Аркус. Некромант Зот

– Кто их мог повесить?

– Думаю, они наткнулись на отряд, который двигался к Стене. Хотя призыва еще не было…

– Еще убийцы знали, что они были в разных кастах.

– Сами перед смертью рассказали, – пожал плечами Рик. Затем напрягся и вытащил волшебный нож. – Пойдем, Кира. Быстрее.

Из-за деревьев вышли Зеленые.

– До Стены еще идти и идти, а на дороге одни бесцветные.

– Мы это исправим, – оскалился второй и вскинул руку с браслетом.

Глава шестая. Желтый Альф

Огромная птица приземлилась на песчаный берег острова и резко, словно взбрыкнувший конь, выгнула спину. Альф кувыркнулся через голову и упал на живот. Забыв, что падать нужно на предплечья он подставил под удар кисть. Едва уловимый хруст, резкая боль и темнота в глазах. В следующие секунды пришла тошнота и апатия: не так он представлял первый прогул.

Последняя пара часов его жизни шли, мягко говоря, по-другому. А если не мягко – чудовищно странно. И камешком, который обрушил лавину событий, был сам Альф.

Началось все с безобидного бунта: Альф решил прогулять школу. Он не слышал, делал так кто-нибудь до него, но быть первопроходцем не боялся. Книги, заклинания, мыслеобразы, мыслеформы… всё это было интересно, вначале. Но не по пять раз в неделю с утра до вечера год за годом. Так от любой магии тошно станет. Особенно, когда все дела за тебя делают Зеленые, а если и надо поколдовать помощнее, в дело вступают взрослые Желтые: отец и дядя.

Скука и бесцельность доканывали Альфа изо дня в день. Заложник окружавших с детства богатства и власти, Альф отчаянно нуждался в друге. Не имея даже собеседника, он сам не понимал, насколько катастрофически одинок.

Дядя обещал: как только Альфу исполнится четырнадцать – его будут звать на помощь в важных магических делах. Прошло три месяца после заветного дня рождения, но дядя словно забыл о племяннике, а отец, видимо, и вовсе об обещании не знал.

Они жили на востоке от столицы, около моря, в самом уголке континента. Портовая жизнь текла вяло: обитаемые острова располагались далеко, а торговцы предпочитали рынок столицы. Своим появлением город был обязан обширным кедровым лесам и военной верфи. Именно в честь грандиозного кораблестроительного монстра он и получил название – Навалиа.

Альф отправился к морю, на дикие скалы – туда, где людям делать нечего. Идеальное место для прогульщика. Хотя, что ему люди? На Зеленых Альфу было плевать – слуги с опущенными головами, немые тени, населяющие Навалиу. Голубых и Синих Альф и вовсе не мог видеть по кастовым законам. А Желтых во всем городе жило всего четверо. Отец, отвечавший за строительство военных кораблей, дядя – главный на кедровой лесопилке, школьник Альф, и его шестидесятивосьмилетняя, немного глуховатая бабушка-учительница.

Изрядно запыхавшись, Альф добрался до вершины скалы и обрыва. Достаточно сделать шаг, и тебя обдаст дыханием бездны. Ветер дул, то с моря, то к морю, а иногда и вовсе откуда-то сверху, словно не знал, как ему быть на границе воды и суши.

Альф сел, скрестив ноги, словно отрекшийся от мира мудрец. И сразу залез в школьную сумку за пирожком и лимонадом.

Доносились тихие шлепки волн о скалы. Около Навалии море месяц за месяцем убаюкивало спокойствием. А если шторм случался, брызги сюрреалистичным дождем летели снизу вверх на сотню метров.

Альф убрал бутылку в сумку, перекинул ее через плечо. Не успел он встать, кто-то рванул его за плечи и потащил с обрыва. От ужаса Альф не смог закричать: под ногами, далеко внизу, замелькала синева. Он непроизвольно поднял руки и вцепился в огромную голень с жесткими перьями – его несла гигантская птица эпир.

На запястье Альфа красовался сильный желтый браслет, но он понимал: магию нужно применять до того как оказываешься в когтях. Если птица его отпустит, то с такой высоты даже об воду переломаешь все кости. Тормозящее заклятие Альф знал, но никогда в нем не практиковался. И начинать тренироваться сейчас не хотел.

Руки уставали, а когти больно, до онемения сжимали плечи. Альф попробовал подтянуться. Птица, поняв его желание, ослабила хватку. Альф начал карабкаться по серо-коричневому окороку. Выдернув два пера, он все-таки смог взобраться на спину.

Порыв ветра, и Альф почувствовал, как его сносит. Грудь сжал спазм, к горлу подкатил комок. Неотвратимое чувство беспомощного падения, ледяной поцелуй бездны, ужас, от которого седеют волосы и белеет кожа. Тот момент, когда смерть хлопает тебя сзади по плечу и зовет посмотреть ей в глаза. В следующую секунду кто-то надует в штаны, другой лишится чувств, а третий мужественно сцепит зубы и мысленно начнет молиться.

Альф не успел сделать ни первого, ни второго, ни третьего. В последний миг эпир чуть выгнулся и набрал высоту. Альф шлепнулся задницей о жесткий хребет, затем прильнул грудью к телу птицы, обхватил толстую шею, а разъезжающимися при каждом взмахе крыльев ногами сжал бока.

Год назад, в старом учебнике «Привилегия Желтых», Альф вычитал, что с тринадцати лет каждый Желтый осваивает искусство наездника. Но ни на каком-то пони или лошади, а на эпире, гигантской птице. Заклинание для подчинения эпира должно передаваться из поколения в поколение, от отца к сыну. Записывать на бумаге его запрещено и знал его, помимо Желтых, только кто-то из Белых хранителей заклинаний в столичном Храме, священном месте всего мира Аркуса.

– Учебник? – засмеялся дядя, на законный вопрос Альфа. – Сборник бредовых сказок.

Отца Альф спрашивать побоялся, а бабушка и вовсе не поняла о чем он. До этого момента Альф еще верил, что учиться снова станет интересно.

Эпир перестал махать крыльями. Альф собрался с духом и глянул вниз. В открытом океане, райской кляксой, проступал остров. Кайма из белого песка, пальмовый лес и торчащая из него серая скала.

«А мы и не знали, что здесь есть суша, – подумал Альф. – Корабли строим, а плавать не плаваем».

Птица, словно решив осмотреть владения, снижалась по спирали.

«О приключениях интереснее мечтать, чем участвовать в них. Но если мечты сбылись – выживай, – думал Альф. – Вдруг эпир принял меня за лакомство? Огромного скалистого червяка?»

Эпир приземлился на прибрежный песок и сбросил наездника. Видимо, Альф все-таки доставлял птице неудобство. Выглядел эпир, насколько возможно судить об эмоциях по практически неменяющейся птичьей морде, недовольным.

Эпир стоял чуть наклонив голову и внимательно разглядывал Альфа, словно размышлял: «И что дальше с ним делать?» Альфа занимал схожий вопрос, и отдавать инициативу в крылья эпира он не собирался.

Альф справился с тошнотой, вспомнил мыслеобраз – шелковый мешочек со льдом – и произнес обезболивающее заклятие:

– Аналгесик.

Эпир предупреждающе заклекотал. Громко, словно трехэтажная зернодробилка. Альф посмотрел на клюв птицы: при желании она заглотнула бы его полностью. И не подавилась бы.

– Я тебе лапу не ломал, – вкрадчиво заговорил Альф. – И без приглашения никуда не тащил.

Эпир, обдав Альфа тучей песка, взлетел. Еще три взмаха крыльев, и птица приземлилась на вершину скалы.

Следы на песке были такими глубокими, словно на берег вышел прогуляться двуногий кит.

Альф ощупал опухшее запястье. Будь он в городе, приказал бы любому встречному Зеленому наложить магическую шину. День-два и был бы как новенький. Но теперь Альф остался по-настоящему один, и заклинания он не знал.

Ремень от сумки превратился в перевязь, рукав рубашки закрепил шину из потертой водой дощечки. Бутылка чудом не разбилась, и Альф с жадностью допил лимонад.

Альф пошел вдоль берега, оставляя на песке сотни следов. Желтый браслет – пятая ступень кастовой лестницы – оставался тусклым. Альф смотрел на пальмовый лес, в небо, на океан.

В воде плескалась рыбешка, по песку слонялись крабы.

«Зачем же эпир притащил меня на остров? – не мог понять Альф. – Не учебник же о наездниках он прочитал!»

Молодая пальма с протяжным треском переломилась и упала. С рядом стоящих деревьев дождем посыпались кокосы.

К Альфу, словно стенобитная машина, приближался огромный ящер. Болотно-зеленый панцирь покрывал даже хвост, а из шеи торчал широкий воротник, делая ящера похожим на помесь крокодила с трицератопсом. Через миг показалась вторая рептилия.

Вряд ли эпир дружил с зелеными уродами, но на его помощь Альф не рассчитывал.

Поднимая руку с браслетом, Альф выкрикнул первое заклятье – учеба начинала пригождаться.

Но вряд ли его шестидесятивосьмилетней, немного глуховатой бабушке могло присниться в самом страшном сне, что ее четырнадцатилетний внук будет в одиночку сражаться с двумя… нет… уже с пятью монстрами, чье имя – шемрас – осталось только в старых книгах.

Альф, попав в легенду, пытался выжить. Как мог. С помощью магии.

Глава седьмая. Боль и Справедливость

Самое паскудное в избиении – это не боль во время ударов, нет. Худшее, если ты выжил, впереди. На следующий день все ноет, чешется и режется. От каждого движения, да что там движения, на каждый вдох и выдох тело отзывается чудовищной болью, словно каждая гребаная клеточка спешит напомнить о твоей глупости и покарать тебя. На второй и третий день боль становится другой: глубокой и всеобъемлющей. И так может длиться неделями, а у особых везунчиков – всю жизнь.

Фамис лежал, пару раз в час перенося вес с одной лопатки на другую. Распределял, так сказать, страдания равномерно. Башка гудела, но червивые мысли приносили боли не меньше, чем истерзанное тело. «Ржавый, дружбан мой ушастый, не давай себя в обиду, – мысленно просил Фамис. – Выберусь – куплю тебе мешок морковки».

Амбар, как ему и положено, был без окон. Зато широкие щели говорили о том, что постройкой не пользуются по назначению уже лет десять.

Ночь прошла в беспамятстве, а пасмурное утро слабо отличалась от ночи. Сквозь прохудившуюся крышу виднелись набухшие дождем облака. «Ливанет, – думал Фамис, – и затопит меня к хренам собачим». Почти час ушел на то, чтобы отползти на несколько метров в сторону – туда, где крыша казалась целее. Фамис осознал, что во время своей муравьиной миграции он несколько раз терял сознание.

Дверь приоткрылась.

– Живой?

– Только и того, – прохрипел Фамис.

Незнакомец милосердно опустил тарелку около Фамиса.

– Хавай, пока дают.

И вышел.

«Не обосраться бы с казенной жрачки», – нюхая тарелку, подумал Фамис. Пахла гороховая похлебка с луком так, словно на прошлой неделе ею кормили свиней. Но деваться было некуда – тело хотело есть и обещало переварить, что угодно. Еще больше оно хотело курить, но День Воздержания обещал превратиться в Неделю или Месяц Воздержания. Табачного голода Фамис боялся не меньше, чем голода обычного, но вымаливать курево не позволяла гордость.

Ливень зарядил после обеда. Крыша спасала от стихии как плохо вымытый дуршлаг. Глиняный пол держал воду, и Фамис ползал по амбару, ища возвышение, чтобы не лежать в луже. Холодные брызги нервировали Фамиса и заставляли дрожать. Найдя пучок еще сухой соломы, он дотронулся до нее пальцем и поджег. Костерок дымил всего полминуты, но Фамис постарался вобрать в себя каждую каплю тепла. И, чтобы не растерять его, сжался в комок.

Перед самым закатом солнце вышло из-за поредевших облаков. Вскоре наступила ночь, а к Фамису так никто и не пришел. Поганые харчи принесли только к обеду, когда Фамис оставил всякую надежду согреться. Похлебка оказалась горячей.

– Когда суд? – спросил Фамис.

– Когда судья из города приедет, – ответил мужик, – но по такой дороге хрен знает сколько ехать.

– Вы меня тут сгноить хотите? Холод собачий, кормите раз в день.

– Ты ж вор, – пожал плечами мужик и вышел.

Фамис готов был отправиться на годик на исправительные работы, или заплатить приличный штраф, лишь бы побыстрее выбраться из амбарной тюрьмы. Вылизав тарелку, Фамис пожелал судье доброй дороги и задремал.

В четвертый день заключения Фамис изнывал от жары и безделья. Вымокшее дерево сохло под палящим солнцем, испаряя в воздух литры воды. Стояла жуткая духота, воняло дерьмом, ныли ушибы и хотелось курить. Давно Фамис не чувствовал себя таким несчастным.

Еду не приносили до самого вечера. «Вот сучары, – думал Фамис, – даже раз в день покормить не могут». Вместе с силами к Фамису возвращалась и злость. Хотя на теле по-прежнему трудно было найти место, которое у него не болело бы.

Когда еду все-таки принесли, Фамис возмущаться не стал – себе дороже.

– Судья приехал. Велел принести тебе пару ведер воды – помыться, – сказал мужик с таким видом, будто судья – чокнутый.

– Спасибо ему, – усмехнулся Фамис, – а то чешусь уже. А суд когда?

– Утром.

Чуть позже принесли обещанную воду и Фамис, впервые за несколько дней, смог полностью утолить жажду. Колодезная вода холодила тело, но Фамис терпел, мылся, и даже на несколько минут забыл, что он заключенный и завтра пойдет под суд. Но стоило одеться и лечь, как мысли смерчем завихрились в голове.

Фамис чертовски нервничал. Он понимал, что виноват, но все-таки одну оправдательную линию защиты нашел. Фамис собирался пойти ва-банк, но помня, чем обернулся его воровской план, ни на что не надеялся. Окончательно для себя все решив, Фамис наконец-то уснул. И снился ему растущий вокруг его дома душистый табачок.

– Я разобрался в вашем деле, – сказал с утра судья, – но хотел бы услышать от вас подробности.

– Господин судья, вы курите? – спросил Фамис. – От вашего ответа зависит, поймете вы меня или нет.

Судья достал трубку и демонстративно начал набивать ее табаком из серебряного кисета. Фамис жадно сглотнул, словно голодный пес, увидевший шмат мяса. И пересказал всю историю пребывания в деревне от первого шага до сегодняшнего суда.

– Вы не продали табак за серебро? – обратился судья к торговцу. – Имея на продажу двадцать бочонков?

Торговец нехотя кивнул.

– Ясно, – сказал судья.

Минут пять царило молчание.

– Господин Фамис, – произнес судья. – За порчу имущества, за незаконное проникновение, за кормежку коня и вашу еду постановляю выплатить восемь серебряных монет.

Фамис выдохнул. Это была половина всех его денег, но он готов был с нею расстаться ради свободы. Судья обратился к торговцу:

– За отказ в продаже, за избиение, за задержку во времени, за содержание в ненадлежащих условиях постановляю выплатить господину Фамису десять серебряных монет.

Брови Фамиса взлетели. «Заработал, мать вашу», – подумал он.

– Вопросы? – обводя присутствующих взглядом, поинтересовался судья.

– Могу я все-таки купить табака? – спросил Фамис. – Задохнусь скоро – пятый день без курева.

– Думаю, с этим проблем не возникнет, – сказал судья и пристально посмотрел на торговца.

Фамис, впервые в жизни встретившись со справедливостью, не мог в нее поверить. Единственное, чем он мог объяснить подобный сбой в мировом порядке вещей, это данными себе и высшим силам обещаниями. А выполнять обещания, данные себе, труднее всего. Ведь никто не узнает, что ты смалодушничал и послал все к чертям. Ладно, мужик сказал, мужик сделал. Начнем с того, что попроще: мешка морковки для Ржавого.

Увидев хозяина, Ржавый приветственно заржал и встал на дыбы. Фамис с рук скормил коню десяток здоровых морковок, а остальное приторочил к седлу.

За монету местный лекарь проверил кости, наставил примочек и вручил банку мази от ушибов. Еще монета ушла на злополучный бочонок табака и еду в дорогу.

Фамис закурил, с протяжным хрипом добыл из недр горла и носоглотки густую слюну, и смачно харкнул на дверь трактира. Получилось даже омерзительней, чем он рассчитывал. Затем сделал три глубоких затяжки, с трудом забрался на Ржавого и неспешно двинулся на север – искать землю для своей табачной фермы.

Глава восьмая. Кастелум

– Надеюсь теперь все поймут, что разноцветные – враги, – сказал Зот Бенедикту.

Командир пехоты хмыкнул.

– Да, в этот раз попугаи не предлагали сдаться, надеть браслеты…

– Они пришли уничтожать нас, бесцветных варваров, – кивнул некромант.

– Хорошо, что женщины не успели пополнить лагерь, – вклинился Мартирос.

– Да, визг мокрощелок нам ни к чему, – заржал Бенедикт.

Марти поморщил нос, словно дерьмо унюхал. Затем все-таки остерег:

– Не скажи такого при Нике.

– Скорее я завизжу, чем она, – отмахнулся Бенедикт. – Ну что, Марти, потянешь снабжение города?

Мартирос пригладил посеревшие от пыли волосы. На голове у него словно свили гнездо из грязной соломы.

– Дюжина гонцов разъехалась по деревням – набрать съестного на случай осады, а один – в ближайший город, за оружием, – ответил Мартирос, – но, думаю, в основном все есть в Кастелуме.

– Старый город, большой, – кивнул Бенедикт.

– Гла-авное, чтобы в Кастелуме жили боевые маги, – заметил Илар.

– Живут, – поучаствовал в разговоре Зот, – но из Аркуса все равно придет больше.

– У них даже Фиолетовый слуга, вытирающий задницу Синему – маг, – хохотнул Бенедикт.

– Вы знаете то, чего не знаю я? – поинтересовался Мартирос. – Почему кто-то должен прийти? Тысячу лет не приходили, а тут – придут?

– Марти, даже если ты прав, и атака на наш лагерь саботаж, неудачная шутка какого-то Белого жреца, то… через месяц перед Кастелумом будет стоять уродливая Стена. Тогда ты точно поймешь, что они пришли.

– Хреново, – подвел итог главный по снабжению, выслушав Зота. Ругался он редко и в исключительных случаях.

Главная башня Кастелума впивалась в небо, давая путникам ориентир, словно морякам маяк. Навстречу полутысячному войску некроманта приближалось две дюжины верховых.

– Смотри-ка, встречают, – оскалился Бенедикт, – уважают.

– Морды какие-то грозные, – прищурившись, сообщила зоркая Ника.

Два десятка конных натянули поводья, четверо продолжили путь. Теперь и Зот рассмотрел, что к ним едет не торжественный кортеж. Некромант вскинул руку, останавливая растянувшееся на добрых полкилометра войско.

– Некромант Зот, до нас дошел слух, что ты хочешь занять Кастелум.

– С кем я говорю? – сухо поинтересовался некромант. Пальцы на левой руке непроизвольно сложились в какой-то магический знак.

– С теми, кто тебя туда не пустит. Вы чума, которая уничтожит город.

– Через месяц здесь будет стоять Стена, – предрек Зот, – а через два все будут в разноцветных браслетах. Такая судьба великого города тебя, безымянный, устраивает больше?

Валерия, почувствовав недовольство хозяина, покинула круп коня. Лениво помахивая крыльями, она зависла перед самым лицом говорившего. Тот выхватил нож и пырнул им Тень. Ника, обожавшая и Зота, и Валерию, громко захохотала.

– Ну что, не пустил?! – сквозь смех спросила она.

Командир оппозиции оглянулся и указал своим на некроманта. Через мгновение каждый держал лук с наложенной стрелой.

Дважды коротко свистнул Бенедикт и прикрыл Нику щитом, Илар выставил над головой сцепленные в замок руки. А стрелы, оставив позади двадцать пропевших в унисон тетив, уже летели в Зота.

–Деворатрикс-рем, – некромант произнес заклинание пожирателя материи.

Черное облако проглотило стрелы, словно глубокий колодец – плевок. Ника на миг оттолкнула щит Бенедикта и выпустила стрелу из маленького, невероятно упругого лука в ответ. Наконечник стрелы вонзился в центр выпирающего кадыка командира бунтарей. Конь, испуганный горячим фонтаном и конвульсиями хозяина начал гарцевать, сбивая с толку собратьев.

Выбежавшие по приказу Бенедикта солдаты подняли огромные щиты, прикрывая командиров.

– Убить их? – спросил Бенедикт.

Некромант мотнул головой.

– По своей воле или против, вы будете защищать город от разноцветных, – сказал Зот.– Летхаргум!

Затем с напряжением развел руки в сторону, словно хотел кого-то заключить в объятья, и начал их смыкать. На лбу запульсировала жила. Наконец пальцы обеих рук дотронулись друг до друга, и противники повалились лицами в гривы коней. Спящие.

– Почему ты всегда так не делаешь?! – с восхищением спросил Бенедикт.

– Если б среди них был хоть один маг – фокус не прошел бы, – снизошел до объяснений Зот. – Даже хилый щит Фиолетового сбил бы ауру заклятия.

– Ох и беззащитны мы перед вашей чертовой магией, – покачал лысой головой командир пехоты.

– Чертовой – это ты прав, – улыбнулся сжатыми губами Зот.

Забрызганного кровью коня поймали и успокоили морковкой, а его хозяина бросили в дорожную пыль. Послышался хруст – какая-то телега проехала по трупу. Остальных коней, со спящими горе-защитниками, повели в поводу к городу.

– И сколько они будут спать? – спросила Ника.

– Пока я не разбужу, – ответил некромант. – Но людьми им уже не быть.

Ника и Зот оторвались от основного отряда на сотню метров вперед, чтобы не перекрикивать скрип колес и перестук тысяч копыт.

– Эти бунтари – еще один тревожный звоночек, – заметил некромант. – Власть должна удерживаться демонстрациейсилы, а не силой.

– Считаю, что это было очень красивая демонстрация, – уверено сказала Ника. – Вот если бы ты пару тысяч казнил…

– Я же не король какой-нибудь, – пожал плечами Зот. – Просто военачальник Бесцветных земель, боец Хаоса.

– Если б не ты, уже весь мир стал бы рабским, – в голосе Ники не было и нотки сомнений.

– Ты веришь в победу?

– Да, если ты рискнешь всем: традициями войны, собственной репутацией, друзьями, душой.

Некромант внимательно посмотрел на Нику – она верила в то, что говорила.

– Я сам хотел поменять ход войны, изменить правила, но они сделали решительный шаг первыми. А ты знаешь, как я ненавижу, когда у меня перехватывают инициативу, – ответил Зот. – Но мы поменяемся ролями. – Некромант заговорил громче. – Да, наш лагерь сожгли, ресурсы исчерпаны, но есть и плюсы: бесцветные увидели подлость Белых жрецов и заметили, как разноцветные легко умирают.

Ника кивнула. Зот, как всегда в минуты сомнений, задал себе вопрос: «Могу ли я, некромант, желать людям добра, бороться за свою страну?» И сам себе ответил: «Может, я не люблю людей, не уважаю их, но я хочу, чтобы они жили достойно. Или недостойно, но пусть выбирают такую жизнь сами».

Подъехал Илар.

– Зо-от, кто твой советник? – он постучал пальцами себе по груди. – А секретничаешь с Никой.

– А ты не думал, что мы с Зотом обсуждали, в какой позе он меня ночью трахнет? – широко распахнув глаза, невинным голоском поинтересовалась Ника.

– Я и об этом могу посоветовать, – расплывшись в глупой самодовольной улыбке, поведал командир магов.

– Чего-чего, Илар, а ревности я жду от тебя меньше всего, – вздохнул Зот. – Какие соображения насчет противостояния? Что сделать, чтобы и мы, и враг почувствовали, что победа за бесцветным миром?

– Укрепим город, а потом, если наберем достаточно сил в городе, то пойдем и помешаем им передвинуть Стену, – не задумываясь, словно по написанному, произнес Илар.

– Опять тоже самое? – голос некроманта был пропитан скукой и разочарованием. – Сколько раз люди Бесцветных земель это проходили? Тысячу раз? Твой совет напоминает заевшую шарманку.

– В любо-ом случае, нужно отталкиваться от ситуации в Кастелуме, – обиженно сказал Илар. – Сейчас на нас напало две дюжины, а в городе таких может быть в десять раз больше. Ты и их усыпишь?

– Конечно, – жестко сказал Зот. – Я готов принять их желание стать рабами, но не прощу, если меня и моих людей погонят прочь, словно прокаженных.

Нападать на них никто не собирался. Возле города их ждал бургомистр и два знаменосца: один держал штандарт Бесцветных земель – белый полумесяц на черном фоне, второй гордо нес знамя Кастелума – крепость с четырьмя башнями по углам и пятой, очень высокой, над воротами. Архитектура города соответствовала изображению на гербе.

Ника шепнула Зоту:

– Надо и тебе свое знамя нарисовать.

– Показуха, – сухо ответил некромант.

– Люди это обожают. Солдаты умирают ради показухи.

Они перешли через широкий мост, переброшенный через пересохший ров. Сам мост давно врос в землю. Одна цепь заржавела, а второй и вовсе не было – пустили на дело поважнее обороны города.

– Нужно подчинить подъемный механизм, – вместо приветствия, сказал бургомистру Зот, – иначе разнесем мост к чертям. Да и ров лучше не сегодня, так завтра начать наполнять.

– Так нечем, – развел руками бургомистр, – пересох ручей, что его наполнял.

– Выведем весь город, – оскалился Бенедикт, – да заставим в ров ссать.

Мартирос закатил глаза и спросил:

– Русло чистили?

– Русло?

– Как этот город еще стоит? – заржал Бенедикт, махнул на бургомистра рукой и ускакал вперед, словно считая общество градоправителя недостойным себя.

– Мы выделили вам дом, господин Зот.

– Зот, – поправил некромант. – У меня нет титулов. И господин я вам не больше, чем вы мне. У дома большой подвал?