
Полная версия
Проклятая Тройка
Но что-то встревожило Архимия. Среди нитей он увидел одну чёрную. Она была тонкой и не извивалась, а была натянута до предела, пронзая Шор. Словно струна: при вибрации она извлекала неповторимые ноты ужаса. Архимий подошёл к чёрной нити и ощутил от неё пульсирующие толчки пугающе неизвестной силы. Он едва коснулся нити и, услышав тихий злобный смех в своей голове, сразу отпрянул.
Архимий задумался. Можно было бы не дожидаться Коса и остальных – проверить, что там, на конце этой нити. Архимий силён и могуч, в крайнем случае он скроется в Шоре.
Боги могли следовать за нитью и выходить из Шора в радиусе километра от её владельца. Архимий так и поступил. Он оказался в большом пшеничном поле и сразу взлетел над ним, чтобы не поджечь.
Оглядевшись, он заметил вдали шевеление в поле и огонь. Он подлетел ближе – и изумился. Внизу, в кратере от падения, лежал человек. Вокруг – обожжённые колосья, медленно догорающие.
Человек зашевелился в попытке встать и выглядел жалко. На его голове была широкая ковбойская кожаная шляпа, из-под которой свисали длинные грязные и слипшиеся волосы. В распахнутой бежевой рубашке он корчился и кряхтел от боли. Архимий спустился на ноги и подошел ближе, от человека кошмарно пахло гнилым горелым мясом. Архимий расхаживал вокруг него, как хищник, и рассматривал. Неужели это один из тех, кого так страшатся даже боги? Он с отвращением зажал нос.
– Эй ты! Ты живой?
Дрожа всем телом, человек поднял голову, из-под шляпы показалась чудовищная растянутая улыбка с полным ртом острых зубов, особенно длинными были верхние и нижние клыки. Эти зубы мерцали желтым светом, как раскаленный металл, от них шел пар.
– Что… Что ты такое? – спросил Архимий и попятился, но из-за любопытства не скакнул в Шор.
Архимий почувствовал жар, а тело человека слегка подсвечивалось изнутри, будто горели его собственные кости. Человек попытался встать и показал свои худющие руки, напоминающие бабу-ягу, с длинными уродливыми когтями. Одна рука крепко сжимала жуткий меч, похожий на катану, но вместо рукояти – большая серая кость. Архимий не стал дожидаться ответа и снова взмыл в воздух. Золотое свечение озарило все поле ярче, чем солнце, и глаза Архимия вспыхнули.
– Не двигайся!
Но человек уже встал, и судорога свела каждый мускул его тела, он дергался и извивался, его тело шипело, как на сковороде. Архимий с ужасом наблюдал, как он горит, но не сгорает, как его плоть жарится изнутри, и испытал жалость к этому созданию. Убить его стало бы милосердием.
Золотые швы на его костюме разошлись, и из спины расправились шесть огромных золотых чудаковатых крыльев, похожих на лапы насекомого. Они были похожи на ветви с золотой листвой.
Столбы света вырвались из этих отростков и глаз Архимия одновременно. Сила всего солнца обрушилась на хрупкое изможденное тело и не затихала, пока оно не стало похоже на уголь. Бог опустился ниже к телу и был преисполнен великой грустью, но и великой гордостью. Он уничтожил одного из Проклятой Тройки, но также и избавил от страданий. Он бы хотел, чтобы мать им гордилась. Обугленный труп дымился на прохладном ветру, а Архимий склонился к почерневшей голове и грустно улыбнулся. От тела воняло жженой плотью и искусственной кожей от расплавленной шляпы, стекающей по голове.
Внезапно черная корка на лице треснула, и открылись два багровых глаза, похожих на кошмарные умирающие звезды с черными звериными зрачками. В них Архимий узрел ту самую! Черную нить из пустоты, сомнений не осталось, это один из них. Из глаз алыми длинными «змеями» полился свет! По сравнению с этими ужасными глазами свет Архимия – жалкие искры догорающих углей. Архимий ошеломленный не успел опомниться, как худая рука схватила его, впившись когтями прямо в глотку. Его ладонь обжигала, причиняя ужасную боль, незнакомую ранее богу. Сила в руках монстра полностью проигнорировала «кокон» Архимия, будто его и не было.
Прямо на глазах тело человека начало восстанавливаться, даже одежда, шов за швом, нить за нитью, он снова принял изначальный облик. Шляпа текла вверх по горелой плоти и принимала прежнюю форму. Свободной рукой он дергано поднял костяной меч.
Его речь была прерывиста, рот растянут в страшной улыбке так, что почти рвался, и зубы стиснуты от жуткой боли, но в глазах читалась больная эйфория!
– Ихи-хи-хи-и, – тихо засмеялся безумец, – а во-от и… Гххгхг, ублюдок Огненноли-икой… Аааахахахах!
Он швырнул Архимия, и тот сразу попытался войти в Шор, но враг в один прыжок догнал и мечом пригвоздил его к земле, как бабочку. Было слышно, как лезвие скрипело о кости. Архимий закричал от боли, меч был раскален, как и тело Безумца, он жарил заживо его плоть, силы быстро покидали тело.
Глаза Безумца расширились от восторга, стоя босыми ногами на спине Архимия.
– Да-а, ах-аа-хаааа! Я хочу твои… Аааггххх… Крылья! – сказал он скрипучим, как ржавый металл, голосом и сгорбился над Архимием.
Он отпустил меч, взялся за плотную золотую лапу и начал тянуть. Другая «лапа» Архимия попыталась проткнуть монстра, но тот ловко поймал ее за самый конец и обломал, как сухую ветку, золотистая кровь брызнула ему в лицо и рот.
– Не-е-ет! Огненноликая, помоги мне-е! Молю, не надо-о! – кричал Архимий, хватаясь за землю, он изо всех сил пытался вырваться.
Но Безумец не останавливался, он тянул и тянул, стиснув зубы в улыбке, пока не услышал звук рвущихся сухожилий.
– Да-а, аха-хаах!
Хруст хрящей и еще немного… Одно усилие. Мясо чавкнуло, кость громко оторвалась, вместе с мышцами хлынула божественная кровь. Огни глаз Безумца загорелись еще ярче, безумный жар шел от его тела и воспламенял все колосья вокруг. Дыхание обжигало Архимию спину. И это было не похоже на «коконы» богов, это была мощь, рвущаяся из его тела кроваво-рыжими волнами, импульсами, выбросами. Он не прекращал смеяться все это время, ему было мало. Он взялся за следующую лапу, уперевшись босой ногой о спину Архимия, взялся обеими руками за основание и резким движением сразу оторвал вторую.
– Ааа-аааа! Мне больно, не надо! – взмолился Архимий и снова попытался вырваться и развернуться, чтобы достать врага солнечным взглядом, но его сил не хватало. Он только прожигал светом землю под собой.
– Аха-хаха-а, я знаю… Глу-уп-пый, потому я… Это и делаю!
Архимий извивался, как червяк, пытаясь освободиться, а меч уже до черноты обжег плоть вокруг раны. Резко Безумец вытащил меч и рукой обхватил еще две лапы, золотая кровь текла по раскаленным рукам бога Проклятой Тройки.
– Хихи-ихыы-ыы!
– Умоляю… – сказал Архимий ослабшим голосом, по лицу стекали слезы. – …Прошу…
Но Безумец не слушал, он рычал, как зверь, и смеялся. Легким движением меч отрубил обе лапы разом, и Архимий снова закричал уже севшим, обессилевшим голосом. Он пытался встать, весь в крови, с мерзкими обрубками на спине, и две оставшиеся лапы помогали ползти, но почва была мягкая, и руки проваливались сквозь землю. Горячие когти вцепились ему в волосы и приподняли голову.
Жизненные силы его покинули, но неожиданно из его тела вырвалась последняя волна золотой энергии, взрыв отшвырнул Безумца прочь. Он отлетел в сторону, встал и снова регенерировал, огляделся в поисках бога, но никого не увидел, кроме ошметков белой одежды и отрубленных крыльев. Воздух вокруг огненного исчадия искажался от температуры, золотая кровь шипела и быстро сворачивалась на его коже. Сухая солома под его ногами чернела и воспламенялась, а сильный ветер раздувал бушующее пламя, выжигающее поле до основания. А Безумец поправил шляпу и ухмыльнулся, шагая по пеплу.
И сразу же резко перед глазами возник образ Оазис по колено в каком-то пруду. Фауст сразу проснулся. Он стоял на четвереньках в холодной воде почти всем телом и тяжело дышал, его тошнило и кружилась голова, похоже, он случайно скакнул, пока спал.
– Ты чего здесь забыл?
В нескольких метрах от него по колено ногами в воде стояла Оазис с недовольным растерянным видом, а от ее ног бурлила и испарялась вода. Они находились в небольшом пруду глубокой ночью, воду освящали нежно-голубым мерцанием какие-то маленькие подводные насекомые. Было очень холодно.
– Я… Я прости… Я никогда так не… Не скакал, честно… Просто… Я видел Архимия, и он… Он…
– Стой-стой! Не мямли, – сказала она и сразу смягчилась в лице. – Встань. Интересно…
Фауст вдруг перестал контролировать свое тело, глаза Оазис вспыхнули, и он встал. Ни один мускул, кроме рта, его не слушался, а мозги будто зажали в тиски.
– Ч-что интересно? Что со мной?
– Ты не мог знать, что я здесь, я и сама абсолютно спонтанно решила прогуляться, а ты скакнул именно в этот пруд, почему? Чертов скакун!
– Я… Я спал, не знаю… Мне я…
– Успокойся, подойди.
Фауст невольно пошагал навстречу к ней. Оазис двумя ладонями дотронулась нежно до его лица, но «кокон» сразу же обжег, и Фауст скривился.
– Прости, – раздраженно сказала Оазис, потирая ладони. – Иногда забываю об этом… «Коконе».
– Это тебя расстраивает? – не задумываясь спросил Фауст и понял, что сморозил глупость.
– А ты как думаешь, умник?
Фауст снова задумался, что это ужасно – не быть способным коснуться ничего живого и ощутить его тепло, кожу, шерсть, губы. Ему стало жалко Оазис, за ее колкостью он заподозрил нечто более ранимое. Хотя не понимал что.
– Подойди.
Фауст подошел. Оазис расставила ладони на небольшом расстоянии от лица Фауста, и ее глаза замерцали. Над ее головой загорелся золотой венок.
От нее пахло лавандой и мятой. Он засмущался от ее пристального взгляда и резкой близости, но затем сердцебиение замедлилось, и в голове стало так чисто и легко, как не было уже очень-очень давно. Он облегченно вздохнул и невольно заулыбался, едва не смеясь от радости. Оазис будто распутала давно накопленный клубок тревог и страхов в голове. Не развеяла полностью, но все же. Тело снова его слушалось.
– Просто… Фантастика! Боже, так привык к тревожным мыслям, что совсем забыл, как без них хорошо… Спасибо тебе!
– Не за что. Должен будешь, – сказала Оазис и вышла из воды, последние капли воды сразу испарились на ее костюме. – Пойдем в дом, ты весь мокрый, там все расскажешь.
По дороге Фауст растирал себе грудь, чтобы не замерзнуть в холодную ночь. Оазис не предложила скакнуть, а он побоялся перечить. Ее глаза недовольно горели в ночной тьме. Но любопытство было сильнее, тем более Оазис казалась ему более дружелюбной, чем Кос. А еще после ее «чистки» в голове стало так легко, будто все возможно, а поговорить с ней так вообще пустяки, чего тут вообще можно бояться? Она шла чуть впереди, а Фауст ориентировался в темноте по свету ее глаз, как от фар.
– Извини, а… Что за золотая нить, о которой вы с Косом все время говорите?
Оазис вздохнула, не оборачиваясь, будто объясняла это уже тысячу раз.
– Ну, у всех скакунов есть своя «нить», это что-то вроде «следа души», боги могут ее видеть по глазам, если всмотреться как следует, а в Шоре и вовсе видеть все нити, что оставляют за собой живые существа.
– Ого, как информационный след в Шоре?
– Вроде того. Ну вот обычно эти нити красные, а у нас и некоторых скакунов почему-то – золотые.
– И у меня… Золотая нить?
– Угу.
– А… Почему?
– Я же сказала «почему-то», то есть я не знаю, на кой хрен мне это знать? Нашел кого спрашивать, вот Коса донимай с этим, ему ж больше всех надо!
После ее ответа вопросов стало еще больше, но с ними можно было и подождать, а ее не лучшее расположение духа и вовсе отбивало желание общаться. Осталось надеяться, что оно у нее не всегда такое.
В уже знакомой хижине с запахом трав Оазис дала Фаусту свежую одежду из огромного сундука, где оказались черная толстовка и широкие джинсы. Да, закупается она явно не в средневековых секондах. Но Фаусту на удивление шло, раньше он не пробовал в одежде иные стили.
Оазис заварила ароматный травяной чай и усадила Фауста напротив, почти швырнула чашку.
– Ну вещай, скакун. Ты знаком с Архимием?
– Не то чтобы, мы совсем ненадолго пересеклись, потом мы с Косом пошли к тебе.
– Ммм, ясно. И как он тебе? – сухо спросила она.
Вопрос с подвохом, учитывая ее вспыльчивый нрав, Фауст не хотел как-то не так отозваться о ее родственнике.
– Ну-у-у, он…
– Тупой осел? Да. Не стесняйся, лицемерием я не страдаю. Почему ты заговорил о нем в лесу?
– Я думаю, он мертв…
Оазис пристально вцепилась в него золотым взглядом и не моргала почти минуту, раздумывая.
– Почему ты так решил?
– Это может странно прозвучать, но мне часто снятся сны, события которых произойдут в ближайшем будущем или уже произошли, и я видел, как… Один из этой… Наверное, Тройки… убил его.
Тело и разум Фауста опять стали скованы, глаза Оазис загорелись. Он ощутил, как она роется в его памяти, как ковыряется между извилин, выискивая нужные фрагменты. И когда нашла, отпустила Фауста.
– Вот же срань… – сказала Оазис и тревожно обхватила голову руками.
– Слушай, можешь хотя бы предупреждать! – сказал Фауст и жадно глотнул чай, опыт был не из приятных. – Боже, словно похмелье!
– Неважно. – Она небрежно махнула рукой в его сторону. – Давно у тебя начались эти сны?
Фауст еще раз глотнул свой чай. Вкусно, но горько, не хватало сахара. Оазис выглядела расстроенной, и Фауст прекрасно ее понимал, все же речь шла о ее брате.
– Они всегда были. А в конце сегодняшнего я видел тебя в том пруду, а когда проснулся, уже был там же. Видимо, я скакнул во сне прямо из кровати. Никогда раньше не делал этого… Так, без дверей.
– Калидиуса? С ним тоже уже знаком… Хотя да, вы сразу должны были идти к нему. – сказала Оазис и неловко добавила, прикрывая рот ладонью: – Как он?
– Вроде нормально… Слушай, он слегка… Чудной.
– Ну типа.
Нависло неловкое молчание, и Фауст не знал, о чем с ней говорить и надо ли вообще говорить? Может, Кос уже рвет и мечет в его поисках. Это натолкнуло его на мысли об их конфликте. Возможно, сейчас самое время задавать вопросы, пока диалог идет.
– Можно вопрос?
– Валяй. – ответила она и с безразличием уставилась в стену.
– Что не так с Косом? Было сложно не заметить некоторое… Напряжение. Почему ты не хочешь идти с нами? Да и Калидиус был Косу, мягко говоря, не рад.
Оазис тяжело вздохнула и недовольно подняла бровь. Ее ногти застучали по поверхности стола. Фауст так и не понял, почему она тогда решила немного ему открыться, но предполагал, что ей просто было скучно.
– Да все, честно говоря. Кос – мудак, каких поискать, вот и все. Он делал ужасные вещи, иногда глупые, а в целом он просто жуткий фанатик, а Огненноликая будто не замечала… Делала вид, будто все нормально, или просто игнорировала, не знаю, это все глупо… Да что я вообще перед тобой распинаюсь. И вот! Кос передает всем волю Огненноликой, Ибраитос, видите ли, ему первому все рассказала!
– Так ты просто… обиделась?
Фауст подумал, что это как-то не по «божественному», а очень даже по-людски, и странно об этом говорить, когда на кону судьбы миров.
– А это тебя колыхать не должно! Так что завянь!
Исчерпывающе. Не получился диалог.
– Как тебе чай? – сухо и холодно спросила Оазис, наклонившись через стол.
– Неплохо, но я бы добавил сахар.
– В твоем мире уже вроде бы есть интернет? Загугли на досуге значение слова «вкус». Давай, дохлебывай и вали!
Фауст допивал чай и думал об Оазис.
– Ты не пойдешь с нами?
– Ха! С чего вдруг? Только потому, что он попросил?
– Потому что… И твой народ здесь умрет, нет? Как я понял, Проклятая Тройка заглянет в каждый мир? – возмущенно спросил Фауст. – Даже Кос…
– Кос все это делает, потому что Огненноликая что-то когда-то там сказала! Ему плевать на семью, в отличие от меня!
Фауста искренне взбесила ее логика, и он уже не мог остановиться. Как можно было быть такой дурой, по его мнению, он не понимал.
– В отличие от тебя? То есть ты хочешь сказать, что сидишь тут только из-за обиды на мать?! Или Коса, я не знаю, что там у вас произошло.
– Чего-о? Какой смелый вы поглядите, засранец!
– И если уж говорить о Косе, неважно, что им движет, он сейчас собирает семью, чтобы защитить всех от этой Тройки… А ты тупо сидишь тут и ноешь, какой он плохой!
Оазис сжала кулаки, и золотые искорки побежали из глаз. Фауст нервно сглотнул, но слов назад не забрал.
– А не пошел бы ты, Фауст, на хрен!
– Нет, не пошла бы ты! – крикнул Фауст. – У меня за душой ничего, кроме моих снов, и я пошел черт знает куда, черт знает с кем, чтобы спасти мир, который мне даже не родной! Ты – богиня, одного твоего брата, возможно, уже убили, мать просила о помощи, Кос пришел к тебе и тоже просил, а ты сидишь и нихера не делаешь! Ноги моешь в пруду… А теперь сидишь и злишься на меня?! Дура…
У Оазис сначала было лицо терминатора-убийцы. К концу речи просто отвисла челюсть. Фауст ждал, что она его просто испепелит взглядом, хотя не был уверен, что она умеет как Кос. Но она молча встала и в полной тишине начала перебирать вещи.
– Иди спать, скакун, утром поговорим, и я иду с вами. И больше ни слова!
Фауст сидел в шоке от собственной наглости. Наверное, так всегда, когда чистая и не забитая тревогой голова? Как приятно быть правым. Оазис подошла к Фаусту практически вплотную, к лицу, так что опять стало неловко. В нос снова ударил запах лаванды и мяты. Она слегка, но резко ударила кулаком Фаусту в живот. Помимо удара, ее «кокон» неприятно обжег через одежду.
– Про дуру – было лишнее.
– Ай… Справедливо.
После этого эпизода Фауст был уверен, что попал к ней не случайно и должен был ее убедить идти с ним. Вот нашелся бы хоть кто-то, способный пролить свет на эти видения.
Глава 10
Люк ощущал каждую секунду, проведённую в том доме. И время будто остановилось, когда в один обычный день Вия исчезла и больше не вернулась.
Никто не сказал ему, куда и когда именно она уехала, вернётся ли, и почему ничего не сказала. Неизвестность болезненно скребла душу, отравляя его разум. Он не находил себе места и пытался спрятаться от мысли, что его бросил единственный любимый человек.
Прошло полгода, а Люк так и не смирился – ни через год, ни через два. Он часто вспоминал их последнее прощание перед сном: тот вечер был спокойным и ничем не предвещал беды. Тогда он не осознавал, что видит её в последний раз. Теперь это убивало его.
Каждый день он ждал письма или вестей от неё. Это отвлекало от всего: от учёбы, отдыха, людей. Даже издёвки и побои в приюте перестали волновать – он лишь смеялся в ответ, осознавая, насколько всё стало неважным. Со временем это настораживало окружающих. Ближе к совершеннолетию Люк окончательно стал изгоем – его просто перестали замечать. И это его устраивало.
Однажды днём Люк сидел один во дворе. У него не было настроения ни на что. Даже искать, чем бы заняться, казалось бессмысленным. Он чувствовал себя абсолютно пустым – как и весь последний год.
Незаметно к нему подкрался мальчик, на вид ровесник. Люк раньше не видел его в приюте, но не удивился – давно перестал следить за тем, кто приходит и уходит. Мальчик был невысоким, рыжим, в кожаной ковбойской шляпе.
– Ну привет. Чего сидишь тут один как пень?
Люк тяжело подпускал людей к себе, особенно навязчивых. Но в этот раз, к собственному удивлению, был даже рад. Он удивился, что с ним вообще кто-то заговорил.
– Привет… Извини, я… всё нормально, я просто… часто тут отдыхаю.
– Вижу, что не работаешь! – рассмеялся мальчик. – Меня звать Филин.
– Классное имя. А я Люк.
– Отлично, Люк. Так что ты тут киснешь? Неужели больше негде провести время?
Люк не ответил. Он и правда не задумывался о том, как хотел бы проводить свободное время. Филин прищурился:
– А пойдём-ка к речке, пока старшие не видят?
– Не знаю даже… заведующие ругаться будут.
– Брось! Мы уже не дети. Повопят немного – и успокоятся. А мы весело покуралесим, ну?
Люк немного подумал и согласился. Филин не обладал особой харизмой или привлекательностью, но как будто считал подавленное желание Люка – уйти подальше, не видеть этот дом. Может, это совпадение. Но найти компанию и сбежать – именно этого Люк и хотел.
Так началась их долгая дружба.
Он всегда боялся сближаться с людьми, особенно после ухода Вии. Со временем Люк понял, что его тревожило ощущение, будто он нашёл замену. Жгучая боль разлуки постепенно утихала, а потребность в общении становилась яснее. Эта буря противоречий сделала его раздражительным и гиперактивным.
Однажды за обедом он лениво ел суп. Филин, как ураган, подсел с подносом:
– Привет, Люк! Чем займёмся после занятий?
– Привет… не знаю. Я думал поспать.
– Да ты чего такой кислый? Давай лучше стырим соли и пойдём к колодцу – там куча слизняков! Они так смешно выворачиваются наизнанку!
Люку было не по себе от садистских наклонностей друга, но со временем он понял: Филин безобидный, просто странный. Его чувство юмора порой пугало.
– Не знаю… как-то не до этого.
– Ты опять по своей девчонке сохнешь? Не надоело? – Фил закатил глаза. – Забудь её, как она тебя – бери с неё пример.
Эти слова эхом прозвучали в голове Люка. Паника сдавила горло, злость вспыхнула мгновенно.
– Нет! Я же сказал – не говори о ней! Она не бросила меня, она уехала, чтобы стать певицей, наверное… Ты-то что знаешь?!
– Ладно-ладно, как скажешь…
Пауза повисла тяжёлая. Но Филин, как ни в чём не бывало, с трудом сдерживая смешок, сказал:
– Нет, ну ты представь лицо старосты, как она позеленеет от этих слизняков!
Люк невольно улыбнулся. Всё же… было бы весело.
– Тащи соль.
Они притаились на заднем дворе. На цыпочках добрались до старого колодца. Люк с усилием сдвинул тяжёлую крышку. Внутри – множество жирных слизней на мокрых камнях.
Филин достал свёрток с солью. Слизень под щепоткой начал «сдуваться», как шарик, даже пищал, словно из него выходил воздух. Второй – вывернулся и истекал слизью. Люка завораживало это зрелище. Он думал: они мучаются. Но заразительный смех Филина понемногу растапливал его сдержанность.
– А давай выдавим одного, как пасту, и наполним песком! Потом бросим в мелких – вот у них будут рожи!
– Слушай, это перебор. Не хотелось бы получить по шапке.
Филин уже хотел возразить, как вдруг:
– Люк! Что ты здесь делаешь? А если провалишься в люк… Люк!
Это была староста – женщина лет сорока с вечно недовольным лицом, заплетённой косой до пояса и царственной осанкой. Филин исчез, как дым, оставив Люка одного.
– Я… вышел поиграть с Филином…
– Неважно. В доме не спрячется. А это что?.. – она заметила слизняков и побледнела. Люк едва сдерживал смех. – Мерзость. Быстро в дом!
Вечером Люк сидел в комнате, привычно грустя. Тогда влетел Филин:
– Вот это даа! Сердечко чуть не выскочило!
– Ты меня кинул!
– Прости, Люк, сработал инстинкт!
– Чёрта с два ты меня ещё раз на такое уговоришь! Опять одно и то же…
– Прости. Давай держаться вместе. Обещаю – будем осторожнее.
Люк промолчал, но кивнул. Всё-таки… приятно было не быть одному.
Люк не смотрел на него, но слушал, и его грусть вновь резко сменилась на радость. Он кивнул Филу и сказал, что хочет спать. Фил ушел, но этой ночью Люк все равно не спал спокойно.
Ему снился страшный сон. Он был пестрый и тревожный, вновь проплывающая картина удаляющейся фигуры Вии. А потом появился Филин, Люк узнал его по ковбойской шляпе и прическе, но лицо было неузнаваемо ужасно. Это было лицо чудовища с острыми зубами и кровавыми глазницами. Люк пытался бежать и звать на помощь, но земля уходила из-под ног, он вот-вот упал бы, как вдруг его одернула чья-то рука. Он был все еще во сне, на него смотрела широкоплечая женщина, которую даже можно было спутать с мужчиной. У нее было бурное высокое пламя вместо волос и глаз, а тело облачено в ночь. Люк не смог оторвать от нее взора, и казалось, ее огонь его поглотит.
Он проснулся в поту, с тяжелым, учащенным дыханием, стены давили на легкие. Люк чувствовал на себе тот пламенный взгляд… До сих пор. Люк проснулся в поту. Дыхание сбилось. В углу комнаты – фигура. Кто-то стоял и смотрел, склонив голову.
Он не мог пошевелиться. Это был сон? Нет. Он был в сознании.
Люк в полном ужасе ждал, когда оно шевельнется, а его собственное тело схватил паралич.
Казалось, он просидел на кровати вот так несколько часов, прежде чем фигура дернулась в его сторону и тут же рассыпалась на множество расползающихся черных точек. Сотни пауков заползали под одеяло, щекотали ноги, забирались под одежду, в уши, в волосы. Люк кричал и извивался на кровати всем телом, пока на крики не сбежались ночные дежурные. Едва они успокоили Люка, он рассказал о случившемся, убеждая, что на этот момент уже точно не спал. Но никаких пауков или посторонних в комнате так и не нашли.