Hope for love

А я?

Каждый день просыпаюсь и чувствую, как будто во мне всё запаяно. Глухо, ровно, по чертежу. Проект. Я и есть проект. Сын продюсера. Перспективный. Воспитанный. Безупречный. Ты не можешь подвести отца – будто это записано где-то в семейном уставе, под пунктом номер один.

Я окинул взглядом свою комнату. Всё вылизано до блеска. Теплый жёлтый оттенок стен, который когда-то казался уютным, теперь давил, будто медленно обволакивал и душил. Большая кровать с идеально заправленным бельём. Огромная гардеробная с десятками рубашек, костюмов, обуви по цветам. Ванная комната с мрамором и подсветкой. Плазма на полстены, в углу – аудиосистема последнего поколения. Всё светлое, стерильное. Всё – как в рекламе. Только не моё. Не про меня. Жизнь, в которой я просто актёр с идеально поставленной ролью.

Вышел на кухню. Первое, что почувствовал – тёплый, пряный запах плова. Мама снова приготовила что-то особенное, как в детстве. Она сидела у окна, поджав ноги, в мягком домашнем свитере, с книгой в руках. Очередная по психологии – она читала их всегда, будто пыталась понять людей чуть глубже, чем они позволяют.

Её пшеничные волосы, обычно мягкими волнами лежащие на плечах, сегодня были идеально прямыми. Видимо, выпрямила. Ловила каждый солнечный луч, который прорывался через шторы, и её глаза – зелёные, яркие, как весенние листья – становились почти светящимися. В свои 39 она выглядела моложе многих моих знакомых девушек. Даже не внешне – изнутри светилась.

Она подняла взгляд, улыбнулась. Тепло, спокойно.

– Доброе утро, малыш.

– Утро, мам, – отозвался я, проходя мимо.

Она знала, что я не люблю, когда меня так называют. Но иногда всё равно говорила – по привычке. Как будто хотела напомнить, что я всё ещё её сын, не только "результат усилий отца".

Отец сидел за столом с документами. На нём безупречно сидел серый костюм, рубашка без единой складки. Он пил крепкий чёрный кофе и параллельно что-то подписывал, бегло просматривая бумаги. Всё чётко, ритмично, деловито. Он мог бы быть стеной. Или сейфом. Надёжный, закрытый. Каждый завтрак у нас был, как утренний ритуал без слов.

– Доброе утро, – сказал он, не отрывая взгляда от папки.

– Утро, – коротко ответил я, садясь за стол.

Мама поставила передо мной тарелку с пловом и чашку свежего чая. Я взял ложку, начал есть, чувствуя, как горячее рисовое тепло заполняет желудок, но не душу. Там по-прежнему было пусто. Мы ели в молчании. Слышался только шелест страниц книги, звук пера по бумаге, и лёгкое тикание часов на стене.

Я не знал, как говорить с ними. Не знал, как говорить о себе. В этом доме всё было слишком… аккуратно. Слишком правильно. И слишком одиноко.

Тишина угнетала. Не та, что умиротворяет. А та, в которой тонешь, как в вате – плотной, душной, липкой. В этой кухне, с идеально сервированным столом, с ароматом свежего плова, с молчащими родителями напротив – я как будто был с семьей. Но и одновременно будто без неё. Как наблюдатель за витриной: вот, смотри, идеальная картина, но ты в неё не входишь. Не принадлежишь.

Где-то в своём мире. Один. Без маршрута.

А еще этот чёртов заезд. Сегодня вечером.

Когда-то я ждал такие вечера с замиранием сердца. Моторы, свет фар, шум, рев, свобода. Тогда всё казалось настоящим, живым. Сердце стучало не потому, что "надо", а потому что "хочется".

А теперь? Никакого трепета. Никакой жажды.

Мне стало противно всё это.

Даже не машины – люди. Вся эта вечная поза, фальшь, дешёвая бравада, громкие слова ни о чём.

И я среди них. Призрак.

– Малыш, у тебя есть на сегодня планы? – вдруг спросила мама, оторвавшись от книги и заглянув мне в глаза.

Голос её был мягким, как раньше, но теперь в нём звучала какая-то тревожная нота – будто она чувствовала, что я стал другим, но не знала, как спросить об этом напрямую.

Я пожал плечами:

– Нет. Только вечером. Хочу пойти на один заезд на окраине.

– Мм, понятно… – кивнула она, будто хотела что-то добавить, но не решилась.

Плов был нежным. Таял во рту, будто специально приготовлен, чтобы стало хоть чуть-чуть легче. Мама редко готовила – этим занимался наш повар Николай. Но сегодня он попросил выходной: у его дочки был последний день в школе. Они собирались отмечать. Вот она, настоящая семья. Простая, тёплая. Где праздник – повод быть вместе, а не просто дата в календаре.

Я тоже когда-то закончил 11 класс. И что?

Никаких выпускных, ночных посиделок с друзьями, ни драк за гаражами, ни прогулок до рассвета.

Сразу – сцена. Контракты. Занятия. Репетиции. Интервью.

Детства у меня не было.

Пубертата – тем более.

Меня растили, как стратегию. Как выгодный проект.

Отец хотел идеального сына.

Сильного. Пробивного. Без слабостей. Без слёз.

И я старался. До изнеможения.

Но ни разу…

Ни разу я не слышал от него ни похвалы, ни тепла.

Никогда не было этого простого "я горжусь тобой", хотя за спиной были сотни концертов, эфиры, миллионные просмотры.

Я делал всё, что он хотел, а он просто кивал и продолжал работать дальше.

Иногда мне казалось, что он даже не видел во мне человека. Только фамилию. Только результат.

Я опустил взгляд на тарелку. Доел последние ложки плова, почувствовав, как в груди копится какое-то тянущее чувство.

Будто вот-вот прорвётся. Но не сегодня. И не здесь.

Встав из-за стола, я машинально взял свою тарелку и кружку где был чай, сполоснул под прохладной водой, ощущая, как она пробегает по пальцам, будто вымывая остатки этой тяжелой утренней тишины. Каждое движение – выученное, почти автоматическое. Склонился над посудомоечной машиной, открыл её и аккуратно положил внутрь посуду, словно выполняя нечто большее, чем просто бытовой ритуал – как будто пытался навести порядок хотя бы здесь, если уж в голове – полный хаос.

Подошёл к маме, обнял её и поцеловал в макушку. Её волосы пахли ромашковым шампунем и чем-то домашним, родным, почти забытым. Тепло её плеч немного согрело, и всё же это тепло не проходило глубже кожи.

– Спасибо, мам, – сказал я тихо.

Она подняла на меня глаза – такие ярко-зелёные, живые, тревожные. Улыбнулась, но что-то в этой улыбке скрывалось – тревога, любовь, нежелание вмешиваться. Как будто она всё понимала, но боялась назвать это вслух.

Я ушёл в свою комнату, присел на край кровати, уставившись в одну точку. Долго так сидел. А потом вытащил телефон и набрал номер Матвея. Сначала не хотел, но в какой-то момент понял, что оставаться одному – не вариант. И всё-таки согласился на его авантюру.

– Ну, наконец-то, – раздался его голос, как всегда бодрый, как будто жизнь его ещё не поцарапала. – Вечером выезжаем. Ребята будут. Классные тачки, девчонки, всё как ты любишь.

– Ага, как я «люблю», – фыркнул я, прислонившись затылком к стене.

Мы перекинулись парой обычных фраз – о погоде, о каких-то глупостях. Он снова заговорил про вчерашнюю вылазку в заброшку, и в его голосе вдруг появилась какая-то лёгкая мечтательность:

– Слушай, Софи… Она правда классная. Не такая, как все. Я не знаю, что в ней такого… Простая, да. В очках, с косичками, не шибко модная. Но, блин, живая. Как будто настоящая. Только… боюсь сказать ей что-то. Она всё равно не примет. Мы из разных… слоёв, что ли.

Я слушал, и неожиданно для себя понял, что понимаю его. По-настоящему. Потому что чувствовал что-то похожее. Тоже тянуло к живому. К простому. К настоящему.

После звонка я зашёл в ванную. Холодный душ бил по плечам, по спине, и я стоял, прижав руки к кафелю, закрыв глаза. Капли стекали по лицу, смывая усталость, но только снаружи. Внутри всё оставалось прежним – гулким, тяжёлым. Я намылил ладони гелем с запахом лесных орехов и крапивы – раньше он казался мне тёплым, уютным, любимым. Теперь – чужим. Как будто тело привыкло, а душа – нет.

Пена оседала на груди, стекая вниз, а я снова подумал о ней.

О С.

Та, что жила на грани двух миров. Девчонка-загадка. Девчонка-тень. Она будто отражение моего собственного состояния – не зная, кто ты и куда идёшь, но и не останавливаясь. Мы никогда не были откровенны друг с другом, но я чувствовал – она слышит. И понимает.

А может, в этом всё и дело. Мы не знали, кем были на самом деле – и в этом находили свободу.

Никаких ожиданий.

Никаких требований.

Просто ты и человек, который чувствует.

Я улыбнулся. Тепло, почти по-детски. Она всплыла в памяти – её шутки, ее рассказы, ее поддержка, и немного странные фразы. Без масок. Без глянца. Живая.

И впервые за этот день мне стало хоть чуть-чуть легче.

Вытершись, я вышел из ванной, пар всё ещё висел в воздухе, оседая на зеркале, и я, как обычно, провёл пальцем по стеклу, оставляя тонкую линию. Смотрел в своё отражение. Всё тот же взгляд – прямой, но будто уставший от самого себя. Те же синие глаза, в которых когда-то горел огонь. Теперь – только тление.

Открыл шкаф. Ряд аккуратно развешанных рубашек, футболок, курток. Всё подобрано стилистами. Всё дорого. Всё идеально. И всё… чужое.

Выбрал чёрную футболку, простую, без лого. Надел джинсы, кроссовки. Надел кольцо – серебряное, старое, ещё из первых клипов. Рядом с ним – кожаный браслет. Мелочь, но будто напоминание о том, кем я когда-то был по-настоящему.

Сел на край кровати, открыл старую шкатулку. Там, в самом дне, лежал потрёпанный блокнот – с записями песен, с каракулями, с мыслями. И где-то там – её слова.

С. иногда оставляла мне заметки, фразы, обрывки, цитаты. Неподписанные. Просто прятала среди страниц. Я хранил их. Почему – не знал. Может, потому что в них было больше правды, чем во всей моей жизни.

Одна из них гладила меня по воспоминаниям:

"Если ты не чувствуешь себя живым – притворяйся. Иногда маска помогает выжить."

Я вздохнул, закрыл блокнот, спрятал обратно.

Смс от Матвея:

«Через час собираемся, бери тачку, встретимся у поворота на трассу.»

Ответил:

«Буду.»

Медленно вышел из комнаты, прошёл по безупречному коридору. Мраморный пол, стеклянные перегородки, декоративные растения, всё сверкает – и ни капли тепла. Ни одной фотографии. Ни одного детства на стенах. Только безупречность и успех.

В прихожей снова столкнулся с тишиной. Родители куда-то уехали. Или просто были в другой части этого огромного дома.

Сел в чёрную Audi Q7. Завёл. Машина зарычала. Окно приоткрыл – в лицо ворвался ветер с запахом уходящего дня.

По дороге я снова думал о ней. О её словах. О том, как она отшучивалась, как смотрела бы, будто видела во мне не бренд, не образ, а – человека. Наверное, в этом и было что-то магическое.

Проезжал мимо парка. Детвора бегала, кто-то играл на гитаре. Девушка сидела на скамейке, писала что-то в блокноте. Сердце кольнуло – слишком похоже на неё. Но не она.

На трассе уже стояли ребята.

Грохот басов из машин.

Смех. Сигареты. Девчонки в коротких шортах.

Матвей первым меня заметил и махнул рукой:

– Ну что, ожил, артист? Готов показать класс?

– Как всегда, – усмехнулся я. – Почти живой.

Он хлопнул меня по плечу.

– Знаешь, я всё думал… Может, Лерка – это та, кто тебе нужен? Ты ведь видел её взгляд? Как будто вообще не врубается, кто ты. Кайф.

– Это и пугает. – Я посмотрел вдаль. – Она реальная. А я… давно уже нет.

Свет закатного солнца упал на капот. Всё казалось фильмом, который я снова должен отыграть. Но где-то внутри появлялось странное ощущение – будто я начинаю вспоминать, кто я на самом деле. Пусть совсем чуть-чуть. Пусть пока не всерьёз.

И в этот вечер… мне захотелось дожить до ночи.

Мы стояли полукругом у капота Матвеевой машины. Кто-то держал стакан с колой, кто-то жевал чипсы, кто-то – снимал сторис, как будто в этом вся суть жизни. Матвей, как всегда, в центре. Он рассказывал о вчерашнем походе в заброшку:

– …и прикиньте, она первая полезла в подвал! В очках, с косичками, как отличница из учебника, а потом такая: «Матвей, если меня что-то укусит – тащи за волосы!» – он заржал, откинул голову назад. – Ну, как тут не влюбиться?

– Это про Софию? – хмыкнула Лера, болтая ногой, сидя прямо на капоте.

– Ага, – подтвердил он. – Но она… другая. Умная, тихая. Ну, ты понимаешь…

Я слушал вполуха. Стоял чуть поодаль, с руками в карманах, уставившись в темнеющее небо. Весенний ветер был насыщен запахами – пыльной трассы, бензина, сирени откуда-то из-за забора. В колонках грохотала музыка, кто-то вдалеке прогревал мотор, настраивал свой вечер под шум.

И вдруг – другой звук.

Низкий, сочный рёв двигателя. Такой, что сердце уходит в пятки, даже если ты к машинам равнодушен. У меня в груди что-то сжалось. Рефлекторно повернулся.

На трассу, как будто в замедленном кадре, въехала чёрная Audi RS5. Фары полоснули по лицам, музыка в колонках будто сама собой стихла. Все повернулись.

Она припарковалась у обочины, как будто знала, куда именно встать. Дверь – щелчок, толчок.

Первая вышла блондинка с фиолетовыми прядями. Юбка выше колен, топ, будто забыла половину одежды дома, босоножки на платформе. Смеётся, громко, уверенно, будто этот мир её игрушка.

А потом…

Вторая.

И у меня перехватило дыхание.

Она шла медленно, даже слишком. Как будто каждое её движение было репетицией.

Длинные тёмные волосы собраны в высокий хвост. Некоторые пряди – ярко-розовые. Как будто кричали: «Не трогай. Но и не отводи глаз».

На ней были узкие джинсы, короткий чёрный топ, кожаная куртка на плечах – не надета, а просто накинута.

Каблуки глухо стучали по асфальту. Как выстрелы.

Я не знал её.

Но чёрт…

Это было не влечение. Это было как удар током.

Я сглотнул. Медленно выдохнул. Пальцы в кармане сжались сами собой.

"Она опасная." – эта мысль пронеслась, как вспышка. Я не знал откуда, но был уверен.

– Ого… – кто-то рядом присвистнул.

– Это что за дикие кошки? – Лера вытянула шею, подалась вперёд.

– Одна это подруга Давида, та которая блондинка – прошептал Матвей, подойдя ближе ко мне. – А вторая… Понятия не имею. Но она не отсюда. Видно по глазам. Смотри, как идёт. Как будто ей вся трасса принадлежит.

Я не отвечал. Просто смотрел.

На то, как двигались её бёдра. Как скользил по людям её взгляд – цепкий, изучающий, но не заинтересованный.

И вдруг – он зацепился за мой.

На долю секунды.

Но этого хватило.

Как будто она видела меня. Не мою внешность, не образ, не костюм «сыночка продюсера», не афишу с концерта – а меня.

Того, кто в детстве хотел просто кататься на скейте, слушать музыку и не чувствовать вины за каждый вдох.

Я отвернулся. Резко. Слишком резко.

– Чёрт… – выдохнул сквозь зубы.

– Что, Серый, – усмехнулся Матвей, – всё-таки ожил?

Я снова посмотрел на неё.

Она стояла у капота своей машины, о чём-то говорила с подругой, смеялась.

И я понял, глядя на её губы, на этот холодный взгляд с розовой прядью над щекой:

Эта ночь уже не будет обычной.

Я стоял, не в силах отвести взгляд.

Она двигалась, как будто мир замедлился ради неё.

Тело – стройное, выточенное, но без показной худобы. В каждом шаге – ритм, в осанке – железо. В ней не было девчачьей фальши, не было «посмотрите, какая я» – только она и пространство, которое будто подчинялось ей.

Её взгляд…

Когда он проскользнул по мне – это не было флиртом.

Это был вопрос. Как будто она оценила, измерила, и оставила вывод при себе.

В этих глазах – холод и расчет, но за ними…

Что-то было. Что-то тёплое, спрятанное, как оружие за пазухой.

Опасная. Опытная. Не из тех, кого ты можешь просто забыть.

Рядом загрохотал мотор. Первый заезд.

– Давай, Димон! – крикнул кто-то из парней.

Толпа оживилась. Музыка усилилась, слилась с гулом шин по асфальту.

Два участника подъехали к стартовой линии – рыжая Subaru и серая BMW. Судья в чёрной футболке поднял руку, отмашка – и машины выстрелили вперёд, оставляя после себя клубы дыма.

Я пытался вернуться в реальность. Слушал комментарии, шутки, видел, как парни спорят, кто затащит в следующем заезде.

Но всё время краем глаза следил за ней.

Она стояла у своего автомобиля, смеялась с кем-то, кому-то махала рукой. Потом – автограф.

Мелкая девчонка, лет 13, подбежала с телефоном и листком, та – взяла маркер и быстро расписалась. Даже это выглядело небрежно, стильно.

Похожа на кого-то, кто привык быть в центре. Но не нуждается в этом.

Второй заезд. Ещё громче, ещё злее.

Но меня не интересовали машины. Я ловил момент, как зверь – запах, жест, взгляд.

И тут она медленно обошла машину, кивнула кому-то, открыла дверь и села за руль.

RS5 зарычала, будто ожила под её прикосновением.

– Чёрт… она едет? – Матвей вскинул брови.

– Похоже, – я выдохнул, не отрываясь от неё. Сердце застучало быстрее, будто я сам собирался в заезд.

Машина выехала к старту.

Секунда – и она исчезла в дыму.

Это не было агрессивно.

Это было чисто. Как будто трасса – её элемент. Ни одного лишнего поворота, ни одного рывка.

RS5 скользила, как по льду, как будто сама дорога просила – веди меня.

Все замерли у финиша.

Пыль. Запах горящей резины.

И вот – фары.

Она вынырнула первой. Медленно сбавила ход и остановилась прямо перед нами.

Окно опустилось. Она приподняла бровь и чуть усмехнулась, будто сказала: «Ловите».

И только теперь я разглядел её лицо.

Высокие скулы, немного заострённый подбородок. Губы – матовые, чёткие.

А глаза…

Глаза, как затопленный лес – глубоко, темно, красиво, и не выбраться, если упадёшь.

Она взглянула на меня снова.

На секунду.

Но всё внутри во мне зашевелилось, как будто она видела дальше кожи, имени, статуса.

А потом – отъехала. Медленно. Без спешки. Как будто знала, что я буду смотреть ей вслед.

И, чёрт возьми, я смотрел.

– Ты чё встал тут, как вкопанный? – Матвей боднул меня плечом. – Идём. Познакомимся. Пока она не уехала в закат на своём «коне».

– Да ну. – пробормотал я, но ноги уже сделали шаг сами.

– Брат, если ты не подойдёшь, я сам всё испорчу и скажу, что ты пишешь стихи про неё.

– Ты ж и правда можешь. – Я криво усмехнулся.

Мы двинулись к Audi, которая теперь стояла в сторонке, чуть в тени от ламп. Девушки как раз вышли из машины – та самая дерзкая и её подружка-блондинка с фиолетовыми прядями. Блондинка смеялась, листая что-то в телефоне. А та, что привлекла мой взгляд ещё на старте, стояла, скрестив руки, и спокойно осматривала площадку.

Каждое её движение – как сцена из клипа.

Пальцы – длинные, ухоженные, с кольцами и аккуратным маникюром.

Волосы – тёмные, с ярко-розовыми прядями, собраны в высокий хвост.

Кожаная куртка небрежно свисала с одного плеча, подчёркивая линию ключиц.

Топ – короткий, но не вульгарный, джинсы идеально сидят.

Губы – матовые, чуть приоткрытые, но не в попытке соблазнить – скорее, в равнодушии.

Я не знал, как говорить. Даже дышать.

Матвей, как всегда, уверенно шагнул вперёд:

– Привет, девчонки. Я – Матвей, а это мой друг Серёга. Классно катаетесь.

Блондиночка сразу засияла:

– Спасибо! Я – Екатерина Карасева, а это…

– Мария Лучникова, – спокойно добавила вторая. Ни тени улыбки. Ни тени интереса.

Я попытался что-то сказать, но только кивнул.

Глупо. Дико. Абсолютно подростково.

Но всё, что я мог – это смотреть, как играет свет в её волосах, как она чуть сдвигает брови, оценивая нас.

Не враждебно, нет. Просто… холодно. Осторожно.

– Вы ко всем так подходите после заездов? – спросила она, не громко, с лёгкой, ленивой интонацией. В голосе – не насмешка, а скорее проверка.

– Нет, только к тем, кто впечатляет. А ты – вау, – не моргнув, выдал Матвей.

Мария чуть наклонила голову. Не хмыкнула. Не усмехнулась. Просто посмотрела – в упор, в глаза. На долю секунды.

– Значит, впечатлила. И всё?

– Хотим узнать тебя. Просто. Без задней мысли, – сказал Матвей.

– Вот именно, – добавил я, голос предательски дрогнул. – Ты будто не отсюда. Ты…

Она посмотрела прямо на меня.

Взгляд – прямой, прозрачный, но будто колющий.

Я замолчал.

Потому что понял: она не даёт пробраться ближе. Её границы – как стена из стекла: видно, но не тронуть.

– Я не ищу компанию, – спокойно сказала она. – И не люблю, когда кто-то пытается впечатлить. Это всегда выглядит одинаково.

– Мы и не старались, – попытался мягко вставить я. – Просто… ты выделяешься.

Тем временем Екатерина уже вовсю смеялась и обсуждала с Матвеем какие-то треки, гонки и диджея на прошлой тусовке. Они словно знали друг друга давно.

А я… я стоял чуть позади.

Как лишний.

Как зацепившийся взгляд.

Мария прошла мимо нас к багажнику, аккуратно убрала туда куртку.

Движения уверенные, не спешные.

Она провела рукой по хвосту, поправив пару выбившихся прядей.

От неё пахло сладко, как будто где-то рядом растёрли горсть земляники с мятой – живо, неожиданно, будто лето в самом разгаре.

Ни одного "можно", "если хочешь". Только "я делаю".

– Приятно было познакомиться что-ли. – сказала она, повернувшись ненадолго. – Но мне пора.

– Ты придёшь на заезд в выходные? – вырвалось у меня.

Она посмотрела прямо в глаза. Без ухмылки. Без кокетства.

– Посмотрим. Если будет настроение.

Села в машину. Быстро, как будто разговор не оставил следа.

Двигатель RS5 зарычал.

Краем глаза я видел, как Мария ловко взяла руль, не глядя включила передачу и вырулила на разворот.

– Серёг, ты всё. Тебя размазало, – хмыкнул Матвей. Он обнимал Екатерину за плечи, и они уже договаривались, где встретиться завтра.

– Не размазало.

Я просто посмотрел на человека, от которого не оторваться.

И понял, что Купидон – тот ещё засранец.

Я закрыл за собой дверь машины, и сразу стало тихо. Только мой собственный выдох – глухой, тяжёлый. Свет фар чужих авто мелькал вдалеке, где-то кто-то хлопал дверцей, музыка гремела – а здесь, внутри, будто капсула. Ни звука. Только она. Только она в голове.

Я уронил голову на руль. Зажмурился.

Я видел её. Видел раньше.

Во снах, которые просыпались раньше меня. Там она стояла на берегу какого-то дикого озера – босиком, в длинной чёрной рубашке, волосы развевались, как огонь. И смотрела сквозь меня.

Не на меня – сквозь.

Как сейчас.

И запах…

Сладкий, почти липкий, как варенье из земляники, и прохладный, как мята, когда кладёшь под язык. Я чувствовал его, даже сейчас, будто он остался на воротнике моей кофты, в воздухе, в пальцах. Он был частью её. Как имя. Как взгляд.

Я будто бы вернулся в тот сон, только теперь всё было слишком реально.

Её глаза – не флирт, не вызов. Испытание.

Её голос – не музыка, а приговор.

Я не знал, кто она. Но внутри всё сжалось, как будто я это уже проживал.

Как будто должен был знать.

В груди – дрожь. Не от страха.

От чувства, будто ты опоздал.

На год. На жизнь.

Но всё равно хочешь ещё одну попытку.

Я открыл окно, впуская ночной воздух, но и он не помог.

«Ты не из этого круга…»

Эти слова пронеслись снова.

А я ведь и сам не знаю, из какого круга я.

Я просто устал быть кем-то. А рядом с ней – я впервые почувствовал, каково это – быть никем. Но настоящим.

Пальцы всё ещё дрожали.

Не от влюблённости.

От того, что сердце, кажется, узнало её раньше головы.

Я вернулся домой около полуночи. В прихожей пахло пылью и оставленным утром кофе. Бросил ключи в чашу на тумбочке, скинул кроссовки, не раздеваясь пошёл в комнату.

Там – та же тишина, что была в машине. Только темнее.

Сел на край кровати. Телефон в руке сам разблокировался – пальцы будто помнили, что надо сделать.

Открыл Instagram.

Вбил: Мария Лучникова.

Никаких сомнений, что она там есть.

И она была.

@maria.luchnikova.racing

Аватарка – она в чёрном платье у своей машины. На меня смотрели те самые глаза, в которые я не смог ничего сказать.

Открыл профиль.

1,2 млн подписчиков.

Верифицированная.