Последний крик лета

Ждать подходящего момента уже не было смысла.

Пришлось приложить усилия, чтобы незаметно вытащить светец из-за спины. Притом, что я практически впечаталась в него спиной. Олег, одурманенный алкоголем и похотью, даже не заметил, как я поднесла к его голове железный светец, поэтому сразу с силой ударила его об затылок. Его хватка на мгновение ослабла. Он отстранился, сделал шаг назад, и по его опьяненному и расфокусированному взгляду я поняла, что Олег едва стоял на ногах. Поэтому замахнулась на него уже в открытую, но он вдруг обезвредил удар, ловко выхватил светец и замахнулся в мою сторону. Я увернулась, и на месте, куда только что упирался мой затылок, светец ржавым гвоздем вонзился в стену из дряхлых деревянных досок. Он понял, что не смог причинить боль (убить меня), поэтому тут же замахнулся и влепил новую звонкую пощечину. Я громко вскрикнула, и во рту с новой силой ощутила привкус крови. Уверена, в тот момент моя щека, пораженная трижды, была похожа на свежую отбивную.

Адреналин зашкаливал. Почти также, когда я проводила сердечно-легочную реанимацию человеку, у которого остановилось сердце, или когда ввела налаксон передозировщику… Только наоборот. Я подняла колено и вмиг ударила Олега между ног, а после с силой толкнула его в голую грудь. Он отшатнулся, прошипел какие-то ругательства и схватился за изнывающие от боли половые органы. Это дало мне шанс на побег из спальни в главную гостиную комнату с печью и длинным семейным столом. Меня охватила настоящая истерика. Я с криками бросалась в него глиняными чашками, кувшинами и тарелками со стола, столовыми приборами и остатками еды. Под руку попадало все, что было не приколочено.

Глаза задержались на напольном железном светце. Он выглядел внушительно и массивно, в отличие от обычных настенных. Три железные ножки плавно переходили в основание в форме обруча, размером с крышку от средней сковороды. А сама светильня представляла собой винтообразный прут высотой более метра, с одним концом, рассеченным на четыре зубца, которые служили зажимами для горящей лучины.

– Сука, ты за все ответишь, – с отдышкой прохрипел Олег, пытаясь пробраться сквозь разбитую посуду и еду, размазанную по полу.

Его походка была неуклюжей, словно при головокружении. Его совершенно непривлекательный торс украшали начинка пирогов и расплывшееся по животу вино. Ходить без опоры он уже не мог. Скорее всего мой удар подкосил и без того опьяненный организм. Вытерла слезы рукавом платья и быстрым шагом подошла к напольному светцу, схватившись за ножку. Пришлось наклониться и приложить не малые усилия, чтобы поднять его с пола. Краем глаза уловила, как Олег подошел ко мне сзади, вероятно, все еще изнывая от желания взять меня с силой.

Долго думать не пришлось. В подобные моменты действуешь интуитивно. Включаются все первобытные инстинкты и инстинкт самосохранения, безусловно, выходит на передний план. С рыком злости подняла настольный светец, обернулась и ударила его наугад. Удар пришелся по голове в зоне виска. Мужчина тут же безвольно свалился на драный самодельный ковер и прикрыл глаза, а в области виска покатились первые струйки крови.

– Пиздец… – всего лишь изрекла я, выронив тяжелый светец.

Отошла от него ошарашенно, и испуганно прикрыла лицо рукой. Ладонь неприятно пахла железом, как извечное напоминание об этом дне. Он не умер? Нет, не умер. Просто потерял сознание, так ведь? Подходить к нему и тем более прикасаться, прощупывая пульс, решительно не хотелось.

Отошла к столу и налила себе стакан вина из единственного сохранившегося глиняного горшка. Сделав пару глотков, едва не выплюнула все наружу. Вином это пойло и вправду назвать было трудно – неприятная жижа со вкусом броженого кислого винограда мгновенно обожгла глотку. Я прокашлялась, схватившись за живот, закусила остаток калача, а потом вновь устремила взгляд на того бедолагу. Он упал на бок, распластавшись по полу в неестественной позе. Прошло уже несколько минут, но никаких движений от него не последовало. Лишь две капли бордовой крови стекли от виска по лицу и впитались в затоптанный ковер.

Сердце бешено колотилось в груди. Я все же решилась подойти к нему. Сначала небрежно пнула ногой в плечо и мгновенно отошла на случай, если он вдруг придет в себя, но Олег продолжил лежать неподвижно. И как бы мне не хотелось прикасаться к нему, я все же опустилась на корточки и прощупала пульс сначала на шее, а затем на запястье. Пульса не было. Провела пальцем по ресницам – реакции ноль. Исчез корнеальный рефлекс – после прикосновения к роговице, глаз не закрылся. После чего уверенно раскрыла веки – зрачки были сильно расширены, отсутствовала реакция на свет. Я приложила ухо к его груди, надеясь услышать хоть какой-то просвет дыхания, но ничего не было.

Что я натворила?!

Я рухнула на скамью, облокотившись об стол и громко зарыдала. Дрожащие прохладные руки взъерошивали и без того безобразные светлые волосы, бродили по лицу и размазывали слезы и кровь. Холод мгновенно окутал все тело, хотя на улице светило жаркое июньское солнце, пробивавшееся сквозь оконца. При стрессе нервная система активируется, и в ответ на это начинают вырабатываться адреналин и норадреналин. Эти вещества молниеносно проносятся по кровеносным сосудам, воздействуя на гладкую мускулатуру, сердце и сосуды. В условиях стресса сосуды сужаются, что вызывает чувство холода. При этом организм пытается компенсировать перегрев, выделяя больше пота, чтобы остудиться.

В тот момент не чувствовала боли, передвигаясь на одном лишь адреналине. Но когда спустя несколько минут в дверь неожиданно постучали, я вновь напряглась. Подскочила со скамьи и на цыпочках подошла к сеням, словно маленький ребенок, который боялся открывать дверь посторонним.

– Блонди! – вдруг раздался спасительный голос Стаса.

Я облегченно выдохнула и отворила дверь. В сени ворвались хмурые Макс и Стас, но стоило им взглянуть на меня, они тут же поменялись в лице, словно увидели приведение. Тогда я поняла, что выглядела еще хуже, чем предполагала. Лицо Воскресенского перекосило от злобы, и он без лишних слов молниеносно бросился в избу. Янковский ошарашенно замер в сенях, разглядывая меня с ног до головы. При виде него нижняя губа с привкусом крови задрожала, а на глаза навернулись слезы с новой силой.

– Блонди, я недооценивал тебя. Ты смогла справиться с ним в одиночку, – раздался приглушенный голос Стаса, но он был лишен прежней усмешки. Скорее был похож на надтреснутый и сердитый. – Уходите отсюда. Я с ним разберусь.

– Он тебя… – тихо процедил Макс сквозь зубы, но не решился закончить мысль.

– Нет, – выдохнула сквозь слезы, все еще сохраняя дистанцию между нами.

Он поднял руку, вероятно, намереваясь прикоснуться к моему полу оголенному плечу, еще час назад его прикрывал не порванный красный сарафан, украшенный белой вышивкой. Но его рука вдруг застыла в воздухе, так и не решаясь дотронуться до меня. И я была ему в тот момент благодарна. Янковский никогда не действовал импульсивно, в отличие от Воскресенского.

– Вы еще здесь? – спросил Стас, ворвавшись в сени. Его лицо, которое я увидела в тот момент, не на шутку напугало. В его глазах сгустились тяжелые свинцовые тучи, готовые вот-вот разразиться громом. – Бегите за Амиром. Я догоню вас.

– Не натвори того, о чем потом пожалеешь, – напомнил Макс. – Мы не знаем, на что они способны.

– Стас, что ты заду…

– Я сказал вон отсюда! Валите! Пора прикрыть этот цирк уродов! – крикнул он, не дав договорить. А после встретился с моими глазами, полными боли. – Блонди, прошу…

Я шмыгнула носом, встретившись с его разъяренным взглядом. Он не стал задерживаться в сенях, и сразу же зашел в избу, сердито хлопнув дверью. Я испуганно вздрогнула, когда ощутила едва уловимое прикосновение Макса. Вероятно, последствия пережитого домогательства все еще давали о себе знать. Он деликатно дотронулся рукой до моего локтя и открыл дверь на улицу.

– Амир точно сбежал с девочками? – спросила я, вдохнув накаленного от жары воздуха.

– Они взяли все наши вещи, притаились и ждут нас возле того места, где ты застряла в болоте, – сообщил Макс, все еще с опаской оглядывая меня.

Солнце в тот день светило особенно ярко, заставляя щуриться. Однако вскоре его постепенно заслонили рыхлые и дымные грозовые тучи. Осмотревшись, я заметила, как местные жители поставили длинный стол с лавками, простирающийся почти на всю улицу, и устроили пир на весь мир в честь трех свадеб. Мужчины постарше опрокидывали стакан за стаканом, некоторые уже уснули, лежа на столе. Женщины средних лет следили за едой и не прекращали болтать, а молодежь пела песни и плясала. Я быстро направилась в их сторону, яростно размахивая руками во время ходьбы. Уверена, лицо мое в тот момент было олицетворением неутолимой злобы, отражающей сладостную и беспощадную месть.

– Что ты задумала? – обеспокоенно произнес Макс, с опаской схватив меня за колоть.

Остановившись, я взглянула на него и встретилась с его глазами. Их цвет был схож с цветом листьев, светящихся на солнце – мерцающие, почти волшебные и полные тайн, напоминающие абсолютное невозмутимое спокойствие.

– Хочу проучить их, – ответила честно, без прикрас. – Ты со мной?

Он не ответил, но я уловила искру решимости в его глазах. Уверена, Макс пошел со мной даже если бы я заявила, что хочу к чертям спалить эту деревню. Он бы не бросил меня на пепелище. Как не бросил одну на границе с палящими по воздуху пограничниками. И, признаться честно, в тот момент, в той чертовой деревне, я бы сама бросилась вслед за ним.

Через минуту мы оказались у стола празднующих. Едва нам стоило подойти, как от одного моего вида девицы перестали завывать народные песни, парни перестали плясать и тут же подошли к столу. Один мужик застыл с ложкой во рту, второй со стаканом в руке, третий даже проснулся от алкогольной комы из-за внезапно воцарившейся тишины. Я словила испуганный взгляд Татьяны, которая осторожно приобняла своего сына. Ее глаза ошарашенно бегали по моему покалеченному лицу и порванному сарафану. Богдан был почему-то одет в нарядную белоснежную рубаху с красной вышивкой, точно жених.

– А где… где Олежка? – заикаясь, спросила «свекровка», испуганно выпучив и без того огромные глаза.

В один момент я подошла к краю стола, сгребла оттуда ближайшее содержимое в виде мисок с картошкой, овощами и пирогами и со злостью выкинула на пол глиняную посуду. Забралась на стол и начала пинать ногами глиняные горшки и тарелки, пробираясь в самый центр стола. Люди ошарашенно повскакивали с лавок, отходя от стола, осталась лишь парочка вусмерть пьяных дедов, мирно спящих в тарелках. Люди были настолько напуганы, что не смели проронить ни слова.

Я обернулась к несостоявшейся свекрови, улыбнулась иронично и многозначительно и ответила на ее вопрос громким и грубоватым голосом:

– А Олежка твой уже поплатился и скоро ответит за все перед вашими богами…

– Чаво ты несешь такое? – растерянно произнесла тучная женщина, и на лице ее скользнул отголосок страха. – Чаво ты с ним сделала?!

– Ты лучше спроси, чего он не делал со мной, – язвительно отозвалась я и слегка пнула тарелку в ее сторону, от чего женщина нервно дернулась.

– Ты чаво себе позволяешь? – громогласно возмутился Борислав, намереваясь подойти ко мне, но Татьяна его вовремя остановила.

– А знаете для чего на самом деле меня послали сюда ваши боги, Господь, Вселенная… да без разницы… – начала я, проигнорировав возмущенного Борислава. Я вальяжно расхаживала по столу, грубо пиная тарелки в стороны. – Для того, чтобы я открыла вам глаза на происходящее. Называйте меня после этого как хотите: ведьмой, от Лукавого, от шайтана или как вы там называете их всех. Да мне, по большому счету, глубоко наплевать.

– Ты, ветрогонка! Чаво несешь такое?! – крикнул какой-то мужик из толпы и уже было приготовился залезть ко мне на стол, но Макс вовремя схватил возмущенного за шкирку и вернул на место.

– Если Господь существует, он должен прекратить то безумие, что вы тут творите! – крикнула я сквозь слезы, тыча пальцем в каждого. – Вы вымираете, потому что женитесь на родных сестрах и племянницах, выходите замуж за родного брата и дядю! Кем вы все друг другу приходитесь, вы хоть задумывались? Природа сама уничтожает вас, потому что такие как вы – ее ошибка. Живете тут как отшельники, намеренно лишаете себя всех благ цивилизации и думаете, что какие-то мифические боги и болота защищают вас! Как же вы наивны! Мало того, вы еще и древним славянам подражаете! Да разве они совершали жертвоприношения людьми?! Вы все омерзительны. Вы – ненормальные! Вы собственными руками уничтожаете себя…

Словно в подтверждение моих слов, неподалеку разразился гром. Люди, приготовившиеся возмущаться и сыпать проклятьями, тут же смолкли, удивленно взглянув на небо.

– Неужто Перун-батюшка гневается? – воскликнула несостоявшаяся свекровь.

– Ну, ты, а ну слезь со стола! – рявкнул Борислав, гневно нахмурившись. – Это неуважение к богам! Вот Перун и разгневался.

Краем глаза уловила, как Стас в ярости выбежал из избы, где находился Олег. Воскресенский вырвал из земли два факела из сосны и вдруг заприметил меня, вещающую на столе. Но едва ли на его лице дрогнул мускул. Он забежал в избу обратно. Я забеспокоилась, но виду не подала.

– Я объясню вам на вашем же языке, – сквозь зубы процедила я раздраженно. – Вы все прокляты. Назад пути нет. И если вы не отпустите нас живыми и невредимыми, то на вашу деревню тут же обрушится пожар и весь гнев богов вместе взятых!

– Чаво ты мелишь?! – отозвался кто-то из мужиков.

– Ах, ты, дрянь паршивая! Ты к нам от лукавого пришла! – выплюнул Борислав, и вдруг неожиданно схватил меня за щиколотку и с силой притянув к себе. – Я тебе покажу Кузькину мать! А, ну, иди сюда!

От растерянности я потеряла равновесие и упала на стол руками вперед. Но помощь Макса подоспела совсем скоро: он оттащил от меня разгневанного Борислава за шкирку, тот сразу же замахнулся с кулаком на Янковского, но он ловко увернулся от удара. Я встала на ноги, по-прежнему находясь на столе, но никто уже не замечал меня. Люди вокруг принялись недовольно горланить, обступив этих двоих, чтобы с нескрываемым любопытством понаблюдать за зрелищем. Борислав грубо толкнул Макса за плечи, но Янковский не реагировал на его нападки. Лишь с каменным непроницаемым выражением лица глядел на мужика, готовый к любому исходу событий.

– Девку свою защищаешь? – ухмыльнулся Борислав, с вызовом харкнув на землю. – Я еще вчера понял, не к добру вы к нам пришли. Давненько у нас не было людей тамошних. Ихние карты врут! Никто и знать не знает о нашей общине. И тут вы нарисовались, все такие красивые. А эта девка еще и чепуху какую-то мелит про Матерь! Чаво вам от нас нужно, а?

– Мы пришли забрать своих людей, которых вы насильно затащили к себе. Только и всего, – последовал моментальный ответ Макса, и его глаза настороженно взглянули на местного.

Толпа вдруг недовольно загудела.

– Так вот оно как оказывается! – усмехнулся Борислав, всплеснув руками. – Одурачить нас вздумали?! Девок мы не отпустим, вы это себе на носу зарубите!

– Ишь чего удумали! Мужья у них есть перед богами! – воскликнула женщина средних лет с косоглазием. – Не отвертятся теперь!

– Вы не имеете права их удерживать, – произнес Янковский бесцветным голосом.

Люди постепенно окружили Макса, и он напряженно оглядывался, встретившись со мной мимолетным взглядом.

– А ты кто такой, а? – возмутился разгневанный Борислав, тыкнув в него пальцем. – Боги сказали, что они станут нашими невестами и продолжат род общины. А эта твоя девка, – он ткнул пальцем в мою сторону, не сводя с него глаз, – должна родить того, кто станет новым Старейшиной.

– Мужик, не провоцируй меня. Иначе пожалеешь, – ответил Макс. Он качнул головой, и его губ коснулась раздраженная улыбка. В тот день я впервые уловила в его взгляде опасные искорки, которые были не свойственны добродушному Максу.

– А чаво ты мне сделаешь, а? В драку полезешь? – с издевкой спросил Борислав и угрожающе-медленно подошел к Янковскому. Тот продолжил стоять на месте, лишь слегка приподнял подбородок, и на его скулах заиграли желваки, а ладони собрались в твердый кулак. – Вы одни, а нас вона скока. Чаво мне бояться тебя? Я сын самого Старейшины, боги мне благоволят!

– Не в моих принципах бить обиженных жизнью калек, – коротко изрек Макс.

– Чаво ты сказал?! – взревел Борислав, набросившись на Янковского с кулаками.

Мужик стоял спиной ко мне в непосредственной близости, поэтому мысль та пришла в голову мгновенно. Раздумывать времени не было. Я мигом схватила глиняный горшок с остатками вина, и с силой разбила его об голову Борислава. Вокруг раздались женские крики. Вино тут же разлилось по его белой рубахе бордовыми пятнами, а сам он опешил, зашатался и едва сдержался, чтобы не рухнуть на землю. Я надеялась, что от неожиданности и головокружения он мигом упадет, но Борислав оказался крепче, чем я думала. По крайней мере, его растерянность дала нам шанс на побег.

– Горим! О, боги! – крикнул кто-то из толпы. – Пожар!

Стас вышел из избы с невозмутимым каменным лицом, а позади него в доме с бешеной скоростью разгорался огонь. Разрастался не на шутку. Я терпеливо дождалась, когда Воскресенский затеряется среди местных, и под всеобщие истошные пронзительные крики, спрыгнула со стола, оперившись на руку Макса.

– Олег! Сынок мой! Олежа! – завопила «свекруха», рухнув на колени.

– Богдана! Богдана возьмите! – умоляюще крикнула нам вслед Татьяна сквозь слезы. Пока вся толпа ринулась в сторону вспыхнувшего дома, женщина с сыном побежала за нами. – Прошу! Умоляю! Возьмите… Я подготовила вам еду, на первое время хватит!

Я обернулась, пока Макс и Стас спешили в сторону болота. Умоляющие глаза матери не могли оставить меня равнодушной, поэтому я живо перехватила кулек с едой, обмотанный старой тряпкой, и потянула за руку недоуменного и испуганного Богдана. Татьяна благодарно кивнула нам вслед и прикрыла лицо ладонью, громко рыдая навзрыд. Не могла представить ее чувства в тот момент: каково это, осознавать, что видишь сына в последний раз?

– Татьяна! Паршивая ты овца! – раздался позади громогласный и разгневанный голос Борислава, который вмиг бросился к жене. – Я убью тебя, слышишь? Богдан! Не смей! Не смей, выродок!

Я дернула Богдана за руку и побежала вглубь леса вслед за ребятами. Парень не сопротивлялся и неуверенно ускорил шаг. Напоследок я обернулась лишь на мгновение, и увидела страшную картину: Борислав с размаху ударил плачущую Татьяну по лицу, отчего та беззащитно упала на землю.

– Это мой сын! Они забрали моего сына! – взревел Борислав, а после схватил булыжник размером с ладонь и принялся наносить яростные удары по голове. – Паскуда! Тварь! Это все из-за тебя! Это ты все подстроила! Мой сын! Мой единственный сын!

– Мамка! – сквозь слезы прокричал Богдан, обернувшись. – Мамка!

Никто не останавливал Борислава, потому как абсолютное большинство сил было брошено на тушение бушующего пожара, который перекинулся на соседние дома. Но, что-то мне подсказывало, не будь пожара, никто бы и не помешал ему убивать собственную жену на глазах у всех. Мужчина отбросил камень в сторону и принялся добивать женщину ногами в живот.

Татьяна уже не шевелилась.

Женщина, которая помогла нам и пожертвовала жизнью ради единственного сына, умирала у всех на глазах от рук собственного мужа. Я понимала, что вмешиваться было опасно, но и спокойно смотреть на то зрелище не могла. От несправедливости слезы рекой брызнули из глаз, и от шока я прикрыла лицо ладонью, тяжело дыша. Она все еще предательски пахла железом.

– Мамка! – ревел Богдан, дернувшись в сторону деревни, но я молниеносно остановила его за руку.

– Если пойдешь туда, ляжешь рядом с матерью! Но она пожертвовала собой не ради этого! Она хотела, чтобы ты убежал отсюда! – крикнула я, встряхнув его за плечи. Его глаза светло-небесного оттенка, точно ангельские, отрешенно глядели на обездвиженную мать. – Богдан! Слышишь меня? У тебя может начаться приступ. Нам нужно бежать! Только ты знаешь где находится выход из болота!

Глава 13

– Блонди, какого хрена ты взяла его? – сердито спросил Стас, едва мы догнали их.

– Что он здесь делает, а? Я спрашиваю, что он здесь делает? – недовольно воскликнул Амир, тыча пальцем в Богдана. – Они его женили на нашей Амине! Клянусь Аллахом, вы меня убийцей сделаете!

– Я обещала его матери, это не обсуждается, – хмуро ответила я и с отдышкой облокотилась об ствол дерева. – Нам нужно как можно быстрее пройти болото. Богдан нам поможет.

– Субханаллах! – удивленно воскликнул Амир, при виде меня. – Кто это с тобой сотворил?

– Алиса! – крикнули Кира и Амина. Они подбежали обнять меня.

– Я рада, что эти уроды вас не… что с вами все в порядке, – тихонько произнесла я, обняв каждую девочку.

Они были в таком же свадебном сарафане, что и я. Вот только Амина все еще находилась в замотанном белом платке вместо фаты, а Кира сняла его, оставшись с распущенными волосами цвета молочного шоколада, подстриженными под каре.

– Нам надо… надо каждому подобрать толстые палки и с ними проходить через болото, – сообщил Богдан неуверенно. Он все еще вытирал слезы тыльной стороной ладони и нервно проводил рукой по взъерошенным волосам цвета пшеницы.

Макс, Стас и Амир принялись молча рыскать по лесу в поисках веток. Позади раздавались крики местных, вероятно, пожар перенесся и на другие дома. Среди рюкзаков, я уловила свой серый, притянула его к себе и обняла. А после присела, спиной облокотившись об дерево, и не смогла сдержать слез. Меня трясло от переполнявших эмоций, и только в тот момент постепенно приходило осознание того, что я пережила.

Я убила человека.

Хоть и такого мерзкого как Олег. Но фактически – это убийство. Человек, проработавший в бригаде скорой помощи почти семь лет, каждую смену спасавший жизни, вдруг взял и отнял ее собственными руками.

Кира неуверенно подошла ко мне, села рядом и приобняла. А Амина решила осторожно утешить Богдана, горюющего по матери. Одной рукой он облокотился об березу и опустил голову, наспех вытирая слезы. Амина легонько дотронулась до его дрожащего плеча, погладила его белую рубашку, а затем осторожно провела пальцами по красным выпирающим узорам.

– Эй, эй, эй! – раздался укоризненный голос Амира. – Ты с ума сошла? Амина! Астагфируллах! Ты зачем трогаешь этого человека? Он поклоняется деревяшкам! Убери от него руки!

Мужчина-узбек тут же схватил девушку за локоть и с силой отвел от горюющего Богдана.

– Но я просто хотела утешить! – возразила Амина раздраженно. – Что в этом плохого?

– Аллах, Аллах, утешить она хотела! Ты что, жена ему, чтобы утешать его?! А, ну, брысь! – воскликнул Амир, всплеснув руками. А затем толкнул в плечо недоуменного Богдана. – А ты! Еще раз увижу тебя с ней рядом… клянусь, сдерживаться не буду!

– Нам нужно уходить, – спокойно напомнил Макс, раздав всем по две палки. – Они в любой момент могут прийти за нами.

– Нам еще аукнется, что мы сбежали с этим парнем. Они не оставят нас в покое, говорю вам, – предупредил Стас, подойдя ко мне. – Блонди, ты как? Идти можешь?

Я мельком кивнула, наспех вытерла слезы и приняла из рук Макса две палки. Богдан пошел первым, предупредив, чтобы все шли за ним по пятам и наступали только на холмики. Но, прежде чем ступить на очередной участок, для надежности нужно было ткнуть в него палкой. Из-за трудностей переход через болото занял больше времени, чем ожидалось. Над головами свисали мрачные предгрозовые тучи, а раскаты грома звучали отдаленно и едва слышно, но с каждой минутой становились все громче и тревожнее. Ближе к концу болота дождь заморосил, а раздражающие комары, все это время не дававшие спокойно идти, наконец поутихли.

Пока дождь моросил, было принято решение не останавливаться. Но как только через час полил сильный ливень, нам все же пришлось устроить привал. Одежда насквозь промокла, будто мы достали ее из стиральной машины, которая пропустила режим отжима. Особо удручающе мы с девочками выглядели в белоснежных сарафанах с красной вышивкой. Тонкая ткань беспощадно прилипла к коже, очерчивая силуэт, и особо пикантно на общем фоне выделялась грудь с торчащими от холода сосками. Что, конечно же, не осталось без внимания Стаса и его заинтересованного взгляда.

– Прикройся, Аллах, Аллах, – тихо обронил Амир и присел возле Амины. Он небрежно бросил ей ее же платок, который мы нашли после того, как я угодила в болото.

Мы остановились в густой чаще леса, где дождь не лил как из ведра. Земля там была влажной, но не сырой, поэтому мы присели на два обваленных полусгнивших дерева. Стас тут же принялся опустошать запасы, к нему присоединилась Кира, робко присев рядом.

Я уселась на самый край сосны. Ко мне почти сразу подсел Макс и заботливо накрыл плечи темной кофтой с капюшоном. Он достал ее из своего рюкзака сразу же, как только мы отыскали место для привала. В тот момент обычная кофта показалась на удивление мягкой, теплой, а главное сухой – едва ли не единственная радость за прошедшие сутки. Учитывая, что сарафан мой был порван в области ключиц и едва не оголял грудь, она пришлась очень кстати. Несмотря на душный влажный воздух, от мокрой одежды было весьма зябко. Но у меня закралась мысль, что знобило меня больше от нервов, а не от прохлады. Я благодарно кивнула, просунув руки в сухие рукава, и перекинула влажную косу через плечо. Застегнула кофту, проведя молнию до самого подбородка, и вдохнула уже знакомый аромат – крепкий черный чай Эрл Грей.