Hope for love

Клуб "GLARE" – один из тех, куда я обычно не хожу. Слишком громко. Слишком много взглядов. Но именно это сейчас и нужно.

Охрана на входе узнала нас, переглянулась, дали пройти без очереди.

Внутри – музыка гремит, свет мигает, воздух насыщен духами и алкоголем. Толпа пульсирует, как живое существо.

– Прямо как в моём кошмаре, – сказал я, пробираясь сквозь танцующих.

Матвей уже махал какой-то девушке у бара. Она – шатенка с пирсингом в носу и короткой майкой.

– Помнишь Олю? – крикнул он. – Это не она. Но её зовут тоже Оля. Совпадение?

– Или у тебя типаж.

Мы заняли столик сбоку. Заказали что-то лёгкое – я взял сок, Матвей, конечно, коктейль с названием типа «Без тормозов».

Девушки сами подходили. Одна – блондинка в кожаных шортах – спросила:

– А ты точно тот самый Сергей?

Я кивнул. Она взяла телефон.

– Ну, тогда сделай селфи, и я скажу маме, что мы встречаемся.

– Уверен, твоя мама меня не одобрит, – усмехнулся я.

Матвей подмигнул мне за её спиной:

– Брат, я тобой горжусь.

В какой-то момент я всё же отошёл от столика. Подальше от шума. Встал у стены, наблюдая.

Все эти люди – танцуют, пьют, кричат, живут.

Я чувствовал себя… как будто я в аквариуме. Смазанное стекло между мной и ними.

Телефон завибрировал.

Сообщение от «С.»

С:

"Ты бы сейчас точно выбрал тишину. Но, может, в шуме проще спрятаться?"

Я уставился в экран.

Как она это делает?

Я медленно набрал:

Я:

"А может, я просто хочу почувствовать, что ещё живой.»

Три точки. Ответ не сразу.

С:

"Значит, не всё потеряно."

Я улыбнулся.

Матвей уже шёл ко мне, таща с собой ещё одну «Олю».

– Ты чего завис, поэт?

Я только покачал головой.

– Думаю, я всё-таки что-то нашёл.

– Что?

– Себя. Где-то между басами, коктейлями и чужими глазами.

Матвей не понял. Но похлопал по плечу.

– Хорошо, что ты снова дышишь, брат. Остальное приложится.

Ночь выдалась тёплой, как бывает только весной. Когда город пахнет мокрым асфальтом, цветущей вишней и сигаретами. Когда все стены разрушаются, и ты больше не держишь себя в узде. Не обязан. Не хочешь.

Я стоял на балконе клуба, прислонившись к перилам. Ниже шумела улица, а сзади – музыка пробивалась сквозь стеклянную дверь, как пульс. Свет мигает. Басс барабанит где-то в груди. Ветер треплет волосы.

Матвей уже давно растворился в толпе. Где-то там – его шрамы, его фразы и чьё-то шептание на ухо. А я… Я впервые за долгое время позволил себе просто быть.

Рядом оказалась она.

Рыжие волосы, яркие губы, платье с открытой спиной. Жаркая. Свободная. Не моя. И это было идеально.

– Улыбнись, – сказала она, прижимаясь плечом, – ты будто сбежал с похорон.

Я улыбнулся.

– Может, так и есть. Хоронил остатки здравого смысла.

Она рассмеялась, легко, звонко, и тут же – её рука на моей, тёплая, настойчивая. Мы не сказали больше ни слова. Вернулись внутрь. В гущу танцующих тел, света и музыки. Она притягивала меня, и я не сопротивлялся.

Танцы были как огонь – близко, резко, с искрами. Её бедро касалось моего. Волосы щекотали щёку. Алкоголь бил в голову не хуже баса. Всё размывалось – ритм, пространство, лица. Осталась только она и мои руки на её талии.

Мы вышли за сцену.

Потом – в тёмный коридор.

Поцелуй случился сам. Без слов, без обещаний. Жадно, шумно, сбивчиво. Как будто мир сгорел, а мы успели только на финальный аккорд. Пальцы спутались в волосах, тела прижались ближе, губы горели.

– Я не знаю, как тебя зовут, – выдохнул я.

– И не надо, – прошептала она, – сегодня нам это не нужно.

Утро подкралось, как всегда, без предупреждения.

Я проснулся в чужой квартире, в мягкой постели, с тяжёлой головой и пустым бокалом на тумбочке. Рядом – её дыхание. Гладкая спина. Рядом – ночь, которую я не хотел вспоминать, но и не мог забыть.

Я встал, нашёл свои джинсы, рубашку. Ушёл тихо. Без прощаний.

Ночная весна остывала. Дворники мыли улицы. А я шёл по утреннему городу, будто по чужой жизни.

Телефон завибрировал.

Сообщение от «С.»

С:

"Ты спал? Или пытался забыться?"

Я не ответил.

Слишком честный вопрос. И слишком нечестная ночь.

Дома встретил отец.

На кухне. Газета, чёрный кофе, его обычный утренний ритуал.

– Гулял? – спокойно спросил он, не поднимая глаз.

– Угу. С Матвеем.

– Выпил?

– Чуть-чуть.

– Остался у кого-то?

– У кого-то. Уже не помню имени.

Пауза.

Он отложил газету, наконец посмотрел на меня:

– Ты ведь знаешь, что это ничего не решает, Серёж.

Я пожал плечами.

– Я и не пытался решать. Я просто устал быть… нужным. Хотел побыть никем.

Отец кивнул. Без морали. Без лишних слов.

– Тогда иди в душ. А потом… попробуй снова написать что-нибудь. Только честно.

Я вернулся в комнату.

Открыл ноутбук. Студийная программа уже была загружена. Биты, заготовки, строчки. Всё казалось чужим.

И тут – снова "С."

Моя голова гудела.

Не от алкоголя – от пустоты. От попыток понять, кто я, когда не пою. Когда молчу. Когда никто не смотрит.

Но она… Она знала, как заговорить моё молчание.

С:

"Хочешь, расскажу тебе одну правду? Только одну, но настоящую."

Я:

"Давай. Но если ты скажешь, что тайно влюблена в меня – я не удивлюсь, это уже пятая за неделю"

С:

"Ха-ха, смешной. Я бы скорее влюбилась в кастрюлю гречки – хотя бы она стабильна.

Моя правда: я живу двойной жизнью. Иногда даже забываю, кто я на самом деле."

Я уставился на экран.

Двойная жизнь? Интригует.

Я:

"Серьёзно? Ты шпионка? Или секретная бариста?

Или у тебя просто две симки и ты путаешь, кому что пишешь?"

С:

"Было бы проще.

Но я – это и есть две разные девчонки.

Одна – идеальная, красивая, уверенная. Та, на которую все смотрят.

Вторая – обычная, тихая, уставшая. Та, которая просто хочет, чтобы её поняли.

Угадай, с кем ты сейчас говоришь?"

Я:

"С той, которую я бы хотел обнять.

Даже не зная, как она выглядит."

Пауза. Несколько секунд. Или минут.

Сердце стучит как-то не по-утреннему. Даже кофе не понадобился.

С:

"Ты тоже живёшь на сцене. А кто ты, когда свет выключается?"

Я задумался. Ответ пришёл не сразу.

Я:

"Иногда мне кажется, что когда свет гаснет – я просто исчезаю.

Я знаю, что делать, когда мне хлопают. Но когда молчат…

Я просто О. Парень, который всё ещё ищет себя."

С:

"Значит, мы оба потерялись. Но хоть нашли друг друга в этой переписке."

Я :

"Потерянные, но не сломленные.

Эй, ты не боишься, что мы когда-нибудь встретимся в реальности?"

С:

"Боюсь.

Потому что вдруг ты не узнаешь меня. Или я тебя.

Или – узнаем. И это будет страшнее всего."

Я читал её слова и чувствовал, как внутри шевелится то, что долго спало. Настоящее. Живое. Чужое, но нужное.

Я:

"Знаешь, если когда-нибудь мы встретимся – не говори, что это ты.

Просто подойди.

И если я скажу: «Ты – С.?»

– улыбнись."

С:

"А если ты ошибёшься?"

Я:

"Тогда она будет самой счастливой ошибкой в моей жизни".

И в этот момент мне вдруг стало легче.

Не потому что всё решил. Не потому что всё понял.

А потому что кто-то в этом городе, где люди больше лайкают, чем слушают, просто написал мне: "Я тоже не знаю, кто я. Но я есть".

Эта глава моей жизни началась с танцев и поцелуев в темноте.

А закончилась… светом экрана.

И чьим-то искренним «я».

Я сидел в тишине.

Не той, что пугает. А той, что вдохновляет.

В голове ещё звучали её слова – простые, честные.

Чёрт. Почему фраза “я живу двойной жизнью” вдруг задела меня сильнее, чем сотни оваций?

Обычно я начинал день с кофе, глупых мемов от Матвея и прокрастинации.

А сегодня – я просто открыл ноут, запустил студийную программу и… впервые за долгое время захотел петь. По-настоящему. Без фильтров, без продюсеров в голове.

Солнце пробивалось сквозь жалюзи, ложась мягкими полосами на гриф гитары. Я достал её, медленно провёл пальцами по струнам.

– Давай, Серёга… ты же не только лицо на афише, – пробормотал я. – Ты можешь сказать что-то своё.

Открыл блокнот.

Писал медленно.

Рисовал строчки как линии на коже. Рвано. Искренне. С ошибками.

«Кто ты, девочка в экране?

Слова твои – как теплый чай.

Я в суете, как в океане,

Но ты – мой тихий маяк, прощай…

Прощай мой страх быть настоящим.

Прощай мой страх быть не тем.

Ты – не любовь с обложки глянца.

Ты – мой невыдуманный свет.»

Я засмеялся – один, посреди студии.

– Ну не знаю, что скажет продюсер, но бабушка бы прослезилась.

Но мне было всё равно.

Сегодня – я не писал ради чарта. Я писал ради себя. И ради неё.

Хотя даже не знал, как её зовут на самом деле.

Иногда песни рождаются из боли. Иногда – из злости.

А сегодня… она родилась из тепла.

И этого было достаточно.

К вечеру я почти не отходил от микрофона. Делал дубли, слал Матвею демки, играл с рифмой. Он прислал голосовушку:

– Брат, это ты написал? Это что, влюблённый Остапчук? Я иду тебя искать. Скажи честно, ты влюбился в продюсершу, да?

Я рассмеялся, покачал головой и ответил просто:

– Пока сам не понял. Но точно не в продюсершу.

Chapter 2

Мария.

Вам когда-нибудь было по-настоящему одиноко?

Не просто «я сегодня не с кем не говорила» —

а так, чтобы даже своё отражение казалось чужим.

Бывало страшно проживать один и тот же день снова и снова, словно заело плёнку?

Боялись, что вас увидят настоящими, без макияжа, без уверенности, без фальши?

А мне это всё – знакомо. До костей. До утренней тошноты.

Каждый день вот уже одиннадцать лет я играю.

Профессионально. Грамотно. Мастерски.

Меняю маски, как наряды.

В школе – идеал.

На треке – хищник.

На людях – образец.

А внутри? Только я и пустота.

Я будто бы смотрю на себя со стороны и думаю:

«Это не ты. Это – чья-то выдумка. Удобная. Безопасная».

Проблема у меня всегда была одна. И это – я сама.

После смерти мамы я перестала чувствовать.

Плакать было нельзя – рядом папа. Он и так разваливался по кускам.

Я слышала, как он по ночам говорил с её фотографией, как засыпал в кресле на кухне в одежде и со стаканом дешёвого виски.

Он работал сутками, лишь бы мне было что есть, куда пойти.

Но каждый его успех напоминал мне, чего у нас больше нет.

В тот самый вечер, когда он впервые не пришёл домой до рассвета,

я залезла на крышу нашего дома, посмотрела на пустое небо – и поняла:

мне нужно стать сильнее.

Сильнее мамы, сильнее папы, сильнее себя.

С тех пор я ушла в гонки.

Первые трассы – подворотни, старые автобазы, мосты.

Грязь, кровь, вспышки фар.

Потом появились деньги. Признание. И новое имя – Мария Лучникова, королева трека.

Я копила каждый выигрыш, откладывала в ящик,

где раньше хранились мамины бусы и мои детские рисунки.

Иногда помогала папе, но большую часть собирала втайне – для себя.

Когда мне исполнилось шестнадцать, я взяла всё, что заработала, и стала той, кем мечтали быть тысячи.

Сменила гардероб. Купила то, на что раньше даже смотреть боялась.

Окружила себя нужными людьми.

И главное – я купила её.

Audi RS5 2019 года.

Моя мечта. Моя душа.

Чёрная, как сожжённое письмо. Глянцевая, как зеркало, в которое ты боишься смотреть.

Салон пахнет кожей и амбициями. Руль – как продолжение руки.

Звук двигателя – как стук моего собственного сердца.

Когда я в неё сажусь, я забываю, кто я.

Я становлюсь машиной. Скоростью. Ревущим монстром с улыбкой на губах.

Я уезжаю от всего – от прошлого, от людей, от себя.

Mercedes-AMG GT, на которой я выхожу в официальные заезды, конечно, мощнее.

Но это просто инструмент.

А Audi – это моё дыхание. Моя слабость. Мой дом.

Прошло всего полгода – и вот я на пике.

Крутая тачка, стиль, выставки, интервью.

Я стала «той самой».

Идеальной.

Но только мне-то это всё надоело.

Каждое утро – как новый бой с самой собой.

Идеальная маска трескалась, а под ней – тоска.

Когда в очередной раз пересматривала Золушку,

я вдруг поймала себя на мысли —

а что если всё наоборот?

Что если вернуться назад?

Сбросить корону и стать кем-то простым?

Так появилась София Броцкая.

Фальшивые документы. Русый парик. Линзы. Форма официантки и жизнь в тихой, забытой богом забегаловке.

Я нашла друзей.

Научилась смеяться.

Разрешила себе чувствовать.

И вроде бы стало легче.

Но…

«Я запутался в себе, нету крыльев, ну а вдруг

Я без них смогу взлететь, моя тень – мой новый друг…»

Эти строки крутятся в голове.

Я не ангел.

И тень – действительно мой единственный друг.

«А что будет, когда я закрою глаза?

Будет свет или тьма, я не знаю…

Кто-нибудь вспомнит обо мне?»

Вот честно? Я не уверена.

Порой я стою у окна в забегаловке после смены,

вспоминаю трек, скорость, свою Audi —

и думаю: а если бы я тогда не выбрала стать другой?

Кто бы я была сейчас?

Я не знаю.

Софи – тоже не настоящая.

Это просто ещё одна маска. Более теплая. Более человечная.

Но всё равно – маска.

Иногда мне кажется, что настоящая я осталась где-то на обочине.

Та, что воровала черешню, залезала на крыши, писала стихи в тетрадку.

Та, у которой были чувства. Не просто ярость и боль.

Может, всё ещё можно вернуть?

Или я уже слишком далеко уехала от самой себя?

И вот каждое утро, когда дверь с тихим щелчком закрывается за отцом,

я остаюсь наедине с этим чертовым потолком,

освещённым серым светом раннего утра.

Он давит на меня. Как будто знает, как сильно мне не хочется открывать глаза.

Я лежу в тишине, будто в аквариуме,

где даже воздух звучит по-другому – глухо, отрешённо.

И каждый раз думаю:

почему жизнь такая тяжёлая?

Почему кто-то рождается с крыльями,

а я – без кожи?

Вот, взгляните на этого идеального Сергея Остапчука.

Известный певец. Любимец публики.

С детства – голос, как у ангела,

внешность, будто созданная по заказу.

Ходи, улыбайся, пой свои песни —

и миллионы сердец падают к твоим ногам.

У него всё будто с неба свалилось.

Без борьбы. Без потерь.

А я?

Я сражалась каждый чёртов день.

Чтобы быть кем-то. Чтобы быть замеченной.

Чтобы хоть раз почувствовать, что я – не пустое место.

С детства – тренировки, кровь из коленей,

загнанное сердце, исписанные тетради с маршрутами треков,

сон по три часа, вечные синяки под глазами.

Но я не жаловалась.

Я боролась.

Чтобы стать лучшими руками, ногами, голосом, духом.

Чтобы хоть кому-то быть нужна.

Я ненавидела эту жизнь.

Ненавидела её за то, что она забрала маму.

Мою звезду. Мой свет.

Чистого ангела с ясными глазами.

Глазами, которые теперь смотрят на меня с фотографий —

в коридоре, в спальне, в телефоне,

в самых больных снах,

где она зовёт меня тихо:

«Машенька…»

Я так и не услышала этого вживую.

Не запомнила её голос по-настоящему.

Не запомнила объятий.

Да и слово "мама" —

я его никогда не говорила с настоящим смыслом.

Просто звуки.

Иногда, ночью, я закрываю глаза и притворяюсь,

что она рядом. Что её ладонь гладит мои волосы.

Что всё – не навсегда.

Но утром… всё исчезает.

И я остаюсь одна.

С этим проклятым потолком.

Я ненавидела этот мир за то, что кому-то всё даётся легко.

Кому-то достаточно улыбнуться,

чтобы жизнь выстелилась ковром.

А я?

Мне нужно ломать себя, угождать, быть идеальной —

чтобы просто получить крошки признания.

Я ненавидела отца.

Да, именно так.

Ненавидела за то, что забыл, кто я.

Что перестал быть рядом.

Что его стало больше на работе, чем дома.

Что вместо того, чтобы обнять и сказать «я рядом» —

он просто молчал.

Гасил свет в своей комнате и исчезал.

Я знаю, он старался.

Он выживал. Он боролся, как и я.

Но мне хотелось не денег, не одежды,

а пяти минут тишины рядом с ним, когда я могу поплакать не в подушку, а в его плечо.

Но таких минут не было.

И больше всего…

больше всего я ненавидела себя.

За то, какой стала.

Холодной. Жёсткой.

Циничной.

В глазах – огонь, в сердце – лёд.

Люди называли меня мразью,

и, может, в чём-то были правы.

Но ведь я просто научилась выживать.

Научилась замечать, кто чего стоит.

Я научилась любить осторожно,

и доверять только тем, кто прошёл сквозь мои стены.

Я видела в людях ценность – не по деньгам, не по словам,

а по поступкам.

И знаете что?

Большинство – пустые.

Так почему я должна быть доброй, если мир жесток?

Почему я должна улыбаться, если боль выжгла моё лицо изнутри?

«Мои мысли ни о ком, мои треки ни о чём

Мои ноги на краю, две секунды – я взлечу…»

Я знаю, каково это – стоять на краю.

Молчать, но кричать внутри.

И надеяться, что кто-то услышит.

Я всё ещё лежала на кровати.

Сквозь шторы лез солнечный свет,

наглый, слишком тёплый для моего состояния.

Будто смеётся надо мной:

«Вставай, Мария. Снова играть в жизнь пора».

Я медленно поднялась, ноги коснулись холодного пола.

Этот утренний ритуал – как нож по сердцу.

Всё, что мне нужно – просто пару минут не быть собой.

Но я знала, – пора.

Подошла к зеркалу.

Старая трещина в правом верхнем углу,

которую я так и не заклеила,

рассекала моё отражение надвое.

Словно показывая: ты не одна.

Ты – две.

Я провела пальцем по стеклу, как по ране.

Кто ты?

Передо мной стояла красивая девушка.

Холодный взгляд, острые скулы, идеально уложенные волосы.

Чёткие брови, безупречная кожа.

Эталон.

На витрину поставь – и продаваться будет быстро.

Но внутри…

пусто.

– Кто ты? – прошептала я вслух, не узнавая свой голос.

Я пыталась вспомнить, когда в последний раз смеялась по-настоящему.

Когда смотрела на себя не как на проект,

а как на человека.

Раньше я думала, что знаю себя.

Знала, к чему иду, что хочу доказать, кому мстить.

Но теперь всё как будто размыто.

Как будто моё лицо на стекле чужое.

Как будто я надела чужую кожу и забыла, как выглядит моя.

Я провела ладонью по щеке.

Тепло.

Живая.

А внутри – как будто мёртвая.

«А что будет, когда я закрою глаза?

Будет свет или тьма – я не знаю…»

Слова из песни, которую вчера ночью слушала на повторе,

отдавались эхом в голове.

Они были ближе ко мне, чем мои собственные мысли.

Будто кто-то вытащил моё нутро и записал его на музыку.

Lizer знал, как я себя чувствую.

Он тоже когда-то стоял у этого зеркала.

Или у своего.

Я посмотрела в глаза своему отражению – долго.

Они были зелеными, глубокими, как зеленый чай без сахара.

И такими уставшими, будто им сотня лет.

Мария.

София.

Гонщица.

Официантка.

Дочь.

Никто.

Я уже не знала, какая из них настоящая.

Какая из них – живая.

А какая – просто роль, которую я так долго играю,

что текст забылся.

Я наклонилась, смыла с лица остатки сна,

но с водой не ушла тяжесть.

Не ушёл этот серый налёт на сердце.

Может, мне просто надоело быть сильной?

Может, я устала быть той, кем все хотят меня видеть?

Может, я хочу, чтобы кто-то обнял меня —

не за победы, не за идеальность,

а просто так.

Я выпрямилась и сделала шаг назад.

Сильная. Холодная. Собранная.

Но с трещиной.

Такой же, как в зеркале.

И пока я натягивала джинсы и застёгивала кожаную куртку,

внутри меня глухо билось сердце:

тихо, как будто на последнем дыхании.

Сегодня снова день.

Новый.

Один и тот же.

Я вышла из дома, будто убегая. Из этих стен, где слишком много тишины. Из воспоминаний, в которых мама всё ещё жива, а папа – всё ещё рядом. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и город медленно начинал гудеть вечерней суетой, как чужой голос в телефонной трубке – отстранённый и раздражающий.

На парковке стояла моя Audi RS5 – чёрная, как моя злость, моя тоска и моя любовь к ней. Мой талисман, мой дом, моё спасение. Я провела рукой по гладкому капоту, как будто утешая не машину, а себя. Она будто ждала меня. Она всегда ждала.

Села за руль. Захлопнула дверь. Щёлк. Внутри – другой мир. Тот, где я могла быть собой, где никто не осуждал, не требовал. Где я не была ни Марией, ни Софией – просто кем-то, кто умеет гнать вперёд, забывая о боли.

Я завела двигатель – низкий, утробный рёв заполнил салон. Сердце машины билось ровно. Чётко. Не как моё.

Медленно выехала со двора, нацепив солнцезащитные очки, хотя солнце уже скрылось. Просто чтобы никто не видел моих глаз. Ни один случайный прохожий. Ни водитель на соседней полосе.

На панели мигнула система – телефон подсоединён. Я включила музыку.

Первая песня, что заиграла, – ПИКЧИ, «Тем теплом».

И всё внутри оборвалось.

«Каждый день на один день похож,

Я снова утром убиваю сигареты…»

Слова ударили в грудь, как кулак.

Я не курила. Но каждое утро убивала себя чем-то другим – молчанием, улыбкой сквозь боль, этой маской, которую так тщательно держала.

Эти строчки, будто написаны с моей жизни.

Словно кто-то знал, каково это – жить без надежды, но делать вид, что ты сильная.

«Я помню про тебя, надеюсь, что ты тоже

Не куришь, так же наблюдая за рассветом…»

Слёзы накатывали, как волны. Не было больше сил сдерживаться.

Всё, что я потеряла, всё, что прятала, всплыло в голосе песни.

Я прижала газ. Двигатель зарычал. Машина вырвалась на трассу – как я мечтала вырваться из себя.

Дорога уносила прочь от города, от шума, от людей, от лжи.

«И по щекам все твои слёзы в конце ноября,

Тогда так глупо тебя потерял…»

Это будто он пел. Кто-то, кто когда-то любил. Кто-то, кто когда-то мог спасти, но не остался.

Я вспоминала – мамины глаза, папин голос, запах детства, которого больше нет.

И те, кто смотрел на меня, но не видел, сколько во мне одиночества.

«Я так хотел летать, но дай же мне повод остаться…»

Да, я тоже когда-то хотела летать.

Быть лучшей. Быть вдохновением. Быть гордостью.

Но с каждым днём всё меньше причин оставаться.

Я свернула с трассы. По просёлочной дороге – к звёздам, к полям, к тишине.

Затормозила. Заглушила двигатель.

Музыка продолжала звучать, уже тише. Где-то в салоне.

«Тем теплом на повторе

Я удивляюсь, как ты меня помнишь…»

Я вышла из машины, шагнула в ночь. Небо висело над головой – как чёрное покрывало, без ответов.

Трава хрустела под ногами. Холод пробирал.

Но внутри было жарко. От слёз. От боли.

И я закричала. Впервые по-настоящему.

Не сдерживаясь. Не заботясь, кто услышит.

Кричала от обиды, от бессилия, от усталости.

Плакала, не заботясь о макияже, о внешности, о гордости.