки отчаянно царапала и хватала стиснутые на шее холодные пальцы, но те оставались на месте, как клешни гигантского краба. На границе света и тьмы губ коснулась прохлада, и гортань опалило влагой. Юки сглотнула горечь, и по телу разлилось тепло.

– Вам не кажется, принцесса, – послышался голос Такеды, – что это похоже на некий обряд?

Он убрал руку, которой удерживал Юки, и отстранился. Отпустил, но она по-прежнему прижималась к стене, точно прилипла. Силы покинули ее окончательно. Горло саднило и жгло. Если это был нектар богов, то она ни за что не хотела становиться небожителем.

– Ты подлый мерзавец, Такеда! – зло процедила Юки и сипло кашлянула. Она медленно, еле переставляя ноги, по стенке двигалась к выходу. – Отпусти служанку и не трогай ее.

– Принцесса зря беспокоится, – протянул Такеда с ленцой и будто бы устало. Сонное зелье давало результаты, и он наблюдал за Юки сквозь полуопущенные ресницы. – Я разборчив, и меня ничуть не привлекает эта старая толстуха.

Юки пребывала не в том состоянии, чтобы спорить. Она выпила всего глоток, но хмель вкупе с травяной смесью мигом ударил в голову. Мир кружился, как сумасшедшие качели, терял четкость и плыл бешеной речкой. В коридоре Юки оглянулась на грохот – из дверного проема кубарем выкатилось бесчувственное тело служанки.

Жутко неудобная постель впивалась в бока несуществующими углами, отчего ломило каждую косточку и мышцу, о существовании которых Юки не догадывалась прежде. Она будто бы лежала не на футоне, а на горе булыжников. Лоб покрывала мокрая горячая тряпка. Юки раздраженно скинула ее и со стоном потянулась. До слуха донеслось взволнованное оханье и шорох грубого полотна – прислуживающая юной госпоже девушка, чье имя не откладывалось в памяти, придвинулась к постели.

Юки с трудом открыла глаза, но веки почти сразу опустились. Повернула тяжелую, весом с гору, голову и заметила, что за окнами темно, а комната освещается несколькими слабыми огоньками. Блеск свечей пронзил глаза раскаленными иглами, но, приложив героические усилия, Юки поднялась, чтобы сесть.

– Я проспала турнир? – Юки зевнула и чуть не шлепнулась обратно. Интересно, прескверное самочувствие вызвано вином или снотворным? Если первое, то как тяжко, должно быть, горьким пьяницам.

– Его перенесли на завтрашний день, ведь такая беда случилась, – девушка, сокрушаясь, всплеснула руками. – Вас нашли мечущейся в горячке, но, по счастью, в личных покоях. А господин Такеда… – она прижала ладони к лицу и покачала головой.

Неужели супчика отведал? Вот была бы радость. Увы, предвкушение триумфа быстро сменилось разочарованием, когда служанка продолжила.

– Его обнаружили бессознательного, точно мертвого. Поднос опрокинут, еда раскидана, а сам лежит возле стола и еле дышит. Сперва решили, что вовсе сердце не бьется – пульс уж больно слабый. Все переполошились, испугались, что достопочтенного гостя отравили, но лекарь вынес вердикт: просто спит, хоть и весьма крепко. Ох, еще с вами похожая хворь приключилась. Не до праздника сейчас. – Девушка перевела дух, взбудораженная рассказом. – Господин Фудзивара уехал в храм просить духов-заступников даровать вам обоим скорого выздоровления, а вашей матушке не докладывали о произошедшем.

Да, матери с ее больным сердцем лучше не знать о хулиганских проделках старшей дочери. Не оповещать ее было самым мудрым решением, даже если бы Юки вместе с глубокоуважаемым гостем скончались от яда. Правда, напасть случилась не из-за отравленной еды или таинственного проклятья, а попросту из-за сонного зелья, но знал об этом лишь один человек, и секрет навсегда покроется пеленой мрака.

План удался наполовину. От Такеды она не избавилась полностью, лишь отсрочив его участие в поединке. Теперь, чтобы разработать дальнейшую стратегию, требовалось время и тишина. Галдящая, как стая новорожденных птенцов, девушка не способствовала раздумьям, поэтому Юки, заверив служанку в абсолютном здравии и желании продолжить лечебный сон, отправила ее отдыхать. Едва стукнула створка двери, Юки резво вскочила… И тут же пожалела, что встала так внезапно. Пол заходил ходуном, мебель завертелась волчком, и в глазах помутнело. Утешало то, что Такеде наверняка еще хуже. И он, скорее всего, не пришел в сознание – как-никак выпил гораздо больше. Значит, грех не воспользоваться счастливым стечением обстоятельств.

Окруженная сумраком сначала коридора, а затем и сада, Юки плелась к гостевому домику. По пути ей никто не встретился. Свидетелями тайной вылазки стали лишь далекие, мерцающие холодным блеском звезды и желтый диск луны. Внутрь закралась печаль: ни единого дракона в небесной темноте. Зато свежий ветерок и терпкий аромат цветов прояснил путаницу и туман в голове, и та почти не кружилась спустя пару минут прогулки.

На верхней ступеньке крыльца Юки остановилась, борясь с нерешительностью и сомнениями. Конечно, честные девушки не ходят по ночам в покои одиноких мужчин, но тут дело особо важное. Во-первых, никто не видит, и закономерно, репутация не пострадает. Во-вторых, мерзавец Такеда после вина забылся мертвецким сном. И в-третьих, она должна восстановить справедливость и вернуть украденное. Она проберется в комнату и заберет вещь, принадлежащую Харуке. Только и всего.

Доказывая себе, что не совершает ничего предосудительного, Юки упустила момент, когда входная дверь сухо щелкнула и распахнулась настежь. Через порог шатко перевалился Такеда. Он проскочил бы мимо и, вероятно, слетел со ступенек, но взгляд задержался на Юки и уцепился якорем. Ее сердце испуганно подскочило, норовя выпрыгнуть птицей из клетки. Она сдавленно пискнула, подалась назад, и на запястье сомкнулись стальные кандалы. Рука вмиг онемела.

– Дрянная девчонка! – хрипло выдавил Такеда. Его шатало, словно под ногами была не твердая поверхность, а лодка, мечущаяся на штормовых волнах. Волосы растрепались и торчали, как иголки ощетинившегося дикобраза. Черноту глаз застилали золотые сполохи. Своим видом он напоминал демона из страшных легенд – вероятно, им и был.

Юки взвизгнула и дернулась назад снова, вырываясь из цепких оков. Что-то оглушительно хрустнуло, луч боли пронзил руку и застрял в горле, подавив очередной крик. «Свободна!» – пронеслось в голове, и она кинулась прочь вдогонку за мыслью. Плечо ломило и сводило судорогой, в висках стучало, и Юки не понимала, куда бежит.

Во тьму – именно туда стремилась, не осознавая. Она не свернула к своей половине поместья вовремя и заплутала в знакомом с детства саду. Юки не оглядывалась и лишь замечала очертания построек – кривых, зловещих, будто вставших на дыбы хищников. Сейчас достигнет угла свинарника, обогнет амбар, сделает крюк и выберется на дорожку к дому…

Она споткнулась. Вернее, преследователь догнал ее и толкнул в спину. От падения перехватило дыхание, а из глаз брызнули слезы. Юки не успела подняться или хотя бы полностью устрашится собственной беспомощности, как Такеда рывком, за воротник, поставил ее на ноги. Что теперь будет? Он убьет ее?

– Взбалмошная и непоседливая, глупая принцесса, – процедил он, и его голос отозвался прежней, уже привычной болью в сердце. Юки с шумом выдохнула и слабо пробормотала:

– Я буду кричать. Отпусти меня, мерзавец!

Взбрыкнула на всякий случай – только чтобы убедиться в силе его хватки. Держал крепко, а одна рука Юки ныла и висела плетью, лишая возможности бороться. Впрочем, любое сопротивление бессмысленно.

– Переполошишь дом, – каждый звук, произнесенный Такедой, вонзался тонким кинжалом в сердце. – Я прикончу слуг, которые выскочат на зов. Более того, – он наклонился к ее уху, – советую быть покладистой, не противиться мне и принять наказание за содеянное.

– Пусти! – только и могла твердить Юки, пока он шел в сторону амбаров и настойчиво тащил ее рядом с собой.

Какое такое наказание придумал мерзавец? Что он себе позволяет? Как смеет касаться грязными ручищами знатной благородной девушки?!

– Да кто ты такой, чтобы трогать меня?! – Юки взвилась в бессильной злобе, но снова тщетно. – Я расскажу отцу о твоем беспределе!

– Я твой супруг, принцесса, – таинственным шепотом заявил Такеда. Вообще-то, еще нет, но Юки не успела возразить. – Обмолвишься о событиях сегодняшней ночи кому-то из родни, я расправлюсь с каждым из них, – продолжил он тихим, по-змеиному свистящим голосом, и его слова были пропитаны ядом гадюки. – Если пикнешь или станешь вырываться, предам огню поместье Фудзивара вместе с обитателями. – И словно угрожающего тона было не достаточно, он сверкнул золотыми искрами в глазах. Демонстрировал, что способен выжигать пространство без настоящего огня, используя колдовской, и даже факел или свеча не понадобятся.

Такеда подтолкнул ее вперед, одновременно разворачивая к себе лицом. Еще шаг, и спина уперлась в сколоченную из шершавых досок амбарную стену. Его ладони стукнули по деревянной поверхности с обеих сторон от Юки, отрезая путь к спасению и справа, и слева. Она вздрогнула, как от удара, и отвернулась. Такеда оказался слишком близко. На коже ощущалось его дыхание, и в ушах звенело от гула магии, искрящейся в черноте его глаз.

– Свадебная церемония состоится для общества, – вкрадчиво прошипел Такеда, – а ты и так уже принадлежишь мне, поэтому считай это первой брачной ночью.

К свистящему шепоту Такеды добавился шорох среди высокой травы. От высоких зарослей акаций и папоротников, от мрачных углов строений и из небытия отделились трепещущие тени. Они не имели четких граней и дрожали, как огоньки на ветру. Черные языки пламени, те ползли и шуршали, словно переговариваясь.

Голова закружилась, сердце вновь обратилось в ледышку, конечности парализовало, и Юки едва не упала, желудок скрутило, внутренности окаменели. Пальцы Такеды коснулись пульсирующей жилки на ее шее, скользнули немного вниз и остановились. Он, казалось, раздумывал, как действовать дальше, а Юки зажмурилась и сжала зубы, подавляя крик. Ей вдруг вспомнилась свинарка и тискающий ее солдат, представилось, что мерзкий колдун начнет вытворять с ней то же самое, и к горлу подкатила тошнота.

– Прими свою участь с покорностью, принцесса, – ровно и без эмоций произнес Такеда. – Не брыкайся. Мои рабы не любят резкости. Зато им нравится теплое девичье мясо, и твоя маленькая сестренка придется им по вкусу. Желаешь спасти ее? – Вопрос не требовал ответа. – С этой ночи будешь носить мое клеймо и почитать меня как своего повелителя. И сегодня прямо тут я сделаю тебя своей женщиной.

Такеда шумно втянул воздух носом, наверняка собираясь что-то добавить, но хриплое низкое рычание оборвало его премерзкую, наполненную превосходством речь. Звук исходил из кустов акации. Пес? Откуда он появился? Как сумел проникнуть на территорию и затаиться в зарослях незаметно? Юки похолодела и задохнулась от незримой петли, накинутой на горло, – щиколотку тронуло ледяной иглой. Та уколола и исчезла – растаяла не по своей воле, а испугавшись яростного рыка.

Нечто большое и черное, размытой тенью вынырнуло под лунный свет на мгновение, пролетело потоком ветра и, увлекая Такеду за собой, растаяло среди травы. Звонко клацнули зубы. Оказавшись на земле, Такеда перекатился и выдернул из-за пояса оружие. Не поднимаясь, уподобившись зверю, на четвереньках, он рассек пространство перед собой, и на серебристой стали отразились блики не то небесного светила, не то хищных глаз невидимки.

– Мурасамэ! – яростно крикнул Такеда, обращаясь в пустоту. Вновь ударил мечом по воздуху. – Покажись, щенок, и дерись как мужчина! Мурасамэ!.. М… – возглас перерос в булькающее шипение. Такеда дернулся в конвульсиях, с его губ сорвалась кровавая пена. Через долю секунды он повалился лицом в траву и затих.

А еще спустя мгновение оцепенение схлынуло с Юки, и она со всех ног припустила бежать.

Глава 3

Юки не спала. Ей мерещились шаги за дверью, шуршание ползущих теней в углах, а стоило прикрыть глаза, как во тьме вспыхивали золотые искры. Едва удавалось задремать, лодыжку обхватывал колючий ледяной обруч, выдергивая из забытья. В результате, под утро Юки поднялась совершенно разбитой и уставшей, что не помешало собраться на прогулку с семьей, но повлияло, разумеется, на участие в праздных беседах.

Расстеленное между клумбами с ирисами одеяло вместило всех желающих: хозяйку поместья, двух дочерей и дальнюю родственницу, приехавшую погостить из Киото на праздник. Последняя рассказывала о красотах столицы, но единственной благодарной слушательницей выступала госпожа Фудзивара, неторопливо попивающая чай из тонкой фарфоровой чашки.

Десятилетняя Айко, расстроенная многочисленными табу, увлеченно рисовала на тонкой бумаге засушенные пионы. Бегать по саду и брызгать из пруда на мимо проходящих барышень и господ ей строго-настрого запретили, поэтому она занялась не менее интересным делом. Изображенные ею цветы, сложенные в букет, выглядели ломкими и угловатыми, поэтому Юки решила, что сестра воссоздает тушью ни что иное как икебану. Уточнять, однако, не стала. Если Айко старается и в результате должны были получиться свежие пионы, выводы старшей сестры сильно огорчат, а сегодня торжественное закрытие фестиваля, когда ничем не хотелось омрачать радость.

Несмотря на бессонную ночь, в душе царила безмятежность, вернулся покой и умиротворение. Вчерашний день был наполнен ужасом, и воспоминания о нем холодили кровь, но закончился кошмар событием, которое поселило нечто новое в сердце: Юки вновь поверила, что может обрести свободу. Отмена брачного союза с Такедой – всё, чего она желала, и, похоже, в ответ на мольбы боги ниспослали невидимого защитника. Бесчестный подлец, вор и колдун не выстоял в схватке против таинственного Мурасамэ или, возможно, даже погиб. Впрочем, если он мертв, то отчего в доме так тихо и никто не судачит о покойнике или исчезновении почетного гостя? Так или иначе, похожее на тень и рычащее, как пес, создание спасло Юки и доказало, что Такеда не всемогущ.

– У меня получается? – Айко тронула Юки за плечо и мигом отдернула вымазанные тушью пальцы. Испугалась, что испортит алую вышивку и белоснежный шелк накидки. Бросила косой взгляд на мать и облегченно выдохнула: та ничего не заметила, занятая чаем и болтовней с родственницей.

«Глядя, что ты собиралась нарисовать», – хотела ответить Юки, но сдержалась. Она снова посмотрела на черные мазки – полосы, закорючки, нити, и всё с нечеткими рваными краями. Ее икебана, пожалуй, высохла настолько, что рассыпалась на крупицы.

– Необычная манера, – задумчиво проговорила Юки. Неприятно было признаваться, что цветы сестренки производят отталкивающее впечатление. – Уверена, учителя оценят. Кого из художников ты брала за образец?

– Художников? – Айко приоткрыла рот, но недоумение быстро сменилось нетерпеливыми требованиями. – Ну, скажи! Ну, похоже или нет? Ты ведь больше меня видела. Разглядывала их когда-нибудь? Так что, похоже, а?

– Если честно, не очень, – Юки поджала губы. Если сестра разразится истерикой, она ее утешать не будет. – И чего их разглядывать-то? Я что, недоразвитая, чтобы ходить по саду и смотреть на них часами?

Зато чем-то она могла любоваться бесконечно. Пушистые бело-розовые облака вишен и слив, блеск разлитого по озерной глади сияния луны и солнца, золотисто-алые драконы в лучах заката – всё порождало восторг и восхищение. И чуть не забыла самое главное: прекрасный благородный юноша с мелодичным именем – Котаро.

В верхушке вишневого дерева прошелестел ветер, вихрем сорвал несколько лепестков, и те закружились в полете. Невесомые и нежные, словно вырезанные из легкой материи, они сталкивались друг с дружкой и звенели серебряными колокольчиками. Несколько упало в уложенные косы Юки – она поняла это по тихой переливчатой мелодии.

Айко тем временем хмыкнула и пожала плечами. Не обиделась. Взяла чистый лист бумаги и придвинула ближе к Юки, чуть подалась вбок, почти прижимаясь к сестре, и прошептала:

– Тогда нарисуй сама. Самого страшного, что видела.

Юки опешила. Что Айко предлагала изобразить? Самый страшный цветок? Кажется, они пионы обсуждали, нет? Разве те бывают страшными?

Взгляд скользнул по рисунку. Края «пионов» были настолько размытыми и прозрачными, словно подрагивали, как черные огоньки свечей. Стебли напоминали отростки-щупальца, которые наверняка кололи ледяным касанием. Это вовсе не цветы, это… Тени! Айко что, тоже видела их? Нутро скрутило холодом и, хотя ярко светило солнце, вдоль тела поползли мурашки.

– Доброе утро, дамы, – прогремел над головой знакомый до омерзения, до тошноты, голос.

А вот и он, виновник резко ухудшившегося самочувствия. Совсем не картинка пробрала морозом до костей, а приближение Такеды. Он не только не погиб накануне ночью, но сегодня был бодр, свеж и не кашлял. Нападение невидимого врага прошло без последствий и не нанесло ущерба? Или, может, Юки действительно свихнулась и придумала ночное происшествие, как и фантазию о драконах?

– Вы очаровательны, принцесса, – пробормотал Такеда негромким плавным тоном, опускаясь на одно колено перед Юки. – Сегодня пленили меня окончательно. Только что это?.. – он нахмурился на миг, неуловимым жестом снял усыпанную бело-розовыми лепестками веточку с ее макушки, и его лицо прояснилось. – В ваших волосах запутался мусор.

Скомкав в ладони, он отшвырнул цветок. Следом переключил внимание на госпожу Фудзивара, выразил холодную благодарность за оказанный прием, сказал что-то еще. Юки пропустила его слова мимо ушей. Она выхватила у сестры кисть, вопреки ожиданиям девочки придвинула ее рисунок, а не взяла чистый лист, и быстро провела над «пионами» линию. Еще несколько росчерков – и готовы лапы. Затем настала очередь головы с прижатыми ушами и раскрытой пастью.