Остановка: Созвездие Близнецов. Семейная сага

Студент читал что-то ещё, но Рита почти не слушала, лишь твердила последнюю строку поразившего её стихотворения: …и море чёрное, витийствуя, шумит и с тяжким грохотом подходит к изголовью… От витийствующего моря, от абсолютно реального грохота волн, рядом, под ухом, по её спине пробегали мурашки.

После концерта, у самого гардероба, она подошла к студенту, краснея от стыда, что не запомнила его имени, и заговорила с ним в самой почтительной и восхищённой манере. Он ответил внимательным взглядом и, улыбнувшись, предложил пройти вместе до метро, а по дороге поговорить о поэзии.

В свете фонарей мерцали сугробы, заводилась лёгкая метель, и Рите казалось, что она может так идти долго, всю жизнь… Она взяла студента под руку, потом они свернули на набережную Фонтанки, шли и разговаривали стихами. Рита осмелела и прочла своё недавнее стихотворение, последний абзац которого ей самой очень нравился:

Но тот, которому дано,Откроет тихо нашу дверь,И будет пить твоё вино,И ляжет спать в мою постель…

Студент легонько прижал её руку локтём, потом, взглянув по-особому, изрёк: «Да у вас просто талант, преступно зарывать его в землю».

Они подошли к освещённому вестибюлю «Гостинки», студент достал небольшой блокнот, вырвал листок и записал ровным почерком адрес. «Приходите в любую среду после шести вечера, обсудим ваши перспективы», – сказал и, не оборачиваясь, исчез на уплывающем вниз эскалаторе.

Только тут Рита сообразила, что так и не узнала его имени, да и он не поинтересовался, как её зовут. Это открытие неприятно поразило, будто они так и не познакомились, а просто болтали, как случайные пассажиры в трамвае. «Я список кораблей прочёл до середины»… А их имена остались в другой половине этого списка, и теперь уже вряд ли будут названы.

Приду в среду и узнаю, успокаивала себя Рита, ещё не догадываясь, как верно она оценила ситуацию. Имена так и не были названы. Сколько она потом ни расспрашивала в канцелярии, списка выступавших студентов найти не удалось. И тогда, в первую же среду, она пришла по указанному адресу.

На звонки долго не открывали, но в квартире явно был народ. Там происходило непонятное: то что-то громко и назидательно, но совершенно нечленораздельно, произносил мужчина, то несколько женских голосов звучало наперебой, а то вдруг устанавливалась мёртвая тишина, будто выключили запись.

Когда слегка обескураженная и раздосадованная Рита уже собралась уходить, дверь открылась. Хмурый парень, с фиолетовой пигментацией на полщеки, буркнул: «Заходи», – и тут же исчез. Рита вошла, двинулась по тёмному коридору на свет и застыла в проёме открытой двери. За ней была обычная комната: с круглым столом посередине, шкафом, диваном, двумя окнами с бежевыми, в лиловых разводах, шторами и люстрой на потолке.

На диване сидела девица, сильно накрашенная и, похоже, подвыпившая. Из-под короткой юбки выглядывал подол комбинации. Она курила и не обратила на Риту никакого внимания. Тут появились ещё две девушки, они подсели на диван и вполголоса что-то обсуждали, на неё не глядя. Потом все трое вышли в коридор, напоследок окатив Риту любопытными взглядами.

Она потом сама себе удивлялась: почему сразу не ушла, а зачем-то уселась на тот же диван. Чего ждала? Своего студента? Здесь, в этом месте? Неужели не догадывалась, что это притон или дом свиданий, а, может, что похлеще? Или сработало желание расставить всё по местам, докопаться до истины? Как бы то ни было, Рита выжидала.

В комнату вошёл тот, с пятном, сел напротив, уставился на Риту немигающим взглядом и спросил: «Ты к кому?». Эх, к кому, к кому… к такому, с длинными волосами… стихи читает… «К артисту? Он скоро освободится». Рита кивнула, как будто ответ её вполне устроил, и они замолчали.

Парень с минуту напряжённо смотрел на неё и вдруг спросил: «У тебя деньги есть?». Она покачала головой – у неё были деньги, но с какой стати?.. «Хотя бы рубль или полтинник… очень надо». Он не настаивал, а вроде как делился своей бедой. Потом стал тереть руками лицо, глухо приговаривая: «Уходи, уходи, уходи сейчас же…». И столько в голосе было отчаяния, что Рита не выдержала и выскочила из комнаты.

Проходя по коридору, она услышала из-за двери в ванную шум льющейся воды, женский смех и визг. Вдруг дверь резко открылась, оттуда вывалился её студент, мокрый, хохочущий и совершенно пьяный. Он неузнавающе глянул на Риту, но вдруг посерьёзнел и хрипло произнёс: «Пришла всё-таки? Вот и умница…». И тут же потянулся с поцелуем, и она заметила совершенно красные белки его глаз.

В ужасе Рита отпрянула и поначалу кинулась в противоположную от входной двери сторону. Откуда-то вынырнул парень с пятном, схватил её за руку, и они вместе выскочили из квартиры. Игнорируя лифт, сбежали по лестнице и через полминуты оказались на улице. Лишь тогда Рита выдернула руку, пошла быстрее, но «пятнистый» держался рядом, канюча денег или хотя бы жетон на метро. Рита припустила во всю прыть и вздохнула только на эскалаторе, убедившись, что «пятнистый» отстал.

4.

На втором курсе Рита познакомилась с Алексом Бетанкуром, который учился в Горном институте. Алекс был иностранным студентом, он приехал с острова Свободы: Куба – любовь моя, остров зари багровой! – и сразу после защиты должен был вернуться домой. Знакомство перетекло в скромную студенческую свадьбу, а через год родилась Алиса – смуглая, с шапкой жёстких чёрных волос и голубыми белками карих глаз.

Жили в квартире на Карповке вместе с бабушкой, которая души не чаяла в правнучке, но зятя недолюбливала, считая его легкомысленным испанским повесой. Он же относился к ней почтительно, как это принято на его родине, и не обращал внимания на колкие замечания. Но возвращался домой поздно, когда abuela уже укладывалась в своей комнате.

Смерть бабушки от метастаз, коварно затаившихся на четверть века, оглушила Риту – ведь она чуть не с рождения заменяла ей мать. Спасала поддержка Алекса, взявшего на себя все расходы, хлопоты по документам, похоронам. Алису устроили в ясли для иностранных студентов Горного института, где за десятком детишек разных национальностей надзирали воспитательница, няня и медсестра.

После защиты диплома Алекс уехал, обещая заработать денег, построить «casa particular» и выписать семью. Рита продолжала учёбу, навещая мужа в зимние и летние каникулы. Приезжала с дочерью на пару недель в арендованную квартирку на берегу залива Сантьяго Де Куба и с лёгким сердцем возвращалась, почти не скучая по мужу.

Она вообще никогда не скучала, свободного времени не имела, поскольку помимо учёбы в Мухе, пошива «стоячих джинсов», увлеклась театром и даже подумывала бросить училище и податься в актрисы. Знакомство с Георгием (Юргеном) Бергом, Таллинским фотографом, работающим на журнал «Силуэт», вернуло её на путь моды, но разрушило семью.

Впрочем, Алекс к тому времени уже завёл подружку, которая родила от него сына Рафаэля, но Риту с дочерью бросать не хотел. Предлагал не торопиться, закончить учёбу, а потом уж решать. А пока по-прежнему приезжать дважды в год к нему в уже отстроенные апартаменты, привозить Алису… В общем, ничего не менять.

Воспротивился Георгий, и Рита подала на развод. С Бергом было всё понятно: как старший и опытный, он выложил главный козырь – семейный бизнес в мире высокой моды. Они откроют сеть дорогих салонов – для начала в Таллинне и Ленинграде, потом в Финляндии и Швеции.

Рита, по всей вероятности, пошла в своего отца, морского офицера Задорина Александра Степановича, которого она совсем не помнила, но знала по рассказам мамы. Взвешенность и расчёт всегда превалировали у него над эмоциями. И хотя от матери Рита позаимствовала артистичность и чувство юмора, это не мешало ей в ответственных моментах включать внутренний калькулятор.

Она согласилась на предложение, хотя к Бергу не испытывала особых чувств. Он был старше на восемнадцать лет, полноват и вообще не в её вкусе. Но, безусловно, талантлив! А это качество Рита ценила в людях, прощая гениям недостатки и даже пороки. Его съёмка стоила очень дорого, журналы, представляющие модные дома Прибалтики, переманивали его, интриговали, так что открытие собственного дела решало вопрос – Юрген хотел работал на себя.

Прекрасное знание конкурентов давало преимущество. Он решил открыть салон на Большом проспекте Петроградской стороны, как бы в пику Дому Моды, самому престижному женскому ателье города. «Все мы носим, то, что шьёт наш Дом Мод и Скороход», – пелось в Ритиной факультетской песенке. На самом деле, обувь фабрики «Скороход» носили все, а в Доме Мод обшивалась городская элита.

То, что Берг влюблён, как безусый мальчишка, Рита поняла сразу. И дело не в подарках и не поездках по миру – до него, кроме Кубы, Рита нигде не бывала – а в той постоянной нежности, которая без остатка растворяла и прагматизм, и неудачи в постели, и закрытое прошлое. Рите попались на глаза его фотографии, целая папка качественных снимков, на которых были запечатлены первые лица государств. На одной – сам Берг и канцлер ФРГ Вилли Брандт, оба в непринуждённых позах, с бокалами шампанского. Это на подписании договора, 1970 год, – неохотно прокомментировал Георгий и убрал папку подальше.

Марго, девочка моя, голубоглазый ангел, – такие ласковые прозвища он давал Рите! Имя Марго закрепилось в студенческой среде, оно звучало по-европейски, таило в себе намёк на голубую королевскую кровь, красоту и богатство. И, пожалуй, только сам Берг принимал её именно как «королеву Марго», а себя ассоциировал, конечно, с Генрихом Наваррским, поначалу нелюбимым мужем, а впоследствии спасённым венценосной женой.

Но пока ещё длился первый период, Юрген это вполне сознавал и делал всё для своей «голубоглазой девочки». Интуитивно сочетая искусство и достаток, он преподнёс своей невесте в день свадьбы немыслимый презент: Модный салон «Мастер и Маргарита» в престижном историческом месте, на двух этажах старого особняка, подвергнутого капитальному ремонту с сохранением фасада и парадной лестницы. Таких подарков Берг никогда не делал своим жёнам – а он уже был трижды женат.

Рита заканчивала учёбу, и защита диплома совпала с театрализованным открытием её салона. Дипломная работа также называлась «Мастер и Маргарита» и получила высший балл. Ещё бы! «Комплект верхней одежды для путешествий» демонстрировали актёры Малого Драматического. Георгий Берг имел серьёзные связи не только в мире моды, но и театра. Он вообще был опутан связями, что определяло его взлёты и падения, а также благополучие его семей.

Дети от предыдущих браков общаться с Марго не пожелали. Да она и сама не стремилась, а к вояжам Юргена в Таллинн, к бывшим жёнам и отпрыскам относилась с благосклонным безразличием. Дети его уже давно не были детьми, предъявляли отцу разнообразные и обидные претензии, так что его возвращение в Питер всегда сопровождалось праздничной вакханалией в одном из элитных кабачков Петроградской стороны.

Марго пила наравне с мужем, но молодость брала своё – наутро она была свежа и деятельна, чего нельзя сказать про Берга. Он отменял встречи и съёмки, целый день отлёживался в комнате с опущенными шторами, потихоньку пил виски с минералкой и лишь к вечеру выбирался на кухню. Слушая подробный отчёт «своей девочки» о делах в салоне, вздыхал и давал себе слово навсегда завязать со спиртным.

Иногда они устраивали десант в Ольховку, приезжали на мощном «Гольф Кантри» – Берг признавал только надёжные немецкие фольцвагены – с закреплёнными на верхнем багажнике палаткой и складной лодкой, с подарками детям, тёще и тестю, с замаринованным в большой кострюле мясом, корзиной всякой овощной экзотики, красивыми бутылками.

В доме у матери не ночевали, оккупируя на Череменецком озере «своё место» в монастырских развалинах. Иногда брали с собой Ритиных сестёр – Таню и Валю. Но чаще ездили вдвоём, общаясь с роднёй лишь в день приезда. Покидали озёрный бивуак глубокой ночью, когда жара спадает, машин мало, и уже очень хочется домой, в цивилизацию, бытовой комфорт.

Берг мечтал о ребёнке от своей «голубоглазой нимфы», но прошлое предостерегало: она уже не будет твоей, «года три отдай и не греши», как говаривала Рита, цитируя покойную бабушку. Но ведь Алиса им не мешает, возражал сам себе Юрген и тут же сам себе отвечал: Алиса практически с ними не живёт – то в Ольховке, то на Кубе, у отца.

Он решил обсудить свою мечту с Марго, но, поразмыслив, передумал. Её ребёнком был модный дом «Мастер и Маргарита», она растила его, отдавая все силы, во всё вникая и всем управляя. У неё просто не оставалось времени ни на что другое. И хотя он сам тоже вкладывался: взял на себя выпуск журнала, пиар и улаживание проблем с чиновниками, – всё же тягловой силой их совместного бизнеса была Марго.

Существовала ещё одна зыбкая тема, подкатывающая временами то с одной, то с другой стороны. Эстония всё больше выказывала недовольство русскими, что и раньше имело место, но буквально за пару лет превратилось в открытую ненависть. Отношения с бывшими семьями у Берга окончательно испортились, он перестал навещать свои эстонские семьи и очень скучал по детям. У старшего сына родилась дочь, а он пока так и не видел внучки.

В России тоже происходили изменения, был объявлен курс на Перестройку, и «Союз нерушимый республик свободных» затрещал по швам. В ответ на приступы русофобии прибалтов неслась ответка: «Курица – не птица, Эстония – не заграница. Штаты, Германия, Финляндия – вот это перспектива!». СП, Совместным Предприятием, бредили даже водители такси.

Модный дом «Мастер и Маргарита» стал предметом торга. На него нацелились чехи и финны, привлекая инвестициями и европейским менеджментом. Но Марго лишь морщила свой веснущатый носик и вела переговоры с сибирскими нефтяными гигантами.

Однажды Юргену позвонили, говорили по-английски, предупредили, что готовится военный переворот, и посоветовали поскорее покинуть Россию. Иначе могут всплыть его старые связи с людьми, неугодными будущему правительству, возможны репрессии, потеря бизнеса.

Он рассказал своей «голубоглазой девочке» о звонке и впервые увидел на её лице смесь испуга и жалости. Она никуда с ним не поедет, его понимает и не удерживает. Берг всё же предложил подумать, пока на неделю съездит в Таллинн повидать внучку. В Эстонии его догнал пакет документов от нотариуса Марго, и под давлением бывших семей Берг всё подписал, в результате чего в одночасье лишился и жены, и бизнеса.

А Рита получила на развитие своего Модного дома сибирские инвестиции, которых хватило на покупку новейшего оборудования для пошивочного цеха. Уже через год неоновая вывеска «Мастер и Маргарита» красовалась на крыше реконструированного пакгауза на Смоленке, совместного предприятия Маргариты Задориной и семидесятилетнего барона Ореста фон Визеля из Ниццы, а по-русски: Ореста Петровича Фонвизина, сына эмигрантов первой волны.

5.

Первое «чудесное спасение Тани Фомичёвой» поначалу никаким чудом не выглядело, простое стечение обстоятельств. Девчонка прыгнула солдатиком с моста, не рассчитала высоты и глубины, получила сильный ушиб и на время потеряла сознание.

В тот момент на мосту и в зоне видимости никого не было, зато под мостом в лодке сидел Пашка Кудряшов, парень из местных. За его спиной раздался сильный всплеск, он даже решил, что большая щука охотится в прыжке. Но когда девичье тело лицом вниз всплыло возле самой лодки, Павел не растерялся, подставил весло и за волосы подтащил утопленницу. А перевернув, узнал Таньку Фомичёву, ольховскую полундру и заводилу. И лишь тогда сообразил, что это был за плеск.

Дальше всё произошло стремительно. Пашка втащил безжизненное тело в лодку и вспомнил приёмы оказания первой помощи, полученные в армии. Сообразив, что Таня без сознания и не дышит, стал делать искусственное дыхание, массаж сердца, бить по пяткам, пока вместе с рвотой к девчонке не вернулась жизнь.

Гораздо позже, вспоминая и обдумывая прошедшие события, Павел был смущён одним обстоятельством. Он знал, что Таня плавает хорошо, даже отлично. Местность ей знакома, с моста здесь никто не прыгает по причине мелководья. Значит, убиться хотела. Думала, что никто не увидит. Но почему? Первое, что приходило в голову – несчастная любовь. Но Таню не видели ни с одним парнем, и разговоров на эту тему в посёлке не было. Хотя одна «болотная история» припомнилась, а ещё разговоры соседей, что «девку подменили, сглазили, пьяная вышла из леса».

Сам он долгое время Таньку не замечал. Поначалу по причине возраста: когда он вовсю с девушками хороводился, она ещё в пятом классе училась. Потом два года в армии, а когда вернулся, только слышал об этой загадочной истории, компании у них были разные, виделись мельком.

Но что-то в ней такое было, притягательное, и Пашка стал к Танюхе приглядываться, приглашал на посиделки у костра, где непременно пел Визбора «Милая моя, солнышко лесное…», кидая на Танюху многозначительные взгляды. От решительного шага всё же уклонялся: кто его знает, что с девчонкой случилось, погодим, присмотримся. Покончить с собой от несчастной любви – это одно, а умопомрачение – совсем другое. В первом случае всё проходит, а сдвинутые мозги и всякая чертовщина – тяжёлый случай.

Особо присматриваться Пашке не пришлось, поскольку Таня уехала в Питер, к старшей сестре Маргарите. Вроде как решила устраиваться на работу и домой возвращаться не собиралась. О дальнейшей учёбе не помышляла: хватит, всему научили, – якобы сказала матери.

В техникум Тася всё же поступила. Говорили, что Ритка помогла, ведь приём был к тому времени завершён, но это неправда. Она сама подала документы, сдала все экзамены и по дополнительному набору была зачислена на отделение «оптические и оптикоэлектронные приборы и системы». Получила койку в общежитии и сразу съехала от Риты.

Валя тоже поступила в дошкольно-педагогическое училище, в чём никто не сомневался: вечно возилась с малышнёй. Она также устроилась в общежитии, рядом с училищем. К Рите сёстры наведывались редко, предпочитая на выходные ездить домой.

Но весьма скоро у Валюхи в общаге начались неприятности. С ней в комнате жили гулящие и пьющие девицы, так что ночью никакого покоя: то в окно кто-то к ним лезет, то высвистывают с улицы. Вальку соблазнить амурами и выпивкой не пытались – угрюмое выражение лица с выпяченным подбородком, аморфное тело большого ребёнка, – не привлекали местных донжуанов.

Да она бы никого и не подпустила, тем более, этих, матерщинников и выпивох, воняющих табачищем и заношенными носками. Чистая душа комсомолки совсем по-другому понимала отношения между парнями и девушками: дружеская забота, общие высокие интересы, а не этот низкий разврат. И Рита взяла Вальку к себе. Трёхкомнатная квартира позволяла. К тому времени она жила в Доме Актёров, вместе с очередным мужем Андреем Первушиным, администратором Филармонии.

Честно говоря, атмосфера престижного дома Валюху быстро достала. Дом выстроен подковой, и допоздна из окон то магнитофонные записи рвутся, то саксофонисту с третьего этажа приспичит дудеть. Валюха была девочкой спокойной, но болезненной. Она не высыпалась и на занятия опаздывала. К тому же, артисты тоже пили, и муж Риты в том числе. К звукам со двора примешивались долгие вечерние разговоры, проникающие в её комнатку отдельными репликами.

Только что в окна никто не лазит, всё-таки шестой этаж, думала Валюха, а то бы совсем как в общаге. К счастью, в училище навели порядок, лихих «будущих воспитательниц» отчислили за неуспеваемость, и Валька вернулась на законное место, радуясь близости учебного корпуса, простоте и понятности окружения.

Но тут нештатная ситуация возникла у Танюхи. Козни и напраслина – так коротко известила она, ничего по сути не объяснив. Ей даже придётся уйти из техникума. Как, почему? – не могла смириться Марго и рвалась разговаривать с директором. Пришлось вдаваться в подробности: у кого-то в общаге что-то пропало, а на неё свалили… ей-то зачем эти туфли, на два размера меньше?… От этих объяснений лицо её покрылось пятнами, и Марго лишь махнула рукой: хватит, хватит…

Нужно было сопоставить сказанное сестрой с тем, что она слышала раньше от матери и наблюдала сама. Как ещё в детстве повадилась Танька вдруг в чужих платьях ходить. Вроде бы менялась с подругами одеждой. Мать сначала ругалась, подозревая неладное, но ведь платья Танюхи, действительно, пропадали… Значит, и вправду, меняются девки-дуры… На наряды денег не хватает, всё вдвойне нужно. Валька – та без претензий, лишь бы тепло, а вот Танюшке обновки подавай…

Рита припомнила, как приезжала в деревню, и Танька первым делом её шмотки мерила, хоть и велико, а всё ж одеть надо. В глазах у сестрёнки такое марево мечтательное появлялось… И быстроту реакций замечала, как у фокусника. Только что лежала конфета на подоконнике, Танька мимо шла, и вот уже конфета за щекой, а ведь ни одного движения руками.

Кстати, о руках. Только сейчас она заметила, как у Танюхи трясутся руки. Мать говорила, что это началось после похода, о котором Марго знала лишь то, что сестра заблудилась, потом сама нашлась. И ещё всплыла фраза матери: за Валюшку не беспокоюсь, вот с Таней не случилось бы чего…

Марго решила посоветоваться с Андреем, у которого в друзьях было много разных «нужных» людей, в том числе и медиков. Тот впервые заинтересованно посмотрел на Таню, и вскоре уже организовал вечеринку, на которую пригласил, в том числе, чудо-психиатра из Военно-медицинской академии. Таня помогала крошить салаты, накрывать на стол. Выражение несправедливой обиды исчезло с её лица, а брючный костюм, подаренный Марго, придавал ей взрослый вид.

Под конец вечеринки Рита побеседовала со светилом на кухне и услышала от него то, о чём уже и сама догадывалась. Что у Татьяны клептомания, скорее всего, подростковая форма, пройдёт после замужества. А пока что делать? Учёба накрылась медным тазом, придётся ехать домой. Но что сказать матери?

Оказалось, что Таня всё предусмотрела – она домой не едет, а устроится на почту. Зарплата небольшая, зато полдня свободно – сможет по дому помогать: уборка, магазины. Ага… квартира Андрея напичкана всяким древним хламом, оставшимся от его родителей, заслуженных артистов, над которым он трясётся. Вдруг Танюхе приспичит что-то стибрить.

Доктор сказал, что клептомания – это желание пощекотать себе нервы. Ну, и какой-то дефект в мозгу. Процесс импульсивный, никаких умыслов и планов – хвать-похвать, а потом не знают, как избавиться. Чаще всего, просто выбрасывают.

Как те туфли, на два размера меньше… А в магазин как её отпускать? Рядом большой гастроном самообслуживания открыли, сплошной соблазн. Нет уж, пусть на почту идёт и книжки дома читает, а уборку-магазины-готовку Рита сама одолеет с помощью приходящей домработницы.

Так и пошло. Танька вставала раньше всех, ещё гимн не играл, а она уже, глотнув чаю с бутербродами, выскальзывала из квартиры. Часам к одиннадцати возвращалась и, позавтракав по-настоящему, валялась с книгой в своей комнатке, бывшей Валюхиной. Вечером опять уходила и уже допоздна. Утром – по квартирам разносила почту, а вечером – на сортировке бандеролей и посылок.

Матери решили ничего не говорить. Летом приедет как бы на каникулы, тогда и расскажет. Только что рассказывать-то? Маманя у них сквозь землю видит. Уже сейчас в письмах к Марго беспокоится, сны описывает дурные: то её клоп здоровущий кусает, то прямо в кухню снегу намело. Танькино враньё вмиг раскроет. Но пока пусть так.

Это «пока» длилось до майских праздников.

6.

На майские девчонки уехали домой, а вернулась одна Валя, которая поехала сразу к себе в общагу, так что Марго находилась в полном неведении относительно Танюхи. С почты уже приходил один товарищ, спрашивал, когда Фомичёва появится. Мужчина показался ей подозрительным, в глаза не смотрел, и не важно было ему, выйдет ли Татьяна на работу. Когда появится, так он ставил вопрос.

Пришлось на выходные самой поехать в Ольховку. И первой, кого она увидела на остановке, была Танька. Ничуть не смутившись, подбежала к Марго со словами: я так и знала, что ты приедешь. И по дороге до дома рассказала, что решила уволиться, скука на этой почте, поедет в Лугу, там на мясокомбинат работницы требуются в рыбный цех. А жить где будешь? – поинтересовалась Рита, – До Луги полтора часа добираться, не наездишься.

Оказалось, всё продумано.

– Кудряш… ну, Пашка Кудряшов, с которым я рыбу ловила и за борт свалилась, помнишь? – Таня смотрела в лицо Риты немигающим взглядом: как она среагирует на такую версию её спасения.

Но Рита, привычная к Танькиному сочинительству, и бровью не повела. Тот врач, психолог, объяснил ей, почему Танюха врёт. Хочет избежать любых негативных реакций, обвинений в свой адрес. Чтобы собеседник был доволен, а, главное, чтобы она сама смотрелась в выгодном свете.

Марго интересовало будущее сестры: если всё устроится, хорошо – забот меньше. Их у неё и так хватает. Несмотря на толкового директора, отсутствие Юргена Берга сказывалось негативно – всё же основными клиентами Модного салона «Мастера и Маргариты» были дамы бальзаковского возраста, с ними Берг всегда невинно заигрывал.