Алтарь для Спящего бога

Аня Кузнецова

Алтарь для Спящего бога

Алтарь для Спящего бога

Лучшая месть человеку – это доказать, что ты можешь обойтись без него.

Валентин Пикуль

Пролог

Легенды лгут. Всегда. Твой дед передал твоему отцу историю своего отца. И вот ты рассказываешь уже своему сыну о том, как предок достал звезду с неба и пленил дракона. Так и со всеми прочими легендами ― сколь они прекрасны, столь и лживы. Истину поведают лишь свидетели, а свидетели, как водится, давно в сырой земле спят. Вот и эта история, начало которой было положено много веков тому назад, лгала и увиливала, покуда сам участник не стал её творцом.

Милуга подёрнулась корочкой льда. Её пологий склон покрыли сугробы. Алтарь же на удивление стоял чистым, и ни одна снежинка не рискнула приземлиться на его серую каменную крышку. Со стороны виднеющегося на горизонте леса ехала телега, запряжённая двумя смирными лошадками. За спиной возницы возвышался груз, укрытый грубой тканью. Сам возница был явно не так хорошо подготовлен к путешествию, поскольку чёрная бархатная вышивка на дублете поистрепалась, а плащ, хоть и отороченный мехом, имел тонкую пурпурную подкладку. Сразу видно ― не так прост этот лорд.

Наконец он остановился у самого Алтаря. Спрыгнул с козел и обошёл камень, придирчиво осмотрев его со всех сторон. Выражение его лица менялось от страха до животного предвкушения. А затем одним резким движением он сдёрнул ткань с возка. Там уложенные друг на друга, лежали человеческие тела. Их было ровно одиннадцать. Мужчины, женщины и маленькая девочка. Их можно было бы принять за мёртвых, но нет ― они всего лишь, одурманенные зельем, спали.

Лорд принялся перетаскивать тела, раскладывая их вокруг Алтаря. Ему явно не доставляло это удовольствие, и несколько раз он останавливался, тяжело дыша. Последняя девочка лет десяти, осталась в телеге и уже пришла в себя, но не могла двинуться с места. Не столько из-за пут, сколько из-за страха. Она же и стала свидетельницей последующих событий.

Лорд, что увёз её из родного дома, встал перед Алтарём и заговорил. Язык был девочке незнаком. Он поднял руки и резко замолчал. А затем достал из складок своей одежды длинный нож, подошёл к лежащему на земле человеку и наклонился к нему. Пленник что-то замычал и стал извиваться в своих путах. Стоны прекратились так же резко, как и начались. Лорд вновь что-то сказал и перешёл к следующему. И так от одного к другому, перебивая стоны короткими фразами на незнакомом языке. Девочке хотелось закрыть уши и не слышать творящегося здесь ужаса. Словно все эти люди для лорда были скотом, приведённым на убой.

Когда всё было закончено, он вернулся к Алтарю, отбросил кинжал и потёр лицо обеими руками. На коже остались багровые полосы, придав ему первобытный полузвериный вид. Он вновь воздел руки к небу и прокричал незнакомые слова. И наступила совершенная тишина: ни ветерка, ни крика птиц не было слышно. Девочка затаила дыхание, не найдя в себе сил даже зажмуриться.

Тишину нарушил скрежет. Грохот этот наполнил всё, вселил ужас. Треск, скрип и оглушительный грохот разнёсся по округе Зажмурившись, девочка прижалась лбом к доскам телеги.

– Я, Альгар, сын лорда Граанта, освобождаю тебя, о древний Бог!

― Освобождаешь?

– Ты теперь свободен! Но в обмен исполни моё желание.

― Желание?

– Я хочу… чтобы отец умер, а соседи сдались на мою милость! Хочу три сундука золотом, два… нет пять с каменьями.

― Милость?

– Да, чтобы подчинялись мне, как королю.

― Как королю?

– Нет!.. Я хочу быть королём! Я желаю быть властителем этих земель. От самого Зимнего предела до Морского берега. А если тебе недостаточно жертвы, то вот невинная девица! Тебе же приводят девиц? – Лорд подошёл к телеге и, схватив девочку за шиворот, приволок к Алтарю. Её ноги едва касались земли. – Это справедливая плата за твоё освобождение!

… свобода!

Вновь по округе раздался лязг и грохот, а следом ни с чем не сравнимый крик боли. Рука, сжимающая ворот, разжалась, и девочка ничком упала на землю. Она, скуля, отползла в сторону, сжалась на влажном снеге.

Стихло, только ветер подвывал. А затем послышались шаги и хруст снега. Девочка принялась ползти, пыхтела и стонала, помогала себе спутанными ногами и руками. Перед самыми её глазами появились сапоги, а на девственно белый снег упали капли крови. Она подняла глаза и увидела человека. Его шея была рассечена, из неё которой хлестала кровь. Он коснулся горла, и рана сама собой затянулась. Человек смотрел растерянно. Огляделся и вновь взглянул на девочку. Глаза его горели алым.

– Помолчите, ― хрипло проговорил он неизвестно кому.

Прочистил горло, поднёс свои руки к глазам и несколько раз сжал и разжал пальцы. После чего вновь обратил свой взор на девочку.

– Ты не из этих… не та. Не моя, ― Говорил он медленно, неуверенно проговаривая каждое слово. ― Кто… ты?

– А… Аника.

– Аника, ― повторил человек.

– Не убивайте меня. Я никому ничегошеньки не скажу!

– Зачем мне тебя убивать? ― человек растерянно осмотрел свою одежду, словно видел её впервые.

– Вы меня купили.

– Я не… но… Понятно.

Он отошёл. Связанная, Аника не могла видеть, что делает этот человек. Она слышала его шаги, странный, тихий шёпот, словно он с кем-то ругался. Через несколько минут он вернулся и перевернул Анику на спину. Та, увидев в его руках нож, вскрикнула и принялась извиваться и крутится.

– Не шевелись, ― приказал он.

Её тело обмякло, словно разом лишилось сил. Человек занёс кинжал и несколькими движениями разрезал путы.

– Шевелись, ― вновь приказал он и Аника почувствовала, что вновь может двигаться.

Человек сел прямо на землю и внимательно её разглядывал, не делая больше ничего.

Аника вскочила и бросилась прочь, но отбежав остановилась и обернулась. Человек всё так же продолжал сидеть на земле и смотреть вдаль. Алтарь в стороне выглядел уже иначе ― его каменная крышка была сдвинута в сторону. Вокруг весь снег покрывали следы грязи и крови. На тела она взглянула мельком, тут же отвернувшись.

– Аника, ― позвал её незнакомец. ― Зачем? ― спросил он.

– Зачем?Я не понимаю.

– Зачем он это сделал? Нет, я знаю.

Человек тяжело вздохнул, сгрёб ладонью снег и принялся чистить заляпанные руки.

– Они говорят, что я чумазый. Говорят мне надо умыться. Зачем?

– Вы в крови.

– А… Да, люди испугаются.

– Нужна тёплая вода, ― предложила Аника.

– Тёплая. Ага… А это какая? ― он раскрыл ладони, блестящие от расстаянного снега.

– Это снег. Он холодный.

– А как получить тёплую?

– Разжечь костёр.

Среди вещей в телеге нашёлся кремень и кресало и немного еды. Спустились сумерки. Аника жалась к огню, стараясь согреться. Человек кажется даже не замечал холода. Он умылся, всё так же продолжая бормотать. Девочка подогрела на огне хлеб с мясом и осторожно положила их рядом с человеком. Тот взял ломоть хлеба, придирчиво осмотрел его и осторожно откусил.

– Это еда. Её нужно есть, ― уверенно сказал он.

Аника прыснула со смеху.

– А что с ней ещё можно делать?

– Не знаю. Я пока ничего не знаю.

– Почему?

– Не знаю, ― повторил человек.

Какое-то время они сидели молча. Аника уже не так боялась этого человека, даже его красный, немного светящихся глаз. Он не был похож на того, кто забрал её из дома. Даже лицо изменилось. Вроде те же черты: высокие скулы, широкие крылья носа, длинные чёрные волосы, всё ещё измазанные кровью и грязью. Но раньше он смотрел на всех равнодушно, холодно, а теперь скорее растерянно и любопытно.

― Кто такой Альгар?

– Вы сказали, что вас так зовут.

– Да? А кто такой лорд Граанта?

– Ваш отец, наверное. Его земли там, ― Аника махнула рукой в сторону леса. ― Папа ему налог платит.

– У меня нет отца, ― уверенно сказал человек. ― Постойте, не кричите.

– Я не кричу, ― заметила девочка.

– Не ты. Они, ― человек коснулся виска. ― Они всё пытаются мне объяснить, учат. Очень шумно. Как ты здесь оказалась?

– Папка продал меня вам за мешок овса и гнедую кобылку. Вы не помните?

– Нет. А это много?

– Много. Кобылка хорошая была.

Человек опять замолчал. Внезапно он протянул руку и коснулся огня, но пламя не обожгло его. Аника открыла рот, наблюдая за ним.

– Хочешь домой? ― внезапно спросил он.

– Не, ― помотала она головой. ― Папка меня ещё кому продаст.

– Они говорят, что продавать детей плохо. Значит ты ребёнок?

Девочка вновь рассмеялась.

– Взрослые говорят, что ребёнок.

– А я тогда кто?

– Взрослый.

Человек нахмурился, словно ему не нравилось когда его так называют.

– Я не хочу продавать детей. Да постойте, не голосите. Я понял.

Он поднялся, дошёл до телеги и вытащил оттуда какой-то мешок и скрученное одеяло.

– Они говорят, что тебе будет холодно ночью. Ложись у огня. Мне нужно подумать. Поэтому ты будешь спать.

Кусочек хлеба выпал из рук Аники и она сонно поморгала, а затем очень быстро уснула.

Утро порадовало землю ярким солнцем. В стороне, ближе к реке, за ночь появилось десять холмиков. Аника огляделась. Человек сидел на краю каменного Алтаря и смотрел в его глубину. Она выползла из-под одеяла и обнаружила, что этот странный человек завернул её ещё и в свой плащ. Она осторожно погладила мех и подивилась, что такой знатный лорд не мог себе позволить что-то получше, чем кошачью шкурку. Когда девочка подошла ближе, ёжась и кутаясь в дарёный плащ, человек даже не поднял голову. Аника осторожно вытянулась вперёд. Оказалось, что под крышкой был колодец. В его темноту и вглядывался человек.

– Теперь я кое-что понял, но пока не всё, ― внезапно сказал он.― Я тебя не покупал. Это сделал он, Альгар, ― человек указал на себя. ― Я наказал его. Воздал по заслугам.

– Вы… не он?

– Я там, ― он указал на чёрный провал. ― И не там. Сложно. Ты не бойся.

Когда он поднял глаза, то они уже были обычного чёрного цвета.

– Я не боюсь. Наверное.

– Это хорошо. Они, женщины, что приходили ко мне, рассказывали очень интересные истории про разные места. Я хочу их посмотреть. Ты не хочешь возвращаться домой. Я тоже не хочу домой. Мы можем поехать туда вместе.

Аника задумчиво взглянула в колодец.

– Так значит вы Бог? Тот самый, из легенд?

– Я Альгар, сын лорда Граанта. Они сказали так будет безопасно называться. Поедешь со мной?

Девочка немного подумала, да и согласилась. Альгар поднялся с Алтаря.

– Отойди, ― попросил он и, дождавшись когда Аника отойдёт на несколько шагов назад, достал из-за пояса кинжал, полоснул по ладони, проговорил незнакомые слова и окропил кровью каменную крышку. Та с лёгким шорохом встала на место.

– Вот так-то лучше. Пусть и дальше спит.

Они сели в телегу и Альгар взялся за поводья. Он несколько минут словно вслушивался в себя, а затем обратился к девочке:

– Ты умеешь этим пользоваться?

– А чего тут уметь?

Сама она не очень хорошо правила лошадками, но с горем пополам смогла вывезти их на дорогу и они отправились вдоль Милуги к ближайшему мосту. Альгар расспрашивал её обо всём подряд: зачем мост, зачем лошадкам овёс, что такое город… Иной раз он сам тут же находил ответ, другой внимательно слушал свою спутницу.

Переехав мост, повозка двинулась дальше. На юг.

Глава 1. Наказание за преступление

Осень 1 523 г.

Они висели рядком и слегка покачивались. Так аккуратно и по порядку, словно палач специально выстроил их по росту и подогнал верёвку. А может, так оно и было на самом деле. Вон, стоит, опираясь на древко топора и опустив голову. И красный, забрызганный багряным дублет ему в самый раз. Как и погрязшее в крови правосудие.

– … Закон свершился во благо герцогства и по желанию его сиятельства, герцога Баккереля.

Все четверо…

Утром дождь превратился в водяную взвесь и ледяной коркой укрыл плечи и головы людей, пришедших посмотреть на происходящее. Первые места выменивали за кусок хлеба, соль или то, что удалось найти. Остальным же ничего не оставалось, как толпиться по краям площади, вытягивая головы в попытках разглядеть повешенных лордов. Эрии повезло забраться на козырёк одной из лавок и затеряться среди уличных ребятишек. Благо дни скитаний преобразили её и в рваной одежде никто не узнает старшую дочь лорда Кальдерона.

Ей бы заплакать, закричать, вцепиться в лицо герцога Баккереля, который появился уже после совершения казни. Стоит, бледный, с недвижимый, а в глазах его читались лишь холод и безразличие. Эти глаза Эри́я не видела, но представляла их именно так. Да и самого герцога она узнала не сразу. Какой же знатный лорд позволит себе одеть дублет без единой золотой ниточки? Не было у него и белого накрахмаленного воротника, а за спиной не толпились слуги в цветах дома. Только по герцогской цепи и тонкому обручу на голове она его и распознала.

Убийца.

Отец предатель, что уж здесь говорить. Мать не раз упрекала его за верность клятве мятежнику, а когда отец возглавил отряд… Справедливо, если посмотреть со стороны.

Но мама? Сестра и брат? В чём они виноваты?

Эрия отвернулась, понимая, что теперь никому уже не помочь ― самой бы ноги унести. Поблуждав по промёрзшим улочкам Ларека, она забилась в какую-то конуру, где, наконец, дала волю слезам. Её била крупная дрожь и непонятно: от холода, голода или от всего пережитого. Так и уснула, сжавшись в своей берлоге и желая никогда не проснуться.

На второй день из норы её выгнал голод. Как ни крути, а она всё ещё живой человек и нуждается в такой простой вещи, как еда. А раньше принимала как должное: три смены блюд, мясо и обязательно печенье с клубничным вареньем. Сенни любил варенье. Пробирался на кухню и таскал, пока кухарка отворачивалась и не замечала его. А может, всё прекрасно видела, только не могла отказать такому красивому мальчику.

Подступивший к горлу ком заставил Эри остановиться и прижаться к мокрой после дождя стене. Сенни и Марсали. Маленькая, красивая, как фарфоровая куколка Марсали. Её прочили в жёны младшему сыну лорда Эндерса. Родители почти договорились об этом браке, но всё пошло не так. Всё рухнуло.

Стоит пойти к кому-то из знакомых. Попросить помощи. К тому же лорду Эндерсу. Он хорошо относился к Эрии, часто бывал у них в доме, а порой засиживался до самой темноты, что-то обсуждая с отцом в кабинете.

Эрия рассмеялась от таких мыслей. Её сдадут первому же патрулю за вознаграждение, за благосклонность нового герцога или просто ради куска хлеба. Лорд Эндерс был в числе первых, кто поднял своё знамя против мятежников и присоединился к новому герцогу Баккерелю, рукоположеного самим королём Холмистого края Луизом Хитрым.

Эрия смогла стащить подгоревшую краюху хлеба и, спрятавшись под мостом, жадно вцепилась в неё зубами. Мякиш была горькой, вязкой, с меловым привкусом. Несомненно, пекарь подмешивал в тесто мел. Или толчёную кору. Нельзя было его винить за это: ещё не остыли пожарища усмирённого восстания, не забыт голод, постигший жителей во время осады, а Ларек уже наводнили беженцы. Город изменился – стал грязным, неприветливым, голодным. От речушки воняло падалью.

Взгляд натолкнулся на груду тряпья на другом берегу. Приглядевшись, Эрия узнала в этой куче несчастного, который, похоже, стал жертвой грабителей или голода. Она откусила кусочек, продолжая смотреть на тело. На худую грязную руку, со следами разложения, на видневшуюся под тряпкой голову, на босую пятку в разводах грязи. Скоро грянут морозы, и снег похоронит под собой мертвеца. По весне река распухнет и тело вынесет за город в предместье, где какой-нибудь неравнодушный выловит его и похоронит. Или нет и вода вымоет всю плоть, оставив лишь тонкие белые кости.

Что станется с телами её родных? Возможно, их также сбросят в канаву, и они будут вынуждены месяцами разлагаться без должного обряда. Или их просто скормят свиньям? Рассказывали, что как-то старого фермера взял удар прямо у загона с поросятами. Он упал за ограду и умер, а свиньи обглодали его почти до костей. Они всеядны. Может так случиться, что те свиньи, которые съедят Сети и Марсали попадут на стол герцогу Баккерелю и он подавится косточкой.

Эрия вновь расплакалась, уткнувшись носом в собственные колени.

.

Альгар не успел. Спешил, загнал коня, но обратно не поворотить совершённого. Увиденное привело его в ярость. Он был готов лично и прилюдно отсечь голову Тервуд. Стереть с этого великородного лица довольную ухмылку. Выдержки хватило только на то, чтобы процедить сквозь плотно сжатые зубы:

– В зале совета.

Тервуд так и не понял, чем был недоволен герцог. Он пожал плечами и скрутил свиток, с которого зачитывал свою пламенную речь. Альгару подвели свежего коня и он направился в сторону замка. Рядом пристроился Оскольд.

– Кажется комендант перегнул палку.

– Не переживай, я разогну её обратно.

Оскольд с опаской взглянул на брата.

– Тервуд из знатной фамилии. Родич короля. К тому же, извини за напоминание, ты сам назначил его комендантом. Позволь тебя предупредить ― не делай глупостей.

Альгар зло рыкнул.

– Глупость совершил он. И пожалеет об этом.

– Ну не такой же Тервуд дурак…

Голос под конец совсем стих. Оскольд видел друга и в хорошие дни, и в гневе, но теперь тот был в бешенстве. И это пугало.

Альгар надеялся принести мир. Он считал, что после того как мятежники сложили оружия и присягнули на верность новому герцогу и своему королю всё закончится.

Надежда. Вот самый большой враг его стремлений.

.

Трапезный зал в замке герцога Баккереля, который в это сложное время отвели для собраний городского совета, носил на себе следы былой роскоши. В период осады почти всю мебель спалили вместо дров, за золото и серебро новая власть выменивала зерно, а стяги нового рода пока не заняли положенные места. Хотя Королевские Герольды уже должны были подготовить как герб, так и внести запись в Родовую книгу.

Король Луиз недолго думал, как передать провинцию. Кайя был лишён своего титула герцога и вычеркнут из Родовой книги, а Альгар, наоборот, был введён в род особым указом и тут же принёс присягу королю Холмистого края. В следствии такого решения возникла некоторая путаница, поскольку каждый называл своего представителя герцогом.

Лорды лениво заползали на свои места и только тогда замечали герцога. Казалось, их сиятельство нездоровы ― у него было бледное, почти серое лицо. Ещё больше лордов пугали красные глаза с кровавыми ниточками от разорванных капилляров. Небольшой рыжеватый камень в обруче мерцал, словно предупреждая об опасности. А, чёрный дублет с таким же чёрным жёстким воротником делали герцога похожим на самого настоящего демона. Тонкие губы плотно сжались. Господа советники неуверенно заёрзали, обеспокоенные затянувшимся молчанием. Только лорд Эндерс расслабленно откинулся на спинку и ожидал развязки.

Тервуд, окрылённый своим успехом, влетел в зал и с порога провозгласил:

– Ваше сиятельство – правосудие свершилось! Последние предатели наказаны, и я, как непосредственный участник событий, предлагаю по этому поводу устроить великий пир!

Оскольд, сидящий по правую руку от герцога, кашлянул и тихо сказал:

– Я забираю свои слова обратно: он полный идиот. Ату его, Альг.

Альгар бросил гневный взгляд на брата, но через мгновение усмехнулся. До сего момента его намерением было сразу снести голову идиоту, но теперь… Теперь он отыграется.

– Лорд Тервуд, о каких предателях вы говорите? – Голос герцога был спокоен, словно спрашивал о погоде.

Комендант, не видящий опасности, радостно затряс руками:

– Ваша светлость, как же. Лорд Эрл Кальдерон публично признался, что возглавил восстание против вас и короля вместе с Кайя!

Взгляд Альгара заледенел, и ближайшие к нему советники попытались отодвинуться.

– Я согласен и, более того, сам подписал его приговор, но уточните, пожалуйста, каковы были преступления леди Элизабет, девицы Марсали пятнадцати лет и юного Сетирона четырёх лет? Прошу вас, подробно рассказать нам о суде и тех доказательствах, что там были представлены. И отчего я в этом суде не участвовал.

По всей видимости, Тервуд всё же понял, что герцог им недоволен. Он спал с лица, нервно хватаясь за свой белый накрахмаленный ворот.

– Ваша светлость…

– Ваше сиятельство!

– Ваше сиятельство, вся семья Кальдерон призналась в преступлениях против герцога и короны. Их повесили по закону военного времени! Если бы мы этого не сделали, то народ… народ бы возмутился!

Альгар улыбнулся, а присутствующие затаили дыхание. В этой кромешной тишине в зал проскользнул неприметный мужчина, которого в замке звали просто Кеке, без титула. Смуглый, черноволосый, с раскосыми глазами и высокими скулами, этот человек на вид лет тридцати держал в своих руках все документы герцогства. В его манере изъясняться и говорить чувствовалась нисская школа. Некоторые лорды проявляли недолжное пренебрежение к Кеке, но иные старались считаться с его мнением. Человек, получивший образование в стенах Нисского университета, мог быть опасен для тех, кто хотел обмануть герцога.

Кеке осмотрелся, одёрнул короткий дублет и, подбежав к столу, положил перед герцогом папку. Раскрыл её на закладке и пальцем указал на нужное место, а потом сел в углу, чинно сложив худые руки на коленях. Альгар лишь мимолётно взглянул на листы.

– Хорошо, лорд Тервуд. Предлагаю обстоятельно рассмотреть дело. Итак, какие преступления послужили причиной вынесению смертного приговора леди Элизабет Кальдерон?

Оскольд пододвинул к себе папку и углубился в чтение.

– Она… Она жена преступника!

Герцог откинулся на спинку кресла и кивнул, словно соглашаясь:

– Допустим. Если быть женой преступление, то тогда мы давно бы уже погрязли в грехе или вымерли, – лорды неуверенно засмеялись. – Согласно особому указу нашего короля наказание для родственников мятежников должно быть соразмерно их вине.

– Она… она участвовала! Свидетели говорят, что она была рядом с мужем!

– Было бы странно, если бы женщина вдруг позволила себе пойти против брачной клятвы, – Альгар поднял руку, не давая Тервуду ответить. – Далее: какие преступления послужили причиной вынесению смертного приговора девице Марсали Кальдерон?

– Она… она находилась в тесной связи с заговорщиками. Она… могла… Она передавала письма!

– К сожалению, я не нашёл подтверждения вашим словам в отчёте и в допросных листах. Ну, ничего страшного, бывает. Забыли, наверное, дописать.

Комендант яростно закивал и неуверенно улыбнулся. Оскольд наклонился вперёд и прошептал:

– А можно я его? А? Ведь каков подлец! Ладно жена, но мальчишку и того не пожалел.

Герцог величественно отмахнулся от него.

– Продолжим. Какие преступления послужили причиной вынесению смертного приговора Сетирону Кальдерон, четырёх лет от роду, страдающему хилостью конечностей? Навряд ли младенец писал письма – не был обучен грамоте, а как мне известно, он и вовсе не говорил, ― голос герцога перестал быть мягким. ― Как вы, многоуважаемый комендант, объясните, за какие такие преступления на эшафот взошёл четырёхлетний ребёнок? Если я не ошибаюсь, то указом короля от одна тысяча пятьсот девятого года со дня Пришествия, дети до семи лет не несут ответственности за свои действия и они не могут быть приговорены к смертной казни. Наказание получают родители или опекуны, а если таких не имеется, то ребёнок помещается в королевский приют до достижения совершеннолетия и более не несёт ответственности по обвинению. Но, ― Альгар выдержал долгую подобающую интриге паузу, ― вы могли об этом не знать. Бывает.

Тервуд медленно выдохнул. Да и все окружающие тоже заметно расслабились. В самом деле, не будет же герцог убивать лорда Тервуда, пятиюродного брата короля на глазах благородной толпы. Только лорд Эндерс подозрительно прищурился, разглядывая то Тервуда, то Альгара. Герцог тем временем продолжил:

– Я изучил перепись имущества лорда Кальдерона, которое было сделано несколько дней назад. Как я понимаю, оно отходит старшей дочери Эрии Кальдерон.

Кеке дёрнулся, кажется, желая что-то сказать, но захлопнул рот и продолжил наблюдать.

– Она женщина! И, Ваша светлость, девушка сбежала! Она тоже участница заговора! Она… Она была невестой Фегги Бортрен!

– Если быть невестой также теперь является преступлением, тогда мы все должны дружно встать и перебить добрую половину жителей Ларека! Вы, милорд, заврались! Хватит! ― Альгар подкрепил свои слова, встав и громко стукнув ладонями по столу. Советники вжались в спинки стульев. ― Я знаю, что уже неделю вы обустраивайтесь в доме покойного лорда Кальдерона. Вы были замечены в скупке драгоценностей, а также заказали рамы красного дерева и конфисковали сколько-то там локтей пурпурного шёлка! Я мог бы быть снисходителен к глупцу или идиоту, но не вору. В тот момент, когда зима ещё не пришла, когда по всему герцогству разорены дворы, а люди умирают от голода на улицах Ларека, вы набиваете себе карманы. Мы продаём столовое серебро, фамильные картины, одежду и мебель, чтобы наполнить амбары Пасгантским зерном. Если сейчас мы не сможем поддержать герцогство до лета, то осенью пожнём лишь могилы. Вы пренебрегли не только моими приказами, но и приказами короля. Вы не просто глупец, вы жалкое лицемерное существо…