Злейшие пороки

– Знаешь, я ведь должна извиниться перед тобой, Отта, – вдруг говорит Калла.

У Антона екает в животе. Вот он, недостаток длительных наказаний: Калла обожает платить той же монетой.

– За что? – Отта дергает какую-то нитку на своем платье. Она не видит, как желтые глаза Каллы, блеснув, останавливают взгляд на Антоне, тщательно прицеливаясь, прежде чем метнуть оружие.

– А тебя разве не удивляет, как твой брат очутился на троне? До того как ты впала в кому, этим дворцом правил король Каса. Вряд ли ты считаешь, что корона на голове Августа появилась благодаря естественному ходу событий.

«Остановись, – взглядом подает знак Антон. – Сейчас же».

– А может, так и было, – отзывается Отта.

– Увы и ах. – Калла улыбается. – Наверное, очнувшись, ты просила позвать Антона Макуса.

Вот теперь Отта резко выпрямляется, ее волосы длиной до плеч соскальзывают назад. Если раньше ее поза была расслабленной и уютной в гнезде из простыней, то сейчас она внимательно ловит каждое слово Каллы.

– А при чем тут Антон? – Пауза. – И… где он?

– Прекрасный вопрос. Уверена, будь он здесь, он сам поспешил бы к тебе.

Антон слышит, как насекомые шуршат в углу. В лампах бьется электрический пульс. Инстинкты призывают его вскочить, прийти в движение, прежде чем его схватят и закуют в кандалы.

– Где он? – повторяет Отта, голос которой звучит резче.

Калла медлит с ответом. Она отводит взгляд от Антона, устремляет его вдаль с таким видом, будто уже раскаивается. Ей хочется спровоцировать его, заставить выдать себя и обвинить ее во лжи. Но он не станет. Ведь и ему хочется увидеть реакцию Отты. Любопытство клокочет у него под кожей, а вместе с кровью по венам струится потребность быть нужным.

«Ты же якобы любила меня больше всех, – думает он. – Как будешь скорбеть по мне?»

– Он мертв, – говорит Калла. – Принял участие в королевских играх, чтобы расплатиться с твоими долгами, и я убила его в финальном поединке.

Он не ожидал, что она скажет об этом напрямую. И теперь с трудом сдерживается, чтобы не фыркнуть и не потребовать ее объяснить заодно, при каких именно обстоятельствах он потерпел поражение. Когда Отта поднимает взгляд, он внутренне сжимается в ожидании либо горестного вопля, либо краткого заявления, что она все равно никогда его не любила, – одно из двух он услышит точно, – но выражение ее лица не меняется, а прищуренные глаза превращаются в две узкие щелочки, белки полностью скрываются из вида.

Прошло семь лет, мир продолжал вертеться и без Отты Авиа. Но и спустя семь лет эти черные радужки, если смотреть в них слишком долго, по-прежнему пугают Антона, будто ничто не изменилось.

– Почему ты говоришь об этом вот так? – спрашивает Отта.

Не удержавшись, Антон моргает. И смутно ощущает, что разговор Каллы и Отты продолжается в обход его самого – нелепо, ведь они же говорят о нем. Он поднимается, Калла пристально следит за ним. Ее локоть поднимается ближе к поясу, на котором раньше она носила меч.

– Что, прости?

Обращается она к Отте, но смотрит на него.

– Я про твой тон. Кем был Антон для тебя?

– С вашего позволения, – вмешивается Галипэй. Всеми забытый, он до сих пор молча стоял у стены. – Что бы ни случилось в Жиньцуне, об этом надо немедленно доложить Совету, чтобы предупредить соседние провинции. Обсуждая этот вопрос здесь, мы зря тратим время.

– Да, справедливо, – сразу соглашается Антон. – Калла, ты не подготовишь отчет?

Калла избавлена от необходимости отвечать на вопрос Отты. Она тянется к своим длинным волосам, высвобождает из-под воротника застрявшие пряди, раздраженно отбрасывает их за спину.

– Отчитаться перед Советом может и Венера Хайлижа. Я отчиталась перед королем. Мой долг исполнен.

Она круто поворачивается на месте. Стуча ботинками, выходит за дверь, направляется прочь по коридору и вскоре отдаляется настолько, что уже не слышит, что происходит в лазарете. Перехватив взгляд Антона, Галипэй многозначительно кивает в направлении двери, напоминая, что и им пора уходить.

– Август, – подает голос Галипэй, когда Антон не двигается с места, и Антон приходит в себя. Он вспоминает, где он – и кто он такой. – Уже очень поздно.

– Так и есть. – Антон поворачивается к Отте. – Попробуй поспать. Поговорить мы успеем и потом.

– Да, – тихо отзывается Отта. – Я признательна за это.

Прядь черных волос падает ей на лицо, завиваясь возле уголка губ. Могло бы показаться, что она улыбается, если бы не пламя в ее глазах. У него снова проносится мысль: «Твои глаза. Они чуть ли не такого же оттенка желтого цвета, как у Каллы». Но потом мигает свет, тени исчезают, а Отта остается Оттой.

Ему страшно, что он заполняет пустоту, оставленную Каллой. Эта мысль так пугает, что Антон с трудом подавляет желание протянуть руку и снова коснуться Отты, убедиться, что она настоящая, а не иллюзия, которую он ненароком вызвал, чтобы посчитаться с Каллой за предательство.

– Тебе ничего не нужно? – спрашивает Антон, приказывая себе стоять неподвижно. От придирчивого взгляда Галипэя у него покалывает щеку.

«Неужели тебе больше нечего сказать? – мысленно умоляет он. – Спроси обо мне. Хоть что-нибудь».

– Нет, – отвечает Отта. – Но хорошо бы завтра меня отпустили отсюда. Хочу вернуться в мои прежние комнаты.

– Мы это устроим. – Антон отступает от кровати. Но отойти далеко не успевает: Отта протягивает руку, касается ребра его ладони, и он вздрагивает.

Отта смотрит на него и моргает почти по-детски.

– Я признательна за это, – повторяет она. – Я помню, что мы не всегда ладили, Август. Но я все равно благодарна тебе за то, что ты обо мне позаботишься.

– Конечно. – Антон отводит руку. – Постарайся отдохнуть.

Шагая прочь от лазарета, он молчит. Галипэй мудро следует его примеру, отстав на три шага и сопровождая его всю дорогу до королевских покоев. В тишине гулко разносятся шаги Галипэя, каждый стук подошвы звучит как сердечный ритм. Антон старается не слушать его, однако этот ритм настолько же мощный, как и тот, что у него внутри: Август пытается пробудиться к жизни сразу же, стоит Антону расслабиться.

«Даже не пытайся», – думает Антон. Они приближаются к его покоям. Не попрощавшись с Галипэем, он скрывается внутри и захлопывает за собой дверь.

Глава 7

Калла не перестает думать об Отте Авиа.

Эти мысли не дают ей уснуть всю ночь. Она вертится и ворочается на непривычно прохладных дворцовых простынях и недовольно вздыхает каждые несколько минут, когда ее раздражение достигает предела. Отта была невыносима даже тогда, когда лежала в коме. Именно из-за нее Антон не желал отказываться от участия в играх. Из-за нее Антон с Каллой в итоге сошлись в финальном поединке на арене, а Калла была вынуждена нанести смертельный удар, из-за нее Калла и Антон очутились в нынешнем нелепом положении. И если Отта была способна на все это, лежа без сознания, Калла не желает даже думать о том, что под силу Отте Авиа теперь, когда она очнулась.

Из-за двери до нее доносятся обрывки разговоров, возбужденный шепот. К досаде Каллы, ее комнаты расположены вблизи самой оживленной части Дворца Единства, потому что дворцовых советников размещают поближе к залам заседаний, а те зачастую прилегают к гостиным, где целыми сутками сменяет друг друга знать. Сегодня они болтают до самого утра, потрясенные тем, что болезнь яису, оказывается, можно вылечить.

Нельзя, хочет выпалить Калла, запихивая в рюкзачок свою последнюю пару кожаных штанов. Никто не в состоянии в один прекрасный день просто взять и очнуться, если у него внутри все безвозвратно разрушено. Произошло нечто, выходящее за пределы их понимания.

– Мао-Мао! – зовет Калла. – Мао-Мао, иди сюда, дружище.

Ее кот трусцой выбегает из ванной. Перед отъездом в Жиньцунь она заехала к себе на прежнюю квартиру, звала и щелкала языком до тех пор, пока Мао-Мао не вылез из дыры в стене, где обычно прятался. Почти все в квартире было разбито и сломано, от посуды остались одни осколки, матрас разорвали пополам и выпотрошили, раскидав набивку по всей спальне. Забирать оттуда было нечего – кроме кота и единственного растения в горшке.

Они и составили все имущество Каллы. Совет принял ее отнюдь не с распростертыми объятиями, как Отту. С его одобрения кое-кто из приближенных короля уже счел уместным заказать портрет его только что очнувшейся сестры. Слуги, мимо которых Калла проходила недавно, перешептывались, что портрет повесят в северном крыле, где раньше жили Авиа, и маленькое изящное личико Отты станет украшением главного фойе в ознаменование ее чудесного выздоровления.

Калла наклоняется и протягивает руки.

– Пойдешь со мной? Ты не обязан.

Мао-Мао издает протестующие звуки, тычется в ткань ее рукава. За краткое время, пока Калла была в отъезде, он нагулял жирок – его кормили на каждом углу, слуги наперебой совали ему лакомства. Кто-то повязал ему на шею гигантский розовый бант с бубенчиком, который звенит при каждом движении Мао-Мао. Теперь он щеголь. Королевский кот.

Он дважды встряхивает пушистой головой. Уловив намек, Калла снимает с него бант вместе с бубенчиком.

– Ладно, я тебя здесь не оставлю. Но тебе придется снова лезть в сумку.

– Мяур-р.

– Понимаю. Но жить на рисовом поле со мной лучше, чем в этой змеиной яме одному.

Если она уйдет как можно быстрее, ее отсутствие могут не заметить до тех пор, пока она не выйдет из зоны наблюдений Сань-Эра. Ранним утром, пока дворец еще спал, она совершила набег на королевскую сокровищницу и прихватила из нее вещи, за каждую из которых на черном рынке в провинциях дадут стоимость целого дома. В ее рюкзаке побрякивают ценности на сумму, пожалуй, вдвое больше той, которая причитается победителю королевских игр.

Подготовка к побегу заняла у Каллы целое утро, ей нельзя тратить ни единой лишней секунды. Ей вообще не стоило возвращаться во дворец, но она должна была узнать насчет Лэйды, посмотреть, можно ли что-нибудь исправить. Не доезжая до стены, ей стоило бы при первом удобном случае свернуть с Аппиевой дороги и скрыться в провинции так, чтобы больше ее никто не увидел. Если бы она сбежала ночью во время поездки, дворцовая стража узнала бы об этом лишь утром, разбирая временный придорожный лагерь. А сама Калла к тому времени была бы уже где-то в Паше или Лэйса.

Она бросает взгляд на часы, висящие на пурпурной стене.

– Мяур!

– Да подожди же ты, какой нетерпеливый…

Она расстегивает наплечную сумку и ждет, когда Мао-Мао, повозившись, устраивается внутри. Дворец Единства они покинут через час, когда явятся декораторы для подготовки к сегодняшнему гала-торжеству. По ее просьбе Матиюй отключит камеры по всему ее пути до заднего выхода. Коридоры будут полны народа, и в этом хаосе она с легкостью улизнет.

Здесь уже ничто ее не держит. Король Каса мертв, не осталось никого из виновных в сожжении ее деревни. Служить советником лжекоролю – на это Калла не подписывалась. Если королевство впадет в анархию, то это проблема человека, сидящего на троне, а Антон Макуса больше не ее долбаная забота, особенно теперь, когда очнулась его первая любовь. Пусть живут счастливо, хоть и недолго – до тех пор, пока Август не вернет себе собственное тело и не убьет их обоих.

– Ваше высочество?

В дверь стучат.

– Я занята! – рявкает в ответ Калла, и ее голос разносится по всей комнате. Длинные оконные ниши многократно усиливают каждый звук.

– Ваше высочество, – слышится из-за двери тот же голос, – мне было велено не принимать отказа.

Калла оглядывается, убеждаясь, что ничего не забыла и не обронила.

– Очень жаль. Значит, придете попозже.

Мысли, двигаясь по замкнутому кругу, приводят ее снова и снова к одному и тому же выводу: нет никаких шансов, что Отту удастся долго обманывать. Отта Авиа хорошо знает Августа, а Антона – еще лучше. Ей достаточно единственного взгляда при хорошем дневном свете, чтобы сообразить, что в теле Августа находится Антон, а значит, полная катастрофа, которую она вызовет, лишь вопрос времени. Как только Антона разоблачат, Сань-Эр пойдет прежним путем. Антона уберут, Август вернется, и, если Калла останется в столице, в случившемся обвинят ее. Исправлять ошибки и возвращать себе то, чем она пожертвовала, уже слишком поздно. Антона Макуса она лишилась на арене. И отдала королевству всю себя, когда король Каса пал под ее мечом. Пора уходить, пока еще можно.

– Ваше высочество! – Стук становится настойчивее. – Вашего присутствия просит член Совета Хайлижа. Заседание Совета созвано по делу Жиньцуня, для допроса будет приведена Лэйда Милю.

Калла прикусывает щеку изнутри. Запрокидывает голову, мечет гневные взгляды в потолок, обводит глазами цветочный рисунок.

Твою мать. Твою ж мать.

В три длинных шага Калла проходит через комнату, сбрасывая с плеч и рюкзак, и сумку с Мао-Мао. От неожиданности кот истошно мяукает, и Калла шепотом извиняется перед ним, прежде чем рывком распахнуть дверь.

Женщина, ждущая на пороге, кажется ей знакомой. Есть что-то такое в ее белых волосах и немигающих глазах, тусклый пурпур которых выглядит темнее в коридоре, где нет естественного освещения. Оттенком глаз она напоминает Калле Эно, его остекленевший взгляд после того, как он был убит во время игр у нее на виду, и Калла отгоняет мысли о нем сразу же, едва они являются к ней. И кроме того, пока пожилая служанка отступает, жестом предлагая ей проследовать в коридор и отворачиваясь, у Каллы возникает уверенность, что должна быть еще одна причина, по которой…

– Идемте, ваше высочество.

Пожилая женщина идет вперед. И тут всплывает воспоминание. Это она в числе прочих готовила Каллу к коронации перед тем, как она выступила вперед и возложила корону на голову возлюбленного, которого считала погибшим от ее руки. Тот день прошел для нее как в тумане, она была близка к безумию, но запомнила два произнесенных шепотом слова, одновременно и обвиняющих, и возвеличивающих ее: «Убийца короля».

– Лучше бы прямо сегодня, принцесса Калла. – Женщина останавливается и оглядывается через плечо. – Член Совета настоятельно просила поторопиться.

Если Калла слишком надолго отклонится от намеченного пути, она упустит возможность побега. В отсутствие такого прикрытия, как приход декораторов, служба наблюдения заметит, как она покидает дворец, и стража почти наверняка преградит ей путь.

– Иди гуляй, – шепчет она Мао-Мао. Кот не слушает и укладывается вздремнуть прямо в сумке. Фыркнув, Калла закрывает дверь и следует за служанкой.

– Как тебя зовут? – спрашивает она. – Перед коронацией мне было не до вопросов.

– Джосли. Не желаете внести изменения в свой гардероб, ваше высочество?

Калла медлит с ответом, задумавшись, какое у Джосли полное имя. Мгновение спустя она спохватывается, вспоминает про вопрос и оглядывает себя. Переодеться она собиралась где-нибудь в Сань-Эре. Во время пребывания во дворце она рассудила, что не повредит поинтересоваться содержимым комодов в ее комнатах, и обнаружила там платья с пышными рукавами и отложными воротниками, кучу ткани с завязками вокруг талии. Некоторые из этих вещей она приспособила для себя.

– А тебе не нравится, как я его переделала? – спрашивает Калла, расправляя складки на груди.

– При всем уважении, выглядит это так, будто вы воспользовались теркой для сыра.

– Так и есть.

Вообще-то, это был нож, зато надежный.

Джосли не меняется в лице.

– Может, впредь стоило бы действовать иначе. Сюда, пожалуйста.

Декораторы уже явились во дворец. Пока Калла была в отъезде, остальные королевские советники занимались подготовкой к гала-торжеству и тратами выделенного на него бюджета. Благодаря новым правилам обеспечения безопасности, введенным указом Каллы, они получили возможность нанимать мастеров за пределами дворца и находить гораздо больше декораторов за полцены. Калла смотрит, как целая толпа – со стремянками, валиками для краски и аккуратно сложенными скатертями – вливается во дворец через южное крыло. Она вытягивает шею, пытаясь определить, что это за большие красные ведра, которые вносят в один из залов, но Джосли многозначительно кашляет, привлекая внимание подопечной, и открывает узкую дверь под боковой лестницей. Еще одна лестница ведет вниз, в коридор настолько темный, что Калла видит лишь несколько дюймов выложенного кирпичом пола и смутные тени. Пока они спускаются, она раскидывает руки в стороны и держится за стены, чтобы сохранить равновесие.

В конце темного коридора Джосли поднимается на три ступеньки и толкает дверь, выходящую в очередной коридор. И вдруг останавливается. Калла подбирается, готовясь сорваться с места.

– Я тут затеял перехват, ваше высочество, – произносит мужской голос. – Надеюсь, вы не против.

Она закатывает глаза, ее настороженность рассеивается, стоит ей подняться на три ступеньки и выйти в коридор. Галипэй ждет, скрестив руки на груди; плечи у него настолько широки, что при желании он мог бы намертво закупорить вентиляционный канал.

– Перехват меня? – уточняет Калла. – Я польщена. Придется нам позаботиться, чтобы об этом не услышал Август. Ты же знаешь, какой он ревнивый.

Галипэй хмыкает, но между бровями на миг возникает озабоченная морщинка. Значит, его прислал не король.

– Идем со мной. Благодарю, Джосли.

Служанка кивает. Помахав ей на прощание, Калла идет вслед за Галипэем, нарочно отставая на несколько шагов. Пройдя под зеленой аркой и мимо гигантской статуи кролика, они попадают из одного атриума в другой. Калла старательно запоминает количество поворотов, сделанных ими в бесконечных коридорах. Если Галипэй ведет ее куда-то с намерением избавиться, она пересчитает ему ребра.

– Мы все еще направляемся на заседание Совета, – сообщает Галипэй, не оглядываясь и будто подслушав ее мысли, – так что нападения можешь не ждать.

– От тебя? Нападения? Неслыханно. – Нехотя признав, что подозревать спутника нет оснований, Калла торопливо догоняет его и продолжает идти рядом. – Почему мы идем этим путем?

– Лэйду уже привели из камеры. Я хочу, чтобы ты вошла через дальнюю дверь вместе со мной.

– Венера Хайлижа желает, чтобы я внесла свой вклад в заседание.

– Если тебе найдется что сказать, ты сможешь сделать это в любом случае. Высиживать за столом тебе незачем.

У Галипэя мало причин ненавидеть ее, но и для доверия к ней их точно нет. По крайней мере, таких, чтобы лично привести ее ради компании, хоть ему, скорее всего, одиноко в последнее время, когда Антон препятствует его разговорам с Августом.

– Чем это продиктовано? – спрашивает она. – Я заменяю кого-то из Вэйсаньна?

Галипэй молчит. Кажется, ее догадка верна.

– Сегодня вечером стену сносят, чтобы заново отстроить дальше на территории Эйги, – выдает информацию он.

Стайка придворных проходит мимо них по коридору в противоположном направлении. Одна из женщин в голубом машет Калле, но та ее не узнает. Хотя все равно машет в ответ.

– А-а. Так я нужна тебе в качестве живой силы.

– Я совершенно ясно дал Совету понять, что выводить Лэйду из камеры не следует. – Галипэй понижает голос. – Мы не просто так поместили ее в самую надежную из камер дворцовой темницы. Она опасна.

Камера Лэйды и правда выглядит прочной, насколько видела Калла в центре наблюдения.

– Меня в такой не держали, – говорит Калла, в голосе которой улавливается оттенок досады.

– Связанный с тобой риск был для этого недостаточно велик.

– А-а. Да неужели.

Галипэй искоса бросает в нее взгляд.

– Тебя это… оскорбляет?

– Я же убила короля, Галипэй. Чего еще ты от меня хочешь?

Он еле слышно бормочет что-то очень похожее на «пощади». Оглядывается через плечо, убеждается, что вокруг никого нет, и говорит:

– Та ситуация, о которой ты упоминала прошлой ночью… Она затронула не только Жиньцунь.

У Каллы моментально пропадает всякая охота шутить.

– Были и другие нападения?

– Да. Вести дошли до нас не сразу, но произошло то же самое, что ты видела в Жиньцуне. Целые казармы дворцовых солдат одновременно падали замертво.

Так вот почему они привели Лэйду на допрос. Если случившееся в Жиньцуне напомнило Калле эксперименты Сообществ Полумесяца в Сань-Эре, неудивительно, что к тому же выводу пришли и другие. Особенно если нападениям подверглись провинции, расположенные ближе к столице и значительно более важные для поддержания жизнедеятельности Сань-Эра.

Но Калла, увы, сомневается, что они многого добьются от Лэйды. Даже если бывшая начальница дворцовой стражи что-то знает, она пробыла взаперти с тех самых пор, как ее разоблачили. Так что это не она руководит новым движением сопротивления, охватившим провинции.

Галипэй проводит Каллу мимо изукрашенных двустворчатых дверей, у которых стоят на страже Вэйсаньна, затем снова сворачивает за угол. Ведет к дальней двери, как и говорил. Выглядит этот вход гораздо скромнее, на нем нет даже дверной ручки, панель поворачивается на петле в обе стороны.

– Будь начеку, Калла.

Они пробираются в зал. Лэйду Калла замечает мгновенно: на глазах у нее повязка, она прикована к трибуне в передней части зала, в позе чувствуется ощетиненная настороженность, неуместная для узницы. Если бы не Вэйсаньна, окружившие ее кольцом, можно подумать, что она готовится произнести речь, ведя в бой подчиненный ей батальон.

– Лэйда уже доказала, что способна к перескоку без вспышки на любом расстоянии, – сухо замечает Калла.

Большой стол для совещаний занимает центр комнаты. Удаленность от Лэйды всех сидящих за столом – не меньше трех метров, трибуну для нее поставили в углу, подальше от двустворчатых дверей, но члены Совета зачастую не блещут умом, и если кто-то из них встанет из-за круглого стола и пройдет несколько шагов по залу, то окажется слишком близко к Лэйде.

– Можешь мне поверить, – отзывается Галипэй, на шее которого пульсирует набухшая вена, – я четко дал понять, с какой легкостью все может пойти наперекосяк. Просто будь настороже постоянно, как сможешь. Мы будем устанавливать личность каждого, прежде чем кто-либо покинет этот зал.

Калла обводит взглядом стол. Венера Хайлижа упорно смотрит на собственные руки, сидя со стороны стола, дальней от Каллы. Напротив нее члены Совета Алиха и Жэханьу что-то негромко и оживленно обсуждают, сблизив седеющие головы.

– Разумно, – оценивает Калла. – Все еще рискованно, но разумно.

Галипэй не удосуживается возразить. Только повторяет «будь начеку» и уходит проверять главный вход. Его пояс увешан оружием. Калле не дали ничего. Могли бы предложить ей хоть дубинку. Даже если Лэйда не сумеет вырваться из этого зала, она все равно может напасть на них просто так, на всякий случай.

Поднеся большой палец ко рту, Калла грызет ноготь. Синева Милю. Серебро Вэйсаньна. Желтизна Толэйми. В этом королевстве есть люди, давным-давно отмеченные вниманием. Этой мысли полагалось бы успокоить ее, напомнить, что у Лэйды нет никаких шансов улизнуть и остаться незамеченной. Но сама Калла долго и успешно пряталась в городах-близнецах, прежде чем перестала скрываться. Она не станет недооценивать способность Лэйды исчезнуть бесследно.

По коридору прокатывается низкая барабанная дробь. Антон вступает в зал через главный вход, чуть опередив Отту Авиа, которая, войдя, на миг встречается взглядом с Каллой. Нынешнее сходство Отты и Антона внушает тревогу. Август и Отта – сводные брат с сестрой, им и полагается быть похожими внешне. Но теперь, когда Калла знает, что в теле Августа находится Антон, ей трудно воспринимать его как-то иначе. Любое напоминание о том, что надо считать его Августом, раздражает ее, кажется до тошноты неправильным, особенно когда Отта встает на цыпочки и что-то шепчет на ухо Антону. На Отте красное платье, лиф сшит из плотной парчи. От каждого ее движения юбки струятся и вьются вокруг ее ног хвостом феникса.

А члены Совета воспринимают интимный жест Отты как естественную близость брата и сестры. Калла заставляет себя отвернуться на всякий случай, зная, что так будет лучше. Пламя, лижущее ее изнутри, едва дает ей дышать.

– Не будем тянуть время, – заявляет Антон.

За стол он не садится. И направляется мимо стражи прямо к Лэйде, а Галипэй хватает его за локоть. Калла выпрямляется, скрестив руки на груди, ждет, что будет дальше, и нисколько не удивляется, когда Антон не обращает внимания на Галипэя, отмахивается от него, как от какого-то назойливого члена Совета, поднявшего в разговоре с правителем неуместный вопрос. Освещение в зале приглушенное. Бесспорно, есть что-то странное в том, как Антон старается не смотреть Галипэю в глаза.

Антон останавливается возле Лэйды. Пока он изучает ее, Калла разглядывает собственные обгрызенные ногти и безмолвно вздыхает. В случае опасности вмешается Галипэй. Рядом с Августом он вечно был в роли побитой собаки, и это ощущается в десять раз острее теперь, когда роль Августа играет самозванец Антон. Верный бедняга Галипэй. Должно быть, тяжко, когда вдруг исчезает тот, кого любишь больше всех.