Киберрайх

Мелкий дождь не вызывает особого беспокойства, но служит отличным поводом раскрыть зонты, а значит, стать менее заметными для слежки, особенно если она ведется со вторых этажей и крыш. Да и стоящий прямо по курсу патрульный не сможет ничего прочитать по губам, если они прикрыты краем зонта. И если этого недостаточно, то сам божий ветер пронизывает оккупантов, раздувая, как горн, их желание поскорее вернуться в свою чертову солнечную Баварию, или Саксонию, или Вестфалию, или откуда они там пришли. Одним словом, погода в это время года благоволит шпионским делам. Об этом обязательно бы сказали в гороскопе на ВВС, не контролируйся он министерством пропаганды. С другой стороны, не контролируйся он министерством пропаганды, такой ереси, как гороскоп, вообще бы на ВВС не звучало.

Четверо джентльменов идут вверх по Сент-Эндрюс-стрит. Справа от них застывшим во времени монументом в честь самого себя располагается закрытый при фашистах колледж Иммануила при Кембриджском университете. Вокруг него с одержимыми взглядами расхаживают бывшие студенты, но горит в них не жажда знаний, а ненасытная мания развлечений, направленных прямо в мозг, – в северном блоке бывшего колледжа располагается один из залов виртуальной реальности, где можно скоротать вечерок, если у тебя есть соответствующий талон. Туда в данной момент и направляются четверо джентльменов.

– У этих ребят нет талонов, – сообщает Дональд Арнольду. – Они бы и рады отпахать смену на фабрике, да лишних смен нет. Очереди к станкам расписаны на недели вперед. Кто бы мог подумать, что людей можно так легко заставить работать… при этом почти ничего не давая взамен. Никаких физических ценностей, ну кроме еды и крова. Одни лишь духовно-эмоциональные. И правда, дивный новый мир всеобщего благоденствия…

– На костях повстанцев, евреев, славян… да и вообще любых неугодных, —уточняет Ким.

– Ну да, я просто иронизирую.

– Здесь направо.

Они переходят дорогу на Эммануил-стрит и оказываются возле почтового отделения, охраняемого жнецами гестапо и одержимыми овчарками – вотчдогами, но о них позже. Никто точно не знает, почему так сложилось, но почтовые отделения рейха и всех оккупированных им стран представляют собой бастионы в миниатюре – серые стены с пилястрами и эпическими орлами, держащими кольца нибелунгов в когтях. Даже дождь в этом месте звучит увертюрой к вагнеровской опере, а может, это просто сила самовнушения. Когда часто сидишь в виртуальной реальности, начинаешь домысливать образы наяву.

И вот этот символ старого имперского прошлого и предвестник нового имперского будущего оказывается позади. Перед глазами предстает П-образный зеленый дворик северного корпуса колледжа Эммануила. Из всех зданий бывшего учебного заведения открыто только одно – библиотека. Именно в ее стенах и размещается зал виртуальной реальности. Вместо уютных столиков – кресла с огромными шлемами, вместо книг – развлечения для сознания.

– По степени воздействия на психику это как самый сильный наркотик. А уж я знаю, что говорю, – как бы невзначай произносит Гай. Он никогда не пробовал запрещенных веществ, но статус кутилы вынуждает его создавать вокруг себя такой флер.

– И все же я немного боюсь, – заявляет Арнольд.

Компания останавливается в конце короткой очереди из желающих вкусить райский плод. Охранники проверяют талоны подключенной к сети машиной, поэтому очередь движется быстро.

– На что похож этот виртуальный мир? И как он вообще называется?

– Киберрайх, – отвечает Филби. На что похож? Не так легко описать. Это ведь просто образы – визуальные, звуковые, электромагнитные. Попадаешь туда, и алгоритмы начинают искать к тебе индивидуальный подход. Поначалу вы будете как годовалый ребенок, который только учится осознавать мир, правильно пользоваться конечностями и изъясняться. Со временем у вас появятся когнитивные навыки, вы поймете, какими мыслями вызывать определенные действия, какими перемещаться по кибермиру и говорить.

– Но как говорить без клавиатуры? – спрашивает Арнольд.

– Есть в штатах один ученый… Кажется, Тесла. Во время эксперимента его ударила молния, лишив способности двигаться. Подвижен только один глаз, представляете? Так вот путем многих проб и ошибок он научился, водя этим глазом, набирать тексты, общаться с другими людьми. Я думаю, и в будущем будут такие печальные примеры. Яркая жизнь и яркое горе зачастую идут бок о бок… Ну так вот, если возможно писать тексты глазом, то раз плюнуть делать это силой всего мозга, способного запитать энергией даже лампу накаливания. Пока что вы не знаете, как с его помощью управлять виртуальной системой, но, попав в нее, быстро научитесь. Лежащий в основе ки-шлема перцептрон различает больше миллиона комбинаций сигналов мозга. Освойтесь с ними и почувствуете себя как рыба в воде.

В очереди перед джентльменами остается всего один человек, и Арнольд так сильно сглатывает, что это замечают его новые, хотелось бы верить, друзья.

– И все равно я нервничаю, – говорит он. – Может, обойдемся без обучения и сразу перейдем к восстановлению памяти?

– Увы, – с серьезным видом качает головой Дональд. – Чтобы мы смогли воспользоваться всей мощью виртуальной реальности для борьбы с амнезией, вы должны уметь в ней ориентироваться. Иначе просто не сможете попасть в нужную комнату или совершить какое-то элементарное действие.

– В комнату? – удивляется Дейч.

– Ну, всемирная сеть представляет из себя паутину. Информация передается по нитям и оседает в их переплетениях. Там же встречаются люди из разных точек планеты, общаются и все такое. Еще кибермир можно сравнить с пчелиным ульем, а комнаты – с сотами. Комната, или рум, как ее называют, – это основополагающий элемент распределенной сети, кирпичик, из которых она состоит. Есть основная, размером с город, а есть миллионы маленьких…

– Рум… Ну ладно. Совру, если скажу, что все понял, – вздыхает Арнольд.

– Все будет хорошо. Главное, не нервничайте, – улыбается Ким и смотрит на свои часы. – Без десяти шесть. Пока что идем по плану.

Они вчетвером пробивают талоны и заходят в зал виртуальной реальности. На полках вместо книг стоят трансформаторы и прочее электрооборудование, чуть выше на стенах расположились вымпелы Британского союза фашистов, Третьего рейха и портреты вождей, с потолка, как прибитые штормом паруса, свисают белые гобелены с гадкими символами уже упомянутых образований.

Обстановка пафосной неовагнеровской торжественности не может до конца смыть налет непобедимой силы знаний. Духом библиотеки тут так и прет. Потолок подпирают изящные полуарки, а если не приглядываться к полкам, кажется, что на них стоят собрания сочинений классиков. Сиденья со шлемами виртуальной реальности похожи на каминные кресла довоенных английских клубов, а надзиратели из гестапо – на жизнерадостных студентов после экзамена. Впрочем, надзирателей в этот вечер немного да и те уткнулись в трансляцию с немецкого космодрома.

– Отлично, – вырывается у Гая. – Делай что хочешь, никто не следит.

Ким гневно цокает ему в ответ, и все четверо проходят к свободным креслам в дальнем конце зала. С одной стороны они прикрыты стеной с фашистскими постерами, с другой – витражными окнами с ликами древних святых, судя по взглядам, стойко переносящих творящееся кругом непотребство. Там их ждет еще один старый приятель по учебе в Кембридже – Энтони Блант, по совместительству техник-хранитель зала.

– Энтони Блант, а это – Арнольд Дейч, мы о нем тебе говорили.

– Понял, – загадочно скалится Блант. – Рад познакомиться.

Вообще он славный малый, только иногда переигрывает. Творческая душа, художественная натура. Из всех друзей-заговорщиков он самый зрелый – уже далеко за тридцать. Он всего на несколько лет младше Дейча, но выглядят они почти одинаково. Возможно, всему виной вытянутое лицо Энтони, собравшее вокруг рта много морщин. Седина в его светлых волосах еще не стала такой абсолютной, как у Дейча, но уже начинает бросаться в глаза. С такой благородной внешностью Энтони следовало работать хранителем какого-нибудь музея, а не зала виртуальной реальности. Впрочем, нынешняя его работа служит для пользы дела гораздо больше, чем унылое прозябание среди опостылевших всем памятников старины.

– Все готово, прошу вас присаживаться, – с чинной серьезностью говорит он. У иного актера театра за всю жизнь не может получиться ни одного такого истинно аристократического выражения – «прошу вас», а этому малому даже не приходится напрягаться, голубая кровь у него… в крови.

Не случись оккупации, эти люди могли бы работать в министерствах финансов и иностранных дел, в разведке и контрразведке, но теперь вынуждены быть простыми рабочими на заводе да прислугой в зале виртуальной реальности. Но талантливый человек, что называется, везде найдет себе применение.

Они надевают на волосы сеточки с сенсорами и проводами, берут шлемы и готовятся к погружению. Монотонный шум охлаждения трансформаторов заглушает блаженный лепет десятков других гостей виртуальных миров и настраивает на должный лад.

– Сколько у нас времени? – спрашивает Ким перед нырком.

– Полчаса, максимум час, – прикидывает Энтони. – Не думал, что когда-то это скажу, но будем надеяться, немецкая ракета не взорвется. Пусть за ней и дальше следят.

Ким Филби иронично вздыхает и садится в первое от окна кресло, Гай Берджесс занимает второе, Дональд Маклейн третье, а в четвертое усаживают Арнольда Дейча. Энтони Блант специально приберег этот ряд, ведь его почти не видно из зала.

Дейч нервно кряхтит, вертится, мотает головой, пытается что-то сказать.

– Нет, не могу, – наконец шепчет он. – Хочу сесть возле Кима.

– Тут все уже настроено под каждого из вас, – степенно возражает Энтони, приподняв свой точеный подбородок.

Но Арнольд продолжает дергаться и наводить суету. Со стороны это похоже то ли на паническую атаку, то ли на неудачную симуляцию приступа эпилепсии.

Филби сдается первым:

– Да ладно тебе, Тони. Можешь быстро перенастроить? Ему и так тяжело.

Тони лишь машет рукой и вздыхает как человек, которому придется провести ближайшие пять минут за лихорадочной перенастройкой двух аппаратов, занимающей обычно добрые полчаса.

Филби и Берджесс располагаются поудобнее и первыми надевают шлемы, синхронно вздрагивают от нахлынувшего сна наяву и углубляются в свои личные дела на просторах виртуальной реальности, а Маклейн и Блант готовятся сопроводить Дейча в его первый после потери памяти киберпуть.

Дональд почти опустил свой шлем и смотрит на происходящее одним глазом. Какая-то часть его мозга уже видит вспыхивающие картинки, но без Арнольда погружение будет бессмысленным, и он вынужден ждать. Именно он должен провести инструктаж за гранью реального. Арнольд мнется. Пугающая полусфера шлема с торчащими всюду датчиками и проводами вызывает у него двоякие ощущения.

– У меня дежавю, – шепчет он Бланту.

– Ну разумеется, – протягивает Энтони. – Скорее всего память вам выжгли точно такой же штукой. В Киберрайхе человек обнажает сознание перед машиной, впускает ее в свой мозг и становится крайне уязвимым. Фрицы воспользовались этим, чтобы сотворить зло, мы же хотим все исправить.

Обнадеживающие на первый взгляд слова ничуть не обнадеживают Арнольда. Всем своим видом он являет недоверие к плану хакеров-самоучек, у которых, в отличие от несокрушимой машины рейха, что-то может не получиться, и тогда его мозги окажутся выжжены, как земля к востоку от Буга. Он резко дергается, но Энтони уже напяливает на него шлем, и выпад Арнольда плавно перетекает в нервную судорогу от вспышки света в мозгу.

Люди привыкли к вспыхивающему свету в глазах – они видят его, когда включают лампочку, выходят из темного коридора на улицу или выезжают из тоннеля, но до изобретения ки-шлемов никто не знал, как то же самое воспринимает мозг. А эффект оказывается во сто крат сильнее. Первая реакция – страх, разносящийся по телу конвульсиями, словно в ближайший к головному мозгу коренной зуб впивается самая ржавая в рейхе бормашина, но боли нет, только страх неизведанного. Потом появляется радуга. Палитра увиденных за всю жизнь цветов переливается в синапсах и нейронах. Подобное чувствует новорожденный, впервые открывший глаза. Разумеется, он кричит. Но взрослому человеку, тем более пережившему концлагерь, не пристало открывать рот по такой ерунде, поэтому Арнольд просто морщится и прикусывает язык. Энтони улыбается – все идет по плану. Хранитель оглядывает зал виртуальной реальности и с удовлетворением отмечает, что все спокойно. Посетители сладострастно бормочут что-то на своих лежанках, а малочисленные гестаповцы собрались в комнате охраны за трансляцией первого полета в космос. Блант кивает Маклейну, и тот с видом бывалого нейронавта опускает на голову шлем и ныряет в бездну бескрайнего наслаждения вслед за брошенным туда Дейчем, как инструктор по прыжкам с парашютом за десантником-новичком, прыгнувшим без этого самого парашюта.

К вспышкам света, скрывающим под собой тысячи разных сигналов, невозможно быстро привыкнуть, но голоса в кибермире передаются без всяких премудростей – через наушник, благо все это чудо работает по телефонному проводу.

– Вы меня слышите? – спрашивает Блант. – Это Энтони. Я буду вашим оператором.

– Слышу, – отвечает подопытный.

Слова даются ему тяжело, ведь мозг занят обработкой огромного количества непривычных сигналов и поэтому импульсу обычной голосовой команды очень тяжело прорваться через весь этот пестрый кавардак красок. Этот импульс словно потерявшийся на рождественской распродаже ребенок, которому не светит попасть на колени к Санте, и хорошо если не затопчут насмерть. Но вот случается настоящее рождественское чудо, и команда доходит до голосовых связок, после чего встроенный микрофон транслирует слова Дейча.

– Меня слышат все люди в этом зале? – задает вопрос Арнольд. – Но почему тогда я никого не слышу?

– Нет, нет, – слышится голос Дональда. – Мы сейчас в отдельном руме, в собственной ячейке, в соте, о которых мы говорили.

– А остальные? Как попасть к остальным?

– Настроиться на их волну.

– Вы видите вокруг себя комнату? – наводит оператор. – Всмотритесь, я очень долго ее создавал.

Арнольд не хочет выказать Энтони неуважение и всеми силами пытается разглядеть комнату в бесконечной какофонии вспышек, но с реальностью трудно спорить. Он при всем желании не может разглядеть ничего хотя бы отдаленно похожего на помещение.

– Тут просто калейдоскоп невиданного масштаба. И чем сильнее я пытаюсь что-нибудь разглядеть, тем быстрее оно вертится. Стыдно признаться, но меня может стошнить.

– Спокойнее! – тревожится Блант. – Я стою рядом с вашим… так сказать, телом, и в случае чего прикрою вас от позора. Но дело вот в чем: не надо пытаться разглядеть все вокруг, как в реальной жизни, ведь при повороте глаз перцептрон вырисовывает комнату заново, все цвета сдвигаются в соответствующую повороту сторону и все такое. Поэтому чем сильнее вы оглядываетесь, тем больше хаоса видите. Сосредоточьте внимание на одной точке и уймите мысли. Образно говоря, не скользите по клавишам, как пианист-виртуоз, а сосредоточьтесь на до-мажор.

– Ох… – Дейч вздыхает. – Я попробую, но ничего не обещаю.

– Не волнуйтесь, – поддерживает его Дональд. – Время у нас еще есть.

В прошлой жизни Арнольд уже входил в кибермир, и пусть воспоминания ему знатно подтерли, от мышечной памяти и выработанных рефлексов так просто не отделаться. Разумеется, если он не соврал о своей амнезии. В любом случае ему должно быть немного легче, чем приобщенному к великому таинству новичку. Он старается, концентрируется на одной точке, и бессвязный поток поступающих в его мозг цветовых пятен, как после какого-то великого и древнего заклинания, начинает обретать форму. Концентрация – это волшебная палочка, и с ее помощью можно повелевать невероятной кибермашиной. Арнольд «смотрит» вперед и видит стену с обоями в красную клетку, гардины и портреты британских королей, оглядывается, переживает головокружительную бурю красок, вновь концентрируется и видит другую стену – с камином, книжными полками, на них настоящие, несожженные книги и рядом клубные кресла с высокими спинками, защищающими от каминного жара. Но самое главное – он видит образ Дональда Маклейна, почти такой же, как в жизни. Высокий молодой человек с по-английски выдающейся челюстью, правильными чертами лица, высоким интеллигентным лбом и светло-каштановыми, почти русыми волосами, гладко зачесанными назад. Хотя… Арнольд словно видит его в баре сквозь дым сигарет. Это образ из «Кембридж Тэп».

– Странно, – удивляется Дейч. – С одной стороны, если вдуматься, я вас вижу, но с другой… нет.

– Все в порядке, – смеется Маклейн.

Арнольд понимает, что тот смеется, не видя этого собственными глазами. Все происходящее – чертово волшебство.

– Перцептрон, – говорит Энтони из реального мира, – не только посылает сигналы в мозг, но и считывает их, создавая уникальный слепок человека – его мыслей, характера, если угодно, души. Знай мы в своей жизни миллиард людей, может, и запутались бы в образах, но, смею предположить, вам знакома не более чем пара сотен, а в Англии так максимум пять человек. Поэтому слепок такого истинного, с позволения сказать, англичанина вам не спутать ни с кем другим.

– Я не знаю, как именно вы меня видите, – поясняет Маклейн. – Но скорее всего, как в баре, где мы недавно общались. Ведь такие когнитивные ассоциации создал ваш мозг. Я же пока вижу на вашем месте серую массу. Система просто не успела сделать ваш слепок.

Арнольд старается не совершать резких движений мыслями, что бы это ни значило, и рвотные позывы снижаются. Дональд и Энтони переходят ко второму этапу обучения и объясняют основной смысл существования кибермиров.

– Официально эта реальность называется «Киберрайх». Немцы именуют так всю систему, дабы приписать себе заслуги наших великих предков, но Киберрайх – лишь программа, работающая на аппаратах «Эварист-2». При немцах второе название лучше не упоминать, – говорит Блант. Он уже сидит за пультом оператора и контролирует обстановку вокруг.

– Но эта комната… рум, разве он не прослушивается? – разводит виртуальными руками Арнольд.

– Это наш собственный рум, неофициальный, – гордо заявляет Маклейн.

– Но ведь всю систему контролирует рейх…

Дональд осознает, что, растолковывая новичку премудрости, они забыли упомянуть главное.

– Один наш друг, назовем его Алан, взломал Киберрайх, – объясняет он. – Мы ведь уже говорили, что это распределенная сеть, блокчейн. Все эти румы, сказочные миры развлечений хранятся в суперпозиции кристаллов каждого из ки-шлемов. В зависимости от поданной на кристалл комбинации из сотен частот они сообщают ответную информацию, внутри которой и запрятаны наши комнаты. Рейх знает только о созданных им самим мирах, но ничего о наших.

– Но он может найти их методом подбора? – смекает Арнольд.

– Перебрав триллион комбинаций. На это уйдет уйма времени, – успокаивает Маклейн.

Если Арнольд не притворяется и действительно потерял память, после всех этих многочисленных объяснений картина мира в его голове начинает медленно устаканиваться. Ему еще нужно, что называется, переспать с этими мыслями, все хорошенько обмозговать, но пазл частично складывается. Теперь понятно, кто эти люди и чем они занимаются. Непонятно только одно.

– И как выглядят эти развлекательные миры, которыми фашисты заманили в свои сети целые нации?

– Нуу… – задумывается Дональд. – Тут лучше один раз увидеть. Энтони, отправимся по злачным местам?

– Можно, – говорит оператор. – Только помните, что в общественных румах вас могут видеть и слышать наци. Притворитесь обычными виртоманами, отработавшими смену на оружейном заводе ради талона в Киберрайх.

– Мне не впервой, – соглашается Дональд.

– Один раз живем, – подтверждает Арнольд, и представление начинается.

Тайная комната вдруг бледнеет и уносится вдаль, как вытянутый воронкой калейдоскоп. Так его собственное воображение представляет перемещение между румами, в этом плане все сугубо индивидуально, никакой постылой нарезки из японского аниме. Борясь с жутким головокружением, Арнольд сосредотачивает внимание на одной точке перед собой, и вымышленный мир вновь вырисовывается ясной картинкой. Первое впечатление – рай. Кругом здания из стекла, торговые лавки и залы игровых автоматов. Мужчина стоит на мосту между двух развлекательных центров, а по скоростной магистрали под ним наперегонки несутся мотоциклеты. Не серые байки с приделанным к раме тарахтящим мотором, а блестящие красно-белые исполины в несколько метров длиной. Байкеры лежат на них почти горизонтально, сливаясь с потоками воздуха. Все это генерирует шум, но стоит отвести взгляд, шум смолкает. Слышно только то, на что смотришь. В конце и начале моста блестят неоновыми огнями аркадные автоматы. Наверняка такие игровые аппараты уже придумали наяву в недрах рейха, но зачем мастерить огромные машины с экранами и питать их от настоящей энергосети, если можно внедрить их образы в Киберрайх? Затрат почти никаких, а эффект во сто крат больше. Перцептрон давит на самое слабое место человека – зоны мозга, отвечающие за наслаждение и зависимость. Аркадные автоматы облеплены смутными образами людей, коих Арнольд никогда в жизни не видел, оттого их внешний вид отдан на откуп его встревоженному воображению. Если поднять голову, сознание заливает яркий солнечный свет, которого он раньше не замечал. Как мошки в глазах, кружатся транспаранты с рекламой всяческих развлечений. Тут тебе и бесконечные сеансы идеально подобранных для твоего подсознания фильмов, и экзотическое аниме, и бои без правил, где нельзя пораниться и умереть, и контактные зоопарки с диковинными зверями, парк юрского периода, наконец…

– Вау, – выдавливает из себя Арнольд. – Действительно, дивный новый мир.

– Не сравнить с реальностью и ее опасностями, страданиями и дефицитом товаров, блеклыми оттенками на усталой радужке глаз, – подлетает к нему Маклейн. – Все чудеса мира, заботливо залитые в самые уязвимые части сознания. Триллионы ярчайших цветов. Мимо такого невозможно пройти. Vive le Reich.

Весь тот час, что рейх запускает ракету, а Дональд и Энтони обучают неофита виртуальной реальности, другие два члена группы готовят секретный рум для восстановления памяти.

Виртуальный Ким топчется возле кресла, которое могло бы стоять в концлагере. Он предполагает, что частичное воссоздание ситуации в момент стирания памяти поможет этой памяти быстрее вернуться. Гай перечитывает приемы гипноза, которые Алан спрятал для них в этом руме. Держать столь опасные вещи в реальности, где любой фриц может тебя обыскать, – безумие. Вот и приходится переносить свои заговоры в мир Киберрайха, как бы странно это на первый взгляд ни звучало. Только там они могут быть в безопасности. Относительной, разумеется.

– У нас все готово, – шепчет Ким, и Энтони его слышит.

Хранитель зала виртуальной реальности еще раз оценивает обстановку вокруг – посетители пускают слюни из-под ки-шлемов, а значит, пребывают на седьмом небе от счастья, гестаповцы все еще смотрят трансляцию. Ракета уже взлетела, но еще не вышла в открытый космос и не послала сигнал. Время стремительно подходит к концу, но у заговорщиков все готово.

В новом, еще более тайном руме к Киму и Гаю присоединяются Дональд и Арнольд. Трое англичан и еврей встречаются в виртуальной комнате концлагеря, и это не начало скверного анекдота. Сходство с настоящим лагерем смерти поверхностное, потому как обычным людям ничего доподлинно о лагерях неизвестно, а те, кому известно, либо доживают последние дни, либо вырываются на свободу с выжженной до бела памятью.

Арнольда усаживают в виртуальное кресло, и Берджесс начинает сеанс гипноза. В обычной жизни он мог бы разве что убедить девушку провести с ним почти прекрасную и с натяжкой незабываемую ночь, но в Киберрайхе он всесильный психиатр, ведь доктора Фрейд и Юнг уже сделали все за него. Сознание подопытного раскрыто, сигналы поступают в незащищенные части разума. Знай себе делай все по инструкции.

Берджесс произносит нужные фразы и Арнольд начинает проваливаться на следующий уровень воображения. Одна небольшая фантазия внутри всеобщей, ничего технически сложного.

– Я представляю себя ребенком, – повторяет он за Дональдом.

– Теперь ты студент. На кого учишься?

– На архитектора.

– Хорошо. После Великой войны нужно очень многое отстраивать.

– Увы, работать по специальности мне удается недолго.

– Почему?

– К власти приходят фашисты, – бормочет Арнольд. Либо это какая-то хитрая игра, либо к нему возвращается память. – Австрия первой присоединяется к дивному новому миру рейха, и я теряю работу.

– Потому что вы еврей?

– Да. Они отвозят меня в лагерь Шушольц. Там много евреев и славян… Там… О господи! Ой-вей! Отец Авраам! – Арнольд начинает брыкаться, словно его голову разрывает напором чудовищных воспоминаний из подключенного к ней брандспойта. Он плюется, как маститый актер, играющий по Станиславскому.