
Полная версия
Проклятие книжного бога. Город Ирий
Как будто она была не человеком.
А чем-то… странным. Сломанным.
Все её попытки быть рядом с кем-то оборачивались отказом. Молчаливым. Уничижительным. Холодным.
И постепенно она перестала пытаться.
Но потом в ее снах,после моментов ощущения любви и счастья,– всегда, всегда – что-то ломалось. Как и в жизни.
Кровь. Крики. Стены, залитые грязью и ужасом.
Она убивала. Или её убивали.
Мир рушился. И всё, что она чувствовала – исчезало.
И она просыпалась. Вся в поту. С дрожащими руками. С ощущением, будто на секунду жила.
Эти сны были как зеркало её жизни – обманчивые и жестокие. Тень показывала ей, что счастье – это лишь мгновение перед падением в бездну. И именно эта бездна, эта неизбежная тьма всегда ждала её, чтобы затянуть снова.
И вдруг – резкий стук в дверь. Он выдернул её из поверхностного сна, оставив на грани сознания и забвения.
– Подъём. Новобранцы. – Голос был мужским, коротким и без всякой интонации, словно скомандовал механизм, а не живой человек.
Она открыла глаза. Лицо казалось бледным, волосы спутанными, а взгляд – пустым, словно давно потерянным в тумане воспоминаний. Тело наконец отдохнуло, но душа – нет.
– Инструктаж. В шесть ровно. Через сорок минут. – голос повторил холодно и отчётливо.
Медленно, с трудом, М приподнялась на узкой железной кровати. В теле всё ломило, словно всю ночь её били, хотя память хранила мрак и молчание.
За окном уже начинал светать – ранний осенний рассвет медленно расползал по горизонту, окрашивая небо в бледно-серые и холодные розовые тона. Холодный ветерок пробирался сквозь щели оконных рам, напоминая, что даже новый день не принесёт тепла и покоя. Влажный воздух был пропитан запахом сырости и затхлости – будто сама осень шептала о приближающейся зиме и непрерывной борьбе за выживание.
Когда вчера ей вручили ключ от комнаты, девушка на ресепшене коротко обмолвилась на сумку у стены – ту, что шла в комплекте с комнатой. Но М проигнорировала её слова.
Слишком много было шума внутри – её собственные мысли, стершиеся воспоминания и боль, слишком усталая, чтобы распаковывать что-либо.
Она просто легла прямо в том, в чём пришла: в бежевом камуфляже, потёртом, выцветшем, будто он принадлежал не одному поколению до неё. И он ей подходил – изношенный, бесформенный, чужой.
Но теперь, стоя в утренней тишине перед рассветом, проникающем из жерла наверху, она вдруг почувствовала – запах чужого тела, пыли, сырости и крови, впитавшихся в ткань, которой касалась кожа всю ночь. Это была не одежда, это было орудие пыток.
М взглянула на сумку – та стояла у двери, как будто всё это время терпеливо ждала, когда на неё наконец посмотрят.
Она подошла. Села рядом. Открыла молнию.
Внутри лежала аккуратно сложенная новая форма, плотная и свежая, с чёткими складками, словно её никто никогда не носил. Красный берет. Несколько пар нижнего белья. Гигиенические принадлежности. Штучки. Мелочи для выживания. Бумажный буклет с чёрным заголовком: «Правила для новых. Прочитать немедленно.»
Она провела пальцами по буклету, но пока не открыла. Слишком прямолинейная инструкция. Слишком громкая.
Зато форма – она казалась правильной.
Стерильной. Чистой.
Как защита. Как новая кожа.
Она не хотела выделяться. Не хотела, чтобы от неё шарахались, как это было раньше – слишком острый взгляд, слишком тихий голос, слишком странная тишина, и люди отступали. Теперь она хотела раствориться. Стать невидимой. Не «девочкой с чем-то внутри», а просто частью системы. Песчинкой в безликой толпе.
И потому – она встанет.
И переоденется.
И будет такой, как надо.
Она надела тёмную, выданную ей униформу: ткань странно впитывала свет, как будто сама была соткана из сумерек. Выйдя в коридор, М направилась в ванную комнату. Стены были исписаны древними рунами – не такими, как в туннеле, но похожими. Эти светились еле-еле, будто дышали. М остановилась, коснулась одной из них. Она была тёплой, как кожа.
За углом – тяжёлая деревянная дверь с эмблемой орла и ока на ней. За ней – звук голосов, эхом отдающийся в голых плитах ванной.
Она толкнула дверь.
Пар из душевой ударил в лицо – тёплый, но какой-то удушающий. Запахи мыла, ржавчины и… чего-то болотного. Как будто вода в этом месте текла не из обычных источников, а из сердца подземной реки, что когда-то была проклята.
Вдоль стены – старые раковины, над которыми были натянуты треснувшие зеркала. У некоторых зеркал стояли фигуры.
Первой бросалась в глаза высокая светловолосая девушка. Короткая стрижка, словно обрубленные ножом локоны, подчёркивали скулы и ясный – слишком ясный – взгляд. Её голос разносился по комнате звонко, как смех в заброшенной церкви:
– …и что, ты серьёзно думаешь, что они будут ставить нас на задания сразу? Не смеши, они сначала вживят каждому по жучку.
Рядом с ней стояла другая девушка, ещё выше ростом – с чёрными короткими волосами и мощным, пышным телом. Она казалась настоящим гигантом, но в её глазах был какой-то странный свет: искренний, простой, как у школьной подруги, которая всегда первая вступится в драку. Она громко рассмеялась:
– Пусть вживляют, я вообще люблю технологии. Чем больше, тем лучше.
М скользнула взглядом дальше.
У одной из раковин стояла третья фигура – девушка невысокая, но с поразительно крупной грудью, что казалась неуместной в этом холодном месте. Её тёмно-каштановые волосы свисали на тонкие плечи, как паутина. Лицо было почти прозрачным от бледности. Брови – тонкие, выщипанные в ниточку. Она молчала, расчесывая волосы тонкими движениями, и её взгляд был будто провален внутрь черепа. От неё шёл слабый запах… цветов? Но мёртвых. Сухих.
И, наконец, парень. Один. Среднего роста, в очках с толстёнными линзами, которые делали его глаза похожими на насекомьи. Он то и дело озирался, пытался встать ближе к кому-то из девушек, но оставался на отдалении. Он как будто знал, что не вписывается, и не пытался.
М стояла у раковины, ледяная вода стекала по её шее, и с каждым вдохом ей казалось, что внутри замирает что-то древнее, что-то, что раньше дышало вместо неё. Она снова взглянула в треснувшее зеркало. В отражении – те же люди, та же тусклая лампа под потолком, капающая ржавая труба…
И всё же, среди этого странного ансамбля фигур, одна казалась… другой.
Девушка с винно-красными волосами.
Не алыми, не пылающими – а будто увядшими, ближе к цвету густого гранатового сока или крови, запекшейся на алтаре. Волосы ложились мягко, в лёгкие волны, касаясь плеча. На лице – лёгкая, почти непринуждённая улыбка. Та, которую рисуют на себе люди, уставшие, но не сломленные.
Когда её взгляд пересёкся со взглядом М – там не было настороженности. Не было холодного сканирования, как у остальных. Наоборот. Её глаза будто сказали: «Ты здесь не случайно. И тебе не нужно бояться».
Она на мгновение кивнула, как старый знакомый, и мягко тронула парня в очках за плечо. Тот, казалось, ожил. Его напряжённые пальцы разжались, губы дрогнули в полуулыбке. Он шагнул ближе к ней, и она не отстранилась.
– Раф – обратилась она к нему с мягкой интонацией, – Ты ведь знаешь, что они нас не сразу на полигон отправят.
– Не из-за этого, – пробормотал он. – Просто… это место. Оно как будто пульсирует.
– Я знаю. – Она коснулась его руки. Коротко, но явно не случайно.
Этот жест – тонкий, почти неуловимый – сразу изменил атмосферу. М уловила это с первого взгляда. Между ними что-то было. Тихое, сдержанное, но настоящее. Что-то, за что они оба держались, как за единственную опору в городе, где даже свет луны казался чужим.
Парень снова скользнул взглядом по М, уже чуть спокойнее. Девушка с винными волосами чуть наклонила голову:
– Ты новенькая, да? Я – Рада. А это Раф. Если что-то случится – ищи нас. Не всё здесь такое страшное, как кажется. Только не слушай воду. Вода всегда врёт.
Последнее прозвучало шёпотом. И когда она сказала это – взгляд её потемнел. М показалось, будто из угла её глаза скользнул отблеск тени, как дым, но исчез сразу, растворившись в свете лампы.
М кивнула молча, ощущая, как напряжение в ней стало чуть мягче, но не исчезло. Рада была дружелюбной. Почти слишком дружелюбной. А значит – всё это нужно было воспринимать с двойным дном.
Прежде чем М успела что-то ответить, в помещение вошёл высокий агент в чёрной форме. Его лицо было отчасти скрыто под гладкой маской, и только металлический значок на груди мигнул красным.
– Все новобранцы – на инструктаж. Немедленно.
Голос был нечеловечески ровным – будто его проговорил сам город.
Рада дернулась почти незаметно. Все в комнате замолкли. Даже капли воды из труб прекратили падать на кафель – на секунду стало жутко тихо, как в склепе.
– Пошли, – сказала Рада и тронула М за локоть. Её прикосновение было тёплым. Почти человеческим.
Но в этом городе – почти никогда не значило достаточно.
Они пошли по узкому коридору, освещённому холодными лампами. Пол под ногами поскрипывал, воздух пах старым мхом, железом и… чем-то похожим на озон – как после удара молнии. Из-за углов доносились тихие, словно приглушённые разговоры, в которых проскальзывали странные слова: “Зал Гласов”, “схема 3.14”, “Книжный бог”.
– Куда нас ведут? – прошептала М.
Рада ответила, не оборачиваясь:
– Вглубь. Всегда вглубь. – Они подошли к массивным дверям. Камень был древним, исписан рунами, словно выжженными изнутри. Надпись над аркой:
"Где начинается знание – умирает воля."
Раф слегка поморщился.
– Прекрасное место для завтрашнего кошмара.
И двери открылись.
Глава 8. Зал Инструктажа
Высокие гулкие стены, своды уходят в темноту, несмотря на множество ламп. Каменные плиты пола под ногами отполированы тысячами шагов. На передней стене – старинный герб, вырезанный в мраморе. Ни слова. Ни надписи.
Всё пространство перед глазами новобранцев дышало историей – и страхом.
Трое агентов в чёрных одеяниях стояли на возвышении. Один из них – высокий, с лицом как высеченным из гранита, вышел вперёд.
Говорил спокойно. Без эмоций.
– Добро пожаловать в Ирий. Город-призрак. Город-рана. Город, который никогда не существовал, если верить официальным картам.
Он шагнул в сторону, и за его спиной вспыхнул экран. Старинная карта, окутанная дымкой, ожила. На ней – очертания древнего Руси. Дата: 988 год.
– Вы знаете эту дату. Крещение Руси. Князь Владимир, принятие христианства, сожжённые капища, уничтоженные идолы.
Он замолчал, давая паузу. Затем:
– Так думают все. Но вы – здесь, потому что знаете: реальность была совсем другой.
На экране всплывают зарисовки: языческие храмы, люди с татуировками и масками животных, жертвенные костры, святилища, покрытые кровью.
– Язычество не было просто верой. Это была сила. Настоящая. Кровавая. Опасная.
Язычники были не просто отшельниками. Многие из них были магами – шаманами, чародеями, ворожбитыми. Они гадали на кишках, говорили с лесом, управляли урожаем и смертью. Им приносили жертвы – и они отвечали.
– Когда князь Владимир понял, что даже принятие христианства не способно защитить его, он создал то, о чём не пишут в летописях.
Экран гаснет. Свет – только на лекторе. Он понижает голос.
– Он создал Организацию по Борьбе с Магией. О. Б. М.
– Её настоящее название утеряно. Сожжено, вымарано, как и всё, что касалось магии. Но известно точно: она была рождена в огне и страхе. Именно агенты ОБМ захватили первое логово язычников – Ирий.
В зале стало заметно прохладнее. Словно камни вокруг вспомнили кровь на себе.
– Ирий был построен самими язычниками. Глубоко под землёй, чтобы избежать преследований. В жерле спящего вулкана, который считали священным, они создали подземный город. Центр силы. Центр боли. Здесь ходили их боги. Здесь они прятались. Здесь рождалась магия.
Он сделал шаг назад. Второй агент включил другой экран: чертежи подземных ходов, рунические карты, фото высеченных стен.
– Когда мы его нашли – мы уничтожили их. Всех. Женщин, детей, жрецов. Магию мы залили огнём и солью.
Мы основали здесь свой форпост. Улицы были вымыты, но никогда по-настоящему не очищены.
– Некоторые из вас уже почувствовали присутствие того, что осталось.
Глубокая пауза. Кто-то из новобранцев сглотнул.
– Сейчас ОБМ существует более тысячи лет. Мы меняли имена. Сжигали архивы. Но суть осталась.
Мы – последняя линия защиты между человечеством и древней магией. Между светом и Зовом.
Он подошёл ближе. Его голос стал почти шепотом:
– Среди вас уже могут быть заражённые. Проклятые. Это не болезнь. Это судьба.
Некоторые из вас станут агентами. Некоторые – источниками. Некоторые – инструментами.
Он как-будто посмотрел прямо на М. Его глаза были слишком светлыми, почти выжженными.
– Этот город вы примете. Или он поглотит вас.
Третья фигура включила последний экран. На нём медленно разгорался символ: орел,око … и круг, охватывающий всё.
– С этого момента вы – не вы. Вы – часть О. Б. М.
Когда мужчина на трибуне закончил речь, в зале воцарилась напряжённая тишина. Кто-то сдвинул плечи, кто-то попытался вздохнуть – но тишину прорезал резкий, отмеренный стук каблуков.
Он приближался, отсчитывая секунды до чего-то… другого.
Из тени вышла она.
Высокая. Вытянутая, как древний клинок. На ней была форма иного кроя: более строгая, более официальная, чем у всех присутствующих. Её мундир был насыщенно-чёрным, идеально выглаженным, подчёркивающим прямую, как стрела, спину. На плечах – серебряные знаки, не похожие на обычные знаки отличия. Красная фуражка сидела на её голове идеально ровно, как будто вписана в геометрию самого пространства.
Чёрные волосы, длинные, собраны в низкий хвост, из которого не выбилось ни одной пряди. Когда она остановилась на трибуне, воздух стал тяжелее. Пространство словно поджалось к её ногам.
Когда она ступила на трибуну, пространство будто подогнулось под её шагом. Время стало плотным. Кто-то шевельнулся – не дыша.
М смотрела.
И не могла не смотреть.
Не потому что было страшно.
А потому что в её присутствии страх становился бессмысленным. Он растворялся в чём-то более глубоком, неосознанном, древнем – как зов, как тяга, как память о чём-то несуществующем.
Она заговорила, и голос её звучал не громко, но каждое слово проникало в сознание, как капля расплавленного металла.
– Командующая А, – представилась она. – Руководитель текущего поколения агентов и протокольного архива ОБМ. Вы будете подчиняться мне. До самой своей смерти. Или исчезновения. Что, впрочем, одно и то же. – Хотелось запомнить тембр. Интонацию. Паузу между словами. М ловила себя на том, что хочет услышать ещё хоть одно слово.
Никто не смеялся. Даже не шевелился. Лица напряглись, спины выпрямились.
Она окинула зал взглядом, как будто уже знала прочитала из них – до самой души. Как будто уже знала – кто есть кто. И кто кем станет.
А затем продолжила, делая шаг вперёд:
– Вы уже слышали, как появился город. Вы знаете о язычниках. О крови. О магии.
Но вы не знаете главного.
Вы не знаете, зачем мы здесь до сих пор. Почему не сожжём всё и не уйдём. Почему храним этот ад под землёй.
Она подняла взгляд к мраморному своду, будто обращаясь не к живым, а к самому камню:
– Потому что они всё ещё живы.
На экране за её спиной появилось изображение: четыре древних символа, начертанных на камне, как будто царапаны когтями. Они мерцали не светом – а чем-то более древним.
Командующая продолжила:
– Четыре. Бога.
Четыре сущности. Бывшие когда-то частью пантеона языческой Руси, но не канувшие в небытие, как полагалось. Они не миф. Не метафора. Не сказка.
Она произнесла имена так, будто вызывала их.
– Мокошь.
Богиня судьбы. Женская сила. Владеет нитью жизни. Где она проходит – умирают дороги, рвутся связи, ломаются семьи. Она орошает поля – и топит деревни. Говорят, она может жить в теле ребёнка, в кукле, в зеркале.
– Стрибог.
Стихия, без формы. Шепчет с ветром, ревёт в ураганах. Видели, как он входил в собаку. В монаха. В грудную девочку, чей крик пробил гранитную стену. Он знает путь любого слова, любого дыхания. Он был в ваших снах. Вы не заметили.
– Даждьбог.
Солнце. Свет. Плодородие. Его боятся больше всех, потому что он самый добрый. Он приносит тепло, а потом сжигает дотла. Он кормит – и отравляет. Его лицо чаще всего – самое красивое. Его голос – как голос матери. Он улыбается… перед тем, как вынуть глаза.
– Сварог.
Кузнец. Огонь. Создатель. Он может быть в лопате. В дереве. В мужчине с молотом. Он создаёт миры – и разрушает. Он строил этот город вместе с ними. Его огонь всё ещё дышит в глубине туннелей.
Командующая замолчала. На мгновение её глаза вспыхнули странным, ртутным светом.
– Эти четверо… не умерли. Не исчезли.
Они среди нас.
– Мы их ищем. Мы их отлавливаем. Иногда нам удаётся. Иногда – нет.
Они меняют тела, пол, возраст, расу. Могут быть ребёнком, старухой, рекой, дверной ручкой, голосом в голове.
Они – нечеловеческие. Но используют человеческое, как оболочку.
Она приблизилась к краю платформы. Теперь её лицо было видно ближе.
Лицо было не просто красивым – оно было настолько совершенным, что хотелось отвернуться, чтобы не чувствовать, как внутри что-то подгибается. Высокие скулы – острые, но не грубые. Губы – тонкие, плотно сжатые, как будто хранили в себе клятву. Глаза – карие, тёмные, глубокие и совсем не живые, будто в них кто-то забыл свет. А брови… их почти не было видно, только тонкая тень над глазами, ещё сильнее подчеркивающая холодную серьёзность лица. Кожа – аномально бледная. Не мёртвая, не болезненная. Скорее… светящаяся. Под лампами казалось, что её лицо отражает свет, как фарфор. Ни одной родинки. Ни поры. Ни следа морщин или несовершенства. Как будто время обошло её стороной. Как будто она не старела. Или никогда не рождалась.
Было невозможно понять, сколько ей лет.
Или как долго она уже здесь.
Или вообще – человек ли она.
М почувствовала: если бы эта женщина смотрела на неё – по-настоящему – она бы не выдержала. И всё же… где-то глубоко внутри, тайно, как больное желание, хотелось, чтобы этот взгляд всё-таки упал на нее. Хоть на миг. Хоть краешком. Именно на нее.
В ее взгляде было что-то неподвижное, почти восковое, как будто эмоции – это чужая валюта.
– И когда вы впервые встретите одного из них – вы это поймёте. – Продолжила она.
– Потому что ваш мозг попытается выколоть себе глаза, чтобы не видеть. Ваши кости попытаются вырваться из тела, чтобы бежать. И если вы выживете – вы получите имя.
Если нет – вас сожгут. И вытрут из памяти. Даже из вашей собственной.
Затем она резко повернулась, отступила в тень и сказала, не оборачиваясь:
– Инструктаж завершён.
–Список заданий и протоколы будут выданы старшим по сектору.
Двери позади них заскрежетали, открывая темный проход. Все вышли в полном молчании.
После инструктажа всех новобранцев вывели в длинный коридор с холодными бетонными стенами, где выстроили в строгую очередь. В конце коридора стоял массивный металлический стол с вмонтированным оборудованием – сложной конструкции медицинский аппарат, который должен был вживить каждому имплант.
Имплант – это был не просто механизм, а ключ к новому уровню контроля над собой и своим телом. С помощью встроенного искусственного интеллекта он позволял видеть и распознавать теней, проклятых и аномалии, скрытые от обычного зрения. Этот внутренний знак принадлежности к организации был одновременно защитой и путами, навсегда связывая владельца с её правилами.
Когда медик безэмоционально приготовил инструменты, и холодный металл коснулся её кожи, М почувствовала, как внутри опустелось что-то неведомое. В груди у М сжалось что-то невидимое, невыносимо острое – словно ледяной зажим сдавил сердце. Имплант, который вводили в запястье , был не просто технологическим устройством. Он был кандалами, незримой цепью, которая приковывала её к этой организации. Это не просто защита – это полное подчинение. Имплант следил за каждым её движением, каждым шёпотом души, мог в любой момент отправить сигнал в штаб, если тьма внутри начнёт вырываться наружу.
Она больше не могла цепляться за Тень – ту часть себя, что давала силы и одновременно пугала. Теперь, когда Тени не было, все казалось бескрайне пустым и холодным.
Она не знала, что делать, не знала, как быть дальше. Мысли путались, словно бурные потоки, которые уносили её далеко от берегов. Может, Тень никогда не вернётся? Может, всё, что ей осталось – это просто плыть по течению, принимать всё, что ей дают?
Она не выбирала этот путь, но выбора у неё почти не было. Но теперь, в этом пустом месте без Тени, ей стало всё равно.
«Пусть забирают всё, – думала М, – пусть контролируют каждое моё движение, каждую мысль, лишь бы не оставлять меня одну».
Потерянная и истощённая, она была готова отдать свою жизнь – лишь бы почувствовать хоть малейшее прикосновение поддержки, хоть тень заботы, которой у неё никогда не было. Потому что одна – это слишком страшно. И когда холодный имплант начал своё дело, она закрыла глаза и позволила течению забрать её дальше, в неизвестность, без борьбы и без надежды на возвращение прежней себя.
Медленно открывая глаза, М ощутила странную тяжесть и одновременно лёгкость – словно что-то внутри неё сдвинулось, переплавилось. Всё вокруг изменилось, но как именно – понять было сложно.
В голове крутились мысли, навязчивые и туманные: а была ли Тень на самом деле? Или это было лишь её воображение – плод усталости и страха? Может, те ночные кошмары, та сила, которую она так боялась и одновременно жаждала, была иллюзией?
Теперь, когда имплант начал работать, перед глазами всплывали тонкие синие линии, словно интерфейс. Они плавно изгибались, переплетались, проецируя нечто напоминающее карту, сеть. Линии начали сканировать пространство вокруг, выделяя силуэты людей, отмечая что-то невидимое невооружённым взглядом.
Мощный поток информации, тихо текущий в её сознание, был так чужд и холоден, что заболела голова. Она чувствовала, что теперь смотрит на мир иначе – не как раньше, когда былы только мы – Тень и я .
Организация теперь была внутри неё, почти буквально – имплант пульсировал внутри, как холодное сердце, непрерывно посылая сигналы, следя, контролируя. Она чувствовала это всем телом – безжалостный взгляд, который проникал глубже кожи, доходил до самой души.
Где-то глубоко внутри проснулась крохотная искра отчаяния – отчаяния, что она останется одна, что больше никогда не почувствует того, что когда-то казалось жизнью.
И тогда пришло понимание – сражаться дальше нет смысла. Если Тень была – она ушла навсегда. Если нет – то она просто лишняя часть разбитой души.
Она уже не хотела бороться с этим безмолвным пустым пространством. Больше не хотела искать призраков, которых не вернуть.
Вместо этого она приняла страшное решение – раствориться в холодной системе, отдать всю свою волю, всю свободу. Пусть организация станет её новой реальностью, её опорой, хоть и безжалостной.
Сломленная и измученная, она позволила себе сдаться – не как поражение, а как единственный способ не утонуть в бездне одиночества.
После установки имплантов новобранцев разделили на две группы. У первой – кольцо уже было, а второй – кольца выдавали. В этот момент рядом появилась Рада – новая знакомая, которую она только недавно заметила среди новобранцев.
– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросила Рада, взглядом стараясь заглянуть глубже, чем просто в лицо.
М замялась, не сразу найдя слов. Она почувствовала, что в присутствии Рады может быть немного легче, чем одной.
– А у тебя есть кольцо? – неожиданно спросила Рада, смотря на запястье М.
М взглянула на руку – да, кольцо действительно было, тонкое, изящное, со знаком внутри, который она не до конца понимала, но который казался ей частью чего-то важного.
В этот момент к ним подошёл Раф – друг Рады, поправил очки и спокойно, с оттенком гордости в голосе, начал объяснять, словно рассказывал важную истину:
– Кольцо в организации – это не просто украшение. Это универсальный ключ и символ принадлежности, который открывает доступ к закрытым зонам, важной информации и определённому статусу. Его нельзя показывать посторонним – чужакам. Это один из главных способов сохранить тайны организации.
Он сделал небольшой паузу и продолжил:
– Существуют разные уровни доступа. Они зависят от того, как долго семья сотрудничает с организацией. Чем древнее род, тем выше уровень доступа. Говорят, что у тех, кто из старинных семей, ДНК со временем меняется – они лучше приспособлены переносить проклятье и выполнять сложные задачи.