Вальё

А потом произошло кое-что, чего я опасался, либо хотел, не знаю. На бессознательном уровне то, чего мы сильно боимся и то, о чем отчаянно мечтаем – в сущности одно и тоже. Оно будет транслироваться в первую очередь, рядом с этими мыслями будут строиться сцены ваших сновидений. И это понятно, ведь эти мысли и образы имеют самый большой вес, они то и дело всплывают из бессознательного, даже когда мы этого не хотим.

Мне показалось, что рядом скользнула какая-то тень, человека или животного. Я обернулся, никого не было, пустая улица. На асфальте нечетким силуэтом вырисовывалась фигура, тень падала против света и выглядело это жутко. В том месте, где должна быть голова, вырисовывались два отростка. Это были рога. Что-то сверкнуло, и тень исчезла. Мурашки побежали по всему телу, сердце судорожно забилось. Это было нечто, походящее на дьявола. Было страшно, но почему-то мне захотелось его увидеть.

Казалось, он обитает везде: за каждым углом, в любом темном закоулке, повсюду. Осталось лишь отойти от фонаря и свернуть за угол, и я увижу его. Увижу того, кого узреть боятся и вместе с тем мечтают. Что-то первобытное и оккультное во мне всколыхнулось. Желание стало нарастать, я искал глазами этот образ, хотелось пойти его искать, но было страшно. Жутко. Я этого хотел, но тело меня не слушалось, ноги замерли на месте, руки не двигались, будто что-то блокировало меня, потаенный страх, что копился миллионы лет и передавался через кровь. Запрет. Нечто хотело меня уберечь. Тревожность прошла через пару минут, будто дьявол удалился из поля зрения, развеяв мрак на площади, где я стоял.

В тот раз он больше не появлялся, понемногу я начинал приходить в себя. Все начало оживать, пелена тревоги и отчаяния растворилась, разные звуки снова наполняли все вокруг. Я слышал чьи-то разговоры, они уже не были шумом. Надписи снова можно было прочесть. И меня начали замечать люди, я вернулся в прежний мир.

В тот раз я не увидел его, но я должен, обязан сделать это, я его увижу, я вновь приму этот препарат. Нет, это не зависимость, мне бы лишь его увидеть, и я сразу закончу. Только увидеть. Всего раз. Всего один раз.

День второй. Дом капитана Балма.

– Трэйси просмотрит статистику. Опоздать нельзя, нужно знать все о Вальё. Все о том, как именно он работает. И, как это не грустно, как именно действует на личность в тех случаях, что заканчиваются летальным исходом.

Капитан Балм сидел в кресле у себя дома и размышлял вслух, шёпотом. Чтобы никто не услышал? Хотя здесь он был совершенно один. Шёпот позволяет внимательнее к себе прислушаться, создать уютный кокон, что неспособны покинуть мысли. Побыть наедине с собой.

На столе у Лесли Балма лежало досье Саймона, рядом – фигурка с головой и рогами. Кипы бумаг, накопившиеся за долгие годы службы, составляли слегка мрачный уют в слабоосвещенном кабинете следователя. Они были украшением этой комнаты, часть из них пылилась прямо на полу, более важные дела – за стеклянными дверцами трех шкафов из темного дуба. Капитан Балм обвел кабинет задумчивым взором. Все эти бумаги были частью его жизни, он не мог и не хотел с ними расстаться, это означало бы вычеркнуть из своей памяти все эти годы жизни. Взгляд его остановился на небольшой аккуратной папке, лежавшей на столе. Она была сшита красными нитками, и Балм разобрал на обложке инициалы. Это дело он знал и помнил, как свои пять пальцев. Каждый фрагмент, любая мелочь навсегда запечатлелись в его памяти. Лишь на секунду он задержал взгляд на этом воспоминании, смотреть на него дольше значило бы для капитана воскресить из памяти печальные образы, обойти стороной означало бы неуважение к ее памяти.

Балм туго набил трубку и раскурил ее, табачный дым окутал кабинет плотным туманом. Стало еще уютнее, каждая мысль, проносившаяся в мозгу капитана, покидала его голову клубами дыма, так ему было проще сосредоточиться, это было чем-то вроде обряда, который он исправно исполнял каждый раз принимаясь за работу. Балм притянул к себе дело, раскрыл папку, и взгляд его плавно заскользил по строчкам.

– Саймон Уолт… двадцать два года… судимостей нет… второй курс юридического колледжа. Тихий, за нарушениями замечен не был. Участие в соревновании по международному праву имени Филипа Джессапа… занимался стрельбой из лука, есть разряд по плаванию. Отношение к наркотикам и алкоголю негативное, политические взгляды: демократ, – Балм бегло просмотрел оставшиеся строчки и перевернул страницу.

– Так, вот что смогли узнать от друзей Саймона. Жил один, девушки у него нет, в компьютерные игры играет редко, много читает, но литература в основном криминальная, также читает книги с оккультной тематикой, так, это уже интереснее, Кроули, Гофман. Одна из любимых книг – «Шагреневая кожа» Бальзака. Тематика любимых сериалов такая же – в основном криминальные драмы. Ни в каких подозрительных группах не состоял. Мало с кем контактировал. Учился нормально.

Капитан отложил дело на стол.

– Ничего интересного за исключением любимой тематики. Этим можно объяснить нездоровый интерес к оккультизму, который, судя по всему, проявился уже после приема Вальё. Мозг зациклился на одной теме под влиянием препарата. В этом нет ничего удивительного. Обычно именно так и происходит, навязчивая идея всегда имеет корни, а здесь она прямо-таки расцвела под влиянием Вальё.

Балм вздохнул и откинулся на спинку стула. Молодой парень, слегка замкнутый, скромный. Никаких вредных привычек или странных наклонностей. Абсолютно стандартный образ. И вдруг Вальё. Идеальный гражданин, но также и плодородная почва для различных пороков. Неопытность всегда приводит к ошибкам.

– Эх, Саймон… Куда же ты мог уехать? Что ты ищешь, от чего бежишь?

9 февраля. Саймон.

На следующий день мне плохо спалось. За ночь проснулся три или четыре раза. Это тем более странно, ведь обычно я сплю очень крепко. Услышать будильник с утра для меня редкая благодать. Сны были отвратительные, а что еще хуже – я помню каждый в мельчайших подробностях.

Когда я ложился спать, сознание мое, еще слегка под влиянием препарата, выдавало пугающие образы. Крысы усеяли пол своими телами, я постоянно слышал их визг. Такой мерзкий, нарастающий, казалось, в комнате их становилось все больше, каждую минуту о берег моей комнаты разбивалась новая волна этих тварей. Я люблю крыс, но здесь… Здесь все было иначе, когда их много, они вселяют ужас и страх.

Все же мне удалось уснуть, хотя и казалось, что они уже карабкаются по одеялу, пытаясь добраться до меня. Спать этой ночью было ошибкой. Этот жуткий образ плавно превратился в сон. Я был в Париже во времена чумы. Моя фантазия не поскупилась и смогла нарисовать нечто поистине впечатляющее.

У меня была сестренка, я пытался защитить ее. Необходимо было срочно выбраться из жуткого дома, где я очнулся. Из комнаты, где мы находились, вело две двери, одна – в подвал, другая дверь, входная, вела на улицу. Еще было крохотное оконце, мутное, пожелтевшее от времени, свет сквозь него не пробивался. Я пригляделся – холодный белый круг слабо напоминал луну.

Сестренка моя была в ужасе, держа ее крохотную ручку в своей, я заметил, что сердце ее вот-вот вырвется из груди, она дышала прерывисто и блестящими глазками смотрела на меня. В ее умоляющем взгляде была вера. Она рассчитывала на меня.

– Ами, не бойся, все будет хорошо, мы побежим по улице, уйдем из этого дома, там они нас не достанут.

Девочка лишь еле заметно кивнула. Я хотел услышать ее голос, ее детский писк. Я знал, в его невинности я найду успокоение, наберусь сил. Я внимательно взглянул на нее. Это крохотное создание было мне родным, я чувствовал это во всем, во взгляде, в ее запутавшихся волосах, в судорожно сжимающихся пальчиках. На окне стояла свеча, изрядное количество воска уже растаяло, фитилек горел, но времени оставалось не так много.

Я оглянулся по сторонам. Старая комната, выцветшие ветхие шторы, покосившийся шкаф, на деревянном полу несколько наполовину разорванных книг. Дверь в подвал не внушала мне доверия, в темноте казалось, что из проема под нею уже торчат носы и блестят зловещими искрами чьи-то маленькие глазки. Писк нарастал, а вместе с ним маленькая ладошка моей сестрёнки все сильнее цеплялась за меня.

Входная дверь была крепкая, я дернул за ручку. Заперто. В голову мне пришла мысль – ключ лежит в подвале, а я не сомневался, что за второй дверью именно он, а это значит, что Ами нужно будет покинуть. Сбегать на минуту в подвал и разыскать ключ – наше спасение. В том, что он находится там, сомнений тоже не было, мысль точная и выверенная. Я был в этом убежден.

– Ами, ты храбрая девочка, побудь здесь одна. Я отлучусь на пару мгновений, ты и моргнуть не успеешь, как я уже вернусь. Хорошо?

– Нет, – девочка захныкала, из глаз ее гроздьями хлынули виноградные слезы, – братик, мне страшно… Они так пищат… Я боюсь. Не бросай меня. Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! – она судорожно дергала меня за тонкую льняную рубашку.

– Сестренка, не бойся, я лишь возьму ключ, и мы сразу отсюда сбежим. Не плачь, ну же, все будет хорошо, – я встал на колени и Ами прижала меня к себе изо всех сил. Так много духа было в этом маленьком создании.

Она вытерла слезы, руки ее медленно выпустили меня. Плач утих. Она собралась так, как умеют делать только дети, в этом жесте было столько мужества, столько отваги, что из глаз моих невольно упала пара капель.

Я подошел к двери в подвал, она подалась, на секунду писк утих, я заглянул в тьму, оттуда на меня смотрели сотни маленьких сверкающих бусинок. Это были крысы. Нужно было взять свечу, без нее не было никаких шансов найти ключ, я вернулся и отнял у Ами ее последнее убежище. Мне было больно смотреть, как она послушно отдает мне свечу, а глаза ее переполняет жуткий страх.

В комнате крыс не было, нужно было отворить дверь, протиснутся туда со свечой и запереть Ами, так они до нее не доберутся. Я воплотил свой план в жизнь. От яркого пламени свечи кишащая масса подалась назад, писк усилился. В моей руке догорала наша с сестренкой надежда на спасение. Я захлопнул дверь и стал продвигаться вперед. В слабом мерцании свечи удалось разглядеть стену, к которой я шел. Поворот налево, потом несколько метров вперед, а там ключ. Огонек в моей руке бешено плясал, фитиль доживал свои последние минуты.

Когда до заветного ключа осталась всего пара метров, я услышал странный звук, будто открылась дверь. Эта мысль была сумрачной, и я ее не понял поначалу. Уши резал пронзительный писк, я не слышал ни своего дыхания, ни шагов, вообще ничего. Ногу мою пронзила резкая боль – одна из крыс набросилась на меня сзади, я с силой дернул ногой – раздался удар о стену. Пяткой я почувствовал тепло – кровь мягко обволакивала рану.

Снова боль пронзила меня, теперь сзади в меня впились сразу несколько крыс, я попытался от них отделаться, и едва не потерял равновесие, а это грозило потерять свечу. Я отбивался, но с каждой секундой маленьких острых зубов становилось все больше, они ползли по моей спине. Сквозь дикий шум, что стоял по обе стороны от меня, я различил чей-то крик, голос был детский и звонкий, и душа похолодела от жуткой мысли. Я старался отогнать ее от себя, стараясь внушить, что стон раздался в моей голове, но мысль не отставала.

В этот момент я схватил ключ, но со всех сторон на меня набросились крысы, всего несколько штук, но я потерял равновесие, и свеча рухнула на пол. Огонек погас. Тут же я почувствовал новые укусы, крысы грызли меня и царапали, теперь их ничего не сдерживало, и они хлынули на меня бурлящей волной.

Я ринулся к выходу. Раздался еще один крик, теперь он был тихим. Я двигался наугад, хвостатые твари все больше впивались в меня, я чувствовал на себе мягкое и липкое тепло своей крови. Я был возле двери, взгляд скользнул по нижней ее части, оттуда пробивался слабый свет. Сердце мое упало – тонкую деревянную заплатку прогрызли насквозь. Моя бедная сестра оказалась в ловушке, в клетке, где я сам ее оставил.

Я вбежал в комнату и бросился к Ами, тело ее облепили сотни мерцающих искр, я разбрасывал их руками, швырял об стены, пытаясь добраться до своей милой сестры. Руки мои были в крови, я взглянул вниз и различил подол ее платья, его куски. Выше я заметил волосы, мои руки судорожно прикоснулись к ним.

Ами больше не было, крысы растерзали ее тело, я побоялся смотреть туда, где раньше была ее голова.

Силы меня оставили. Из глаз полились слезы, в ушах нарастал гул. Я кричал, нещадно рвал глотку, примкнув головой к телу несчастной сестры. Мои мышцы сжимались от бесконечных укусов, но я их уже не ощущал. Все дорогое мне погибло, я не хотел больше бороться. Крысы облепили все мое тело, я перестал ощущать его, глаза заволокла темная кровавая пелена. Звуков больше не было, осталась лишь тьма. В моем мозгу лихорадочно всплывали картинки, но с каждым разом они тускнели, я больше не чувствовал сердца, последний образ – крохотное лицо со смеющейся детской улыбкой, застыл у меня в мозгу, прервав навсегда мою жизнь.

Я очнулся на полу и сразу вскочил. Тело мое было липким от ледяного пота. Руки тряслись, глаза болели от слез. Я упал на колени и тяжело дышал в безмолвной темноте своей комнаты. Сердце бешено колотилось, раздаваясь ударами в каждой точке моего тела.

Это было лишь началом. Пытки этой ночи лишь начинались.

Сейчас я это записываю, а рука моя дрожит. Острие ручки запечатлелось на ладони – так я пытался прийти в себя. Меня покидает мужество, сил не хватит написать здесь следующий сон. Я отложу дневник, от тревоги мои глаза слезятся, уши гнетет нарастающий звон, а в глазах помутнело. Руки перестают меня слушаться.

День второй. Следственное отделение полиции.

Балм продвигался к полицейскому управлению. Из головы его не выходили записи из дневника Саймона.

– Этот парень начал понемногу сходить с ума от препарата. Нервы не выдержали, он захотел увидеть дьявола. Какая глупость. А его сон будто нарисовал сам дьявол, – размышлял капитан.

Его похолодевшее и очерствевшее за годы службы сердце сжималось от этой истории. По спине ползло плохое предчувствие – ему казалось, что с каждой минутой Саймон становится все дальше. Он теряет с ним связь. Случайность, жертвой которой стал этот парень, сильно его встревожила.

Последний год Лесли Балм посвятил самому себе, беззаботно выращивал розы в своем саду, слушал классическую музыку, чтобы успокоить нервы. После того, как он потерял ее, ничего более не хотелось. В этом сне Саймона капитан уловил часть своей истории.

Дверь управления распахнулась, а затем захлопнулась. Фигура в темном пальто медленно продвигалась по просторному коридору. Здесь было очень светло, редкие капли дождя еще не успели впитаться и сверкали тусклыми вспышками на шляпе капитана. Рослая и массивная фигура его окутывала проходящих мимо ледяным величием. Все, кого он встретил на пути, приветливо ему кланялись, а он, слегка наклоняя голову, отвечал им механическим жестом.

Капитан взглянул на часы. Полдень. Это число преследовало его повсюду, никогда он не пытался соблюдать временные рамки, но всегда и везде оказывался в двенадцать. Утром он обычно работал дома, а затем приезжал в управление. Таков был его обыденный уклад, сейчас все было как прежде, и он не ощутил никакой разницы.

Общий сбор должен был начаться через полчаса, и у Балма еще было время обдумать все прочитанное. Дневник Саймона давался с трудом, а между делом капитан ломал себе голову, пытаясь разгадать головоломку из письма. Данных слишком мало.

– Добрый день, Лесли, – Купер пожал капитану руку, – ты все еще верен своей привычке?

– Такой старый волк, как я, Купер, просто неспособен от нее избавиться. А твой звонок уничтожил всякую надежду.

– Ты об этом просил. Мне пришлось позволить себе тебя потревожить.

– Вальё. Думаю, я никогда не забуду это слово, – мрачно ответил Балм.

Купер слегка кивнул в знак согласия. Обоим был понятен этот уверенный и четкий жест. Он тоже не сможет это забыть. Лицо Купера было хмурым, но вместе с тем оно сияло решимостью. Его блестящие черные глаза говорили о стальном стержне, а военная выправка и полицейский мундир отдавали сталью, сливаясь в единое целое.

На пороге появилась Трэйси. Она учтиво поклонилась капитану и уселась в кресло за небольшим столиком, доверху заваленным бумагами.

– Думаю можно приступать. Трэйси, у нас есть какие-нибудь подвижки?

– Я просмотрела несколько десятков случаев и у всех действительно есть нечто общее. Итак, алкоголь замедляет работу мозга, так последний пытается избежать стресса, а в случае с Вальё мозговая активность наоборот повышается, но некоторые области мозга сильно замедляются. Вы, наверное, знаете, что в головном мозге различают пять отделов, так вот…

– Трейси, давай без всей этой научной чепухи, мы не на лекции, если можно, попроще, – перебил ее Балм.

– Хорошо, капитан. Мозг человек под Вальё одновременно и замедляется, и ускоряется. Часть мозга работает быстрее, он слегка теряет связь с реальностью и воображение начинает рисовать ему новый мир. В этом мире он теряет часть своей личности и находит другую. Периодами он возвращается в реальность, но сознание его сильно встревожено, он пытается спастись от себя же самого. Все начинается с видений, а после человек понемногу сходит с ума. Одна его часть хочет выбраться, другая – продолжать. Все это смешивается в его мозгу, он как бы играет с собой в кошки-мышки.

Трейси выдержала небольшую паузу и уселась поудобнее.

– Что касается летальных случаев, все они произошли спустя две недели приема препарата. Иногда этот срок вырастает до трех-четырех недель. Самый продолжительный прием продолжался полтора месяца. А летальный исход… – Трейси запнулась, – обычно они заканчивали самоубийством. Иногда смерть наступала от передозировки, иногда от остановки сердца. Тело не выдерживало работу мозга.

– То есть у нас есть чуть меньше недели, – проговорил Балм.

– Известно, когда Саймон начал принимать Вальё? – спросил Купер.

– Да, он любезно рассказал об этом в своем дневнике. Прошла неделя. Трейси, а что насчет оккультных символов, есть какая-то связь?

– Они присутствовали во всех случаях, за исключением двух. По одной из версий, погибшие пытались вызвать дьявола, возможно, отдать свою душу. Есть одна странная особенность – везде был найден один и тот же знак. Что именно он означает неизвестно, но он непременно присутствовал в каждом случае.

– Что за знак? Они ведь должны были откуда-то его взять. Тебе не удалось его найти? – спросил Балм.

– Дело в том, что… этого знака не существует ни в одной оккультной литературе, в интернете я тоже не смогла его найти. В каждом деле о нем упоминается, но что это за знак – неизвестно.

– Они что, придумали какой-то свой символ, несколько десятков человек, никак друг с другом не связанных?

– Судя по всему, так, но звучит это жутковато.

– Жутко, но мне кажется, что этому должно быть какое-то объяснение. Ты ведь не думаешь, что сам дьявол указал им этот знак?

Трейси слегка покраснела и неуверенно пожала плечами.

– А как он выглядел, что-то вроде пентаграммы?

– Не совсем. В пентаграмме в пятиконечную звезду вписана голова дьявола, здесь вместо нее что-то вроде ритуальной чаши, а над ней звезда четырехконечная. Этот символ опоясывает тройная линия, которая обрывается у центра звезды, между ее вершинами. То есть звезда наполовину выходит за рамки этого круга.

– И никто не знает, что он означает?

– Нет, но есть предположение, что четырехконечная звезда олицетворяет четырех всадников апокалипсиса, обрывающаяся линия может символизировать рождение и смерть, а чаша означает самого дьявола.

– А тройная линия?

– Здесь все сложнее. Это могут быть три шестерки, видоизмененные, либо библейская троица. Также это может означать три царства. Но все эти варианты могут быть неверны.

– Чертовщина какая-то, – сказал Купер.

Все это время он внимательно слушал разговор. Лицо его было бесстрастным.

– Точно подмечено, Купер. Именно чертовщина.

Балм пытался сохранить скептическое выражение, но губы его дрогнули. За долгие годы службы подобное встречалось впервые. Поверить в то, что Вальё мог внушить какие-то идеи было глупо, но не лишено смысла. Другие объяснения звучали еще менее приятно, потому пришлось удовольствоваться этим.

– Нужно еще раз посетить квартиру Саймона, – заключил капитан.

– Зачем, думаешь мы что-то упустили? Кроме этих символов и дневника мы ничего полезного не нашли, – сказал Купер.

– Но и знака, о котором говорила Трейси, мы не увидели. А он должен быть. У всех пострадавших наблюдалась повышенная тревожность, верно?

– Да, – ответила Трейси.

– Этот парень мог что-нибудь спрятать. Чтобы мы нашли, и не нашел он. Под Вальё за помощью не обращаются напрямую, лишь оставляют следы. Попробуем разрешить эту загадку. Я пока продолжу изучать дневник, Трейси, попытайся еще поискать упоминания об этом символе. Должен же он где-то быть. И распечатай картинки с этим знаком. Нужно найти его в квартире Саймона.

Трейси кивнула и поднялась с кресла.

9 февраля. Саймон.

Сейчас около одиннадцати вечера, я все никак не могу успокоиться. Эта ночь выбила меня из колеи. Состояние крайне тревожное. Сегодня я решил не спать совсем. Временами я не могу себя контролировать, и некоторые минуты моей жизни совершенно выпадают из памяти, я могу очутиться в кухне, хотя последнее мое воспоминание относится к комнате. Сейчас я обнаружил себя, достающим таблетки из-под кровати. Решил сегодня не принимать, хотя во время провала я не смогу никак себя остановить. Спрятал их в другом месте.

Мне хочется рассказать еще один сон, он совсем не был похож на первый, и я все видел от первого лица. Я был зрителем, лишь наблюдал за действиями другого человека. Это была молодая девушка, может быть около двадцати пяти – двадцати семи лет. Некоторые кадры обрывались, и я оказывался уже в слегка другом месте. Что это была за девушка, я не знаю. Помню только ее имя.

Все началось возле клуба, девушка была уже слегка пьяна и неровной походкой двигалась к нему. Вход ей перегородили двое мужчин во фраках – охранники, было очень громко, и я не расслышал ее разговора с ними, но по тону я заметил, что она с ними заигрывает. Один хранил на лице каменную печать, а другой улыбнулся девушке, что-то прошептал ей на ухо, отчего она засмеялась, и пропустил ее внутрь.

Она была одна, без подруг. Сначала она села за бар и заказала пару коктейлей. Я смотрел ее глазами, поэтому заметил, как много мужчин пялилось на нее. Впрочем, это было неудивительно, яркое обтягивающее платье с коротким вырезом, изящные движения, ее смех и улыбки, все это подталкивало парней на нее смотреть. Да и фигура у нее была что надо, когда на нее так глазели, она не раз опускала взгляд, закрываясь длинными ресницами, и тогда я мог видеть вырез и… в общем, ее формы.

Я чувствовал себя крайне неловко. Смотрели на нее, но взгляды то видел я. В этот момент мне стало ясно, насколько опасно девушкам разгуливать по клубам в одиночку. Взгляды, что я ощущал, были животными, похотливыми, я был маленьким загнанным зверьком в клетке с волками. Несколько раз к ней подходили знакомиться, но она всех отшила, за это я ей благодарен.

Подкаты мужчин выглядели также неловко, как я ощущал себя. В общем, мне было стыдно, «никогда так не сделаю, и так тоже», – так я постоянно думал.

– Ну привет, – к девушке подошел какой-то парень и, облокотившись на барную стойку, усталым и пьяным взглядом принялся ее рассматривать.

Его глаза как бы случайно скользили по всем изящным местам, остановились на вырезе, затем спустились ниже, все это было сделано быстро, а девушка будто бы ничего и не заметила. Она слегка ему кивнула, но внимания не обращала.

– Можно позна… познакомиться? Ты такая… очаровательная, – взгляд его блестящих от алкоголя глаз силился остановиться на глазах девушки, но из этого ничего не вышло. – Я Тони.

– Эмили, извини, но я не знакомлюсь, – я обрадовался, не хотелось бы наблюдать сцены, что могли последовать дальше.

– Есть парень?

Этот тип и не собирался уходить, мне его поведение не понравилось, но я вспомнил пару своих жалких попыток познакомиться и не удивился его настойчивости. Всегда хочется знать причину отказа, может быть это глупо, но без понимания тяжело уйти. Услышать о наличии парня что-то вроде оправдания для самого себя, чтобы не уронить самооценку.

Эмили лишь слегка кивнула, а затем повернулась к бармену. Мне показалось это даже слегка грубым. Движение это было наполнено таким изяществом, что я мысленно выругался. Отвергла, а затем показала себя во всей красе. И даже не моргнула. Краем глаза я заметил, что парень, слегка опустив голову посидел так еще около минуты, встал, и, бросив последний беглый взгляд на Эмили, двинулся на танцпол и влился в толпу. Он пританцовывал так, как это обычно делают парни. Эмили слегка обернулась, и я заметил, что удивительно-грациозные движения этого типа теперь были обращены к другой девушке. Она крутила головой, размахивая волосами, и во всю отжигала. С ней у этого парня шансов было явно больше.