Это буду не я

– Мне понадобятся все записи с этого этажа, – сказал я, пока мы с Энн Джонсон стояли в похожем на шлюз космического корабля помещении, дожидаясь, когда откроется внутренняя дверь. – А лучше со всего корпуса. Или даже комплекса, если это возможно. Видеокамеры, датчики движения и давления, использование пропусков и терминалов вашей внутренней компьютерной системы. Ещё мне нужны досье на персонал корпуса №6. А в идеале – на всех, кто здесь работает.

– Все данные были проанализированы, – ледяным тоном сообщила блондинка, демонстративно не глядя в мою сторону.

– Кем?

– Системой искусственного интеллекта, отвечающей за безопасность комплекса, – так же холодно ответила она.

– И всё же…

Я не успел договорить – засигналил мой оллком. Включив видимый лишь мне голографический экран, я обнаружил, что получил почти семь тысяч файлов. Похоже, в них содержалось всё, что я запросил, и даже больше – девушка отправила мне ещё и результаты анализа, который провела их программа.

– Спасибо, – вполне искренне поблагодарил я её.

– Пожалуйста, – уже голосом скорее нейтральным ответила моя спутница и первой шагнула в недра корпуса №6 после того, как внутренняя дверь наконец открылась.

– Здесь всегда всё так медленно работает? – поинтересовался я, пока стальная плита за нашими спинами неспешно перекрывала проход.

– В этих лабораториях проводятся в том числе и эксперименты с различными микроорганизмами, – объяснила Джонсон. – Поэтому мы вынуждены использовать герметичные шлюзы, многократную обработку воздуха и прочие меры защиты.

– Надеюсь, вы тут не биологическое оружие разрабатываете? – с лёгкой улыбкой спросил я, но ответа не получил.

К нам подошли двое мужчин в лабораторных халатах.

– Позвольте вам представить, – голосом великосветской дамы произнесла специалистка по анализу систем безопасности. – Доктор Грэм Янг. Доктор Кристофер Данч. Они – заместители доктора Хэтуэй. А это – мистер Джон Сэвидж.

Первый учёный оказался высоким тощим типом нездорового вида с кожей цвета старинного пергамента, блеклыми серыми глазами в кровавых прожилках и почти бесцветными, желтовато-седыми волосами. Выглядел он так, словно все силы управления по разработке средств омоложения PJN Technologies были уже не в состоянии помочь ему выглядеть молодым и привлекательным. Одежда висела на нём как на вешалке, будто последние годы жизни он питался исключительно таблетками. Рукопожатие вполне соответствовало внешности – ощущение такое, словно мне на пару секунд приложили к ладони дохлую рыбу.

В противоположность ему Данча можно было принять за звезду культуризма или реслинга. Настоящая гора мышц, распиравших лабораторный халат во все стороны. На среднем пальце правой руки – здоровенный перстень-печатка с драгоценными камнями. Лицо под шапкой густых, угольно-чёрных волос показалось мне смутно знакомым. Однако я никак не мог вспомнить, кого именно он мне напоминает, поэтому решил, что если мы и встречались, то очень давно. Да и сам доктор не выказал ни малейших признаков того, что узнал меня.

На всякий случай я приготовился к сокрушительному рукопожатию, каким спортсмены вроде него обожают приветствовать любого человека, оказавшегося достаточно неосторожным, чтобы вложить в их лапу свою кисть. Но я ошибся – ладонь этого качка оказалась ненамного крепче, чем у его коллеги.

Спустя секунду я понял, что его внешность была всего лишь бутафорией, которую в наши дни специалисты по пластической хирургии готовы соорудить любому желающему, если у него найдется пара чемоданов лишних денег. Судя по тому, сколько президент PJN Technologies готов отстегнуть мне за поиски доктора Хэтуэй, вряд ли он поскупился на приличную зарплату её заместителям. Можно не сомневаться, что Данч потратил большую часть доходов на своё обличье – в отличие от Янга, которого явно не волнует то, что он смотрится дряхлым стариком.

Хотя вряд ли их работодателя волновала наружность сотрудников. Если верить досье, оба учились, стажировались и трудились в самых престижных образовательных заведениях – Гарвард, Йель, Оксфорд, Кембридж, несколько крупных научных центров в Индии и Китае. Тут была своя странность – пропавшая начальница управления биологических изысканий закончила Университет Балтимора и там же долгое время преподавала. А это учреждение и рядом не стояло ни с одним из тех, в которых набирались знаний Грэм Янг и Кристофер Данч.

При этом, как следовало из мельком просмотренных мною личных дел, PJN Technologies заключила контракт с Хэтуэй намного позже, чем с её заместителями. А ведь в корпорациях принято продвигать в первую очередь «старые», уже проверенные кадры – если, конечно, они не успели слишком сильно напортачить в предыдущей должности.

– Энн, счастлив тебя видеть, – радостно сказал поддельный культурист густым приятным баритоном. Вероятно, такой тембр тоже стал результатом хирургического вмешательства. Операции на голосовых связках в последние годы превратились в явление не менее распространенное, чем увеличение груди или подтяжка лица, поскольку людям обычно хочется, чтобы на них не только смотрели, но и слушали.

– Чем можем вам помочь, специалист Джонсон? –скрипучим, как заржавленные петли железной двери, голосом поинтересовался Грэм Янг, не отрывая при этом глаз от меня.

– Мистер Сэвидж – наш новый сотрудник, отвечающий за поиски доктора Хэтуэй, – сообщила им блондинка.

Заместители пропавшей женщины переглянулись.

– Мне надо задать вам несколько вопросов, – привычно произнёс я.

– Мы уже общались со службой безопасности, – проскрипел тощий учёный. В этот момент он походил на огородное пугало, которое по ошибке принесли на ночь Гая Фокса3.

– Причем раз десять, – дополнил его замечание Данч. Жизнерадостность из голоса культуриста выветрилась с поистине ураганной скоростью.

– И всё же, господа, вам придется поговорить со мной, – сказал я.

– Проклятье! – возмутился Янг и посмотрел на старинные наручные часы. Я без труда опознал в них «Ролекс» из чистого золота, отделанный бриллиантами. В наши времена подобная вещица должна стоить целое состояние.

– Это не отнимет у вас много времени, – натренировано солгал я. – А чем больше вы будете спорить, тем дольше продлится наш разговор. К тому же ваше нежелание отвечать на вопросы может навести меня на мысль, что вы что-то скрываете или даже как-то причастны к исчезновению доктора Хэтуэй.

Исследователи снова переглянулись.

«Мне показалось или моя последняя реплика их напугала? – подумал я. – А если так, то чего они боятся?»

– Хорошо-хорошо, – пробормотал Данч. – Мы же не имеем ничего против беседы с вами, просто нам уже надоело раз за разом объяснять одно и то же. Вдобавок сейчас мы ещё и несколько ограничены во времени.

Янг при этих словах вновь взглянул на часы.

– 20 минут максимум, – заявил он.

– Тогда приступим, – предложил я.

– Лучше пообщаемся в моем кабинете, – вымолвил тощий учёный и, не дожидаясь моего согласия, двинулся по коридору.

Его резиденция, конечно, заметно уступала по площади обители президента корпорации Сальваторе Маранзано, но две-три пары вполне смогли бы станцевать в этом помещении вальс. Обстановка была в стиле ультрамодерн: пластик, металл и стекло, изогнутые под такими углами, что на стул страшно даже садиться – уж слишком он походил на что-то среднее между осовремененным орудием средневековых пыток и инопланетным космическим кораблем.

– Приступайте, – распорядился Янг после того, как умудрился устроиться в кресле за своим столом, не получив при этом ни одного ранения.

Я приступил. Вопросы мои были стандартными, а ответы – безрадостными. Заместители доктора Хэтуэй не знали, имелись ли у неё враги, причины исчезнуть, какие-либо проблемы вне работы. Их рассказы ничем не отличались от результатов опроса, который полторы недели назад проводила служба безопасности. Запись этих бесед Джонсон тоже прислала мне на оллком, и в процессе разговора я поглядывал на видимый только мне голографический экран, сравнивая текстовую расшифровку с тем, что излагали мне учёные.

– А с кем общалась доктор Хэтуэй? – задал я вопрос, которого не было в материалах местных следователей.

– Простите? – скрипнул Янг.

– Если врагов у неё не было, то, возможно, были друзья, родственники, просто знакомые, с которыми она могла поболтать.

– Мне об этом ничего не известно, – ответил тощий учёный и снова посмотрел на часы.

– Мне тоже, – сказал Данч и взглянул на Джонсон. Похоже, этот поддельный культурист был в курсе того, что Хэтуэй регулярно общалась со специалисткой по системам безопасности, но по каким-то причинам предпочёл соврать.

– Пять минут, – внезапно произнёс Янг и резко встал. – Можете посидеть в моём кабинете, если хотите. Можете даже его обыскать, но нам надо идти.

– Совершенно верно, – подтвердил второй доктор и тоже поднялся со стула. – Нас ждёт работа.

– Что ж, идите, – не стал упираться я. – Не смею вас задерживать.

Последняя фраза была явно излишней – учёные уже торопились покинуть помещение. Сквозь стену из прозрачного стеклопластика я увидел два вертолёта, которые на небольшой высоте подлетали к зданию. На обычное воздушное такси они походили не больше, чем я на апостола Петра.

– Срочная операция? – с недоумением спросил я оставшуюся со мной блондинку.

– Да, – ответила она, внимательно следя за вертолётами.

– А ваши сотрудники всегда так бойко врут?

Джонсон повернула голову и взглянула на меня.

– Что вы имеете в виду?

– Не притворяйтесь, вы и сами всё прекрасно поняли. Они её заместители, дневали и ночевали с ней в лаборатории, следили за её выступлениями на научных конференциях или, уж как минимум, помогали к ним готовиться, и они не знают, были ли у неё враги.

– Доктор Хэтуэй – человек сдержанный и неконфликтный, – заметила специалистка по системам безопасности таким тоном, каким красивые девушки отказывают парням при попытке познакомиться.

– Да-да. А пост руководителя управления биологических изысканий ей принёс в мешке Санта-Клаус, – с усмешкой сказал я. – Вы не хуже меня должны знать, что за такие должности идут настоящие войны. Правда, обычно подковерные. Но никто не говорит, что вместе с мусором под ковёр нельзя замести чьё-то мёртвое тело. Да и вообще – самые прочные ступеньки карьерной лестницы сложены из трупов конкурентов.

Лицо Джонсон помрачнело. Для своего положения эта дама на удивление непосредственно на всё реагировала.

– Насколько мне известно, доктор Хэтуэй была назначена на пост руководителя управления сразу после прихода в PJN единогласным решением совета директоров, – заявила моя собеседница.

– И за какие заслуги ей выпала такая честь? – язвительно поинтересовался я.

Щёки блондинки слегка порозовели, но ответила она неожиданно спокойно.

– К сожалению, я не знаю. Мне известно лишь то, что она считается настоящим светилом в своей области.

– Вы никогда не спрашивала её, почему все ваши боссы дружно проголосовали за её кандидатуру?

– Нет.

– А она сама об этом не упоминала?

– Нет.

– Досье, которое вы мне передали, полное?

– Да. Я ничего оттуда не удаляла.

– А кто-нибудь, кроме вас? Макгерн, например?

– Насколько я могу судить, нет.

Я вздохнул. Каталог загадок, связанных с исчезновением доктора Хэтуэй, пополнился еще одной: как и почему обычная преподавательница из заштатного университета внезапно заняла очень важный пост в крупнейшей корпорации мира в обход куда более заслуженных сотрудников? Да ещё и с единодушного одобрения совета директоров, что в таких больших организациях случается далеко не каждый день.

«Как видно, её появление в PJN Technologies было столь же таинственным, как и исчезновение, – подумал я. – Не окажется ли так, что конец пути полностью предопределён его началом?»

Заодно я мысленно переместил Грэма Янга и Кристофера Данча на верхние позиции своего предварительного списка подозреваемых. Обычный мотив подчинённых – продвинуться благодаря исчезновению босса, в их случае должен быть намного сильнее, поскольку Хэтуэй обошла их при назначении на должность.

– Обыскивать кабинет будете? – поинтересовалась Джонсон, устав ждать от меня следующего вопроса.

– Если бы здесь было что искать, мне бы точно не предложили провести обыск, – ответил я.

Опытные люди знают, что всё тайное рано или поздно становится явным, а потому не стараются что-либо спрятать от любопытных глаз. Никогда не держи свой секрет в секрете, и тогда никто не догадается, что это был твой секрет. К тому же к обыску я ещё не готов, поскольку и сам не очень-то представлял себе, что рассчитываю найти. Вряд ли Янг хранит череп своей начальницы в ящике своего письменного стола. Да и под присмотром специалистки по системам безопасности мне точно не хотелось копаться в его вещах.

– Осмотрим лучше кабинет доктора Хэтуэй, – предложил я.

– Следуйте за мной, – сказала Джонсон.

Резиденция пропавшей женщины находилась в конце коридора. Помещение оказалось несколько больше, чем обитель её дряхлого заместителя, с двумя стенами из прозрачного стеклопластика вместо окон. Третью стену сплошь закрывали полки с настоящими бумажными книгами. В наши времена такие вещи стоят очень дорого.

Присмотревшись, я понял, что здесь находится целое состояние – хотя все тома выглядели как новые, изданы они были очень давно. На пустом, стерильно-чистом столе лежали ещё два – «Остров доктора Моро» Герберта Уэллса слева и его же «Война миров» справа. Судя по шрифту, их напечатали задолго до того, как космические перелеты из фантастики превратились в обыденность.

– Доктор Хэтуэй коллекционировала книги? – спросил я.

– Да. Она постоянно участвовала в аукционах книгочеев. Это, – блондинка указала рукой на томики на столе, – её последние приобретения. А это, – она ткнула пальцем в толстый фолиант на полке в центре, – предпоследнее. Первое англоязычное издание «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова со статьями исследователей его творчества и комментариями переводчиков.

– Надеюсь, ей не пришлось ходить на бал к Сатане, чтобы заполучить эту книгу? – решил я пошутить и одновременно продемонстрировать, что произведение мне знакомо. Однако Джонсон даже не попыталась имитировать улыбку.

– Естественно, у неё случались конфликты с другими библиофилами, – сказала она. – Но ничего серьезного. Во всяком случае, ничего такого, что можно было бы расценить как реальную угрозу.

Я притворно кивнул в знак согласия. Коллекционирование свойственно почти всем – разница лишь в том, что вам доступнее: красивые женщины, старинные вина, сэлфи с морских курортов, древние марки или крышечки от пивных бутылок. Хороший, а для некоторых единственный способ повысить себе самооценку – «посмотрите, сколько всего я смог собрать или попробовать». Этим грешат даже серийные убийцы, которые очень часто оставляют себе что-нибудь на память о своих жертвах – вплоть до их трупов.

Подавляющее большинство коллекционеров, конечно, куда безобиднее маньяков, но это вовсе не означает, что они безопасны. Если вы наступите им на больное место, например, раскритикуете их собрание обёрток от конфет или картин австрийских экспрессионистов начала ХХ века, либо, что ещё хуже, перехватите экспонат, за которым они долго охотились, то иные профессиональные душегубы будут выглядеть на фоне таких собирателей редкостей довольно милыми и гуманными созданиями. Впрочем, то же самое можно сказать про любого человека, на самолюбии которого слишком долго топтались окружающие.

– Доктор Хэтуэй рассказывала вам об этом своём увлечении? – спросил я.

– О, да, – неожиданно оживлённо ответила Джонсон. – Она показывала мне все книги, которые приобретала. Я даже читала многие из них. Доктор Дже… Доктор Хэтуэй обожала старинную фантастику – примерно до 1970-х годов. И покупала всегда только первые издания. Ещё она очень любила мировую классику – Шекспир, Диккенс, Гёте, Бальзак, Стендаль, Толстой, Достоевский, Чехов, Булгаков, Ремарк. Она мечтала собрать все первые издания всех их книг. На английском, разумеется.

Я посмотрел на полки и попытался представить, сколько сейчас может стоить на аукционе первое печатное издание какой-нибудь из трагедий Шекспира. Сумма получалась астрономическая. Поэтому я передвинул ещё выше в списке подозреваемых заместителей пропавшей женщины Грэма Янга и Кристофера Данча – ради зарплаты, на которую начальница управления могла покупать такие книги, многие люди готовы уничтожить весь преподавательский состав всех американских университетов, а не одну выскочку из Балтимора. Но это ничем пока не доказанное предположение не отвечало на все остальные вопросы, и в первую очередь на самый главный – куда подевалась сама доктор Хэтуэй. Или хотя бы её труп.

Проформы ради я заглянул в стенной шкаф для одежды, в котором обнаружил лишь женский брючный костюм и пару простеньких туфель с низким каблуком и заостренным жёстким носком. Зашёл в пристроенную к кабинету ванную комнату, где не оказалось вообще ничего. Порылся в ящиках стола – из интересного там отыскался только рабочий блокнот. Большая часть страниц была исписана карандашом – совершенно непонятное мне скопище цифр и букв.

– Доктор Хэтуэй любила делать пометки во время своих экспериментов, – ответила Джонсон на мой не заданный вопрос.

Я пролистал находку и замер. На последних страницах раз 40 или 50 повторялась одна и та же фраза. Написано было на латинице, язык казался знакомым, но понять смысл я не смог.

– Surge a mortuis sub Manu Domini, – произнесла специалистка по системам безопасности, даже не заглядывая в блокнот. – Это на латыни.

– И как это переводится?

– Восстань из мёртвых под Рукой Господа.

Я почесал затылок.

– Доктор Хэтуэй была человеком религиозным?

– Вовсе нет. Она была атеисткой, хотя взгляды свои не афишировала.

– Почему?

– Просто считала, что верить или не верить во что-либо – личное дело каждого.

– Тогда к чему это? – Я ткнул пальцем в блокнот. – Судя по тому, сколько раз она это написала, для неё это что-то значило.

– Я не знаю, – после небольшой паузы призналась Джонсон. – Эти строчки – последние, следовательно, доктор Хэтуэй написала их непосредственно перед исчезновением.

– Тогда маловероятно, что они никак не связаны с произошедшим, – сказал я, копируя страницы в память оллкома.

Положив блокнот на прежнее место, я посмотрел сквозь прозрачную стену в небо, словно пытался найти там объяснение странной фразе на латыни. Пока только её и можно было назвать зацепкой, да и то с очень большой натяжкой. Даже сколько-нибудь логичную или правдоподобную версию того, как женщина могла бесследно исчезнуть из здания, где каждый метр каждого помещения находится под наблюдением, придумать не удавалось.

Кабинет начальницы управления биологических изысканий просматривался во всех направлениях. Мой намётанный глаз сразу же засёк, что здесь установлено три видеокамеры, причём одна из них – прямо над рабочим столом пропавшей. Покопавшись в присланных мне файлах, я без труда нашёл запись, сделанную примерно за 12 часов до того, как служба безопасности забила тревогу. На ней доктор Хэтуэй сидела в кресле, подперев левой рукой голову, и что-то небрежно царапала в своём блокноте. Увеличив изображение, я смог прочитать ту самую фразу, многократно повторявшуюся на последних страницах.

Быстро промотав записи, я выяснил, что после этого исследовательница несколько раз то выходила из своей резиденции, то возвращалась обратно, иногда вновь садилась за стол и писала непонятные мне буквы и цифры. Просмотрев ещё несколько файлов, я обнаружил, что каждый раз женщина направлялась в лабораторию №11, которая размещалась всего в нескольких метрах от её кабинета. Неожиданно изображение пошло рябью – настолько сильной, что разглядеть сквозь неё хоть какие-то детали размером меньше слона не представлялось возможным.

– Что за чёрт? – спросил я скорее сам себя.

– Если вы об ухудшении сигналов с видеокамер, то это помехи от работы некоторых приборов в лаборатории №11, – сказала Джонсон. – Иногда такое бывает.

– Чем там занимаются?

– Изучают воздействие высокочастотных излучений на органы живых существ. Это одно из направлений исследований доктора Хэтуэй.

– А она знала…

– О том, что электромагнитные волны нарушают работу систем наблюдения? – перебила меня блондинка. – Об этом известно всем. По крайней мере, сотрудникам корпуса №6 точно. Но в таком режиме установки запускают крайне редко и очень ненадолго. Да и действуют они только на следящие устройства, находящиеся поблизости. В самой лаборатории в то время, когда исчезла доктор Хэтуэй, находилось шесть человек, включая Кристофера Данча. И они ничего не видели.

Я поднял данные о перемещениях пропуска пропавшей. В него, помимо идентификационного чипа, был встроен ещё и навигатор, сигналы с которого фиксировались специальными приборами, установленными у каждого входа. С одной стороны, очень удобно – все двери сами распахнутся перед вами, если, конечно, у вас есть право войти в них, а с другой стороны, корпоративный Большой Брат будет знать о каждом вашем шаге. Вдобавок без пропуска любой человек в этом здании окажется примерно в таком же положении, как и муха в куске янтаря.

Информация, предоставленная службой безопасности, подтверждала, что в последний раз свой офис доктор Хэтуэй покинула за три часа до того, как охрана забила тревогу, по дороге в лабораторию завернула в женский туалет, хотя делать ей там было нечего, поскольку все нужные удобства имелись при её кабинете. После этого ни одна дверь перед ней больше не открывалась. Установки электромагнитного излучения, судя по отчетам охраны и самих учёных, в тот день запускали дважды: в первый раз примерно за 12 часов до исчезновения, во второй – как раз за три.

– Пропуск доктора Хэтуэй обнаружили?

– Да. В дамской комнате.

Пришлось посетить это помещение, которое находилось почти напротив лаборатории №11. Конечно же, с нулевым результатом. За полторы недели здесь минимум десяток раз успел пройтись робот-уборщик, так что если какие-то следы и были, то их давно уничтожили. К тому же служба безопасности в своём отчете указывала, что женский туалет неоднократно осматривали, но не обнаружили ничего подозрительного, кроме пропуска, брошенного в ближайший ко входу унитаз.

«Какая-то тайна запертой комнаты в худшем её виде, – мрачно подумал я, вернувшись в кабинет Хэтуэй и вновь уставившись в небо, словно оно могло подсказать мне отгадку. – Как можно исчезнуть отсюда незаметно для всевидящего ока местного Большого Брата?»

Допустим, докторша вышла из своего кабинета, когда в лаборатории включили установку. А дальше? Достаточно отойти на десяток шагов, и вот уже повсюду камеры и датчики, работающие в нормальном режиме, поскольку до них электромагнитные волны не достают. Но пропавшей женщины ни на одной записи нет. Да и как бы она вообще смогла сделать хоть шаг без пропуска? По чужому ей выбраться из здания не удалось бы – служба безопасности сразу же засекла бы это.

В этот момент чуть ли не в нескольких метрах от нас пролетели те самые вертолёты, которые недавно приземлялись на крышу здания, а теперь, как видно, отправились в обратный путь. С такого расстояния я без труда рассмотрел на их бортах опознавательные знаки службы исполнения наказаний министерства юстиции.

– А что здесь делают тюремные вертушки? – спросил я, проводив их взглядом.

– У PJN контракт с правительством, – сообщила мне Джонсон. – В соответствии с законом об искуплении.

– Что?.. – изумился я. – Вы хотите сказать?..

– Да.

Я помолчал пару секунд.

– То есть приговорённых к смертной казни после приведения приговора в исполнение привозят сюда для разделки?

– Мы предпочитаем не использовать такие выражения, – заявила блондинка, поморщившись точь-в-точь как президент корпорации Маранзано. – Но в целом вы правы – после казни ультразвуком тела доставляют в наши лаборатории для извлечения органов ради последующей трансплантации либо проведения медицинских экспериментов. Сегодня вертолётов два. Значит, восемь трупов. Обычно на одном вертолёте перевозят не больше четырёх.

Теперь понятно, куда так торопились заместители пропавшей женщины. Пригодные для пересадки части человеческих тел долго не хранятся.

– А доктор Хэтуэй участвовала в этих… операциях?

– Лично – нет. Но иногда отправляла Данчу заказы на органы, необходимые для ее исследований.

«Ну и дела, – подумал я. – Не в этом ли разгадка? Что, если пропавшего доктора прикончил кто-то из родственников казнённых? Но как бы этот человек попал в здание? А может, всё куда проще – Янг или Данч, или они вместе укокошили её, а потом разделали? Тогда понятно, почему никто не может найти Хэтуэй или хотя бы её труп».

Джонсон словно прочитала мои мысли.

– Все операции тщательно контролируются. Каждое тело и каждый извлеченный из него орган проходят неоднократный ДНК-контроль, чтобы пациенты получали только полностью совместимые трансплантаты. Кроме того, после исчезновения доктора Хэтуэй мы самым тщательным образом проверили все записи с видеокамер, а также сами операционные, боксы для перевозки органов и отходы. Так что если вы думаете, что её убили и затем, как вы выражаетесь, разделали, то вы ошибаетесь. Поверьте, такого быть не могло.