Византийские грешники

Заметив, как магистр завёл беседу с императрицей, Кесарий сдвинулся с места и принялся пробираться к Велизарию. Зал был явно переполнен. Прокопийский старался не задеть никого из важных особ или и не наступить на ниспадающие полы одежд. Мимо шмыгали слуги с подносами. Угощения манили, и Кесарий не смог побороть желание взять несколько оливок из чаши и набить ими рот.

Десятки голосов с разных сторон гудели, подобно осиному рою. Все обсуждали что-то, делились мыслями и просто поддерживали беседу в кругу единомышленников. Кесария заинтересовали обрывки разговора трёх сенаторов в тогах, стоявших с опахалами из гусиных перьев, и он сделал передышку рядом с ними, дабы послушать внимательнее.

– Пусть чернь сама жалуется в префектуру. Откуда у Ипатия тяга к обывательским невзгодам? Отыгрывает сердобольного? Верно, он не в себе. – негодовал первый сенатор.

– Отнюдь, мой друг. Он даже не заступился за брата-взяточника, – ответили ему.

– Ипатий и Пров из разной закваски.

– Господа, умерьте пыл, – пожурил их третий. – братья Дикоры, предположу, тут. К чему перемывать кости за их спинами? Давайте лучше о насущном: справится ли второй магистр? Опыта у него мало.

«Второй магистр? Речь-то точно о начальнике. А кто тогда первый?» – задумался Кесарий, а потом вспомнил о Сите, магистре Колхиды и Лазики на восточном направлении, по совместительству свояке Юстиниана, женатом на родной сестре Флоры.

– Иначе нельзя. Как считает, Ктесифон-град возьмём?

Во время следующей остановки секретарь чуть не врезался в неприметного и низкорослого Филоксена Сотерика.

– Пока удалось побывать консулом разок… – похвастался секретарю Сотерик, так как спутал его с внезапно удалившимся от него аудитором магистра оффиций.

Поняв свою ошибку, он задумчиво приоткрыл рот:

– Вы?..

– Уже ухожу, – откланялся Прокопийский.

Он остановился на расстоянии девяти-десяти шагов до Велизария и Флоры и, само собой, держался поодаль. Но и оттуда его дурманил благоуханный аромат духов, рассекавший сухой воздух.

Императрица постоянно придерживала спадающий светлый платок с рисунком из россыпи фиолетовых цветов.

– Постараюсь запомнить, сиятельная августа, – отвечал на не дошедшую до уха секретаря реплику Велизарий, а после поцеловал ей ладонь на прощание.

Магистр резво зашагал к выходу. Кесарий увязался за ним.

– Упарился! – произнёс военачальник, когда подчинённый оказался рядом.

Вскоре они покинули пределы зала и оказались на восточном крыльце, свободном от людей. На мелкоступенчатую мраморную лестницу без перил падала тень.

– Кстати, запомните и потом запишите: смешать щепотку толчёного розмарина с соком анемоны и водой в отношении один к двум.

– Как пожелаете, – ответил секретарь. Он задумывал уточнить, о чём речь, однако магистр тут же сам пояснил с явным недовольством:

– Антонина пожаловалась подруге на мои мучения от бессонницы – стоило дома три ночи провести. Неудобно как-то.

«Ого, его жена так тесно общается с василисой! – подивился бывший переписчик канцелярии. – Интересно, какова она? Мы ведь не пересекались».

– Могу задать вопрос, флавий?

– Можешь.

– Когда мы отправляемся из Виза́нтия?

– После всех приготовлений. Крайний срок – конец месяца, – ответил Велизарий. – Скажи, почему ты называешь город именно так?

– Виноват. Не буду, если надо.

– Нет никакой вины. Просто мне непривычно. Так почему?

– Издержки классического образования.

– Вот как! А чем «классическое» отличается от обычного?

– Афинская школа вообще своеобразна. Подачей знаний, да всем! Мои учителя – помешанные на древности. Отстаивали самобытность нашей культуры и её независимость от римской.

Он вспомнил размышления о Единой первосущности, мировой душе, громоздкие построения Плотина Ликопольского, Кратета Фрийского, задания на нахождение общего у совершенно разных предметов, ругань между преподавателями, и возжелал оказаться на занятиях.

Велизарий хмыкнул:

– У меня нету никакого образования. Только потуги родительские.

– Могу я спросить о ваших родителях? – осмелел секретарь, чувствуя подходящее настроение собеседника.

– Мать во Фракии, сюда ни ногой, бесполезно уговаривать. Меня над армией поставили, а она всё нос мне подтирает.

– Отца знали?

– Немного. Пал в заварушке у Сирмия.

– Печально.

Магистр, явно оживившийся, отвернулся, будто постеснявшись своей откровенности.

– Завтра не понадобишься, отдыхай, – чеканно изрёк он.

«Надо бы наведаться в одно место». – Секретарь с упоением потёр руки.

**

– «Черепаха» – лучшая формация, – с разными интонациями повторял Лаврентий Лид, и из-за погружения не почуял характерный скрип библиотечной двери.

– Извините, – робко обратился к нему Кесарий.

Библиотекарь повернулся на него со взглядом голодного пса, сутулясь, но затем выправился и изобразил улыбку.

– Чего желаете, молодой человек?

– Хотел бы почитать тут, у вас. Показать внутренний пропуск?

– Лишнее! Что именно соизволите просить? – обрадовался посетителю Лид.

– Труд про войну диадохов. Ещë – жизнеописание Клеопатры пера Кассия Диона. Можно два свитка сразу?

– Вполне, – ответил библиотекарь.

Он предложил гостю сесть, а сам ушел к стеллажам. Возился там долго. А когда вернулся, то бережно положил два футляра с пергаментами на стол перед Кесарием.

– Вот, держите, пользуйтесь, – сказал библиотекарь и, отойдя немного, с жалобой произнёс. – Искать необходимое тут неудобно, пожалуй, поменяю нумерацию.

Секретарь вспомнил собственный визит к Амиану.

– Говорят, ваш предшественник был интересным человеком. С удовольствием бы завëл знакомство, – с ехидством произнёс он.

Библиотекарь вздохнул:

– Увы, «был». Правильное слово подобрали.

– Что вы имеете в виду? – озадачился Кесарий.

– Его больше нет на сей бренной земле.

– Как?

– Приступ, кажется, настиг. Хотя вру, утонул. Да, именно. В обычной речушке. С месяц, если не больше. Спас утопающего, а сам не выплыл.

Секретарь проглотил слюну.

– Нигде не сообщалось.

Лаврентий пожал плечами:

– Чему дивиться? Человек незнатный, вот шуму и нет. Тем более, все про провинцию Флориада толкуют, а нынче в довершение про поход станут. Ох, ежели вам дурно, могу распахнуть ставни шире!

Глава 14. Поход

За день до отбытия Кесарий побывал во дворе особняка и издалека увидел, как Велизарий берёт на руки маленькую девочку, гулявшую до этого в компании какого-то поседевшего мужчины. Потом со стороны сада пришла женщина с рыжими распущенными волосами. Она была статна, худа, курноса, с плавными чертами, но секретарь не находил её большой красавицей. Сказанные ею слова, обращённые к мужу, до Кесария не доходили, но он подметил живость и артистичную манеру говорить.

**

Вглубь страны, в сторону восходящего солнца, к пограничью с Персией, двинулись восемнадцать тысяч душ. Помимо самих солдат разных родов, отрядами которых командовали старшие комиты, а подразделениями поменьше – младшие, в войске находились прислужники, носильщики, лекари, полевые священники, именуемые капелланами, и много кто ещё. Поклажу перевозили на повозках и телегах, а также вьючных мулах.

На опережение шёл разведкорпус из всадников-федератов. Одну его часть составляли гунны-массагеты с временно поставленным над ними Уникой, который сам был наполовину гунном, другую же – герульские всадники во главе с Форром.

Основной части армии в среднем удавалось пересечь около двухсот стадий в сутки. Тяжелее стало на нагорье, едва под ногами закончился травянистый полог, исчезли даже полынь, ковыль и шалфей, уступив место коричневой сыпучей земле, сухой, бесплодной от палящего зноя. На этом пустынном просторе почти неделю не за что было зацепиться глазу.

Воду ранее запасли впрок, из-за скупости нагорье на реки и даже мелкие ручьи. Из осадков – роса по утру или мелкие капли редкого дождичка. Единственный водоём на пути – озеро Татта, по берегам окаймляемое солью и грязевыми трясинами.

Во время остановки в окрестностях этого озера Кесарий встал среди ночи и по нужде выбрался наружу, где застал полководца за разглядыванием звёзд.

Тот был напряжён, словно атлант с небосводом на плечах.

– Почему не спите, флавий? – спросил секретарь.

– Не знаю. Бессонница вернулась, – без уверенности в голосе ответил Велизарий, словно скрывал что-то. – Хоть в дозор иди.

Прокопийский, закончив дела, снова подошёл к начальнику.

– Флавий, расскажите про войну в Армении. Вы же после неё стали героем. – Внутри бурлила неожиданная бодрость.

– Ай, да чего там рассказывать?! Однажды бились в ущелье, я тогда ещё старшим комитом был. Персов больше намного, хотели заманить нас в ловушку. Иберийский отряд, союзнический, полёг. Ну, приказал я изобразить ложное отступление. Враги догоняли, догоняли да расслабились. Раз – а мы уже соединились с парнями Ситы и Августина. Дальше – в ответную атаку.

– Простите, Августина? – услышал незнакомое имя Кесарий.

– Ага, зятя моего, царствие ему небесное.

Велизарий пристально посмотрел на подчинённого и продолжил более строго:

– Не спеши моё назначение на кумовство списывать. Родственником он мне стал гораздо позже. А после того боя я ещё ему жизнь спас. Ну, по его словам.

– Простите великодушно, но я и не думал о подобном, – оправдывался Кесарий. – Могу идти?

– Обожди. Что ты там такое пишешь для себя?

Секретарь мог ответить уклончиво, но ему вообще не хотелось вилять или врать. Возможно, это влияние ночи, когда так и тянет поговорить начистоту.

– Путевые зарисовки, – ответил он. – Иногда хочется что-то описать. Но там ничего страшного, поверьте. Я не хочу стать вторым Каллисфеном.

– Кем? – Теперь незнакомое имя услышал магистра.

– Был такой летописец в походе Македонского. Отличался откровенностью. За это царь посадил его на цепь. Так и умер, бедняга.