Генерал Го-Ку. Клевета и слава

Но если Кутузов, в силу возраста, положения и самого характера (и это ещё не все обоснования) скрепя сердце, уже не видел иного выхода, как только делать возможное, то деятельный Багратион, у которого не было иной возможности (для чего?) выполнить свою (какую?) задачу, кроме как взбунтоваться Суворовской системой против «проклятой неметчины».

Багратион разошёлся с историей: в юности, «при матушке Екатерине» продвигаясь в чинах, он воевал тактически и был «не промах», но пора зрелости не порадовала его подходящим театром, кроме одного, где возможные действия были блокированы всё той же силой. Мы никогда не узнаем меру его стратегически замаха, настолько «субъективные условия» ему противодействовали. После шведской войны, вроде бы представилась возможность самостоятельных действий, но характер русско-турецкой кампании 1806-1812гг. был настолько особенный, что её мог выиграть один только Кутузов. Талант должен подходить к условиям проявления. Всепобеждающим гением осенён Кутузов.

Ещё ближе подобраться к происходящему можно в словах Багратиона, сказанных после Смоленска о назначении Кутузова главнокомандующим. В письме 16 августа губернатору Москвы Федору Ростопчину он объясняется совершенно ясно, но историки так и не смогли вычитать буквального смысла этих слов, полагая их простым раздражением. Однако, каждое слово в нём доказательно обстоятельствами его написания:

– «Слава Богу, довольно приятно меня тешут за службу мою и единодушие: из попов да в дьяконы попался. Хорош и сей гусь, который назван и князем, и вождем! Если особенного повеления он не имеет, чтобы наступать, я Вас уверяю, что тоже приведет к вам, как и Барклай. Я, с одной стороны, обижен и огорчен для того, что никому ничего не дано подчиненным моим и спасибо ни им, ни мне не сказали. С другой стороны, я рад: с плеч долой ответственность; теперь пойдут у вождя нашего сплетни бабьи и интриги. Я думаю, что и к миру он весьма близкий человек, для того его и послали сюда».

Ни одно слово здесь не обиходно, ни одно предложение не обыденно. И сплетни это не те «сплетни», а ещё увидим, какие… Тон возмущения первой фразы объясняется смыслом второй: он прекрасно знает, что Кутузов не только находится под однозначным давлением «высочайшего повеления» всё той же императорской «доктрины», но и наступление не полагает преимущественным приёмом, причём не потому, что он не умеет этого сделать, …а по другим причинам.

И снова Толстой оказывается прав: он прячет всю долгую причинную мотивировку Кутузова, оставляя лишь итог – как тотальную «народную дубину». Поневоле расстроишься! «Вождь» – это, разумеется, пожалованный Кутузову по этому случаю чин фельдмаршала, столь желанный самому Багратиону.

Но начинается реплика с «князя». И опять сие не имеет отношения к самому Кутузову! Просто Багратион не удержался вспомнить о своём собственном положении, ведь как можно сравнивать? Но чтобы объяснить одно это слово, требуется изрядное отступление.

Размышление на бивуаках

«История не терпит сослагательного наклонения»: знаменитая полемическая дубинка, которая на поверку оказывается глупостью. Смысл в ней настолько умят, что превратился в бесформенную массу. Много ли толку будет в картине, где разные краски смыслообразующие в разумном их распределении, просто смешаны? Живописец превращается в маляра.

В истории отражается общественная жизнь людей, происходящая из действий многих личностей. Чем более соборно их действие, тем более оно выражает естественный процесс, следовательно, закономерно и однозначно. Микроскопируя эту же общность людей до единичной личности, обнаружим ту свободу воли и судьбы, что определяется и степенью личной сознательности. Оба вектора существуют параллельно до крайних участков общественно личной исторической деятельности. Судьба отдельного человека (преимущественный набор переживаний) действительно может быть переменчива; но для всех вместе – чёрта с два, со всеми промежуточными положениями. Одновременно, вся махина «разнодействующих» может смещаться, если в личное соображение преимущественно многих, войдёт согласующая их идея. Но «как оно было» – будет утверждаться после; и случится оно так из преобладания одних личных воль над другими по каждому конкретному поводу.

Легко проверить: почти ежедневно «маленькую» Финляндию политиканствующие резонёры ставят в пример (странно, что они ещё не говорят – «лапотной») России, как пример решения каких-то там задач. Но Финляндия отнюдь не «маленькая», не «белая» и не «пушистая»! Не забывайте, что её эмблемой ко второй мировой войне была свастика (хоть и приятного голубого цвета). Не впадая в рефлекторные ужасы, это просто символ буржуазной националистичности. Не более, но и не менее. Финляндия открыто заявила свой символ и… феноменально удержавшись в капитализме как бы патриархальном, что ли, могла бы пользоваться этим символом и впредь. Ведь решая свои задачи (сто лет спустя после присоединения к России и освобождённая Февральской революцией) – расстрелами и концлагерями подавив своих «красных пролетариев», она удержалась внутри своих национальных пределов, следовательно, с точки зрения прав общности (аналогично правам личности), ничего не нарушила!

Хотя (либералы об этом почему-то не вспоминают) и она тоже хотела быть «побольше» и напала на Россию, когда та представлялась слабой, двумя войнами в 1918— 1920-х и 1921— 1922-х годах. Но соразмерность самой себе, уникальная расчётливость местной «кулацкой» буржуазности, уберегла её от крайних эксцессов фашисткой идеологии, подсказала отказаться от штурма Ленинграда, вообще саботировать, по мере сил, буйного германского партнёра и даже успеть выскочить из союза с ним за считанное время до расплаты за этот грех.

Недаром российское общественное мнение того времени не находило никакого оправдания русско-шведской войне 1809 года, но один из результатов – уступка Швецией всей Финляндии в вечное владение России, не принесло ничего, кроме вреда. Государство отяготилось самобытным финским народом, который не собирался соединяться ни с кем (и пусть бы оставался при своём старинном отношении к Швеции, да так, собственно, и вышло). Александр даровал ей всё: конституцию, свободу развития буржуазных отношений (что в самой метрополии так и не случилось). Россия не получила обратно ничего. Если кто и цвёл «за гранью дружеских штыков», говоря словами Лермонтова, то это была Финляндия.

Финляндия своей национальной «хуторской экономической культурой» (в наших внутренних терминах – «кулаческой») есть капиталист из образцовейших и крепчайших в мире. Её окраинность и историческая неприметность до новейшего времени помогли укрепить эти уникальные условия, Эта, завоёванная Александром I, территория оказалось автономией полностью опережающей метрополию – до той поры (и пока) капиталистические отношения будут считать мерилом прогресса. Они ничего не ожидали получить и получили всё. Булгарин вспоминал продолжение своего боевого обер-офицерского эпизода:

– «Вообразите мое удивление, когда в 1840 году в Гельсингфорсе, где я находился с семейством для купания в море, явился ко мне старик и спросил по-шведски, помню ли я его. Я не мог припомнить. Он объявил мне, что он почтмейстер из Улеаборга, бывший и в 1808 году в том же звании, и хозяин моей давнишней улеаборгской квартиры. Тогда я припомнил его, потому что он был добрый хозяин и угождал мне, как мог. Он тогда еще записал мою фамилию и читал мои сочинения в переводе на шведский язык, особенно всё, что я писал о Финляндии, всегда вспоминал о своем старом постояльце, с которым расстался дружески. Узнав, что я в Гельсингфорсе, куда он приехал как финский патриот и старый питомец Абовского университета праздновать трехсотлетие его существования, он не мог воздержаться, чтобы не повидаться со мною. Мы обнялись дружески, и я повторил ему мою благодарность за угощение в Улеаборге. Старый почтмейстер весьма удивился, что я разучился говорить по-шведски, полагая, что с тех пор, как я лепетал на этом языке, должен говорить на нем не уступая природному шведу. «Скажите по совести, – спросил я старого моего хозяина, – правду ли сказал я тогда в вашем доме, что вам будет не хуже после соединения с Россиею, как было при шведском правлении?» Старик отвечал: «Предсказание ваше сбылось, и мы совершенно счастливы!» – «Вы этого и стоите!» – примолвил я, и старик пожал мне дружески руку»126.

Впрочем, не трудно соблюдать законы перед сильным. Точнее, пред сильным-то и хочется соблюдать законы, мало ли что…. А эти дарованные свободы и есть признание за Финляндией силы того буржуазного превосходства, которого сама Россия была лишена, и нет его до сих пор, и напрасно его вызывать, а лучше бы заняться «погремушками из своей избушки».

Но буквально с другой стороны была Грузия. Ей был нужен союзник, уже более, чем союзник, настолько превосходило её силы попеременное персидско-турецкое давление. Но и Россия подошла к необходимости обеспечить себя на юге. Однако ожидаемых благих последствий от Георгиевского трактата заключенного в 1783 году между Екатериной II и царём Ираклием II не последовало. С одной стороны, «злобный скопец», персидский шах Ага-Мохаммед-хан, в 1795 году именно за союз с Россией начал мстить Грузии страшными опустошениями и «делал из крови реку текущую». С другой, царь Ираклий в попытках как-то перераспределить силы, снова вступил в отношения с Турцией, хотя не имел уже на то права. И самые гибельные последствия произошли, когда престарелый воин повторил ужасное заблуждение короля Лира, разделив царство между несколькими наследниками, разумеется, с тем же результатом! С третьей, в России до того не оценили верно того давления, которое обрушится на Грузию из-за желания выйти из орбиты влияния мусульманских стран, что на заседании Государственного Совета 8 августа 1801 г. по вопросу присоединения Картли-Кахетинского царства Александру I от лица присутствующих было подытожено:

«Простая протекция (то есть не обеспеченная надлежайшей силой прим.авт.), какую с 1783 года оказывала Россия Грузии, вовлекла сию несчастную землю в бездну зол, которыми она приведена в совершенное изнеможение, и продолжение оной на тех же основаниях немедленно ввергнет ее в совершенную погибель»127 .

Военная помощь из нескольких батальонов и пары дюжин орудий, которые к тому же отзывались обратно, была совершенно недостаточна. После смерти Екатерины в 1796 году, Павел, по своему обыкновению, и в отношении Грузии сочинил несколько оригинальных идей. Первая из них в том, что он допустил возможность разрушить дружественный союз с Грузией.

Грузинская сторона, не подозревая об этом, была готова на любые уступки, но… за одним исключением. Это исключение можно изложить в двух вариантах: романтическом и экономическом. В экономическом варианте, если выразить строго эти неясные мечты, ей грезилось то, что потом сполна получила… Финляндия!

Практическая независимость, конституция, граница, своя валюта с 1860 года, правительство, своя милиция и даже небольшая наёмная армия (!), все налоги оставались в употребление своей страны…. Однако, хотя по вхождению в Россию, Грузия опередила Финляндию меньше, чем на десять лет, но прогрессивно-экономически – отставала от неё более чем лет в сотню, поэтому могла осознавать лишь желания романтические. В этом смысле, все условия ограничивались, по сути, одной мерой предосторожности: восстановление российского покровительства возможно только с сохранением автономии и прав царствующего дома. В противном случае договор должен быть расторгнут.

«Согласно поручению царя, грузинским послам следовало потребовать от императора «письменное подтверждение» нижеследующего: «Не прекращать в доме моем царскаго звания, а допустить царствовать наследственно как это было при предках моих»… в заключительной части упомянутого выше «наказа» Георгий XII писал: «В случае, если наша просьба не будет услышана, всякая зависимость, кроме международных соседственных отношений, должна быть уничтожена»…. Стало быть, Георгий XII не только не отказывался от престола, но в случае пренебрежения его позицией, даже угрожал разрывом союзных отношений, предусмотренных Георгиевским трактатом и был готов ограничиться лишь «добрососедским общением»128.

Но всё пошло по-другому. Сначала Павел I ещё до возвращения грузинских послов в Петербург с предварительными согласованиями 17 декабря 1800 г. назначает Государственный совет. На следующий день 18 декабря 1800 года Павел I подписал манифест об упразднении и присоединении Картли-Кахетинского царства. То есть еще при жизни грузинского царя Георгия XII, смерть которого последовала 28 декабря 1800 года, Павел I нарушил предварительный договор. Вместо того, чтобы с царевичем Давидом, наследником престола, оформлять двухстороннее соглашение, так называемый «Обоюдный императорский акт», царевича отстраняют от переговоров, а затем от престола.

Замысел подтверждается более ранним секретным поручением 15 ноября 1800 г. командующему Кавказской линией генерал-лейтенанту Кноррингу уточнить, дополнительное количество войск кроме имеющихся там 4-х батальонов, для занятия Восточной Грузии. В декабре и январе 10 тысяч солдат с артиллерией совершили тяжелейший горный переход. Собственно, они одними из первых пробивали будущую Военно-Грузинскую дорогу. Генерал-лейтенант Карл Фёдорович Кнорринг отставлен от должности в начале 1803 года по «обнаружению в деятельности сильных злоупотреблениий»129 (кстати, он родной брат неуживчивого Богдана Фёдоровича «ботнического». Ох, уж эти «русские» остзейцы!).

Павел I не сразу решился на, что ни говори, процессуальное злодеяние: «…император Павел всегда говел на Страстной неделе; но в последний год царствования отговел ранее, на Крестопоклонной, чтобы, как он сам говорил, иметь свободное время для принятия в подданство Грузии, и, желая угодить своим новым подданным, хотел явиться при этом торжественном случае в одежде прежних их государей-императоров греческих, почему и велел приготовить для себя далматик. Одежда эта, дарованная византийскими императорами как отличие некоторым святителям Восточной церкви, сделалась впоследствии священным облачением сперва архиепископов, а потом и епископов под смиренным именем сакоса. Вследствие сего распространилась молва, будто бы император желает священнодействовать, для чего и заказал себе архиерейское одеяние»130

Но… стали готовиться два проекта: один дипломатическим ведомством (честный), другой военным (обманный). По предположению начальника Канцелярии главноуправляющего Грузией в 1801-1802 гг. П. Буткова одной из причин выбора варианта «нечестного» была фантастическая идея «вручить Грузию кавалерам св. Иоанна Иерусалимскаго» вместо Мальты, захваченной англичанами. Но он этого однозначно не утверждает, наверное, варианты возможны…

При всех тягостях, последовавших для «глехи» – грузинского крестьянина, получившего не послабление, а дополнительного «салтыков-щедринского генерала» на шею, нет и речи, что общественная история могла пойти иначе, настолько спасительным оказался союз с единоверным народом против исмаилизма, уничтожавшего грузинскую идентичность. Побойтесь бога! грузины ещё с древнейшими греками закладывали то, что потом будет называться Европой (само это имя тогдашнего происхождения), с чего бы им влезать в тоталитарную политизированную секту среднеазиатского гегемонизма, ведь христианство было принято ими как государственная религия в 326 году ещё до Рима, в том числе, по оборонительной от сасанидских персов, причине?

И того довольно, что заметил потом проездом Грибоедов: «Я, как очевидец и пребывая в Тифлисе уж с некоторого времени, могу вас смело уверить, что здесь не только давно уже не было и нет ничего похожего на бунт, но при твердых и мудрых мерах, принятых ныне правительством, всё так спокойно и смирно, как бы в земле, издавна уже подчиненной гражданскому благоустройству. Вместо прежнего самоуправства, ныне каждый по своей тяжбе идет покорно в дом суда и расправы, и русские гражданские чиновники, сберегатели частных прав, каждого удовлетворят сообразно с правосудием. На крытых улицах базара промышленность скопляет множество людей…»131.

Но зачем опираться на худшее, когда есть возможность сделать лучше? И это уже не жёсткие удила объективизированной истории, а… сослагательность воли каждого человека, его личности и его чувств.

Например, чрезмерного родственного благодушия царя Ираклия II, или лицемерия Александра I, ведь на заседании Государственного Совета 8 августа 180 г. он задал вопрос: «Не учинится ли несправедливость законным наследникам грузинского престола с присоединением Грузии?». В котором нетрудно заметить ответ. Даже среди ближайшего круга членов «Негласного комитета» нашлись граф Воронцов, граф Кочубей и другие ответственные присутствующие, которые противились беззаконию и полагали, что правильно будет «оставить Грузию на том самом основании, в каковое поставила оную императрица Екатерина Вторая»132

Горе слабым! Но интересен парадокс противоположности: насколько слабой и объективно побеждённой может оказаться общественная «социальная машина», настолько же несгибаемой и неодолимой может оказаться личность, пока есть возможность действия. Тогда всё определяется их числом.

Очевидно, что Павлу I, при всех его «перегибах», нельзя отказать хоть бы в каком-то обосновании своих проектов, в том числе, и этому. Известно, что в первых числах месяца своего умерщвления 11 марта 1801 года, он занимался устройством губернского управления ныне Восточной Грузии – бывшего Картли-Кахетинского царства. Представляется вероятным, паче очевидным, что Павел имел замысел не (очень) порядочной, но понятной игры на перспективу. С одной стороны, поочерёдно «выключая» одного за другим царствующих особ и претендентов на престол всех частей, раздробленной в это время Грузии, аннексируя эти части и, в то же время, позволяя одному из косвенных династически-политических оппонентов, отличаться на службе своему «императорскому величеству», раз уж он оказался таким молодцом!

Кое-что в событиях может указывать, что так могло быть. При штурме Суворовым Пражских предместий Варшавы, Багратион состоял в премьер-майорах конного Софийского карабинерного полка на прикрытии артиллерии правого крыла. После отражения вылазок, «содействовуя всюду с удивительною храбростию и быстротою», карабинеры вместе с артиллеристами инициативно отштурмовали и сами укрепления. Учитывая, что командующий кавалерией генерал-майор Шевич, «будучи болен» командовал «собрав все силы», расторопный офицер имел случай отличиться. Суворов отметил его по итогам Варшавы производством в подполковники.

Впрочем, у князя Петра состоялась также и протекция, но вполне косвенная, ни для кого не постыдная. При назначении в 1778 году Суворова командующим Крымским корпусом, «на краю тогдашней земли», дистанцию от Перекопа прикрывает «корпус команды господина генерал-порутчика князя Багратиона, обретающегося близ Шангирейского ретраншемента». Хлопотная задача из постоянных рейдов по предотвращению высадки турецкого десанта (в том числе, под предлогом «выгрузки на берег за водой» турецкого флота), коммуникационное обеспечение русских войск, устройство «провиантских магазейнов» и прочее выполнялась исправно. Это следует из Суворовской служебной переписки, где по отношению к И. В. Багратиону явно читается не выражение приказов, а координация действий:

– «…Господина генерал-порутчика князя Багратиона войск команды его с Козловским пехотным полком господин бригадир Петерсон, вперед его сиятельства прибывшей в Крым, приблизился тогда к Кефе, и отряды 3-й бригады распрострил на оба крыла под нужные заставы в сравнение турецким эволюциям. Его же сиятельству князю Багратиону сообщено было, чтобы он, выступя от Шангирея, перешед Перекоп, расположился под Мамшиком на Черторлике в резерве…»133.

– «По случаю пришедших к здешним берегам турецких кораблей… приближившейся уже с Днепра от Шангирейского ретранжамента к Перекопу корпус господина генерал-порутчика князя Багратиона, 14-го сего сентября возвратился попрежнему к Шангирею на свое место, равномерно как более около здешних берегов турецких судов совсем не видно…… а по прибытии там состоять им в корпусе его ж, господина генерал-порутчика князя Багратиона, которому и предписал их расположить по своему рассмотрению»134.

– «…О возвращении командированных в подкрепление здешнего корпуса пехотных полков, вкупе и Суздальского, которой здесь обретался, в команду господина генерал-порутчика и кавалера Текеллия, предложил я господину генерал-порутчику князю Багратиону, а равно и о коммуникации, в рассуждении Шагингирейского поста, надлежащие меры приняты быть имеют»135.

Ещё показательнее слова Суворова во время его служебного конфликта с фельдмаршалом А.П. Румянцевым. Тот, имея прихоть командовать войсками из своего имения Вишенки в чрезвычайном отдалении, не стал входить в подробности кляуз со стороны Шагин-Гирея на действия Суворова, видимо, решив взыскивать из чувства своей обеспокоенности (слова Суворова: «мне пишет, будто из облака»). Суворов в записке с просьбой о переводе от Румянцева «… вещаю из пользы к службе. Я бы еще мог чем по службе угодить, естли б пожил», кратко указывает обстоятельства:

– … Не описать вам всех припадков слабостей моего здоровья, а служба весь этот год была мне в числе рядовых (т.е., тяжёлая в исполнении – прим.), иначе бы до успехов не достичь, а о помощи .– теперь повелеваю с одним порутчиком, сего года, моим учеником, и одним майором за вестового; протчие ж все больны, горячка с лихорадкой нас в Бахчисарае захватила. Платон Никитич Аболдуев скончался

– …татары, ежели ныне не подняли нос, то не поднимут, и ныне наилутче тихи

– … Христиане выведены, а то успеху была б явная помеха (военно-политическая задача по переселению христианского населения из подчинения крыскому хану .– прим.авт.)

– … Чего лучше России дополнительного мира с выгоднейшими кондициями, включая в то полезные учреждения в протектованных вольных здешних областях.... Тако .– на заворот – с хорошими командующими, но не собственничками; в протектованных дружеских землях, для их охранения, досталось бы оставить приличные войски

Как положено, на случай своего отъезда, он должен обозначить кандидатуру толкового начальника: «Но есть и здесь в запасе князь Багратион, это последнее»136

Генерал-порутчик царевич князь Иван Вахуштович Багратион, скончавшийся спустя шесть лет в декабре 1784 года 55-ти лет, приходится троюродным дядей князю Петру. Почему же Суворову не составить какого-то мнения о фамилии в целом? Тогда знаменитая сцена в Италии удивительно дружеского обращения Суворова к Багратиону, как к старому доверенному знакомому, столь недоверчиво воспринимаемая современными историками, может быть понята, например, всего лишь из надежды на прежний опыт удачной службы с его родственником!

Но следующий подъём его карьеры был связан уже с «высочайшим» к нему вниманием. Этим же месяцем, как только Павел приходит ко власти, Багратион получает батальон, затем полк. Очевидно, по результатам службы, в 1798 году произведен в полковники и через год в генерал-майоры, видимо, под будущее гвардейское подразделение: его лейб-гвардии Егерский батальон инспекцией «зверя» Аракчеева обнаружен «в превосходном состоянии»! Но сказать только это – не сказать ничего. Багратион стал завсегдатаем императорских приёмов в самом интимном, собственно, семейном, кругу. Благоволение из одной симпатии?

Здесь определённая неувязка в том, что Багратион – «екатерининец» и проводник Суворовской системы боя, а никак не Павловской прусской шагистики. Вряд ли он восторженный поклонник экзерциций высочайше утверждённой воинской схоластики с «прусским духом». И вот император, известный взысканием малейших отступлений от предписанных им муштровых «перегибов», Багратиону не сделал ни одного замечания! Чего здесь больше: умения Багратиона разумно выполнить самые сложные циркулярные артикулы или интересы Павла? Но и это не всё.

Современная жизнь абстрагируется и блекнет, забывая названия простых вещей. Что за такое «спецназ»? Всегда допрежь нелинейная пехота назывались – егери. «Гренадеры и мушкетёры рвут на штыках, а стреляют егеря», как определял Суворов. Преимущественно цельная стрельба, засады, разведка, бой рассыпным строем и всё, что положено… переназванному теперь «спецназу». Безопасность выезда царской семьи на летний сезон в Гатчину и Павловск обеспечивали гвардейцы. С 1800 по 1811 годы это поручалось Багратионовскому 6-му лейб-гвардии Егерскому полку. Даже высоко оценивая боевую подготовку, так угодить при назначении порою избыточным Павловским причудам? Не похоже ли это на содержательные задачи, в которых Багратион, по-видимому, должен был сыграть существенную роль?

Полагаете, что князю Петру это было непонятно? Или он не понимал, что власть династии Багратидов, где ни царь, ни его наследник не отказывались от престола, свергнута силой? Ведь документов ни об отречении, ни о двусторонней конвенции об отказе от независимости не существует. Могло быть ему всё равно, что в мае 1801 года, задолго до того, как новый манифест Александра был обнародован в Тифлисе, Кнорринг окончательно устранил царевича Давида от управления страной, учредив временное правительство под председательством генерала Лазарева?