Византийские грешники

Кесарию захотелось на скорую руку выдать какой-нибудь каламбур, ведь взятые василевсами имена Юстин и Юстиниан с латыни означали «справедливый», но он сдержался и вместо этого изрёк:

– Может и так, не берусь судить. Вот нынешний император, например, из простых земледельцев.

– Да ну?! Он же племянник важной шишки. Без дядюшки куда бы пролез? – возражал переписчик-уборщик.

– Отчасти ты прав. Но суть в другом: тот же Юстин родился в бедной семье.

– Бог с ним, Кес. Ты лучше скажи, когда обмоем твой успех?

**

Пятёрка желающих занять освободившееся место секретаря сидела на треногах в тесном кругу и слушала одного балагура:

– Стою в толпе. У всех номера очереди по списку. Походит тут мужичок и спрашивает: «Есть тут 61-й человек?». Ему в ответ: «А зачем он вам?». «А я 62-й», говорит.

Прокопийский украдкой вошёл в помещение и притворно кашлянул, издав звук, похожий на рык хриплого львёнка. Кандидаты, завидев его, сели смирно.

– Доброе утро. – Кесарию показалось забавным, что кандидаты вид незначительно младше него. – Что же, не теряем ни минуты: кто расскажет мне про «Облака» Аристофана? Смелее.

– Не взыщите, конечно, но мы ведь не на представление лицедеев пришли, – с надрывом выдал балагур.

– На экзаменах лишних вопросов не бывает, – заключил Кесарий. – Ну так кто?

Конопатый молодой мужчина с широкой челюстью, сидевший ближе всех к окну, поднял руку.

– Отлично! Только назовитесь, пожалуйста.

– Неарх из Агафии.

Глава 12. Назначение

Новый день подарил Медным воротам дворцового комплекса сочный персиковый оттенок. Кесарий смотрел на них, остановившись и не смея сделать шаг, и томно выдыхал. В его любимой сумке, теперь располневшей, помимо личных вещей лежала скомканная сменная одежда с бельём.

Нелегко ему было побороть страх неизвестного. Голос в голове отговаривал, пытался убедить, словно жребий ещё не брошен, и можно вернуться обратно.

– Я готов, – несколько раз повторил переписчик и двинулся к посту досмотра.

Стражники вытащили все вещи, вывернули каждый кармашек наизнанку, а также несколько раз проверили свиток, принесённый главе канцелярии.

– Проходи, счастливчик, – наконец услышал Прокопийский.

Его передали ответственному за встречу гостей, что стоял в компании двух слуг на тропинке за воротами. Ответственный ещё раз взглянул на приглашение и повел Кесария в двухэтажное здание неподалёку. На пути им встретился человек в белоснежном хитоне, несший в руках клетку с диковинной клювастой птицей, примечательной оперением красного, жёлтого и зелёного цветов. Переписчик видел подобное живое существо впервые.

«Кажись, не в сторону библиотеки идём», – пытался сориентироваться в пространстве Прокопийский.

Вскоре его завели в небольшой зал, светлые стены которого были украшены небольшими синими ромбами. В зале на кушетке сидел пожилой мужчина.

– Первый воробышек, – произнёс он, завидев вошедшего. А потом попросил документ.

«Надеюсь, не придётся таскать с собой этот несчастный свиток», – понадеялся Кесарий.

– Так-так, помню – прекрасный панегирик в честь благословенного Юстина. Что же, всем, кто будет находиться здесь на постоянной основе, следует знать дворцовый этикет и формы обращений. Думаю, урок начнём через полчаса. Заскучать не успеете: потом небольшое занятие по делопроизводству. – сказал дворцовый, и Кесарий сразу отметил его кипрский говор.– Пока можете задать вопросы…

– Подскажите великодушно, а какая у меня должность?

– Ещё толком не решили. Самых даровитых, безусловно, приставят к видным мужам вроде сенаторов, консулов или флавиев. Вы ведь жаждали работать с книгами?

– Точно.

– Полагаю, пожелание учтут.

– Если вдруг нет, всё равно хотелось бы посетить библиотеку. – Прокопийский сделал вид, словно не был там под именем Кирилла. – Меня вообще пустят туда?

– Разумеется, доступ в дни посещений. И ежели будете свободны.

**

Вечером, когда уроки остались позади, Прокопийский покорно последовал за прислугой по аллее. Чувство новизны за день настолько наполнило его душу, что он уже перестал восторгаться архитектурой, рядами подстриженных деревьев, небольшими водоёмами, перестал рассматривать спешащих и чинно расхаживающих слуг, что кланялись ему, будто он сенатор, а не бывший мелкий служащий с задворок.

Теперь он оказался в здании, уже трёхэтажном, поднялся по лестнице.

– Ваша комната, – Прислужник указал на дверь. – Ключ выделят позже. Изнутри закрывается на щеколду. Входите, прошу.

Кесарий сделал несколько шагов внутрь.

«Просторно, как две мои комнаты, ей-богу. Ну и клопов, тараканов тут точно нет».

Из огромного окна, высотой от его макушки до пояса, виднелись далёкие черепичные крыши.

– Как видите, сторона солнечная, – изрёк слуга. – Не самые лучшие покои, но что есть.

Комната чуть ли не блестела от чистоты. Правда, в верхнем углу новый жилец всё же заметил верёвки паучьих ловушек.

Слева от входа находился платяной шкаф с двумя створками и нижней шуфлядкой. Рядом с подоконником стояла узкая кровать с бронзовыми изголовьями, изображающими гривастого коня в узде. На кровати лежали прямоугольные куски ткани.

– Только скажите – мы расстелем всё, – обратились к новосёлу.

– Благодарю, я сам, – добродушно ответил Кесарий. – Так ведь можно?

– Можно. Но не стесняйтесь просить помощи. Чуть не забыл: уборная на этом ярусе в самом конце, слева. А теперь оставлю вас.

Кесарий положил суму у изголовья, оценил мягкость подушки шлепками и опустился на кровать, но сел с краю, словно уступив место ещё кому-то.

«Ладно, прилягу, пожалуй. Видимо, сегодня к нанимателю уже не позовут», – подумал он.

И в этой догадке ошибся. Где-то через двадцать минут в комнату постучали. Кесарий открыл.

– Флавий ожидает, пройдёмте, – сообщил незнакомый слуга.

В его сопровождении Прокопийский дошёл до другого здания в глубине комплекса. Накатило волнение.

– Пришли. Можете сразу входить. – Кесарий трясущейся рукой потянул ручку двери.

На карте провинций передвигал игральные кости мужчина лет тридцати. У него были волосы каштанового цвета со стрижкой под глиняный горшок, жидкая бородка и болотно-зелёные глаза.

– Приветствую, сиятельный муж, – поздоровался Кесарий, используя обращение к особе с титулом «флавий» и подметил, что невзрачная туника светло-коричневого цвета совершенно не соответствовала почётному званию.

– Здравствуй. Меня зовут Велизарий. С недавних времён я magister militum per Orientem. А вы отныне мой личный секретарь.

Внутри Кесария всё сжалось от неожиданности.

«Магистр армии на Востоке? Военный? Вот так фокусы! Что же, хотя бы не Нарсес, – скрепя сердце размышлял он, а затем перешёл на торг: – Ладно, заработок приличный. Как-нибудь справлюсь. Или нет? Меня выпустят живым?»

– Откуда родом? – поинтересовался полководец.

– Из Сирии. Но жил в Греции.

– Буду честен, до этого справлялся без личного секретаря. Но положение требует. Читать худо-бедно умею, а вот с письмом туго. К слову, как у вас с верховой ездой?

– Никак, – пожал плечами бывший писарь канцелярии.

– Понятно. – Велизарий выдвинул ящик стола и, порывшись, достал оттуда писчие принадлежности. Он явно не разбирался в их назначении, ведь вместе с нужными вытащил стилос для восковых дощечек и острое писало для деревянных. – Нужно небольшую записку оформить.

– Простите, флавий, кому адресуем? – поинтересовался Кесарий, приготовившись оформлять шапку послания.

– Императору, – отрезал Велизарий. – Сейчас достану чистый лист.

Прокопийский, подрагивая, вывел на бумаге форму для таких случаев. Затем он уткнулся в написанные слова, перепроверяя их. Неправильное обращение к василевсу в переписке наказуемо. На челе его проступил пот.

– Что там? – вскоре поинтересовался полководец

– Начало готово.

– Тогда слушайте…

Несмотря на внешнее спокойствие и даже отрешённость, Велизарий диктовал резво, а местами даже сумбурно. В записке он просил государя отправить себя проверить армейские конюшни в предместьях, так как те, по его мнению, находились в плачевном состоянии.

– Всё. А у вас какой родной город? Как подписать? – спросил секретарь.

– Достаточно должности и имени. Поймут.

– Как скажете. Куда мне это отнести?

– Нести? – Военачальник по-доброму ухмыльнулся. – Вам не надо. Крикнем комнатным – заберут и доставят.

Тут в дверь быстро ударили четыре раза.

– Захожу? – подобно грому зарычал хрипловатый бас.

– Входи.

«Нет, точно не слуга, – озадачился Прокопийский. – Слишком бесцеремонно».

В дверном проёме возник низкий, коренастый мужчина. Лицо его по форме практически вписалось бы в квадрат. Разрез глаз выдавал степное происхождение. На левой щеке красовалось бордово-розовое родимое пятно. Длинные тёмные волосы были собраны в пучок позади.

– Как поместье, Уника? – с ходу спросил у него Велизарий.

– Муравьи божатся, типа наполовину закончили. Баню восстановили сегодня. Но Иосифий ноет – рук мало. Странный малый, куда ему спешить?

– Да Антонина подгоняет, обождать не может никогда.

– Точняк, командир! – Уника продолжал стоять на одном месте. – Выдвигаемся когда?

– Послезавтра на рассвете, – ответил полководец.

Он оглядел комнату и, посмотрев на Кесария, сделал слегка удивлённое выражение, словно ненадолго запамятовал, что помимо них с Уникой тут есть кто-то ещё.

– Пару дней побудете здесь, в покоях, – обратился Велизарий к своему секретарю. – После едем на манёвры к северу от Галаты. Вам там делать нечего, но придётся таскаться со мной.

**

На следующий день Кесарий нашёл смелость самостоятельно дойти до библиотеки. Несший дозор привратник остановил его:

– Закрыто! Претора Лида сегодня не будет – на важной встрече. Завтра тоже.

«Лид? Знаю одного, Лаврентием звать – сделал вывод Прокопийский. Редко кто звался в честь целых областей вроде Карии или Лидии. – В префектуре трудится. Жуткий болтун, про легионеров писал».

До отъезда в Галату он так и не попал в желаемое место.

Вообще, первые две недели на новой службе давались нелегко. Прежде всего, из-за разъездов по окрестностям столицы. Первые манёвры проходили в открытом поле. Секретарь удивился, как за какой-то час с лишним на его глазах вырос временный лагерь и тренировочный ров. Велизарий в сопровождении Уники курсировал между сотнями своих бойцов и проверял их оружие. Общался он с ними по-дружески.

Почти всё время Кесарий проводил в палатке, сравнивая длинные списки рекрутов разных месяцев между собой. Когда снаружи безобразничал ливень, он радовался, что находится в сухости. Священник-капеллан, прожужжал ему и своему помощнику, называемому сокелейником, все уши, жалуясь, что заинтересованное духовенство борется со всеми ересями, кроме некой монофизитской, тем самым освобождая последней дорогу.

За пару дней нахождения в дворцовом комплексе Прокопийскому довелось отведать вкусной еды, а теперь, на выезде, его ждала скудная похлёбка, а также армейские сухари, называемые букеларионом. Именно в честь этого походного хлеба именовали личный отряд полководца. Кесарий затруднялся ответить, была ли в истории у кого-то ещё, помимо его начальника, подобная орава в подчинении. И недоумевал, зачем императору давать Велизарию такую свободу. В отряде служили и обычные граждане империи, бывшие рабы, но костяк букелариев всё же составляли выходцы из-за Истра, в основном германцы. Если подразделения федератов комплектовались по договору внутри самих варварских племен, живших в пределах государства, то в дружину букелариев проходили отбор. Секретаря давно интересовали загадочные народы. Вечером второго дня за Галатой он вышел на прогулку между палаток. Варвары были рослы, светлокожи, бородаты, облачались в рубашки в полоску и клетку, а также носили сыромятные штаны. Волосы разных цветов, с преобладанием разных оттенков русого, от блондинистого до тёмного, заплетали в косы, узлы, пучки. На коже у некоторых красовалось тавро, но его не прятали, а выставляли напоказ.

Правда, общение не задалось. Только Прокопийский подходил ближе к их компаниям, как они прекращали болтовню на своих наречиях и таращились на чужака. Иногда в их взглядах читалось пренебрежение. Иные делали вид, что не понимают ни греческого, ни латыни.

«Ну-ну, боевую задачу как до тебя доносят?» – обижался помощник магистра и шёл дальше. Когда он дошёл до края лагеря, то наткнулся на мужчину, сидящего у костра в одиночестве.

– Заблудиться, родной? – Эллинский язык не давался тому легко.

– Ищу с кем поговорить.

– Разговор? Давай! – ответил букеларий, что отличался огненно-рыжими волосами и еле различимыми веснушками.

– Чем вы занимаетесь в отряде? Ну, у вас ведь есть копьеносцы, мечники, лучники и всё такое, – проговорил Кесарий.

– Разным. Больше вожусь с боевой коняшка.

– А, вы объездчик лошадей, понятно. А как вас зовут?

– Имя – Райтелий. Твой?

**

За полмесяца Прокопийский убедился, что немногословность и аскетизм присущи характеру Велизария – бывает, ведь, что пелена первого впечатления спадает очень быстро, обнажая настоящие стремления человека. Полководца совершенно не пугали выгребные ямы казарм, по недоразумению называемые уборными, грязь, холод и прочие неудобства. Также Кесарию казалось, что начальник будто избегает посещений своего дома, хотя возможностей для них оказывалось предостаточно.

Но всё же однажды, оставив отряд на постое за стенами Феодосия и оказавшись в городе, полководец решил заглянуть к себе. Уника скакал за Велизарием, за спиной его сидел Кесарий. Секретарь узнал места рядом с Большим ипподромом и Мраморным морем.

Перед закатом кони въехали во двор. Полководец спешился и устремился к крыльцу.

– Супружеское ложе зовёт, – посмеялся Уника. – Мальчика им недостаёт.

Он слез с лошади, помог сойти ехавшему с ним, а затем пошёл к точильному станку под навесом, дабы освежить затупившееся лезвие ножа для разделки дичи.

Внимание секретаря захватил огромный придомовой сад, петляющие дорожки, перила террасы у берега вдали и огромный трехэтажный особняк, находящийся в плотницких лесах.

– Вот это домище! – непроизвольно выпалил Прокопийский, любуясь теперь резными колоннами входного портика, по размеру превосходящего канцелярский. – Выглядит, как новый. Давно построили?

– Черт ведает, букашка, – без капли злости ответил Уника, обернувшись на голос. – Хоромы отняли у Плова какого-то. Отдали командиру.

«Плов? Наверное, речь про сенатора Прова, родственника василевса Анастасия, что прямо перед Юстином правил, – рассудил Кесарий. – Громкая история была: погорел на воровстве и взятках. Видимо, так наказали».

– А почему чинят? – спросил спустя некоторое время он.

«Хотя, возможно, просто обновляют штукатурку»

– Горело. Подожгла хозяйка. По неосторожности. Остальное нам знать необязательно, – ответил телохранитель магистра, проверяя остриё изогнутого ножа большим пальцем.

Глава 13. Зрелище

Восемь всадников кружили по траве четырёхугольного поля, ограниченного со всех сторон углублениями. Каждый конник держал в руках длинную палку, изогнутую и утолщённую на конце. Затем всадники разделились на две равные команды, разойдясь по краям площадки. Юнец положил в центральный круг из меловой посыпки циканий, кожаный мяч. Правила игры такие: дабы победить, нужно двадцать минут с помощью клюшек загонять мячи в отмеченный вертикальными палками промежуток за спинами соперников. Какая команда забьёт больше, та и одержит верх.

Игру, в отличие от доступных народу гонок на ипподроме, проводили на берегу моря, вблизи Большого дворца. Происходило это примерно раз в три-четыре месяца. У раскидистых крон каштана, со стороны дворцовых построек, находились трибуны, с которых открывался обзор не только на поле, но и на залив. Занимали зрительские места человек сорок. Центральное ложе с навесом, удобными сидениями и подушками отводилось императору и его ближнему кругу. По правую руку от Юстиниана сидели Флора и префект столицы. По левую – Велизарий и Трибониан. В ложе также находились телохранитель и слуги.

Кесарию выделили скромное место в самом крайнем ряду, на отшибе, подле схода, позади сенаторских сидений. Впрочем, его приятно удивляла сама возможность побыть зрителем такого аристократического мероприятия. Кроме того, ему впервые удалось увидеть василевса воочию так близко, пускай и пока только со спины.

– Вы правы, предшественники действительно недостаточно внимания уделяли коннице, – громко сказал Велизарию Юстиниан, чуть наклонившись. Подвески на его диадеме, ниспадавшие практически до плеч, дрогнули в танце.

Удобно расположившись в кресле, император махнул распорядителю игр правой ладонью. Загудел свисток. Всадники вздыбили коней и опустили клюшки прямо к земле.

Кесарий внимательно следил за игрой, стараясь ничего не пропустить.

«А это интересно, оказывается», – подумалось ему.

Зрелище увлекло его настолько, что он не заметил, как на соседнем сидении буквально из воздуха возник Нарсес, которого сложно было назвать неприметным. На евнухе была туника с изображением орла на всю грудь, опоясанная синей лентой с жемчужными вставками.

Под шум оваций после забитого вскоре мяча Нарсес заговорил, привлекая внимание секретаря:

– Маловато игроков. Увлекательней, когда хотя бы пять на пять.

– Угу, – выдавил из себя помощник магистра, почувствовав неловкое напряжение.

– Жаль, не сделал ставку, – посетовал советник.

Тут же на Нарсеса цыкнул, повернувшись полубоком, сенатор из переднего ряда. Евнух сложил ладони и степенно кивнул в знак понимания.

«Идут ноздря в ноздрю!», – рассуждал Кесарий, порадовавшись временному молчанию соседа. Он елозил на месте, время от времени прихлопывая кулаками по коленям.

Вдруг со стороны аллеи раздался истошный крик. Большинство зрителей невольно повернулись. Исходил крик от человека, который пытался пройти через стражу у спуска к полю и спорил с ней. Обратил внимание на шум и Юстиниан. Привстав и пристально рассмотрев пришедшего, он подал сигнал рукой судье, теперь уже для остановки состязаний.

– Пропустите! – наказал стражникам император, и те расступились.

Кесарий теперь увидел, как по направлению к зрительским местам, пошатываясь, пробирался подтянутый мужчина средних лет. На нем сидела варварская рубаха в большую клетку и штаны из кожи. Единственное, что не вписывалось в его «дикарский» образ – добротная бронзовая пряжка с округлым крестом и инкрустациями, явно созданная в составе ограниченной партии столичными ювелирами.

– Забрали мой щит! Прдставляешь, брат. Мой герульский щит. Птом не пропускали, – запинаясь и заикаясь, орал пришедший, при этом активно жестикулируя.

Лицо его горело красно-кирпичным багрянцем. На щеке вертикальной чёрточкой зияла свежая, но успевшая зажить, рана. Правая рука, которой он дёргал, пугала зажившими волдырями от огня, и со стороны казалось, будто бы она из застывшего воска.

– Нахал!

– Пьяный, спору нет, – зароптали сенаторы.

– Герман, ты помешал мне наслаждаться игрой, – с укором проговорил император. – Но я великодушно прощаю тебя.

– Братец Пётр, – ответил ему выпивший неустановленное количество неизвестного горячительного Герман. – Спускайся – обнимемся!

Прокопийский напряг извилины и вспомнил сводки о положении дел на севере, в которых отмечали храбрость магистра Фракии Германа.

– Одичал на границе, – съязвил Нарсес.

Телохранитель Маркел обратился к императору.

– Мне разобраться? – спросил здоровяк.

– Велизарий разберётся, – спокойно произнёс Юстиниан, а затем громко сказал двоюродному брату: – Забудь про моё великодушие. Я быстро устал от твоей наглости!

Флора молча дёрнула мужа за рукав пурпурно-золотистой рубахи, но тот повертел головой. Услышав слова своего господина, Велизарий встрепенулся. Не проронив ни слова, он спустился с подиума и подошёл к Герману. Зрители, отвернувшиеся от всадников, теперь ожидали нового зрелища.

Герман рассмотрел соперника, с которым он был примерно одного роста да комплекции, и рявкнул:

– Узнал т-бя, гвардеец.

Велизарий ничего не ответил, а только закатал рукава хитона и поднял кулаки на уровень своего подбородка.

– Угрюмый жеребчик отделает наглеца, как любовника своей Антонины. Готов поставить фоллис, – полушёпотом сказал Кесарию Нарсес.

Поединок начался. Герман сорвался с места и поспешил нанести удар обгоревшей рукой в область носа, но Велизарий с легкостью увернулся, после чего толкнул пьяного. Герман потерял равновесие, соприкоснулся с плиткой, схаркнул и быстро встал, готовясь напасть снова. В тот момент магистр армии во Фракии напоминал секретарю быка, что решил разбежаться, выставляя рога вперед. Велизарий без труда избежал новой атаки и ударом в корпус вновь отправил противника лежать.

– Пётр, грязный ты свинопас! – еле слышно пролепетал поверженный. Голос его словно звучал трезвее.

Юстиниан соединил пальцы рук, стягивая подушечками кожу, и прокричал:

– Ударь его ещё раз, по лицу. Но вполсилы. Мне он ещё понадобится!

Велизарий замешкался. Он отвернулся от распластавшегося Германа и устремил взор на зрителей. Поводив глазами туда-сюда и поймав растерянный взгляд Кесария, полководец наклонился над телом, прищурился, набрал замах исполнил чужую волю.

– Доставьте этого свина к лекарям, – приказал слугам повеселевший Юстиниан. А затем он похлопал в ладоши. Жидкие хлопки повторивших за ним присутствующих постепенно перерастали во что-то большее. Кесарий не особо хотел вторить всем, но всё же для вида вяло соединял ладони почти без звука. Из всей толпы не рукоплескала только Флора. Велизарий же стоял на алее и с холоднокровным видом пытался оттереть кровь с кулака.

Всё никак не умолкающего Германа унесли. Всадникам дали команду возвращаться к загону. Венценосная чета распрощалась с подданными и удалилась в сторону берега. Зрители тоже принялись расходиться.

– Тьфу, лучше уж смотреть как сжигают долговые обязательства в порфировой вазе, а не на конемяч, – высказал своё мнение префект Лев, когда проходил мимо Кесария.

Корчась от неприятных ощущений в спине, Нарсес встал с места. Кесарий сошёл с подиума за ним, но плёлся, не желая наступать на пятки.

Спустившись Нарсес, поклонился магистру.

– Как ваша жена поживает?

– Нормально. Ваша?

Такой вопрос евнуху не оставил Кесария равнодушным: он с трудом сдержался и не хохотнул.

– Готовьтесь навьючивать обозы, флавий. Перс тоже ждёт, чтобы его отделали, – невозмутимо произнёс Нарсес, уходя в сторону Большого Дворца.

Магистр проводил его взглядом, а затем сказал под нос:

– Не может не кольнуть.

Прокопийский уставился на кровь.

– Вы в порядке? – спросил он нанимателя.

– Да. К чему такие вопросы? Ты же не лекарь и не моя мать, – ответил полководец.

– Виноват…

Они зашагали по аллее, ограниченной ровными рядами кустарника с округлыми листьями и чёрными ягодами.

– Чего от тебя хотел этот змей? – нарушив тишину, заговорил Велизарий.

«А он наблюдательный», – подметил секретарь и выдал: – Ничего. Просто сидел рядом и шипел.

Угрюмое лицо Велизария озарилось. Он задвигал губами, стискивая зубы и выдувая воздух из ноздрей. Щеки его стали похожи на щеки хомяка, набравшего овса про запас.

**

Центральный зал Дафнийского дворца с высокими потолками и мозаикой на стенах украсили прямоугольными полотнищами пурпурного, сугубо царственного цвета. Красители для его получения ценились чуть ли не дороже золота, потому как изготавливались из редких видов морских моллюсков. Несколько сотен людей в зале стоя слушали императора Юстиниана. Он сидел на троне с мягкими подлокотниками и держал в руке скипетр. Голову его украшала привычная диадема. Пониже шеи фибулой с драгоценным камнем скреплялся длинный плащ-багрянец. Позади василевса уместились Флора, патриарх Анфим, префект города Каппадокийский и Велизарий.

– Освобождение от рабства и угнетения – важнейшее право любого народа. Я предоставлю его просящим в Колхиде и Лазике, откликнусь, снизойду до них. Мы защитим нашу веру от тирании зороастризма! Кавад же не продвинется ни на стадию западнее! – закончил подготовленную речь правитель. Закончилось краткосрочное перемирие с шахом.

Присутствующие встретили эти слова овациями, разносившимися эхом от стен. Под аплодисменты Юстиниан поднялся с престола, что-то шепнул супруге и в сопровождении патриарха и префекта удалился в покои через особую дверь за занавесками.

«Ну вот, только недавно назначили на службу, а уже в полымя. Надо поискать упоминания о том, какая часть войска обычно умирает в пути, ещё до начала сражений – с тревогой подумал Кесарий, находящийся в задних рядах. – Хотя не стоит заранее накручивать».