Алтарь для Спящего бога

– Вы можете передать лорду Гранду, что его наказание не минует, как не избежали его прочие мятежники. Но в обмен на сдачу Брейсвика я, как герцог, обеспечу безопасность его семье и остальных.

– Боюсь, вы меня не поняли, ― Аннабелл потёрла висок, словно у неё внезапно разболелась голова. ― Мы уже покойники. Не будет сдачи в обмен на защиту семьи, ибо это противоречит тому, во что верит Эйг. Во что мы верим. Если вы попытаетесь взять город силой и быстро, то вначале убьют детей и тех, кто не захочет уйти с честью добровольно. Затем все прочие…

Голос изменил леди Гранд, и она замолчала. Альгар надеялся, что ослышался.

– Вы хотите сказать, что всех…

– Только благородных. В крепости почти два десятка детей. Шестнадцать женщин. И около сорока мужчин, ― она усмехнулась – сухо, безрадостно. ― Эйг умеет вдохновлять. Они пойдут за ним до конца. Даже если этот конец будет кровавым. Милорд… Я не стала бы устраивать этот маскарад. Не пришла бы. Не стала бы говорить с вами, но моему внуку всего несколько месяцев. Его мать дрожит от страха перед тем, что замыслил её отец. И она не одна. Есть и другие – среди женщин, среди слуг. Не все… но достаточно. Если действовать осторожно. Очень осторожно… может, у нас ещё останется шанс – не спасти крепость, но спасти хоть кого-то. Хоть что-то.

Альгар не ответил сразу. Его взгляд метнулся к проёму, в сторону мрачных стен за пределами шатра, а затем медленно вернулся к собеседнице. Он провёл ладонью по столу, как будто что-то искал – решение, уверенность.

– Вы ведь понимаете, – сказал он наконец, негромко, почти устало, – что если мы войдём в крепость и нас обнаружат…

Леди Гранд выпрямилась, словно сбрасывая с плеч груз, который несла слишком долго.

– Конечно, понимаю. Насколько бы тихо вы ни вошли – жертвы всё равно будут, – она смотрела прямо, голос был твёрд, но не холоден: – Я лишь прошу: пусть их будет как можно меньше.

– Мне нужен подробный план крепости, возможный проход и содействие.

– План есть, ―она кивнула медленно, сдержанно – словно взвешивала каждое слово. ― Хотя он не имееи смысла без моих пояснений, если вы понимаете, о чём я.

Альгар наклонился вперёд, задержал её взгляд и, с той уверенностью, на которую только был способен, произнёс:

– Ваши жизни под моей защитой.

Аннабелл рассмеялась негромко, по-женски прикрыв рот ладонью. Но в этом смехе не было ни насмешки, ни веселья – лишь усталость.

– Наши жизни ничего не стоят, милорд. А ваши слова просто слова. Я хочу получить более весомый зарок.

Её взгляд остановился на кинжале, который висел у Альгара на поясе. Но он только покачал головой.

– Я не могу принести кровавой клятвы. Она не будет действовать.

Брови леди Гранд едва заметно приподнялись, в глазах мелькнуло удивление, но выражение её лица тут же сменилось лёгкой, почти материнской улыбкой:

– Вы знаете, из-за чего началась эта проклятая война?

– Из-за притязаний герцога Кайя Баккереля на корону Холмистого края.

На мгновение воцарилось молчание. Затем леди Гранд снова рассмеялась: тише, горче, почти про себя.

– Так и правда говорят. Не скажу, что Кайя не хотел власти. Хотел, но причина была не в этом. Его семья носила это имя многие сотни лет. Три с половиной, если быть точной. У Кайя было достаточно власти, больше, чем имел каждый из нас, кроме, разве что короля. Да и то, с оглядкой. И уж точно Кайя не хотел стать королём. Всё дело Генриетте.

Альгар пытался вспомнить, где слышал это имя.

– Кажется, так звали старшую сестру короля Луиза.

– Она умерла от оспы, когда ей было всего четыре. Однако спустя десять лет объявилась некая особа, утверждавшая, будто ею и является. Мол, смерть – лишь вымысел, а на деле ребёнка тайно вывезли в Ниссу, где она и прожила все эти годы. Ложных личностей история знала немало, но эта… ох, эта разыгрывала свою с удивительным искусством. Ей даже в какой-то удалось одурачить Луиза.

Её приняли при дворе, но признания не последовало – необходимо было всё тщательно проверить. Спустя какое-то время она вступила в связь с вашим предшественником и родила от него сына. Разумеется, вне брака.

На тот момент о короне речи не шло – ни с её стороны, ни тем более со стороны мальчика. Так к чему, скажите, была разыграна вся эта сцена? Ради скверной шутки? Или денег? Или просто из любви к театру? Увы, ответа мы уже не получим.

Кайя, взвесив всё, принял решение: жениться на ней – несмотря на смутное прошлое. А тем временем наш с вами общий знакомый, лорд Эндерс, отыскал занятного свидетеля – мелкого лорда из Ниссы, утверждавшего, что «принцесса» – не более чем продажная девка из самого захудалого дома приятия. Затем нашлись и другие, кто подтверждал его слова.

Казалось, свадьба будет расстроена, но что бы вы думали? Кайя Баккерель отказался верить слухам – и публично провозгласил её девицей безупречной добродетели.

– Ему виднее, ― не удержался от едкого замечания Альгар, и Аннабелл поддержала его задорной улыбкой.

– Ничуть не удивлюсь, если лорд Эндерс самолично подбирал этих свидетелей. Он рассчитывал выдать за Кайя свою дочь, тем самым связав свой род с Баккерелями. Возможно, в нём взыграла гордость… или самая простая обида. Как бы там ни было, Луиз поверил обвинителям и велел заключить Генриетту в темницу вместе с ребёнком. Сам же вскоре отбыл в горы – на охоту, как говорили. На мой взгляд, он просто решил переждать, пока не улягутся слухи. Безусловно, разрешения на брак он бы не дал. Но если бы Кайя проявил хотя бы каплю благоразумия…

Он разозлился. Я видела его – как вас вижу сейчас – и поразилась тому, насколько ярость может преображать человека. Не знаю, что двигало им – любовь, уязвлённая гордость… а, быть может, и то и другое. Он говорил много. Слишком много. И в какой-то момент его слова вышли за дозволенное. Если бы он ограничился речами о несправедливости, ничего бы не случилось. Но он посягнул на святое – усомнился в законности притязаний Луиза на корону. Лорды испугались. Пока король отсутствовал, герцог с войском вполне мог взять столицу, освободить Генриетту… и посадить на трон своего сына. Быть может, Кайя и не собирался идти так далеко. Возможно, он просто брехал, сорвался в пылу гнева. Но советники Луиза предпочли не рисковать.

Они казнили сначала Генриетту, а затем… и ребёнка. Я была там, ― голос Аннабелл снова дрогнул. ― Палач нёс мальчика на плече, а тот всё спрашивал, куда они идут и можно ли потом покататься на пони… того самого, что подарил ему отец. Бедный мальчик.

Голос Анабель дрогнул, и она обхватила шею ладонью. В глазах её блестели слёзы.

Альгар прекрасно понимал, что испытал король, когда вернулся в столицу, осаждённую обезумевшем Баккерелем. Стоит ли ему самому ждать удара в спину?

– Дети ― вот истинная трагедия этого безумия. У нас с Эйгом было шесть девочек и три мальчика. Выжили только Лейла и Дарин. Дарин не отступиться – он пойдёт за отцом до конца, но Лейла, её муж Роберт и их ребёнок… другие дети… ― Аннабелл глубоко вздохнула, словно набиралась смелости сказать следующие слова. ― Я не боюсь умереть. Завтра или через полгода. От рук своего мужа или от голода, но я не хочу, чтобы мой внук был поднят на штыки во имя чужих интересов. Вы могли бы промолчать, принести клятву и действовать по своему разумению, герцог Баккерель, но вы сказали правду. Я вверяю вам жизни моих детей. ― Она достала из внутреннего кармана куртки сложенные листы. ― Здесь подробный план крепости. Если вы готовы пойти на риск, то мы можем пригласить остальных и продумать план.

И наверное, никогда в жизни Альгар не видел столько решимости и смелости в одной-единственной женщине.

.

Матушка подняла Лейлу перед рассветом. Заставила тепло одеться и спрятаться.

– Что бы ни случилось, не выходи, – сказала мать напоследок и ушла.

Она прижимала к себе сына, скрючившись в узком тайнике между стенками, и молила Богов, чтобы малютка не проснулся. Она смогла напоить его сладкой водичкой с капелькой сонного корня, но сколько ребёнок проспит. Лейла привыкла не задавать вопросов. Муж и отец лучше знают, как надо поступить. А матушка? Что она задумала?

Было тихо, и Лейла даже стала думать, что можно выбираться, когда крепость наполнилась криками, топотом ног и лязгом железа. Она прижала к себе ребёнка, едва касаясь его детский пуховых волос, и беззвучно зашептала молитву.

.

Когда спускается ночь, приходят тени. Они живут в дрожащем свете факелов, в щелях, в чужих шагах. Тени движутся бесшумно, проскальзывают, тают в темноте и появляются вновь, будто не идут – а плывут сквозь камень. Задремавший часовой уронил голову на грудь и не заметил, как рукоять кинжала стремительно опустилась ему на затылок. Он повалился наземь, а тени двинулись дальше.

Взять крепость, даже укреплённую, бывает проще, чем кажется – особенно если за стенами есть тот, кто откроет дверь. Если таких несколько, это уже не штурм, а почти прогулка. Но на этот раз всё пошло не по плану. Роберт опоздал. Они пробрались внутрь, когда рассвет уже начал окрашивать башни. Их едва не засёк патруль на внутреннем дворе, и, только спрятавшись за бочками, удалось проскользнуть дальше. И когда они уже были в донжоне, какая-то женщина выперлась в коридор с пустым ведром и с визгом уронила его на камни. До покоев Эйга они добрались почти бегом. Странно – охраны не было вовсе. Слишком тихо. Слишком просто. Опыт подсказывал: если всё идёт гладко – значит, ты чего-то не заметил. Или уже опоздал. Альгар почувствовал, как в горле становится сухо, а в животе – тяжело, будто там завязали узел. Опасения оказались не напрасны.

Как лорд догадался о предательстве жены? Уже неважно. Эйг встретил их, держа у горла жены короткий меч. Он оказался моложе, чем Альгар себе представлял: не такой седой, да и морщин на лице почти не видно. В глазах Эйга горел такой знакомый Альгару огонёк безумия.

Солдаты за спиной быстро вышли из комнаты, начиная зачистку крепости. Альгар и Оскольд остались наедине с Эйгом.

– Лорд Гранд, опустите оружие. Эта война окончена, ― как можно спокойнее попросил Альгар.

Лорд лишь презрительно поморщился.

– Неужели ты, мальчишка, считаешь, что я преклоняю колено пред тобой? Никогда я не опущусь ниже безродного приблудны с севера.

Глупо было ожидать, что мятежный лорд сдаться.

– Знаю, но колено вы обязаны преклонить не предо мной, а пред королём.

– Вот когда король появится здесь, тогда и моя спина склонит.

Альгар поймал взгляд Аннабелл: смесь страха и покорности судьбе. Она уже всё решила для себя, ещё тогда, в палатке. Женщина медленно закрыла глаза, в ожидании своей участи.

Оскольд коснулся локтя Альгара и тихо спросил:

– А ты не можешь… как тогда?

Как в Райрате. Там всё вышло скверно. Но если сделать всё аккуратно?

В коридорах крепости разгоралась битва. Их было слишком мало, но благодаря неожиданности они ещё могут победить.

В Аяре, где Альгар провёл прекрасные три года, водились змеи Джохоэсу. Смертельно ядовитые и очень быстрые. Местный охотник Барн Барам показал, что делать, если встретишь такую змею. Лучше всего, конечно, убежать, но если змея близко, то шансов мало. Кто быстрее ― змея с её смертельным ударом, или человек с ножом? Нужно отсечь голову тогда, когда Джохоэсу бросится и будет совсем рядом. Именно такую вот змею напоминал Эйг. Отсеки ей голову и победа будет за тобой.

Альгар прикрыл глаза, а когда открыл, то увидел как «змея» вздрогнула. Кровавый взгляд демона преисподней, вот что увидел мятежный лорд. Стоит отдать ему должное ― он малодушно не упал на колени и не стал молить о пощаде, а только крепче сжал рукоять меча. Глаза Аннабелл в ужасе расширились. В этот момент она, наверное, пожалела о своём предательстве.

Сразу, как только Альгар выбрался из заточения, подчинение людей давалось легко. Порой было достаточно сказанного слова, а то и мысли. Но с каждым годом это становилось сложнее и менее… предсказуемо. То ли его человеческое тело не было рассчитано на такую силу, то ли сам Альгар терял контроль, а в последний раз… последний раз в Райрате заставил людей сражаться до смерти, когда этого не требовалось.

Погружение в чужой разум, то же, что и погружение в кисель. Особенно если человек обозлён. Эйг же ненавидел. Не кого-то конкретно, а всех скопом. Один сплошной клубок ненависти, злобы и страхов. И всё же лорд старался держать себя в руках. Внимательный, собранный и обозлённый противник ― то, что им нужно было меньше всего. Человеческий разум – это инструмент, струны которого, если правильно настроить, будут издавать приятную музыку. Альгар не умел играть. Как-то он пытался освоить гитару, но учитель после более полугода развёл руками, признавая поражение. Требовался не только опыт и точность движений, но и понимание этой музыки, чувство такта и своевременности.

Открыться. Подтянуть здесь, ослабить там, и вот разум звучит иначе. Альгар дёрнул воображаемые струны и…

… они лопнули, выплёскивая всё, что так давно копилось внутри.

– Только смерть смоет позор!

– В смерти нет чести. Куда больше храбрости нужно, чтобы посмотреть в глаза живым.

– Кровь смоет грехи!

– Кровью не накормить людей, кровью не взрастить урожай, кровью не…

– Только кровью можно восполнить долг чести за право быть … прощённым.

– Прощение может попросить лишь живой, а мёртвым всё едино.

– Невозможно смотреть в глаза. Я проиграл, но не побеждён. Только победа. Любой ценой.

– И кто определит цену? И кто её заплатит?

– Ты.

Глаза Эйга расширились. Разговор, в котором не было произнесено ни единого слова, но сказано слишком много, подвёл черту. Мятежный лорд прикрыл глаза и решительно опустил меч.

Последнее, что запомнил Альгар, это короткий вскрик Аннабелл, глухой удар падающего тела и разъярённый крик Эйга, а затем только алое марево.

.

Земля чавкала под ногами.

Внутренний двор опустел.

В утренней хмаре едва можно было различить лошадей у коновязей и брошенное, казалось, в спешке, оружие. В разрубленное пополам соломенное чучело кто-то по рукоять вогнал меч. Альгар тронул чучело носком сапога – и оно завалилось набок. Рукоять меча глухо стукнула о камень.

Он вздрогнул.

Альгар отвернулся и пошёл дальше, но стоило сделать несколько шагов, как под ногой хрустнуло. Опустив глаза, он увидел стрелу с обломанным наконечником. Рядом, в грязи, валялся кожаный нагрудник.

Он знал этот нагрудник. Его носил один из молодых – Грит, кажется. Или не Грит. Уже не важно.

Тишину этого зимнего утра нарушил интендант, пронёсшийся мимо. Он на мгновение остановился, поклонился и пошёл дальше за ворота. Грязь, смешанная со снегом, противно хлюпала под его ногами.

Альгар пнул сломанную стрелу, едва не упав, поскользнувшись.

Он выругался. Тихо, почти про себя.

Его путь завершился перед крутой каменной лестницей, ведущей на стену крепости. Её ступени покрывал толстый слой грязи. Та же грязь была и на деревянных поручнях, вбитых в стены. И на самих этих стенах.

Поднявшись наверх, герцог Баккерель облокотился о стену и тупо уставился перед собой, наблюдая, как небо меняет цвет. Снег за стеной искрился и переливался.

Над землёй взошло алое солнце.

Тошнило. Крутило и тянуло. Альгар опустил взгляд, наблюдая, как в лагере суетятся дневальные. Тянуло дымом костров и кашей.

На завтрак будет овсянка.

Гадость.

Живые едят. Мёртвые ждут.

Хотелось окунуться в ледяную воду во рве, чтобы смыть с себя грязь, пот и кровь. Прыгнуть со стены, проломить тонкую, словно паутинка, корочку льда и медленно опуститься на дно.

Пару раз его задели, но раны тут же затягивались, что приводило противников в ужас. Ещё и глаза, конечно. Глаза, похоже, их беспокоили больше всего.

Ворота крепости были распахнуты настежь, и солдаты выносили тела своих собратьев и складывали их в телеги, чтобы увезти домой. Поверженных мятежников некому было хоронить. Их сложили в стороне за стеной.

– Остальных тоже нужно похоронить. Для тех, кого можно опознать, пусть сделают таблички. Пока из дерева, но по весне из камня, чтобы можно было понять, где кто лежит. У них ведь должны быть какие-то свои обряды? Возможно, где-нибудь тут есть жрец или кто-то вроде него…

В это зимнее утро слова падали как камни. Оскольд кашлянул.

– Я не думал, что ты меня заметишь… Ладно, я прикажу…

– Оси, больше никогда, слышишь?! Никогда не проси меня…

– Никогда, ― глухо повторил друг.

После того как Эйг убил жену, все словно сошли с ума. Уже не разбирали, кого оставить, а кого убить. Кто-то открыл ворота. Все, кто остался верен Эйгу, понесли своё наказание. И не только они.

Цель достигнута, а победа спишет счёт. Но легче от этого не стало.

Безумие.

– Пора заканчивать, Оси. Пора домой.

Но вместо ответа послышалось какое-то не то кряхтение, не то мяуканье. Альгар обернулся. На руках Оскольда ворочался маленький свёрток. Ребёнок выпростал ручку и принялся грозить кулачком, а следом огласил крепость громким требовательным криком. Солдаты внизу остановились и задрали головы, удивлённо смотря на стену.

– Его мать, по всей видимости, укрылась в тайнике, но зачем-то выбралась оттуда в самый разгар битвы, ― пояснил Оскольд. ― Её закололи в пылу, а этот вот выжил. Пока непонятно, кем они приходились Гранду. Не знаешь, у них здесь коза есть?

– Коза?

– Ну его покормить бы неплохо. Да и пелёнки сменить.

Младенец издал ещё один громогласный крик.

– Я не знаю… Спроси интенданта, ― и подумав добавил. ― А после отправляйтесь к Анике и Глаше. Уж они то знает, что нужно делать.

Оскольд облегчённо вздохнул.

– Вот и славно, а то я уж и не знал, куда его девать. Не, я мог бы усыновить, но там и жениться придётся, а я как-то не спешу.

– По-моему, наоборот ― вначале женятся, а потом детей заводят.

– Да у меня всё никак у людей.

Мальчик нахмурился и серьёзно посмотрел на Альгара. Тот давно заметил, что иногда, кажется, будто бы младенцы понимают много больше всех взрослых, до того осмысленный и сосредоточенный у них взгляд.

– Мне этого не простят, Оси.

– Невозможно спасти всех, ― возразил друг. ― Ситуация и так не имела выхода.

– Имела, но…

– Без «но», Альгар. Не имела. Либо Эйг всех уморил бы голодом или прикончил, либо мы их…

Альгар протянул руку и коснулся пальцем пухлой щеки мальчика. Тот завозился, сосредоточенно скосил голубые глаза и сморщил носик-пуговку.

Победа спишет счёт, но пока что они ведут один-один.

Глава 4. Суета

Слуг на замковой кухне кормили вполне прилично. Разносолов не давали, но никто не оставался голодным. Даже в хлеб, который кухарка Мод пекла каждое утро, не подмешивали ни мела, ни кору. А по пятницам так и вовсе в тарелках появлялось мясо. Жилистое, с тонким слоем желтоватого жира, по маленькому кусочку каждому, но мясо.

За столом собирались все работники от домашних слуг до дворовых. И всем клали поровну. Эрия в первый день с опаской приблизилась к столу, опасаясь, что ей, как только что принятой и самой младшей, в лучшем случае достанутся объедки. Но Фиона усадила девушку рядом с собой за общим длинным столом и пододвинула полную тарелку доброй крестьянской каши и овощной похлёбки.

– Чего глазеешь, девка? ― Спросил её следящий напротив старик.

– Ничего, ― стушевалась Эрия.

– Да ты ешь, ешь, ― улыбнулся тот. ― Я Бако, конюший. В замке, поди уже лет сорок работаю.

Странно было видеть сытый стол, когда город на грани голода. Это Эрия и спросила.

– Ты поди не знаешь ничего, ― усмехнулся Бако. ― Герцог приказал открыть питейные дворы, куда могёт прийти всякий голодный, и истребовать порцию.

– Поди у самого герцога-то стол получше, ― зло усмехнулась Эрия, но вопреки ожиданию не встретила одобрения, а наоборот слуги заворчали, косо смотря на неё.

– Эй, нет, ― ответила за всех Мод, погрозив половником. ― Герцог-то наш всё то же ест, что и мы. На третий день, как освободили замок, вызвал он меня и прочих поварёшек и наказал, что в доме всем едино на стол подавать без учёта положения, покуда не переживём мы ненастье. Кроме солдат, но те отдельно едят. И то же он приказал прочим лордам. Говорят, что многие прислушались. А те, кто не исполнил указание бить плетьми. Так что не возводи напраслину на герцога нашего, он добрый и справедливый. Не чета прошлому прошлый. Поди народ плясал, когда его вздёрнули.

Прошлого герцога Эрия помнила. В народе его не любили, да и среди лордов тоже за спиной шептались. А когда он поднял знамя восстания, то мир поделился на своих и чужих.

– Добрый-то, добрый, ― продолжил старик Бако. ― А коменданта обезглавил. Прямо в зале.

– И что скажешь не за дело? ― вскинулся немолодой дворовый мужик.

– Да как посмотреть, ― скривился конюх. ― Кальдерона-то за дело вздёрнули, а вот детей…

– На рынке слышала, что хотят подать прошеную грамоту герцогу. Мол, не дело это детей на верёвку пускать, когда сестра мятежника Кайя жива живёхонька и прощена, ― сказала Фиона, печально заломив брови.

Бако покрутил в руках нож и поморщился.

– Не дело. Только вот лорд Кальдерон на верёвке болтается, как вор какой-то. Да кто слушать станет. Ты Фи не трепли языком попусту, а то и без языка останешься, ― старик вогнал нож в столешницу.

Служанка побледнела, на мгновение открыла рот и тут же яростно заговорила:

– Да я… Я за герцога нашего! Как ты мог подумать! Я всем говорю, что не он это. Не он! Он бы никогда!

– Всё, хватит, ― мистер Фрим, молчавший до того, ударил ладонью по столу. ― Делу время потехи час. За работу.

Прошёл месяц, как Эрия работала в замке. За это время она успела опрокинуть ведро с помоями посреди обеденного зала; едва не подожгла одну из комнат; чистя камин, испачкала весь пол. Тем не менее мистер Фрим не приказал бить розгами и, что ещё удивительнее, не погнал неумеху прочь. Порой так хотелось всё бросить – сбежать прочь, забыть. Но она помнила, зачем пришла сюда. Ничего не оставалось, как браться за тряпку и работать дальше.

Новость о взятии крепости Брейсвик разлетелись по всему городу, а вместе с ней и подробности. Сторонники герцога ликовали, противники рассказывали, что северянин утопил Брейсвик в крови и самолично ел на завтрак младенцев. Так или иначе, но лорд Эйг Гранд был последним, к кому Эрия могла бы обратиться за помощью. Сам лорд не вызывал у девушки симпатии, но он мог помочь ей перебраться на запад или даже Ниссу, если бы она вздумала бежать. Впрочем, её планы изменились.

.

В темноте прячутся глаза. Они сверкают, смотрят и ждут.

В темноте прячутся лица.

В темноте прячутся.

Эрия протянула руку, но тут же отпрянула, почувствовав что-то мягкое и тёплое.

– Я не боюсь тебя!

– Ты не должна бояться, ― ответили сразу несколько голосов.

– Кто ты?

– Лишь добровольные закланцы.

В темноте прячутся холод и тени.

– Чего вы хотите?

– Ты это уже и сама знаешь, но не помнишь.

Её закружил вихрь, и Эрия проснулась. Скрипнула соседняя кровать, когда Фиона перевернулась на другой бок, но не проснулась. Эрия надела на ночную сорочку платье и не стала зашнуровывать его. Поверх накинула шерстяной платок и вышла. На ощупь дошла до кухни. Из окон под потолком падал лунный свет, позволяя разглядеть часть чистого выскобленного стола, ровный ряд кастрюль со сковородами и приготовленное к утру тесто в большой деревянной бадье. Девушка дотянулась до полки, достала оттуда простую глиняную кружку и зачерпнула из бочки воду.

Остатки кошмара медленно сползли, оставив после себя лишь неприятное воспоминание. Удивительно, что ей не приснилась виселица, когда та так близко.

Её план и планом особо не был. Главное стать как можно незаметнее, а там только выбрать нужный момент. Вот как этот. Чего стоит подняться по лестнице для слуг, оттуда через скрытую в стене дверь. Подойти к мирно спящему на кровати человеку и одним ударом…

– Вижу не только меня замучил поздний голод.

Крик замер в горле, а пальцы разжались. Каким-то невообразимо быстрым движением человек бросился вперёд, подхватил посуду и выпрямился. Герцог Баккерель убрал с лица длинные волосы и протянул ей кружку.

– Будет неловко, если нас обнаружат здесь, посреди ночи.

Эрия медленно кивнула, всё ещё не веря в реальность происходящего. Нет, нет, нет! Это просто очередной кошмар.

– Тебя заподозрят, что ты крадёшь еду, а меня… собственно тоже.

Он, как не в чём не бывало, подошёл к столу, взял тарелку и протянул её Эрии.

– Вот, возьми.

Внезапно девушку охватил ужас. Она присела и нервно, заикаясь, проговорила:

– Простите меня, ваше сиятельство… Я не знала…

– Да Боги с тобой, девочка! ― усмехнулся герцог. ― Только не кричи, прошу, а то сюда сбегутся все. Вот будет потеха ― герцог Баккерель пробрался на кухню и обчищает собственные кладовые. Бери. Я не против.