Византийские грешники

Иван Коберницкий

Византийские грешники

Глава 1. Начало

Путь к ближайшему форуму Константинополя лежал от са́мого величественного акведука между третьим и четвертым холмами через ряды улочек. Нумерий, скрюченный полноватый мужчина в белом плаще с каймой, был в компании нанятого им специалиста по праву и своего помощника-простолюдина. Последний тащил мешок, из которого то и дело доносилось еле различимое бряцанье. Поначалу шли молча. Но владелец имущества, склонный трепаться, не на шутку заскучал:

– Побасёнка! Давеча в таверне услышал. Не про амазонок, поприличнее. Так вот, словесный поединок трёх уважаемых мужей. Один говорит: «Важнее всего вода. Мы пьем воду и живём, плескаемся и радуемся, видим воду и успокаиваемся». Второй не согласен: «Все сущее держится благодаря деньгам. Есть монеты, сможешь купить себе воду». Третий, губернатор провинции, выдаёт: «В основе всего закон. Я тут закон и в любой момент могу забрать себе вашу воду и деньги».

Рассказчик засмеялся так, словно под его личиной скрывались осёл и дельфин разом. Переносчик добра всхлипнул и замигал глазами, пытаясь выдавить натужную улыбку. А вот второй спутник никак не отреагировал и вообще выглядел задумчиво.

Когда любитель побалагурить успокоился и перевёл дух, то обратился к занятому своими мыслями:

– Посредник, чего грустный?

По правде говоря, человек этот не был настоящим посредником и специалистом по праву, хотя и имел полномочия для заверения сделок. Звали его Кесарий. Происходил из Прокопии на реке Оронт в Сирии. Надо сказать, непримечательный городок отмечали далеко не на каждой карте. Худощав, ростом выше среднего. С тёмно-синими глазами, короткими каштановыми волосами и аккуратной бородой. Усталый вид делал его старше своих двадцати четырёх лет.

– Не выспался, – честно ответил Прокопийский нанимателю.

Всю дорогу он безуспешно пытался отыскать в памяти застывшие обрывки сна, увиденного накануне. В грёзах перед ним возник аналой с раскрытой книгой. Откуда-то тогда появилось понимание: книга необъяснимым образом знает подробности любого события в прошлом. Кесарий мысленно полюбопытствовал, сколько воинов составляли орду Аттилы, что умер семьдесят лет назад. Тогда на пустом пергаменте начали появляться кляксы. В грёзах он ринулся к странице, устремил на неё взгляд, но тут же проснулся. «Меньше мечтай о дворцовой библиотеке с Гомером и Геродотом!» – тогда подумалось ему. В комнате хозяйничала ночная прохлада, а под окнами раздавались пьяные крики. Прокопийский приподнялся глянуть на полную луну, а затем лёг. Однако ему уже не посчастливилось беззаботно уснуть.

– Тоже ворочался на ложе до рассвета. Думы о переезде мучительны, – поделился Нумерий. – Виноградник на Кипре греет сердце. Только б саранча не поела.

– Если не секрет, почему уезжаете из столицы? – поддержал разговор Кесарий.

– Шумно, людно. Хочется иного.

– Понимаю, глупо упускать шанс начать новую жизнь.

– Но я буду скучать по игре в кост… – Нумерий не закончил, потому что слух его зацепился за скрежет из мешка, скрежет отчётливее прежнего. – Аккуратнее, увалень! Лучше бы нанял нормального носильщика! – завопил он на всю улицу так, что привлёк внимание редких прохожих.

На деле сие заявление отдавало лукавством: алчная жилка вряд ли бы позволила такие траты. Нумерий даже нашёл наидешевейшего консультанта из всех возможных и чрезвычайно радовался такой экономии. Главное, Прокопийский на вид порядочен.

– Заметили, посредник, как чернь пялится? Небось жаждет отобрать мои драгоценности.

– Простите великодушно, раз вы так печётесь, то могли бы обратиться к наёмной охране.

– Пфф! – брезгливо отмахнулся богач. – В ремесле наёмников дикие варвары. Ещё и потом дают наводки ворам… Средь бела дня нам опасаться нечего.

Кесарий специально ускорил шаг, дабы избежать возможных назойливых разговоров. Впереди из пёстрых крыш торговых лавок выросла колонна Аркадия, резная и с триумфальным орнаментом. Место, где раньше стояла венчавшая её статуя, пустовало: полвека назад изваяние с грохотом рухнуло вниз из-за природного катаклизма, а уцелевшие фрагменты потом отправились украшать отнюдь не парадный двор одной общественной бани.

Вокруг столпа раскинулся форум, который также носил имя Аркадия, первого властителя Восточной Римской империи. Этот форум был одной из четырёх значимых площадей столицы. Когда Кесарий только переехал в оплот ромейской цивилизации, раскинувшийся между водами Пропонтиды, Босфора и Золотого Рога, то любил приходить сюда и просто наблюдать за происходящим.

На форуме кипела городская жизнь.

– Покупаем, не стесняемся, – горланили торговцы.

– Овощи опять подорожали, – грустно констатировал дебелый гражданин.

– С дороги! – злился седой старик, тягавший повозку с сеном.

Прокопийский приметил двоих нищих, что просили милостыню, припав лбами к пыльной земле. Один из них, с кожей оливкового цвета, выглядел болезненно и постоянно дёргался. Его сосед виртуозно скрывал здоровую руку в полах мятого плаща, а накладками из шерсти имитировал горб. Худыми перстами он старался поймать полы одежд прохожих, но выбирал тщательно, не кидаясь на каждого. Кесарий в простецкой пенуле и с сумой наперевес оказался ему не интересен.

– Ради всего святого, подайте! – псевдогорбатый обратился к Нумерию. Лицо просящего выражало горестное исступление.

– Отвянь, ради всего святого, – с надменностью парировал тот.

Кесарий понял, что сильно оторвался, и остановился подождать свою временную компанию.

– Куда теперь? – тактично спросил он.

Наниматель повертелся по сторонам, разглядывая фасады домов.

– Кажись, вон та замызганная контора! – возрадовался Нумерий и выставил вперед мизинец, указывая на здание прямо перед собой.

– «Предприятие ювелирной обработки и сопутствующих услуг Петра Борсимеса», – прочитал Кесарий вслух.

«И ничего не замызганная! Вполне опрятно выглядит».

Через минуту троица вошла в лавку. По сравнению с залитым солнцем форумом в ней было тускловато. Из помещения ещё не выветрился запах древесины, какой скорее стоял в плотницких мастерских.

– Приветствую, уважаемые! – доброжелательно произнёс из-за абсолютно пустой стойки гладко выбритый мужчина средних лет с квадратными скулами. За его спиной можно было заметить две двери в сопутствующие помещения: одна оказалась наглухо закрыта, а вот из второй, приотворённой, виднелась голая спина какого-то мужика исполинского роста, сидевшего на табуретке не по размеру.

– Взаимно. Скажите, разрешение у вас имеется? – Нумерий выпрямился, исправляя осанку, дабы слова его звучали весомее.

– Само собой. – Выбритый продавец указал рукой на боковую стену, где на уровне глаз висела прямоугольная рамка. – Залог с выкупом или продажа?

– Второе. Выйдет крупная сумма. Вон, даже пришлось раскошелится на человека, новые правила есть новые.

Кесарий подошёл к разрешению и с умным видом принялся разглядывать документ. Затем вытащил из сумки вышлифованный кусочек стекла с выпуклым дном и заводил им по написанному. Смысла в этом, конечно, было мало. Мелкие строчки, недавняя дата, печать префектуры снизу, подпись чернилами… Прокопийскому резко вспомнилась городская байка о том, что император Юстин не умеет читать и писать. Он подавил глупую ухмылку, но всё равно сбился и отвлёкся.

– Всё в порядке? – забеспокоился из-за заминки богач. Его рука демонстративно завозилась в мешке, который всё это время держал на весу слуга.

– В полном! – последовал спокойный ответ консультанта.

– Тогда начнём, – атаковал продавца Нумерий.

– Да, – закивал тот, – договор составим после оценки стоимости.

Замученный помощник по щелчку господина стал дрожащими руками опустошать мешок и складывать принесенное на стойку.

– Суповые блюдца с позолотой, оригинальные, заказ епископа Эдессы. Вот три перстня, два кулона с позолотой, – пояснял владелец добра. – Вот гребни из, как её, слоновой кости. Вот церемониальная подвеска самого́ Маркиана.

– Маркиана? – сомкнул губы приёмщик. – Забавно: вещица определенно находится в нашей главной коллекции.

– Кто-то из нас заблуждается. Уверяю, у меня подлинник. Но если вдруг нет, надеюсь на справедливую цену.

Кесарий отстранился и прильнул к окну, затем поднял к лучам своё стеклышко с голубоватым отливом. И этот кусочек, когда-то песок, казался ему в разы красивее звеньев подвески или колец, что стоили с десяток его жалований на основной работе.

Глава 2. Проповедь

Между тем на форуме появился странствующий монах. В его седине, лице с глубокими морщинами проглядывала солидная зрелость. Ничего, кроме аскетичного нательного креста, не выдавало в нём служителя церкви. Облачён он был в лёгкую накидку с креплением в виде параллельных скоб, сшитую из добротной кожи, а также в «варварские» кожаные штаны, еще не вошедшие в имперскую моду. За плечами у него висела походная котомка на ремнях внушительных размеров. Словом, по столичным меркам выглядел странник необычно.

В непроходном углу, куда до вечерней уборки сгребали конский навоз и прочий мусор, лежали хлипкие ящики, не чета портовым. Сложив из них трибуну прямо у ювелирной лавки, монах забрался наверх и пропел несколько гласных звуков для разминки. Ноги его некоторое время тряслись – конструкция шаталась следом. Оратор поразмыслил, на каком же языке излагать мысли. Выбор пал на греческий: за время пребывания в Константинополе он не услышал ни слова на латыни.

– Братья и сестры во Христе, оглянитесь. Кого вы видите? Покупателей? Продавцов? В первую очередь мы все божьи дети и равны перед Ним, – разнеслось по округе.

Подобное нерядовое событие сразу заинтересовало граждан, многие из которых приходили на рыночную площадь по привычке.

– Закидаем тухлыми яблоками? – за неимением помидоров в этой части света предложил кудрявый мальчишка лет девяти в дырявой рубахе на вырост.

– Делать нечего, – ответил ему его малолетний приятель по шалостям, а затем выхватил с ближайшего прилавка инжир, пока продавец отвлёкся на странного незнакомца, и с хохотом поспешил в закоулок, не разбирая дороги.

Трое выкатились из конторы наружу, щурясь от света.

– Зуб даю, их Борсимес-глиномес поднялся на нечестных делах, – возмущался Нумерий, пересчитывая деньги. – Подумаешь, подвеска-подражание, мало дали.

Кесарий лишь развёл руками и подумал про себя:

«Спасибо, что её вообще выкупили, болван. Видно же – подкрашенный сплав меди. Зачем так ломить…»

– Отметим удачную сделку? – Нумерий протянул Кесарию оплату за оказанную услугу, и тот сразу спрятал её в потайной карман своей любимой наплечной сумы. – Пару медяков пропить не грех.

– Благодарю, но некогда. – Он гадал, какой прок его нанимателю продолжать с ним общение и боялся, что его попытаются втянуть в сомнительные схемы. А ведь деньги, пусть не такие большие, достались легко.

– О, неужели настолько заняты? – Тыканье сменилось лебезящей уважительностью.

Кесарий тут же недобрым словом припомнил Плиния Младшего, что ввёл моду на выканье. А вывести теперь никто не в состоянии.

– Сейчас собираюсь послушать проповедь, – резво сообразил он, заметив собравшуюся вокруг оратора человек тридцать.

Набожным молодой мужчина не был, но искренне верил в высшие силы, хотя ещё в детстве жизненные обстоятельства заставили его усомниться в словах взрослых о милостивом Господе. Если на всё воля божья, то с какой целью тот позволил его родителям умереть молодыми? Именно последние пару недель Кесарий часто задумывался, а где бы он был сейчас, если бы не та трагедия. А ещё не мог отделаться от мысли о существовании для него особого предназначения, пускай и незначительного.

– Понял-принял! – Нумерий бойко откланялся и в сопровождении помощника удалился восвояси.

Уроженец Прокопии молча помахал им и влился в толпу. Проповедник же заметно радовался каждому новому слушателю. Это придавало ему уверенности, делало голос звонче.

– Мы живем по странному календарю, – продолжалась речь. – Только подумайте: первый год нашего летоисчисления – год восшествия на престол Диоклетиана, тирана-самодура. Нешто приходилось христианам переживать худшие гонения, чем при нём? Мы запамятовали о десятилетии унижений для тех, кто тогда только начал открыто нести истину. Их ждали клетки, казни и цепи. Никто до него не обязывал всё население поголовно справлять языческие обряды и делать жертвоприношения. Слава же Константину, понеже принял он нашего Спасителя, пусть и в арианской трактовке! В арианской. Я, Дионисий Малисфен, говорю вам: надо принимать горькую правду, ибо ложь плетется дьявольскими силами.

– Календарь? Дионисий? Что-то знакомое, – пробубнил Прокопийский.

Неосознанно его потянуло подойти поближе, и в процессе он случайно наступил пожилой женщине на ногу.

– Простите великодушно, – последовали извинения.

Но не только он желал оказаться у «сцены». Сквозь плотное скопление зевак к подиуму пробивались двое стражей, ответственных за порядок на данном участке. У одного на глазу красовалась повязка. А второй был примечателен густыми волосами, что торчали иглами ежа. У каждого на левом плече красовался повязка из синей ткани.

Хорошим подспорьем для их продвижения вперед стали раздражающие звуки глиняного свистка и размашистые толчки локтями. Завидев расступавшихся людей, Дионисий несколько побледнел, вспотел, но продолжал говорить.

– Еретик, про ариан вещает, – внезапно отрапортовал охранителям порядка слушатель из первых рядов. На него недоумённо вытаращились стоящие рядом.

– Сейчас разберемся, – пробухтел стражник. – Всем разойтись!

Проповедник умолк. Волшебная аура вдохновляющей речи растворилась в аромате пряностей от ближайшей лавки. Люди с недовольным гудением подчинились. Лишь несколько храбрецов оставались стоять, однако угрозы получить дубиной по спине заставили их задуматься о делах поважнее.

– Спускайтесь! – пригрозил страж и тут же помог – как ему казалось — сойти с ящиков оратору.

Кесарий со стороны увидел грубое стаскивание. Лишённый вспыльчивого нрава и не имеющий горы мышц, он старался избегать конфликтов. Пройди мимо – не получишь неприятностей. Но сейчас в нём забродил нектар справедливости, и он рванул к уводящим монаха от трибуны.

– Чего вам, а? – покосился на него «одноглазый», когда расстояние между ними составило пару шагов.

Прокопийский переборол остатки волнения в груди и произнёс:

– Я присутствовал на проповеди – ничего крамольного!

– Решили погеройствовать? Вы вообще кто?

– Простой секретарь, переписчик.

– Знакомы с ним? – Задержанного слегка тряхнули.

– Заочно, – протянул Кесарий.

– У нас усиленные меры в связи с визитом папы, – объяснил страж с ежовой шевелюрой. – Поэтому нам пришлось…

– Мы были обязаны, – вклинился опытный напарник, – пресечь еретическую пропаганду.

– Уверяю, в его словах не было ничего, что нарушало бы недавний эдикт патриарха. Он просто привёл сведенье из жизни василевса Константина, – заявил Прокопийский.

– Ого, эдикты кто-то читает, – удивился стражник с повязкой и продолжил риторическим вопросом: – Самый умный?

У Дионисия, до того мига смиренного, развязался язык.

– Бога ради, не будем рагозиться, – изрёк он с нотками мольбы. – Я сам из посланников понтифика, только на вольных хлебах. У меня и верительная грамота имеется, сию секунду достану.

– Спокойно, сам, – отрезал страж и полез рыться в мешке на подвязках. Оттуда вскоре выудился плотный скатанный лист персикового отлива из телячьей кожи. Его венчала красноватая печать с верёвочками.

Ответственный за порядок на форуме развернул пергамент и, держа его двумя руками, приподнял по направлению к солнечному лимбу. Рассматривался документ долго.

– Ну что там? – не выдержал напарник.

– Чайка на крыше ест инжир и так забавно двигает клювом, – проверяющий пергамент облизнулся. Лишь свирепый взгляд сослуживца вернул его в нужное русло. – Вроде настоящая грамота, всё на латинском. Только странные подтёки в некоторых местах, подозрительно.

– Дождь, всего несколько капель, – оправдывался неместный священник.

– Если вам сложно прочитать латынь, давайте я, – предложил Кесарий.

– Хватит мешать правосудию! – разозлился одноглазый. – Не отвлекайте, иначе тоже загребём.

– Как долго изволите меня проверять? – расстроенно вопрошал оратор.

– Не знаю. Мы только отведём, куда следует. Дальше уже не наши заботы.

Стражники, взяв подозреваемого под руки, без особой спешки направились прочь. Кесарий побрёл за ними, держась на расстоянии семи-десяти шагов.

«Может, с ними можно договориться? – рассуждал поборник справедливости, продолжая преследование. – Незаконно. Да и никогда взяток не брал и не давал».

Идущие на дознание ускорились и поравнялась с обшарпанным проходом между двухъярусными постройками, что связывал площадь с улицей. Прокопийский прибавил шаг, попутно решившись достать деньги. Рука его дрогнула – монетка брякнулась на пыльную землю. Профиль императора, далёкий от реальности в художественном плане, оказался прикопан.

Хотя в глухих стенах не предполагалось смотровых отверстий, и никто не мог видеть неуклюжую сцену, Кесарий пристыдился и судорожно бросился подбирать упавшее платёжное средство. Брови его полезли выше на лоб.

Затем с испуганным выражением он бегом пересёк проход и даже поначалу потерял из виду Малисфена. Секретарь получил возможность догнать их на перекрёстке. Там путь конвою преградил всадник в синей рубашке с нашивками и лёгком шлеме без наносника, сверкавшем на солнце. На поясе у того висела короткая дубина с железным набалдашником.

– Обыскался вас, лодыри, – негодовал конник. Двигайте в начало улицы – там дети разворотили пару лавок.

– Прямо сейчас? – поинтересовался страж с повязкой.

– Нет, вечером! Велите всё прибрать, чтобы вид нормальный был. У нас же «Пальмовая ветвь». Будете плохо выполнять обязанности, отправлю на ночные дежурства во Влахерны!

– Вопрос: а раскольника-арианина куды девать? – спросил неопытный блюститель порядка.

– Серьёзное преступление? Кража? – задал встречный вопрос всадник. Дионисий отрицательно мотал головой.

– Проповедовал. Очевидец твердил, мол ничего еретического не слышал. Но мы хотели отдать на допрос, – ответил вместо напарника одноглазый.

– Да оставьте старика и марш на задание! – Верховой стеганул коня и поскакал дальше.

Стражники отпустили Дионисия и, ничего ему не говоря, побрели в направлении, противоположном тому, куда ускакал верховой.

– «Пальмовая ветвь»? – спросил одноглазого товарищ.

– Эх, ты! Так посты сообщают, как едет кто-то важный.

– Автократор?

– Кто знает…

Кесарий подбежал к монаху:

– Легко отделались.

– Чудо, не иначе! – ответил Малисфен.

– Да, спасение богом из машины, – привел аналогию на развязки многих эллинских постановок секретарь.

– Что, извините? – монах не расслышал ничего, кроме упоминания Господа.

– Говорю, Бог помог, – Пришлось скрыть исходную мысль.

– Ааа.

Торговец провёл рядом с ними двухколёсную повозку с хлебом, накрытым полупрозрачной тканью.

«Запах прямо божественный!» – Затанцевали ноздри переписчика. – Вы не голодны, Дионисий?

Глава 3. Племянник

Первые христиане проводили богослужения втайне, опасаясь гнева языческих властей. Их группы скрывались от посторонних глаз, находя пристанища под сводами пещер. Позже, в свободные от гонений времена, в отдалённые места стали уходить отшельники, верившие, что только так можно обрести спасение.

Самым известным монахом-отшельником считался святой Антоний из Александрии, изображаемый с посохом и колокольчиком да в компании дикой свиньи. Если начистоту, по его мнению, любой священник должен был отринуть мирское. Красноречие сделало Антония знаменитым не только в Африке, но и во всей Ойкумене. В своих выступлениях он призывал публику уподобляться Иисусу, что странствовал по пустыне и лишь там преодолел искушение. Однажды святой сгинул в египетских песках. Но идеи его жили.

Пахомий из Фив-на-Ниле, бывший жрец эллинистического культа, основал на ничейном участке первое монашеское общежитие – киновий, в который принимали всех желающих мужского пола. Труд жителей киновия объявлялся безвозмездным, а имущество, кроме личных вещей, – общим. Монахи занимались натуральным хозяйством, обеспечивая свои нужды.

Устав Пахомия взял на вооружение Василий из Кесарии Каппадокийской, а затем и иные настоятели. Постепенно основанные в нескольких римских милях от городских центров, монастыри оказывались в предместьях или внутри ворот и принимали надзор за нищими, калеками и сиротами.

Несколько отшельнических учреждений находились и в окрестностях Константинополя. В отличие от монументальной Студийской обители на берегу Мраморного моря, двухэтажное здание в Пигах выглядело неказисто. Похожее на хлев, с плосковатой крышей из бордовой черепицы, с высеченными в стенах проёмами в форме круглых крестов, оно не вызывало трепета или восхищения и неизбежно терялось среди буйной зелени. Из щелей в кладке то и дело выглядывали травинки. Пускай с опушки, где оно стояло, до города рукой подать, но крепостные стены закрывали от обзора кроны впечатляющих размеров. Вокруг шелестела, не выдавая себя, живность. То ли белка постоянно шмыгала с ветки на ветку, то ли птичья мелкотня судорожно пряталась от двуногих гигантов.

На коновязи у просеки отдыхали десятки лошадей: вход в Пигийский монастырь буквально облепили члены свиты из столицы. Во дворике рядом, на площадке, устланной принесенными невесть откуда продолговатыми камнями, несла караул дюжина из личной гвардии императора. Все гвардейцы хорошо сложены, плечисты, высоки. Но среди них по всем параметрам выделялся один. Звали его Маркел. Ростом он был где-то между простой оргийей и царской саженью, то есть намного выше среднерослого мужчины из любого народа империи. Шрам на его щеке напоминал высохшее русло реки, а массивные надбровные дуги походили на опоры моста.

И этот здоровяк, нервный из-за груза ответственности, почувствовал, как его легонько толкают в плечо, и с неохотой слегка повернул голову.

– Нам позволят зачерпнуть из родника? – спросили у Маркела полушёпотом.

– Не знаю, новичок.

– Слыхали, в честь Велизария сегодня праздник! – хмыкнул смуглолицый киприот Кирилл, что замыкал строй.

– Всегда удивлялся его везению, – недовольно пробасил другой воин, родом из Анатолии.

– Агась, повезло: женили на блуднице, посылают в Армению, в самое пекло. Точно хочешь такой жизни, Дамасик? – вопрошал киприот.

– Заткнитесь! – вполголоса и со сдержанной злобой выцедил Маркел. Мало того, он не справлялся с дисциплиной. Так ему показалось, что стоящий поодаль племянник василевса в расшитом аксамитовом одеянии со вставками запретного пурпурного цвета на секунду взглянул на дворцовую схолы.

Юстиниан, сын старшей сестры императора Вигиллы и Савватия Тавресийского, совершенно не выглядел на свои четыре десятка лет. Несмотря на некую общую грубоватость черт лица, в нём проглядывалось что-то женоподобное и даже детское, особенно в линиях губ и подбородка. Широкие глаза и высоко вздёрнутые брови придавали ему задумчивость.

Он находился у огорода, где монахи выращивали целебные травы, и настукивал мелодию, ударяя кулаком о деревянную ограду. Под ней волочилась по своему тракту улитка. Юстиниан глядел на неё пару минут, а затем схватил двумя пальцами и перенёс дальше. Зевнув, он побрёл к гвардейцам. Когда макушка его оказалась под старым дубом, порыв ветра сорвал несколько жирных желудей, что незамедлительно приземлились на тёмно-русые волосы.

Маркел услышал вскрик Юстиниана и поспешил к нему, как того требовали предписания, наказав соратникам оставаться на месте.

– Ваше благородие, что с вами? – выпалил гвардеец, оказавшись перед господином.

– Ничего страшного! – Раздосадованный вниманием к себе Юстиниан стряхнул оставшуюся на рукавах требуху размашистыми движениями. – Попроси подготовить лошадей – скоро поедем. Чувствую, не дождусь.

– Слушаюсь, ваше благородие!

Дверь монастыря отворилась, обступившие её зашевелились.

– Наконец-то, – прогудел племянник императора. – Так, Маркел, приказ в силе. Выдвинемся чуточку позже.

На пороге Пигийской обители появился полноватый мужчина в аскетичной хламиде, что контрастировала с богатой диадемой на его голове, украшенной жемчужными вставками. Вышедший из покоев отдал слугам продолговатый свиток и с чужой помощью принялся преодолевать ступени. В начале консульского года ему стукнуло шестьдесят шесть, и суставы его то и дело ныли.